После миссии в колонии под символическим названием «Горизонт» Шепард не чувствовала ничего — ни усталости, ни злости, ни зверского желания напиться. Эти порывы с безумной силой захлестнули её там, в момент, когда всё прояснилось, а затем сошли на нет окончательно.

Однако это были чистые эмоции — верный признак того, что она жива не только в формальном смысле. Конечно, предательство друга было не лучшим способом диагностики, но иного выбора не представилось.

Да и было ли это предательством?.. Шепард не могла ответить.

Пожалуй, самым странным итогом дня было полное принятие ситуации. Шепард ожидала от себя большего: гнева, отрицания, тихой истерики на худой конец. Она бы поставила несколько тысяч кредитов на то, что к вечеру степень её алкогольного опьянения не смогла бы определить даже СУЗИ. А вместо этого…

Она приглушила свет, оставив только подсветку стенного аквариума, добрела до кровати и упала в неё навзничь.

Наверху, за бронированной прозрачной панелью, парили в пустоте чужие и чуждые ей миры. Многоокая Вселенная смотрела в упор на свою спасительницу, защитницу и единственную надежду в лице слабой, до смешного малозначительной человеческой особи. Смотрела задумчиво, мигая и мерцая миллиардами холодных звёзд. Будто оценивая шансы всех, кто рождается, страдает и умирает под её молчаливым надзором.

Шепард вдруг ощутила неразрывные узы, которыми связано всё живое; с каждой минутой она всё сильнее осознавала принадлежность, общность, на которую до этого не обращала внимания. На пороге неминуемой гибели это проявлялось особенно остро — даже по отношению к тем, кто причинил ей боль.

Кайден теперь входил в число последних, но отказываться от него Шепард не решалась. Наоборот, она смирилась со своей болью и отыскала то общее, что не разрушилось, а только укрепилось после Горизонта.

Потерянность.

Одиночество.

Отчаяние.

Страх.

Вот что осталось после их дружбы и перед их враждой. Вот что осталось у тех, чья надежда угасла, а время ещё не прошло. Вот то единственное, что существует между прошедшим и предстоящим, между прошлым и будущим.

Они с Кайденом стали ближе, чем во времена самой искренней привязанности. Ближе, чем знакомые, напарники, друзья и любовники. Экипаж Нормандии давно был единым целым — самой потерянной, одинокой и отчаянной семьёй во Вселенной, ведомой страхом за ближних. И если бы Кайдену наряду с прочими выпал шанс вернуться, Шепард приняла бы его.

Потому что дружба и любовь сближают.

А страх — привязывает намертво.