Всё ветхое и обшарпанное вызывало экстаз у малолеток, никого особо не удивляли фотосессии с заброшек и бывших заводов. Кто-то просёк, что эстетика кроется не всегда на окраине города. За обычными хрущёвками и помпезными девятиэтажками из рыжего кирпича ни от кого не прятались, но оставались незаметными памятники торжества сталинской эпохи. Не те, которые ампир, которые величественные, с лепниной и башенками, а шлакоблочные двухэтажки. Дети познавали мир и историю через разномастную российскую архитектуру, обнаруживая, что лестничные марши в подъездах, оказывается, бывают не только бетонными, а ещё и деревянными. Друг перед другом они мастерски храбрились, делая вид, что ничего страшного в скрипучих прогнивших досках, рискующих пойти прахом под каждым шагом нет, но, как восьмому чуду света, дивились этому гениальному, как им казалось, строительному решению.
Санеми бесцеремонно влез в кадр к какой-то школьнице, ковыряясь ключом в замке даже не пытающейся казаться надёжной двери. Девчонка вскочила, мельтешащими движениями отряхивая с подола клетчатой юбочки-мини собачью шерсть и мусор, о происхождении которого её стриженой под каре голове лучше бы не знать. Санеми проходит мимо ошарашенной жертвы новомодной эстетики и шепчет ей убегать, не оглядываясь. Девчонка шумно икает, коротко кивает, подъезд покидает, сверкая пятками конверсов, обутых на клоунские полосатые колготки.
Санеми ухмыляется и присаживается на ранее занятую малолеткой ступеньку, попутно поджигая сигарету. Никого особо не ебали правила пожарной безопасности, базовой чистоты и гигиены тоже, поэтому окурки разных цветов, но преимущественно кирпичные, ровным рядком укладывались в засранных щелях между досками. Странно осознавать, что твоя халупа привлекает кого-то в плане абсолютно дурацкой и безвкусной, но всё же эстетики. На этот дом даже теория разбитых окон не распространялась. Пустовали только оплетённые паутиной рамы тех, кто нашёл альтернативу выживанию в аварийке и благополучно съехал. И ни дай бог кто-то бы посмел позариться на целостность окон всё ещё жилых квартир - за такое Санеми лично выколотил бы как минимум деньги на установку новенького пластикового стеклопакета, как максимум - душу.
Об косяк подъездной двери с размаху лбом влетает Генья и недовольно шипит, гася матюки при виде брата.
-Поди не привык за шестнадцать лет? А ведь в новом доме дверь всяко не полтора метра от земли будет, - Санеми кидает пачку сигарет и почти попадает Генье в руки.
-А ты знаешь, что нас в двушку переселять собираются? - Генья потирает всё ещё саднящий лоб и прячет никотиновый подгон в карман брюк, для надёжности натягивая толстовку пониже.
-А квадратов сколько?
-75 вроде.
-А ничего, что в нашей конуре 48? Да, трёшка, а толку? Да если нам 75 метров выделят, я согласен хоть в простенке между входными дверьми спать. Хотя это новостройка, вряд ли там две двери будет.
-Ну не знаю. Дом этот в самой жопе, никто съезжать не хочет.
-А ты в первую очередь. Ладно, застройщик хоть кто?
-Физическое лицо какое-то. А тебе что?
-Ничего. С частником добазариться проще, чем с администрацией. Пошли, с матерью поговорить надо. И сигареты получше спрячь, у тебя они из кармана выпирают.
Генья недовольно цокает, но для надёжности перекладывает пачку в дырку внутреннего кармана рюкзака.
-Подумаешь... Мне уже шестнадцать так-то...
-А мне двадцать. Как видишь, до сих пор ныкаюсь.
Места мало, оно ожидаемо засрано, хотя, скорее всего, дело не в метраже комнат. На Генью все смотрят выжидающе, как на гонца, он пересказывает детали своего похода в ЖЭУ.
-Куда-куда переселяют? Это на Северном, что ли? - Шизу бессильно всплёскивает руками, - там ведь ничего нет!
-Есть, ма. И школа, и садик, и магазин, - Санеми устало осматривает ведро, установленное в центре комнаты для сбора без конца текущей с потолка воды, - и этаж не верхний.
Кёго заинтересованно переворачивается на бок, заставляя зассанный диван плаксиво скрипеть.
-Ты головой своей подумай: как можно сравнить центр города и микрорайон?
-А чё тебе центр-то дает?
-Вся жизнь здесь, полудурок. Театры, магазины всякие.
-Я смотрю, бать, ты в театр каждый выходной бегаешь. Глаза разуй, наша аварийка в любой момент рухнуть может.
-Этот дом аварийным признали, когда ты ещё не родился. И ничего, стоит себе.
Санеми разглядывает угол висящего на стене плесневого, давным-давно выцветшего ковра, в который раз убеждаясь, что единственный, кому охота отсюда съехать - это он сам.
-Ладно, проехали. Генья, тащи листок и ручкой.
-Это ещё зачем? - вопрос интересный, но в соседнюю комнату идти придется вне зависимости от ответа.
-Застройщик - какой-то мужик. Это не государственная инициатива, поэтому можно попытаться подписать что-то типа петиции. Если большинство по улице окажется против переселения, я побазарю об отмене строительства.
Гарантий нет, но они и не нужны, если всю жизнь цепляться за самые бредовые и призрачные надежды. И концепция эта живёт не только в семье Шиназугава. Не то чтобы Санеми ожидал готовности своих соседей, по совместительству сидящих в одной с ним лодке, что-то в своей жизни менять, но уж совсем было печально отмечать, что из им опрошенных за переезд подписалось три квартиры. Со всей улицы. Неудивительно, большинство жильцов - старики, скорее готовые продать душу дьяволу, чем потерять продуктовую базу под боком, да торчки, с местными барыгами знакомые явно ближе, чем с противоположным концом города.
Весь мир - тюрьма, и в этой тюрьме Санеми валяется где-то под шконкой, презираемый всеми за попытку побега. Он искренне желал, чтобы кого-нибудь, желательно его отца, прибило отсыревшей балконной плитой или засыпало провалившейся от времени крышей. Уже и гром грянул, и гроза началась, а мужик так и не удосужился перекреститься. Может, природа бы отчистилась, если бы пара таких улиц аннигилировались вместе с жителями. Как будто половина криминальных новостей городка была обязана именно этим домам. Дурная, но слава.
Шизу тянется к верёвке, натянутой между двумя поржавевшими столбами, и ловко перемещает прещепки со шнурка, монистом свисающего с по-деревенски обгоревшей шеи, на уже никогда не обретущие изначально белый цвет простыни. Санеми издали размахивает самопальной петицией.
-Большинство против переезда, все карты вам в руки. Загляну-ка я к начальнику этой строительной компании, может, до чего договоримся.
-Прям так? - Шизу осматривает сына с головы до ног и цепляется недовольным взглядом за убитые кеды с пришитой обычной грубой ниткой подошвой.
-Ну а чё?
-Да ничё, позоришь меня, да и только.
-Пусть видят, в чём пролетарии ходят.
-Иди уже, пролетарий херов.
Это она не в курсе, что у2к нынче в моде, поэтому не так уж и странно Санеми выглядел в запачканных неотстирываемыми пятнами джинсах, которые держались на бедрах чудом и дерматиновым, то есть, экокожанным, ремнем, ведь нищета стала трендом. Не то чтобы Шиназугаве было дело до внешнего вида, но так уж совпало, что пятиюродная тетка отдавала нахер ей ненужные вещи именно с тех времён, которые у самого Санеми вряд ли могли вызывать ностальгию, потому что тогда он умел дай бог говорить и более-менее ровно стоять.
В то самое время, когда существование Санеми больше мутило воду его родителям, чем ему самому, Мичикацу проиграл чуть ли не единственный раз за всю жизнь. Проиграл он, правда, не корову или последние деньги, а судебное дело. Собаку съел да хвостом подавился, поэтому пойман был не на убийстве, а всего-навсего на продаже крупной партии кое-чего интересного, за что и присел на пять лет как соучастник. Благо, судимость не стала препятствием открытию ИП, поэтому, когда расцвет лихого бандитизма сменился гламурной эпохой бизнеса, Мичикацу быстренько адаптировался под реалии и основал строительную компанию. Ничего не скажешь, заебато, когда хватает денег на открытие собственного предприятия, да к тому же ещё и вполне себе законного. Вишенка на торте - возможность назвать его посолидней и попафосней.
Сейчас большую часть времени Мичикацу проводил в офисе со свеженьким ремонтом. Он сидел в кожаном кресле на колесиках под табличкой из сусального золота "Цугикуни и ко" и перебирал деревянные чётки с большим крестом, когда в дверь голову просунул его товарищ по бизнесу ака представитель компании:
-К тебе колхозник какой-то. Из тех домов, что мы сносить решили.
-Занимательно. - Мичикацу медленно перебрал в ладони деревянные бусины. - Что ж, пригласи его.
Санеми решил, что стучаться - это лишнее, поэтому просто завалился в кабинет, минуты через две вспомнив, что неплохо было бы поздороваться.
-Ого, у тебя тут яблоки. Я угощусь? - снова не дожидаясь ответа, он берет из стеклянной миски уже местами прелое яблоко и надкусывает, предварительно протерев его об олимпийку. - Я вот по какому вопросу...
-А тебе не кажется, что в твоём положении уместнее бы было обращаться на "вы"? - лицо Мичикацу меняет выражение с отрешённого на крайне хмурое.
-Извиняюсь.
"Кажись, сидевший" - мелькает в мыслях у Санеми. Доедать яблоко резко перехотелось, как и что-либо говорить.
-Так зачем ты пришел?
Санеми спохватывается и хлопает об стол несчастной петицией:
-Большинство против сноса домов и переезда. А такие вещи вроде как по согласованию с жильцами проворачивают.
-Послушай, пацан, мой отец валил лес, а я бетонные коробки. И ты всерьез думаешь, что вот эта бумажка мне как-то помешает?
Мичикацу откладывает листок в сторону и со скучающим видом перебирает чётки. Остаётся идти в ва-банк.
-Ну ты выглядишь, - под враждебным взглядом Санеми осекается, - извиняюсь, вы выглядите, как уголовник. И думаю, я не ошибаюсь. Вряд ли администрация будет вас прикрывать в этом вопросе.
-А ты выглядишь, как полупокер. И вряд ли твой отец к таким новостям отнесётся положительно.
Ни прибавить ни отнять, но такое заявление ставит в ступор.
-И как это относится к делу?
-Никак, ровно как и то, что ты мне наплёл. - Мичикацу снова подвигает к себе пародию на петицию. - Что ж вы за свой клоповник-то цепляетесь? Сами ведь не хотите жить нормально, а кто виноват теперь? Вот скажи мне, почему вы так ничего менять не хотите?
Санеми мрачно думает о том, что лично он бы съебал со старого места хоть к черту на куличики, но это признание бы его просто похоронило.
-Ну тут центр. У меня братья с сестрами к местной школе привыкли... Матушке до больницы ближе.
Мичикацу пробивает на смешок:
-Братишки, матушка. Ясно все с тобой. Ты сам-то чем занимаешься?
-На комбинате работаю, где еще-то... По выходным могилы копаю с батей...
-Нервный ты какой-то, работяга, - Мичикацу очень недобрым движением расстёгивает ширинку своих пошитых на заказ брюк, - делом займись, пожамкай.
В руки Санеми, как манна с небес, прилетает толстый потный хуй. И что с ним делать? Вернее, как раз-таки это было понятно. Но с какой стати? Шиназугава хочет вырвать его к чертям, но почему-то представляет, как сильно бы взбесился Кёго, если бы узнал, что его сын надрачивает какому-то упырю вдвое с лишним старше его самого, и уже довольно заинтересованно водит ладонью вниз-вверх.
-Неплохо справляешься. Теперь раздевайся, зумерок.
А вот на этом моменте встреча явно уходит совершенно не в то русло и даже не в ту степь. Секунд десять Санеми тупо смотрит на пульсирующий, уже неплохо так увеличившийся в размере член в своей ладошке. На одиннадцатой решает, что не пойман - не whore, и торопливо сбрасывает с себя пропахшие не то спиртом, не то бензином тряпки. Он забывает про все свои атеистические предрассудки и молится, чтобы никому в данный момент не пришло в голову заглянуть в окно треклятой конторы "Цугикуни и ко" или вовсе зайти в этот кабинет.
-Без шмотья своего ты намного симпатичнее.
Мичикацу пригласительно хлопает по коленям, и Санеми ничего не остаётся, кроме как на дрожащих оленьих ножках послушно последовать указаниям. В голове - не единого цензурного слова. Санеми расстроенно смотрит на надкусанное яблоко, которое он не успел доесть. Теперь уже не то чтобы хочется.
Из раздумий вырывает шлепок по бедру, Шиназугава не собирался, но вскрикивает вслух:
-Все, что ли?
-Все.
Одевается он, кажется, ещё стремительнее, чем раздевался. Мичикацу снова вертит в правой руке чётки, неторопливо вынимает из ящика стола ключи и кидает их куда-то Санеми под ноги.
-Пацан, запоминай: Красная 33А, второй подъезд, 72-ая квартира.
-Что?
Ощущение, словно не ключи в руках держишь, а гранату с выдернутой чекой.
-Жилой комплекс на Красной тоже мой. Одна квартира с момента застройки оставалась, туда со своей семьёй переселишься.
Санеми решает, что это очередное наебалово, поэтому просто кладёт ключ в карман и пожимает плечами.
-Ладно. Спасибо. Я пойду тогда.
Уже в дверях его останавливает не особо уместный вопрос.
-Погоди. Ты же Шиназугава?
-Ну да.
-Который из? - Мичикацу тычет в листок, подписанный четырьмя носителями фамилии.
-Санеми, - выдает он как-то уже совсем по-простому и расслабленно.
-Вот что, Санеми, приходи завтра к шести. Только оденься нормально.
-Как скажешь.
Не особо верится, что за единоразовый сеанс сидения на хую полагается съесть рыбку, но по пути домой Санеми решает всё-таки заглянуть в модный ЖК в центре. Он не надеялся, что ключ хотя бы от домофона откроет дверь подъезда, и уж тем более чуть не осел на пол, без каких-либо проблем оказавшись в прихожей новенькой квартиры на шестом этаже. Непонятным оставалось одно: то ли ему сказочно повезло, то ли он влип по горло в ебану жуть.
***
-Обалдеть, балкон на этаже! Хоть обкурись, и прятаться ни от кого не надо!
Генья с щенячьим восторгом в глазах смотрит с высоты шестого этажа на аккуратную скамеечку у подъезда, гудящую энергичной суетой проезжую часть и, где-то там, за два квартала, кусок словно не своей уже жизни - пустующие двухэтажные шлакоблочки, которые снесут один за одним всего лишь через месяц.
-А ты съезжать не хотел, балбес.
-Да если бы я знал, что в центре останусь, я бы сразу, я бы...
Он лепечет ещё что-то, через слово сквозит искренняя радость. Потом будто спотыкается:
-И всё-таки, как так получилось?
-Я просто говорить умею.
Санеми гордо усмехается. И одному богу известно, куда и с кем он по вечерам катается на вишнёвой Ауди А4.