Ему в спину ткнулся кончик чужой волшебной палочки, маскировочные чары слетели. Рон в ужасе замер.

Как же так?! Как его обнаружили? И почему его следящие чары не сработали?

— Не люблю нападать со спины, — произнес мужской голос позади него. — Обещаю, что не стану применять магию, если вы пообещаете то же самое.

Рон не видел лица мужчины, но в его голосе он явно слышал улыбку.

Он кивнул ему и приподнял руки, сумев спрятать маховик в рукав своей мантии.

Палочка исчезла, и Рон медленно повернулся.

Перед ним стоял мужчина в темном пальто и шляпе, и да, он действительно улыбался. Палочку он опустил, но не спрятал. Рон отступил на шаг назад и ловко выхватил свою палочку, но пока не стал направлять ее на незнакомца.

— Ваши чары очень сильные, я едва смог вас найти, — сообщил ему мужчина.

— Я не привык, чтобы меня замечали, — тихо ответил Рон.

— Звучит очень печально!

— Есть немного, — согласился он с незнакомцем.

Что-то в этом мужчине было… знакомое? Приятное? Уютное? Рон не мог понять, что именно. Он хотел было спросить, как его зовут, и незнакомец, словно прочитав его мысли, вдруг представился:

— Меня зовут Альбус Дамблдор, — и он протянул Рону свою руку.

— Ну ни хрена же себе! — не удержался Рон. Он молниеносно бросил делюминатор в карман, с радостью пожал руку Дамблдору и потряс ею, наверное, чересчур энергично. Но Дамблдор тактично не обратил на это внимание, хотя и выглядел слегка удивленным.

Теперь Рон понимал, что дело было не в слабости его маскировки или следилок, просто ему достался сильный… соперник? Или просто собеседник?

Рон наделся, что выйдет из этой ситуации с миром. Драться с Дамблдором — пусть и таким молодым — он бы не хотел. Не столько из страха перед его силой, сколько из уважения. Он с детства был фанатом Дамблдора.

— Вы из Министерства, — сказал Дамблдор, внимательно осматривая Рона. Он остановил взгляд на его темно-синей мантии и значке «М» на груди. — Но я с вами не знаком. Такого интересного молодого человека я бы точно запомнил.

— Э-э-э… — протянул Рон, не зная, что думать и говорить.

Во-первых, ему показалось, что Дамблдор с ним заигрывал. Во всяком случае, Рон почувствовал странное тепло в груди, какое совершенно точно не должен был сейчас чувствовать — и это все сбило его с толку. Во-вторых, не знал, стоит ли называть свое настоящее имя, придумать новое или вообще внезапно напасть и стереть Дамблдору память.

— Очень приятно, мистер Э, — не растерялся Дамблдор, подмигнув.

— Да… мне тоже, — сумел вымолвить Рон.

Мистер Э… а почему бы и нет?

— Полагаю, я должен спросить не откуда вы, а когда?

Рон опять затупил.

— А-а…

— Там, откуда вы прибыли, плохо говорят по-английски?

— Да. Нет. То есть, я… вы… вы меня теряете! — воскликнул Рон.

Такие кадры ему совершенно точно раньше не попадались. Рон был хорош во всем, что касалось общения с подопечными: ему легко удавалось успокаивать, забалтывать и шутить, в общем, устанавливать контакт и вызывать доверие — и это отмечали даже коллеги.

— Не переживайте, мистер Э. Я спросил из вежливости, мне не нужно знать, откуда вы и даже то, что ожидает нас… в будущем? Нет, не отвечайте, — Дамблдор поднял руку, заметив, что Рон собирается что-то сказать. — Мне интереснее самому делать предположения. Надеюсь, мое откровение немного снимет с вас ответственность?

Рон кивнул, боясь, что снова выдавит из себя одни междометия.

— Великолепно, — Дамблдор усмехнулся, и Рон узнал усмешку старого, знакомого ему Дамблдора. Почему-то этот факт вызвал у него восторг, хотя ничего удивительного тут быть не должно — Рон это понимал, но не мог удержать расплывающееся чувство радости.

— Честно говоря, в любой другой раз я бы прошел мимо, — продолжил Дамблдор, внимательно разглядывая Рона с ног до головы. — Я уже замечал подобных вам и всегда тактично игнорировал, чтобы не мешать вам делать вашу работу, — сказав это, он подошел к Рону непозволительно близко, глядя ему прямо в глаза. — Но меня заинтересовала эта любопытная вещица в вашем кармане.

Рон сразу же подумал про маховик времени, но вспомнил, что тот все еще находился в рукаве, а Дамблдор указывал именно на карман.

— Делюминатор? — непроизвольно вырвалось у Рона.

Ему захотелось стукнуть себя по лбу. Да почему же он не может просто держать язык за зубами?

— Интересное название. Позволите взглянуть, мистер Э?

Дамблдор приблизился настолько, что Рон почувствовал его дыхание на своем лице. Он окончательно растерялся, и прежде, чем успел что-либо ответить, Дамблдор сам вытащил из его кармана делюминатор, зажег на кончике палочки свет и стал разглядывать.

Раздался щелчок, и делюминатор поглотил искорку света с его палочки, а заодно и свет нескольких ближайших фонарей. Дамблдор снова щелкнул, и свет вернулся обратно. Все заняло считанные секунды, и вот уже делюминатор вновь оказался в кармане Рона.

— Спасибо, вы мне очень помогли, мистер Э. Буду признателен, если вы не станете пытаться стереть мне память — у вас все равно не получится, а мне не хотелось бы вас ранить, — с этими словами Дамблдор хлопнул его по плечу и отошел на несколько шагов назад.

— Я и не собирался, — произнес Рон не задумываясь, а потом осознал, что говорит правду. 

— Обещаю, что сохраню вашу тайну.

— Спасибо, но… хочу у вас спросить. Как же вы меня заметили?

Рон знал, что его маскировка хороша и обычный волшебник ни за что бы не заметил ничего, но ему хотелось знать, как защищаться от магов уровня Дамблдора — мало ли, куда работа еще забросит…

— Я просто знал, где искать, — ответил Дамблдор.

И Рон понял, что профессор, вероятно, тоже умел видеть, слышать или чувствовать червоточины, а может, и все это одновременно. Но это точно был не самый удивительный факт из биографии Дамблдора, скорее очень даже ожидаемый.

* * *

До Министерства магии Рон едва дополз. Побочка таких длительных перелетов во времени — чувствуешь себя так, словно ты с похмелья пошел на тренировку. И в голове к тому же снова застряла песня, которую все утро требовал включить Хьюго…

К счастью, у Отдела тайн был свой отдельный вход — никаких переполненных лифтов, где тебя укачивает, никаких каминов или, упаси Мерлин, унитазов. Все гораздо проще — заброшенная маггловская станция метро, разумеется, давно забытая самими магглами, и движущаяся вниз лестница. Почти как в Хогвартсе, только у их лестницы был один маршрут, и ехала она спокойно, плавно, даже успокаивающе.

Рон приложил свой жетон-пропуск к специальной выемке на каменной вазе возле лестницы, чтобы ее «запустить», присел на ступеньки и припал головой к перилам. Организму хотелось спать, но Рон понимал, что не вырубится, пока не решит, что делать с Дамблдором.

Писать ли о нем в отчете? Им необходимо сообщать все до мелочей на случай, если кто-то накосячит, и тогда можно будет предвидеть последствия и что-то исправить. Но если серьезных последствий не будет? Может, посоветоваться с коллегами? Отправиться в прошлое еще раз и все переиграть? Хотя нет, не выйдет же…

Разум говорил, что молчать о таком нельзя, интуиция же предлагала забить.

Путешествия во времени работают по принципу самосогласованности. По сути, твои действия ничего не решают. Например, если какой-то придурок решится отправиться в прошлое, чтобы отпиздить маленького Тома Реддла, чтобы он не стал Темным Лордом, то в итоге окажется, что маленький Том Реддл вырос в Темного Лорда, потому что какой-то ублюдок отпинал его в переулке. Значит, с Дамблдором и делюминатором та же история. Возможно, он изобрел-то его, потому что случайно увидел у Рона, а увидел он его у Рона, потому что изобрел и… черт, голова идет кругом!

Ладно, хрен с ними. Уволят так уволят, он уже достаточно много деньжат отсюда выжал, детям точно есть, что оставить.

Но забить все равно не выходило, тревога не отпускала. Рон постоянно возвращался мыслями к Дамблдору.

Если подумать, так ли уж сильно Рон накосячил? Он замаскировался, наложил следящие чары на дворик, ни слова не сказал о своей работе, не нарушил клятву о неразглашении — Дамблдор догадался обо всем сам, обошел его чары сам и вообще влез в не свое дело! Разве что делюминатор этот…

Рон достал пергамент с заданием и перечитал. Кроме информации о дате, месте и сути проблемы (межвременной расщеп при аппарации) здесь ничего не было. Обычно о какой-то серьезной проблеме их предупреждали.

Ну, раз никто не предупредил Рона, что ему стоит избегать заигрываний своего бывшего директора, то это их проблемы! А эти гады точно должны были все предвидеть, они всегда в курсе! Они знали, что в Блишвика должны были выстрелить магглы в сороковых, и что Рори мог бы поддаться обаянию Гриндевальда в двадцатых, и что Рамеш едва ли не попал в Азкабан в конце семидесятых, когда Крауч всех сажал, не разбираясь. И сейчас они точно все знают. Так какая разница?

Рон приободрился, у него даже появились силы подняться на ноги. Лестница давно подъехала к нижнему уровню, но он застрял в своих мыслях и… да просто не хотел вставать.

За черной дверью открылся холл Отдела тайн. Рон вышел на середину круглого зала и прикрыл глаза, чтобы не видеть вращающиеся стены с сотней дверей, иначе его укачало бы прямо здесь. Посчитав про себя до десяти, он громко произнес:

— Комната времени!

Нужная дверь в этот раз оказалась справа, совсем недалеко от него. Рон зашел в комнату, целиком состоящую из часов разных форм, видов и размеров, и двинулся к самому огромному циферблату во всю стену. Заклинанием он сдвинул стрелки на семь двадцать, чтобы внизу образовался треугольник, и прошел сквозь него.

В офисе было всего двое — Рамеш Чаттерджи и Фелисия Уайт. А нет, трое, Рон не сразу заметил Оуэна Колдуэла. Все остальные наверняка разбрелись по заданиям.

Рон со стоном грохнулся за свой стол. Он откинулся на спинку стула и покрутился на нем туда-сюда. Потом оттолкнулся от пола достаточно сильно, чтобы стул смог докатиться до тумбы с кофейником. Но кофе кончился. На колдовство не было сил. Вставать не хотелось. А вот плакать — да.

— Кто-нибудь, сварите мне кофе! — взмолился Рон, обращаясь к коллегам.

К счастью, они откликнулись:

— Сам вари, — буркнул Рамеш.

— Я уже ухожу, — отмазалась Фелисия, перелистывая страницу журнала.

— Сволочи вы, — сказал им Рон.

Он вытянул ноги вперед, а спинку стула отбросил назад, устраиваясь удобнее и закрывая глаза. Тело страшно ломило, особенно чертовы колени. К дождю, что ли?

— Ты собираешься спать прямо здесь? — услышал он голос Фелисии.

— Как будто все остальные заняты делом, — ответил Рон, приоткрыв один глаз, и ленивым движением показал на журнал в ее руках.

— Я изучаю моду шестьдесят первого года! — возмутилась она. — У меня задание!

— Да-да, конечно.

Но Рон знал, что это отмазка. У каждого в офисе был свой способ прокрастинировать. Фелисия листала журналы, делая вид, что хочет без проблем влиться в то время, в которое она собирается. Роберт Миллер возился с пазлами якобы для очистки разума, Паркер просто выносила всем мозг, а Рори и Рамеш над чем-то постоянно ржали, а когда все с возмущением обращали на них внимание, врали, что обсуждают детали своих миссий.

Но дело было не в лени, нет. Вернее, лишь частично. Многим нужно было долго настраиваться перед миссией, потому что хрен знает, куда их занесет, и вернутся ли они обратно. Рона такие вещи не сильно пугали, вернее, он старался как можно меньше думать о том, что может пострадать — привычка еще с Аврората. Зато он был из тех, кто долго приходил в себя уже после миссий. Огромную часть сил отнимала борьба с червоточинами, хуже них была только отчетность.

— Вот, я сварил кофе, — прошелестел голос над ухом.

Рон открыл глаза и увидел перед собой Оуэна, о котором уже успел забыть. Оуэн протягивал ему большую кружку.

— Ох, спасибо, — выдохнул Рон, принимая из его рук кружку и делая из нее глоток. — Люблю тебя, чувак!

— У него уже есть парень, Уизли, — подала голос Фелисия.

Оуэн ничего не сказал, но нервно дернулся и чересчур резко отошел к своему месту.

— Ну и что, я вообще женат! — ответил Рон, чтобы сгладить неловкость. — Любовь не знает границ!

Кофе оказался замечательным, странно, что он раньше не уловил его аромат. Оставалось только найти в себе силы, чтобы дойти до буфета и стянуть у пророков какую-то еду. Рон, к счастью, эти силы нашел.

Утащив из буфета все, что ему приглянулось, Рон вернулся за стол и достал пергамент. Если он сегодня хотя бы начнет, то потом нужно будет меньше писать.

Так, дата сегодняшняя, дата прошлого, время возвращения, место и… Рон снова завис. А ведь до Дамблдора дело даже не дошло!

Рон отодвинул пергамент, поскреб ногтем кончик пера, вытаскивая засохшие комочки чернил из всех выемок, переставил на столе рамки с колдографиями Гермионы и детей, вытащил из ящика расческу и уложил выбившийся возле виска вихор, убрал все посторонние вещи с поверхности стола, протер все влажными салфетками, которые стащил у Амелии Паркер, отрегулировал высоту стула, заклинанием очистил грязь с ботинок, открыл новую баночку с чернилами и наконец придвинул к себе пергамент обратно.

Так, отчет.

Было прохладно, пахло дождем и… и что?!

— Да вертел я это дерьмо! — воскликнул он, отбрасывая пергамент прочь.

Рон положил голову на стол, закрылся от синего света руками, и заныл:

— Я такой уставший…

— Но ты же ничего не сделал! — ответил Чаттерджи, хотя его никто не спрашивал.

Рон слышал, как он подобрал с пола пергамент и положил Рону обратно на стол.

Рон посоветовал ему катиться к обскуровой матери.

Глаза сами собой закрывались, а голова кружилась, словно он вновь оказался в холле Отдела тайн. Мысли все вертелись вокруг блядского Дамблдора и его делюминатора. Потом в голове вдруг пролетели воспоминания сегодняшнего утра: «Кингс Кросс», радостная Роза, украдкой вытирающий слезы Хьюго, переживающий Альбус, и Гарри… чертов, мать его, Поттер и его речи…

— … тогда маховики позволяли перемещаться на несколько суток…

Кажется, он задремал прямо на своем рабочем месте. Рон отодрал голову от стола, быстро заморгал и осмотрелся. Некоторые коллеги уже вернулись и переговаривались между собой.

— Мои дорогие, когда я только начинала здесь работать, наши маховики времени могли перемещаться только на несколько часов! — рассказывала Мередит Роберту и Эдварду. — Попробовали бы вы работать в таких условиях, взвыли бы куда раньше.

— Но ведь раньше и аномалий было куда меньше, — ответил ей Блишвик. Он склонился над своим дневником, где записывал все те подпитывающие его паранойю странности.

— Да, и в нашем подотделе никогда не работало так много людей, — добавил Роберт. — Четверо-пятеро, но не больше.

— Кажется, я смог вычислить закономерность, с которой червоточины появляются… — забормотал Блишвик, но Мередит его перебила:

— Эдвард, дорогой, тебе это все равно ничем не поможет и…

Рон перестал слушать. Он встретился взглядом с Амелией и понял, что она еще сердится на него. Губы ее были плотно сжаты, а глаза прищурены. Но при этом она выглядела уставшей и потрепанной: темные волосы, обычно собранные в аккуратный пучок или хвост, сейчас торчали во все стороны, а в голубом освещении комнаты обычно бледное лицо походило на призрачное.

Рон решил не ерничать.

— Извини, — неожиданно даже для себя сказал Рон, обращаясь к Амелии.

— Чт… за что? — растерялась Паркер.

— За то, что наехал вчера. Это было некрасиво, прости.

Рон не стал дожидаться ответа. Скрутил пергамент с отчетом, бросил в верхний ящик стола, потом аккуратно сложил туда же маховик времени и направился к выходу, махнув на прощание всем, кто бы смог это увидеть.  

Он несколько раз аппарировал мимо дома, пока наконец не оказался на крыше. Не идеально, но сойдет. Заклинанием он открыл окно и влез в их с Гермионой спальню.

— Ты меня напугал, — устало произнесла Гермиона, даже не повернувшись к нему.

Она сидела на кровати в рабочей мантии среди свитков пергамента.

— Не похоже, что ты испугана.

— У меня нет сил выдавливать из себя эмоцию испуга, извини.

— Я тоже задолбался, дорогая, — поделился Рон, аккуратно сдвигая несколько свитков, чтобы сесть рядом.

Он подобрался к Гермионе со спины, аккуратно ее приобнял и положил голову ей на плечо.

— Тебе много еще делать? — спросил он, разглядывая всю макулатуру на их кровати.

— М-м-м, — лаконично ответила Гермиона.

— А Хью уже спит?

— Да.

Рон немного отодвинулся от Гермионы и начал вытаскивать из ее волос шпильки, распуская тугой пучок на затылке. Потом он достал из ящика прикроватного столика резинку, зажал ее в зубах и принялся заплетать Гермионе косу. С работой он ей помочь не мог, но хоть на одно ночное приготовление будет меньше.

— Тебя там никаким кремом намазать не надо? Я-то могу, но ничего в них не понима-а-аю, — к концу фразы он уже зевал во весь рот.

Гермиона снова пробормотала что-то непонятное, склоняясь над очередными диаграммами чего-то там.

— А я сегодня Дамблдора видел.

— М-м-м.

— Он пытался меня склеить.

Гермиона сразу же прекратила читать длинный свиток и резко повернулась к нему.

— Да ладно? — спросила она. С ее лица вдруг исчезли все признаки усталости, а глаза загорелись любопытством.

— Клянусь! Сказал: я вас точно не знаю, потому что такого привлекательного молодого человека я бы запомнил, — Рон попытался изобразить типичную улыбку Дамблдора в стиле я-добрый-но-всех-вас-имел.

— Да врешь ты все!

— Ну… ладно, он сказал не привлекательного, а интересного. Но ты бы слышала, как он это сказал!

— А что за время?

— Начало двадцатых.

— Ого, он там, наверное, совсем молодой? И какой он?

— Сексуальный. 

— Что? Рон!

— Да я тебе правду говорю, Гермиона! Я даже на секунду захотел стянуть с себя обручальное кольцо…

Он пересказал Гермионе, разумеется, приукрашивая какие-то детали, но сохраняя смысл. Очень общий смысл.

— И короче я теперь не знаю, надо ли мне кому-то об этом сообщать, — поделился Рон.

— Ох, Рональд, — вздохнула Гермиона. — Почему со временем работаешь ты, а объяснять все равно приходится мне?

— Да знаю я, знаю, принцип самосогласованности и все дела, — ответил Рон. — Понимаешь, меня все равно это путает. Если мои действия повлияли на прошлое так, что они нихрена не повлияли, и… короче, надо ли мне об этом отчитываться?

— А сам ты к чему больше склоняешься?

— Разум и совесть орут, что надо сознаться, а интуиция говорит, что надо смолчать и не париться.

— Верь интуиции, — без промедлений ответила Гермиона.

— Я не ослышался? Это ты мне это говоришь, Гермиона? Довериться сердцу, а не мозгу?

— Ну, давай будем честны: иногда твой мозг выдает те еще сюрпризы. А твоему сердцу я порой доверяю даже больше, чем своему разуму.

— О-о-о, — Рон снова полез к Гермионе с объятиями. — Люблю тебя, Зефирка.

— Просила же, не называй меня так.

— Хорошо, не буду, — пообещал он и легонько подул ей в шею. Гермиона смешно дернулась от щекотки.

Рон устроился поудобнее позади нее и стал вытаскивать шпильки из пучка на затылке Гермионы. Потом он потянулся к прикроватному столику, чтобы взять резинку для волос и…

Стоп.

— Я же уже сегодня это делал?

— М-м-м?

— Да я… так, дежавю.

Наверное, он устал сильнее, чем думал. В конце концов, он почти каждый день распускал Гермионе волосы, а потом заплетал их в свободную косу, чтобы они не спутались во время сна.

Да, определенно, в его голове чего только не мешалось, день был слишком длинным. Да и прошлую ночь он толком не спал, потому что сначала злился на Паркер, а потом переживал за Розу и Альбуса. И утром этот Гарри еще, блин…

Рон стянул с себя всю одежду и залез под одеяло. Вытащил из-под подушки Гермионы ее маску для сна и натянул на себя.

— Не сиди долго, ладно? — сказал он Гермионе, слепо пытаясь нащупать ее коленку. — А то без сна крыша поедет.

Гермиона опять что-то промычала в ответ, а потом Рон услышал шелест пергамента и скрип пера.