Пожертвовавший своё сердце

      Мир рушился у него перед глазами. Он ведь знал все с самого начала, чувствовал, опасался, даже сам приполз к Эрвину, кладя своё сердце на плаху и выдав себя с потрохами, пока просил того остаться за стенами. В конце концов, кому нужен слабый, однорукий боец в величайшей битве за всю их историю? Кому нужен живой груз с влиятельным положением, раздающий приказы и по определению прибывший сюда, чтобы впоследствии стать кормом для титанов? Кому нужен был такой Эрвин теперь? Конечно, Леви. Нужен был до сжавшихся лёгких, до пьянящих отчаянных манёвров в воздухе и затупленных о кожу звероподобного клинков. Нужен до сдерживаемых слез и блеска, беспочвенного и бессмысленного, но всё равно доверительно сверкнувшего в глазах в момент полного отчаяния. Леви был болен Эрвином и только Эрвин мог спасти его, а теперь эта болезнь неизлечима. Леви понимал, на что отпустил Эрвина. Куда приказал ему идти и что велел отдать за человечество. Наверное, сжалился над потухшими усталыми глазами и опущенными руками, сжалился над проклятым бесконечно нести на себе груз вины мужчиной и сказал тому освободиться. Вот только кто теперь освободит Леви? Кто отдаст ему приказ? Кто разделит с ним комнату и сделает чай?

      Леви рассекал воздух, разрывая, круша всё внутри себя в бессмысленной борьбе: пожертвовать собой или Эрвином? Чьё желание предпочесть? Конечно, он уже ответил. И он не изменил бы своего решения, даже если бы смог. Совести бы не хватило пойти против последней воли Эрвина. Однако сердце обливалось кровью в единственном вопросе, на который Леви никак не мог найти ответ: что теперь делать ему самому, покинутому и снова одинокому? Впереди виднелась стена, за которой укрылись титан-перевозчик и блядская обезьяна. Он пообещал Эрвину убить эту тварь. И даже если это будет его последней миссией, если он поставит на кон единственное, что у него осталось – своё завянувшее сердце, то пускай. Ему нечего больше желать. Только бы умереть быстро после, да и всего.

      За стенами гремело и звенело так долго, что Леви невольно задался вопросом: не остались ли они втроём – он и два его заклятых врага? Не затихло ли всё навечно для каждого члена разведки, кто сегодня по несчастью оказался здесь? Его баллоны с газом уже глухо отзывались при стуке, что значило только одно: под обломками Разведкорпуса ему придётся найти новые. Мертвецам они ни к чему, в конце концов. Но, когда он перемахнул через стену, его глазам предстала более жизнерадостная картина, чем он ожидал. Эрен маячил на одной из крыш абсолютно неприкрытый, а колоссальный нигде не сверкал огромной красной задницей. Сердце укололо: часть плана удалась, видишь, Эрвин? Леви непременно отпразднует это бутылкой или двумя чего-нибудь экстремально крепкого, если вернётся, хорошо? Отпразднует за всех пожертвовавших свои сердца. Отпразднует и за тебя, командующий.

      Леви, тяжело дыша и изъясняясь отрывисто, потребовал с Эрена его газ. Он дрожал руками и пересекал улицы взглядом, выискивая, вынюхивая его последнюю цель. Но обезьяна уже не спешила раскидываться камнями, верно, по своей натуре трусливее крысы. Эрен мешкался, и ещё немного сумасшествия в голову Леви, и он разгромил бы здесь всё от сжирающей его ярости за промедление. Но вдруг сзади Леви послышался сдавленный кашель. Он и не заметил этого обугленного бедолагу. Кто это? Неужто Армин? Холодная сталь, сковывающая сердце Леви, давно прошила его насквозь, так что всё, что могло болеть, уже болело. Леви теперь и не замечал, как становилось больнее, скорбящий заранее по каждому из них, разведчиков. Эрен закричал, затребовал спасти Армина. Леви потянулся за инъекцией, чувствуя, как вся его сущность отчаянно пульсирует от боли и протеста. Ведь где-то там, ведь есть же шанс, что Эрвин ещё жив? Разбит, уничтожен, распотрошён, но ещё дышит своим последним воздухом. А что насчёт Ханджи? Может, инъекция прямо сейчас нужна ей. Он почувствовал, как его рука, сокрытая от взгляда Эрена плащом, дрожит. Нужно было решаться, иначе он упустит и жизнь Армина. Он вынул футляр из нагрудного кармана, абсолютно опустошённый. Он никогда не был способен защитить дорогих ему людей, что бы ни выбрал. Не важно, доверял он себе или полагался на других, всё имело лишь один финал в его жизни, протыкающий его сердце и жгущий изнутри раз за разом.

      Вот такой он, совсем не приспособленный, незапланированный ребёнок из трущоб подземного города, брошенный на бесконечные гонки с судьбой, заведомо проигравший. Его рука уже почти коснулась руки Эрена, как что-то отвлекло его. Это был новобранец, с перекошенным от ужаса лицом пытающийся взобраться на крышу. Он начал что-то говорить, но Леви уже не слышал. К спине новобранца был привязан Эрвин. Все его существо не подавало никаких признаков жизни, и Леви уже хотел было отчаяться, гневаясь на судьбу и бессмысленно содрогаясь от её жестокости к нему, как вдруг он прислушался к словам новобранца. «Тяжело ранен»… «Пробит живот»… но ты бы не тащил сюда его хладный труп, будь он таковым, верно? Рука Леви дрогнула, прижимаясь к груди в цепкой хватке. Вот оно. Его шанс спасти Эрвина…

      Эрен кричал, Микаса вырывалась из рук Ханджи, а у Леви в ушах звенело. Его нехило приложили о крышу, но это стало только катализатором его полной внутренней дезориентации. Он двигался машинально, пропускал мимо ушей звуки и отвечал впопад, но совершенно не вникая. Он должен был спасти Эрвина. Эрвин жив, он дышал слабо, не сломленный даже такой серьёзной травмой. Из дыры в его животе сочилась горячая кровь, одежда прилипла к коже, а лицо окропилось брызгами красного. Но он всё ещё держался. И Леви тянулся, как мотылёк к свету, к этой силе, к этому живому бьющемуся сердцу в груди Эрвина. Его глаза были распахнуты в шоке от переворачивающих жизнь событий. В его истерзанном сердце лёгкой тенью огонька светилась надежда. Как много раз он верил этому чувству, лишь взглянув на лицо командующего. И сейчас, окровавленный и пошатывающийся, он направлял все свои силы на то чтобы подойти, коснуться мощных рук, найти вену и проникнуть под эту кожу вместе с иглой, вместе с жизнью. Вместе с надеждой на новый рассвет, который увидят эти глаза. Он взглянул в волнении на родное лицо.

      Командующий лежал там, хрипел и истекал покидающей его жизнью, марающей крышу вместе с кровью. Эрвин не хотел жить больше. Он взирал на прожитые года с омерзением к себе и гадал, сколько ещё трупов дополнят гору под его ногами по его приказу. Сколько ещё ему предстоит потерять, прежде чем он достигнет своей мечты. А что же после? Останется ли подле него хоть кто-нибудь всё ещё дышащий, чтобы запечатлеть в своей памяти его триумф? Его замыленные глаза не слушались его, не фокусировались на этом бесконечном небе над ним. Уши не слушали окружающий его шум листвы деревьев. Что это было за место? Он так стремился именно сюда? Здесь было спокойно, как он судил по своему неподвижно лежащему телу. Наконец взгляд сфокусировался, чувства вернулись к нему. Он встал и увидел перед собой свою конечную цель. Мечту. Перед ним предстало всё разом: правда их мира, сверкающая вспышками воспоминаний в его памяти. Его родители, зовущие отдохнуть после долгой дороги сюда, заходящие в их дом, счастливые и умиротворённые. Он увидел его товарищей и давних знакомых, что не верили ему раньше, восхваляющих его героизм. Эрвин увидел и своих сослуживцев разведчиков, поражённых широтой пейзажей, что открылись перед их глазами. И безоружных. Да, больше нет нужды в кровавых бойнях, Эрвин понимал это. В стороне ото всех стоял Леви, говорящий со своими друзьями из подземного города о том, как тяжело было добраться сюда. Эрвин улыбнулся счастливо, чувствуя себя наконец-то вернувшимся домой. Набрал побольше воздуха в лёгкие и крикнул в сторону Леви, зовя его и вскинув руку в приветствии. Дожидаясь, пока Леви обернётся, он почему-то вспомнил слова, которые однажды в детстве произнёс в классе, точно так же вскинув руку вверх в полной увлечённости своими размышлениями. Это было так давно в прошлом. Даже не верилось, сколько он пережил с тех пор. Его голос сквозил ностальгией и абсолютным счастьем, когда он, улыбаясь и дожидаясь Леви, повторил собственные слова: «Учитель, а как мы установили…»

      «… Что нигде за стенами не осталось других людей?», - Леви отпрянул, шокированный, и взглянул обратно на лицо Эрвина, полное спокойствия и больше не выглядящее таким живым. Он стиснул зубы, разом всё осознавая. Не важно, сколько карт было в его руках, пока ставка была слишком высокой и на плахе лежали готовые распрощаться с жизнью близкие Леви люди, в руке у смерти всегда было предостаточно козырей. Даже когда Эрвина от него отделял лишь один укол, у него не было возможности сделать хоть что-нибудь с этим. Не было и шанса против его судьбы. Он был безоружен перед человеком, уставшим от жизни. Руки Леви были по плечи в крови, от которой уже не представлялось возможности отмыться, но он стойко выносил весь ужас, пока шёл за этим горящим сердцем маленького мальчика, имевшего мечту, по силе больше чем они все вместе взятые. Он не мог кинуть этого ребёнка обратно в пекло, принося его в жертву их ужасному миру. Может, там, за гранью, его отец ответил на заданный вопрос, и все старания Эрвина окупились для его потухающего сознания. Леви сморщился от подступающей тошноты, и сделал свой выбор.

      Отступая на другую крышу вместе с остальными, он чувствовал, как иглы их непонимания прокалывают его одна за другой. Вот только он сам понимал всё прекрасно. Пока он жив, он будет помнить эти глаза, эту мечту. И он исполнит её вместо измотанного жестокостью окружающих его вещей человека, потому что он пообещал. Нет, он поклялся. Ещё давно, когда выбрал пойти за Эрвином. Пойти за этим особенным человеком и быть сожжённым дотла той болью, которую он понесёт на себе.

      Все вокруг молчали и плакали. Один Бертольд заливался криками, пока его крошило и мололо в пасти титана Армина. Леви стоял и молча смотрел на труп Эрвина с непролитыми слезами в глазах. Ему было совершенно всё равно, кем он являлся теперь для этих людей. Практически все они потеряли свою важность для Леви, когда он осознал, на что они хотели обречь его самую дорогую душу, вернув её к своему земному обличию. Он наклонился ближе, пока Ханджи осматривала Эрвина, и посмотрел на его истощенное лицо, поджимая губы. «Как же жизнь потрепала твой взгляд, Эрвин», - думал он отчаянно, одновременно осознавая и нет, что только что произошло. Их выжило девять и разбросало поодиночке и в группы, согласно их мнению. Флок стоял один, подальше от остальных, трусливый как он есть и уже не такой крикливый. Спасибо на этом. Саша, Конни и Жан тихо плакали на соседней крыше, жались друг к другу в полнейшем оцепенении от сцены, что предстала перед их глазами. Эрен, Микаса и только что высвобожденный из тела титана Армин, ещё не пришедший в сознание, находились ближе всех к Леви и Ханджи, слишком упоённые своим счастьем быть снова вместе, втроём. Эти двое плакали и обнимали ещё горячее после превращения тело друга. Ханджи до сих пор зачем-то осматривала неподвижно лежащего Эрвина на признаки жизни, пускай еле уловимые, чтобы поймать ещё хоть миг в компании этого великого человека, не упустить его последний вздох, если такой не был совершён минутами ранее. А что касаемо Леви… у него в душе всё стихло, затаилось и заползло в самые потаённые углы, дожидаясь своего часа – момента, когда у Леви будет возможность стать снова человеком и дать слабину в скорби и отчаянии. Тогда-то его мысли и напали бы на него, раздирая, освежёвывая, потроша. Смакуя его боль. Занимался новый рассвет в истории человечества. Истинная победа, отбитая у противника кровью и плотью слишком многих жертв. Леви вышел из своего транса и отошёл к краю крыши, чтобы больше не видеть перед собой эти потухшие голубые глаза. Это испещрённое кровью тело. Однако даже так этот вид преследовал его, несменный и вырезавшийся в памяти. Он попытался сконцентрироваться на звуках.

      Но кроме давящей на мозг тишины и редких всхлипов Саши, Микасы и Эрена ничего не услышал.

      Все держали всё в себе, не в силах проронить ни слова. Логично было бы вернуться на стену, осмотреть Армина и Сашу, оказать им помощь и выдвигаться в подвал. В конечную точку их миссии. Но они застыли, осознавая их положение, не смея потревожить, поторопить друг друга. Взгляды, некогда полные горьких эмоций, стекленели в отчаянии. Каждый потерял кого-то или что-то сегодня. И оправиться от такого удара было практически невозможно.

      Эрвин с громким выдохом сквозь зубы схватился единственной рукой за свою грудь, кашляя кровью и жмурясь от боли.

      Казалось, даже ветер перестал дуть в эту секунду. Казалось, сердца всех присутствующих перестали биться, чтобы можно было слышать эти звуки громче, чтобы уловить каждый. Каждый судорожный от кашля вдох и выдох. Каждую пульсацию живой крови в его живом теле. Каждое движение, пока он приподнимался и медленно открывал глаза. Чтобы не упустить, не потерять, не спугнуть. Одно, хриплое и практически неслышимое «Леви…» сорвалось с его губ.

      Один Леви затрясся, обернувшись. Задрожал, как листик в ураган, и сжал себя руками в неверии. Он ведь уже отпустил. Уже отринул свою жизнь и выбрал Эрвина. Что ещё нужно на этом свете этому неумолимому засранцу? Его голова кругом шла, и мысли в ней были похожи на рой диких пчёл, гудящий и жалящий его.

      Влага, всё это время копящаяся в глазах Леви, вытекла наружу, горячая и смывающая кровь с его щёк. Он заплакал, зарыдал, и с первыми звуками его всхлипов все остальные словно ожили, подлетели поближе и кинулись смотреть, переглядываться, вопрошая себя и друг друга, как такое вообще возможно. И один Леви стоял неподвижно, всё ещё цепляясь за самого себя и сокрушаясь в рыданиях, самых чистых и искренних за всю его жизнь.

- Эрвин! Не двигайся, не поднимайся, тебе нельзя! – Ханджи нарушила тишину первая, находясь ближе всех и мягко удерживая его от дальнейших движений.

- Командующий, вы живы! – Эрен поддержал неуверенно, но бодро, всё ещё держась за до сих пор не пришедшего в себя Армина.

- Командующий Эрвин! – Флок прокричал отвратительно громко, подлетая на УПМ и вставая на середину крыши, неподалёку ото всех.

- Мы думали, вы мертвы! – вторили в один голос Жан и Конни под аккомпанемент кивков Саши.

      Эрвин вновь закашлялся, открывая глаза, и вяло оглядел всё вокруг. У него всё ещё было недостаточно сил, чтобы говорить, так что он только смотрел и дышал тяжело, пока не зацепился взглядом за низкую приближающуюся к нему фигуру, находящуюся в шаге от него.

      Слезы Леви лились непрекращающимся потоком, пока он подходил ближе и ближе, не веря ни своим глазам, ни своим ушам, ни своему обгоняющему его сердцу, рвущемуся, изливающемуся кровью и плачущему вместе с ним. Леви не верил ничему, и даже этому тусклому блеску в чужом взгляде, пока его собственный сверкал отчаянной паникой, граничащей с истерикой. Он был на грани, и каждый новый шаг только добивал его.

- Заткнулись все! Эрвин… Ты, живучая скотина, какого черта ещё здесь? – пряча всю свою уязвимость и скапливая её в кончиках пальцев, Леви шёл нервно и надломленно дышал между словами, торопясь, боясь не успеть, боясь не решиться.

      Он достиг Эрвина за миг, застал его полулежащим с поддержкой руки Ханджи, которую он тут же оттолкнул лёгким резким движением. Он схватил Эрвина за плечо, не сжимая, чтобы ощутить, что это всё взаправду. Что тот действительно смотрит только на него сейчас с этими его невероятно живыми голубыми глазами. Леви упал на колени перед ним, плачущий и дрожащий, и наклонился к самым его губам, смыкая их со своими. Целуя, силясь передать всю свою энергию этому не умершему мерзавцу и цепляясь, цепляясь осторожно и отчаянно за одежду, за кожу, за Эрвина. За его свет в кромешной темноте. Ему резко стало всё равно на всё, что их окружало. Только эти губы, эти глаза, эти руки и биение его сердца, набатом гремящее в ушах Леви, даже если он и не слышал его на деле. Это было похоже на сон, на больную фантазию. И Леви не хотел очнуться в таком случае. Ослабший и раздавленный, он жался трясущимся телом ближе, целовал нежнее. Дышал, дышал вместе с Эрвином. Вдыхал в него жизнь.

      Все вокруг застыли в неверии, повздыхали одновременно, не смея остановить Леви от его действий. А Леви целовал Эрвина, целовал и плакал, и просил, умолял выжить, дотерпеть, сделать это для него, Леви. Шептал и чувствовал, как на Эрвина капают его слёзы и его плавящееся, обливаясь надеждой, сердце. Он очнулся, когда Эрвин с широко раскрытыми глазами вцепился за его плащ в ответ. Слишком слабо, чтобы удержать, но ощутимо, чтобы дать понять: да, он живой.

      После этого Леви уступил дорогу Ханджи, и та незамедлительно стала осматривать рану Эрвина с новым намерением: понять, как помочь ему сейчас добраться до стены живым. Леви всё ещё чувствовал, как покалывает его губы жарким ощущением ответных, совсем слабых, но точно существующих движений губ Эрвина. Они смотрели только друг на друга с полными глазами шока и держались этими взглядами так крепко, что ничего не могло разлучить их.

      А все остальные оглядывались на Леви, поражённые, что он выкинул что-то подобное, так ещё и с внезапно воскресшим командующим Эрвином. Саша, Конни и Жан тихонько переговаривались, не массовая ли это была галлюцинация, но пришли к выводу, что знатно приложило только Сашу, а значит Конни и Жан (они переглянулись ошеломлённо в этот момент) были в сознании и видели всё верно. Флок был погружен в свои мысли, стоящий вдали от всех и прожигающий нечитаемым хмурым взглядом спину Леви. Микаса и Эрен молчали, только один раз перебросившись словами о том, что они оба узнали сегодня кое-что новое о капитане Леви. А Ханджи улыбалась напряжённо, погружённая в вопрос спасения Эрвина. Эрвина, важного не только для всего человечества, но и для их Леви лично.

      После того, как раны Эрвина и Саши были обработаны, а все выжившие собрались на стене, они начали решать, кто пойдёт в подвал. Ханджи, Микаса и Эрен выдвинули свои неопровержимые кандидатуры первыми, а Леви, до этого уверенный, что пойдёт с ними, оглянулся на лежащего на носилках Эрвина, выдохнул нервно и сказал, что останется на стене, с ранеными и Армином, чтобы приглядеть за ними. На этот раз быстро осознала и приняла правду не только Ханджи, но и все присутствующие, единогласно решив оставить Леви с Эрвином и остальными ранеными наедине и отойдя подальше.

- Эрвин. Тебе лучше не открывать свой рот сейчас, чтобы дожить до момента, когда ты сможешь увидеть то, что скрывается в подвале своими глазами, тебе понятно? – Леви, вопреки стали в его голосе, судорожно сжимал руку Эрвина, лежащего в полусонном состоянии.

      Как было установлено Ханджи, его травмы совместимы с жизнью, но ему потребуется очень много времени и покоя, чтобы восстановиться от них. Леви принял такую правду по-своему, и оберегал Эрвина даже от переохлаждения из-за задравшегося края плаща, накрывающего его, бережно согревающего, прямо как сам Леви, не отходящий от него ни на секунду.

- Ле…ви… - Эрвин погрузился в сон, не закончив свою мысль, и заставил Леви уткнуться носом в его предплечье, ложась рядом на холодный камень стены и слабо обнимая его уцелевшую руку.

- Никогда не покидай меня больше, Эрвин.

      Спустя сутки новости об успешно завершённой операции по отвоеванию стены Мария гремели на каждой улице. Церемонию награждения вернувшихся с победой героев было решено перенести до момента полного выздоровления их главнокомандующего, Эрвина Смита, что сейчас оправлялся в больнице отвоёванного и восстановленного ранее Троста.

      Эрвин проснулся от первых солнечных лучей, упавших на его лицо. Последнее, что он помнил, тут же расплывалось в тумане, как только он пытался зацепиться за это и осознать произошедшее. Мелькали образы родителей, погибших товарищей, Леви. Плачущего, открытого и впервые выглядящего таким уязвимым Леви, который целовал его губы и всё не переставал шептать о том, что осталось совсем немного побороться и Эрвин наконец победит. Эрвин обнаружил, что и в его глазах скопились слёзы. Ради чего ему сражаться теперь, когда он уже отринул жизнь и посмотрел в глаза смерти, сыграл с ней в шахматы и при странных обстоятельствах ушёл победителем? Он огляделся и обнаружил себя лежащим на больничной кровати, перебинтованным ниже груди так усердно, что он, верно, задохнулся бы, сделай это кто-то неумелый. Подавленный, он двигался кратко и слабо. Эрвин перевёл взгляд в сторону и увидел Леви, сидящего перед ним на стуле и уснувшего, склонившись к самой кровати.

      Он посомневался мгновение, а после легко накрыл своей рукой волосы Леви, нежно перебирая их между пальцами. Тот открыл глаза и взглянул на Эрвина с такой преданностью и тревогой в глазах, что сердце Эрвина сделало кульбит и камнем ухнуло вниз под весом чувств, а в голове всё наконец-то встало на свои места. Зачарованный, он продолжал изучать умиротворённое лицо Леви, не избегающего прикосновений, не исчезающего, сколько бы Эрвин не гладил шёлковые чёрные пряди. Леви поймал ладонь Эрвина в свою и запечатлел тихий поцелуй на её тыльной стороне. Эрвин втянул взволнованно воздух в болевшие лёгкие. Он наконец-то понял, за что ему сражаться. Он осознал, как обыграл саму смерть в шахматной партии. За ним, слабым одноруким королём, принимающим шах и мат, как свою верную судьбу, всегда стоял его ферзь. Сильнейшая фигура всей доски, отдавшая своё сердце за его защиту. Эрвин понял так же, зачем он вернулся к жизни и открыл глаза этим утром. Зачем он откроет их завтрашним.

      Затем, чтобы посмотреть на Леви, находящегося подле него, и никогда больше не упустить эту глубочайшую преданность в его взгляде. Чтобы притянуть его ближе, тут же поднявшегося и последовавшего этой слабой хватке. Чтобы поцеловать его расслабленные губы, возвращая оказанную услугу и отпечатывая собственные чувства на чувствительной коже. Он закрыл глаза и почувствовал, как вся скопившаяся усталость отпускает его сердце, вытесненная благодарностью и нежностью к его верному защитнику. К его Леви. Он зашептал, срываясь на каждом слове и дрожа рукой, покоящейся на щеке Леви. Зашептал в самые губы.

- Я люблю тебя, Леви. Давай выживем вместе, чем бы всё это ни кончилось.

      И Леви согласился, взволнованный и чувственный, держась за Эрвина и приникая ближе в новом поцелуе.