Ночь отчаяния

Этот мир создан не для людей. Тим стоит на самом краю крыши, смотрит невидящим взглядом вдаль, в густой смог, скрывающий звезды. Внизу, на улицах города, раздаются крики и выстрелы, и вой сирен. Все как всегда.  

Этот мир когда-то, может быть, был благосклонен к людям, но со временем он стал домом для богов и для монстров, а для людей тут все меньше места.

И Тим, он… Он не сдается. Они не сдаются, они же герои, но… 

Он так устал.

Катаклизмы, катастрофы, чертовы пришельцы, эпидемии и в конце концов психи, которые наводнили их город. Каждый день Тим разбивается о бесконечные преграды между реальностью и светлым будущем. Каждый день он склеивает свои осколки обратно и изо всех сил старается верить, что будущее это существует.

Однако прямо сейчас он стоит на краю крыши, слушает крики о помощи и хочет прыгнуть вниз без страховки.

Последний полет красной птички. Могло бы быть поэтично, если бы не было так жалко.

Он знает, точнее, часть его мозга, которая еще умеет в холодный расчет, знает, что поведение это слишком драматично для него, что ему надо обратиться за помощью, сообщить… кому-то. Кому-то надо сообщить, что он не пригоден для работы.

Наверное, Оракулу. Наверное, она сейчас занята и только поэтому не спросила, почему он так долго не двигается. 

Не поинтересовалась, все ли с ним в порядке.

Не нужна ли ему помощь.

Он не помнит, когда последний раз хоть кто-нибудь спрашивал, не нужна ли ему помощь.

Обычно все зовут его, когда им что-то нужно. 

Это нормально, это то, для чего он существует. Он полезен. Тим полезен, а значит у него есть повод отойти от края.

Сейчас он никому не нужен, но если придет в норму, склеит себя покрепче, то снова сможет приносить результат. 

Это как в офисе. Тим — ценный сотрудник супергеройского общества. 

Он смотрит вниз и живо воображает, как его мозги будут растекаться по асфальту.

Прямо сейчас он не отказался бы от похищения Ра’с Аль Гулом. Это почти как отпуск, только с домогательствами. И пытками. В основном, психологическими, но Ра’с может захотеть вырезать еще один орган в коллекцию.

Тим не уверен, что хоть раз бывал в отпуске.

Мысли о пытках придают ему какую-то каплю энергии, и Тим решает не задумываться об этом слишком сильно. 

Он прыгает с крыши, чувствует неумолимый зов гравитации, но в последний момент выстреливает крюком для захвата. Знакомая резь растягивается по плечу под весом его тела. Привычный вывих грозит выдернуть кость из сустава.

Боль отрезвляет немного. Тим спешит туда, где слышал крики ранее. 

Он опоздал, конечно, пострадавшие уже ковыляют самостоятельно прочь, но Тим хотя бы спрашивает описание нападавших и куда они направились.

Нападавших он не находит, но находит клоунов.

С тех пор, как Джейсон убил Джокера, каждый встречный псих пытается занять свободное место.

Клоуны, как всегда, не щадят ни окружающих, ни себя самих. Они кидаются в бой так, будто надеются поскорее сдохнуть.

Как же Тим их понимает.

Он разбирается с клоунами, связывает их дергающиеся конечности и вызывает копов. 

…и отпрыгивает резко в сторону, когда пуля выбивает мелкую крошку асфальта у него между ног.

— Птенчик! — звучит низкий механизированный голос, и Тим холодеет. Но одновременно… его бросает в жар. 

Он уворачивается от еще двух выстрелов, слишком поздно понимает, что Джейсон заставил его отступить, и видит, как головы двух клоунов пробивает одна пуля.

Остальных уже не спасти, Тиму остается только бежать под звуки выстрелов.

У Джейсона бывают хорошие дни, а бывают — не очень.

Им досталась пара лет относительной стабильности, Джейсон почти перестал убивать и даже начал налаживать отношения с семьей. Но потом Джокер снова сбежал из Аркхема, и весь их иллюзорный мир лопнул по швам. 

Неразрешимые конфликты дошли до точки кипения: Брюс теперь относится к Джейсону исключительно как к преступнику, Джейсон готов стрелять всех на поражение, Дик полностью переехал в Сан-Франциско и с тех пор в Готэм не возвращался, а Тим почти ни с кем не пересекается, кроме девочек. 

Только Дэмиен — Дэмиен! — все еще поддерживает хоть какую-то связь со всеми.

Оракул сохраняет профессиональные отношения, но она тоже отдалилась, и занимается в основном своей командой.

Тим бежит, и легкие его горят, но он словно прорывается сквозь толщу воды, словно в страшном сне, когда ты пытаешься спастись изо всех сил, но остаешься на месте.

Тяжелая поступь за спиной и искаженный рык, когда Джейсон приземляется на крышу.

Джейсон его догонит. Тим не в лучшей форме, он давно уже не в лучшей форме, а Джейсон всегда был сильнее.

— Что-то забыл на моей территории, Тимми?

Крик слишком близко, его волосы встают дыбом на загривке. Тим уходит вправо, почти падает, выравнивается каким-то чудом, и прыгает через улицу.

Джейсон не отстает:

— Решил поиграть с моей добычей?

Тим цепляется носками ботинок за бортик следующей крыши, напрягает каждый мускул, чтобы перенести свой вес вперед, а не назад, сворачивается в кувырок, вскакивает на ноги снова. И делает всего три шага, прежде чем в него врезается бронированное тело и выбивает дух.

Они катятся по грубой поверхности крыши, Тим чувствует, как впиваются в его плоть острые камешки, пытается выскользнуть из захвата.

Ему даже почти удается раз, другой, но Джейсон всегда был сильнее.

У Тима обычно целый алфавит запасных планов. У него обычно несколько тузов в рукаве, и всегда есть запасной выход.

Но сейчас…

Ах, доходит до той части мозга, которая еще не погрязла в сплошной апатии, это Тим выбрал такой оригинальный способ самоубийства.

Дать Джейсону то, за чем он так долго гнался.

Тим пытается вырваться, хотя бы для виду, но Джейсон держит его крепко, давит на него всем своим значительным весом. Вывернул одну его руку и одну ногу так, что кости трещат. Может доломать его в любую секунду.

Это жестоко, на самом деле. Использовать его так.

Джейсон приподнимается над ним немного, когда Тим замирает. 

— Что же, птичка, ты не теренькаешь?

Тим смотрит в безликий красный шлем, в котором мутно отражается его собственное лицо блеклым пятном.

Дик, наверное, еще способен Джейсона простить, но убийство Тима?

Хотя с другой стороны… а он заметит?

Тиму становится смешно. Его разбитые губы расплываются в улыбке, и он слизывает с них солоноватую кровь.

Тим медленно запрокидывает голову, вытягивает свою длинную шею и произносит тихо:

— Хочешь?

Джейсон над ним обращается в камень. В ту самую горгулью, которыми Готэм густо населен.

Тим какое-то время сводил свои шрамы, все-таки он часто появлялся на публике, но этот — тонкий, еле заметный, шрам на шее — никогда не трогал.

Оставил его, как напоминание. 

Первая их встреча, первая из невозможных, потому что Джейсон вернулся из мертвых. Его тело за спиной, его горячее дыхание в волосах Тима, и прикосновение холодного лезвия к коже. 

Он почти не оставил надреза, но Тим щупал заживающую царапину так часто, что образовался шрам.

Тим надеется, что Джейсон видит его сейчас. 

Тот отмирает дерганно, проводит свободной рукой по нагрудной пластине Тима, и медленно, осторожно, сжимает пальцы на его беззащитной шее.

— Что ты мне предлагаешь, Тим? 

Неужели это надо проговаривать вслух? 

Он сознательно расслабляет мышцы, он не будет сопротивляться. Выдыхает:

— То, что ты хотел все это время. Давай, я весь твой.

Джейсон снова замирает, и Тим думает, что просчитался, что без борьбы победа не будет ему сладка. Джейсон скорее оскорбится, что Тим просто сдается вот так.

Но тот приходит в движение вдруг, выпускает его из захвата, чтобы выпрямиться и сорвать перчатки. И потом он так же порывисто снимает с себя шлем. И Тим думает, что Джейсон хочет своими руками чувствовать, как покидает его жизнь, своими глазами это видеть…

…это приятно, такая щедрость, Тим тоже хочет на него посмотреть в последний раз.  

Джейсон почему-то дышит тяжело, хоть погоня и борьба выдались пустяковыми. Его широкая грудь вздымается часто, и когда он глядит на Тима сверху вниз, то видно, как ярко светятся ядовито-зеленые глаза.

Черт побери, Тим не знал, что влияние Ямы вернулось. За рулем у Джейсона сейчас наименее рациональная его часть.

Ох, это будет чуть больнее, чем Тим предполагал.  

Джейсон отбрасывает шлем куда-то в сторону, и Тим не знает, достанет он нож, или голыми руками?.. В этот момент ему остается лишь чуть удобнее лечь между мощными бедрами да позволить себе полюбоваться напоследок.

Он так давно не видел этого лица.

Джейсон не медлит ни секунды, склоняется над Тимом и…

…кусает??

Удивленный выдох бьется о плечо, облаченное в знакомую кожанку, лицо Тима обдает теплой влагой.

Он чувствует весьма отчетливо, как зубы вонзаются в его шею. Неужели Джейсон хочет разорвать его на части, как хищник?

Это… оригинальнее предыдущих попыток, ничего не скажешь.

Тим так изумлен, что не сразу замечает, как жгучий укус сменяется прикосновением губ и языка.

Он обездвижен, полностью и абсолютно, все его внимание сосредоточено на кусочке собственной кожи между воротником и ухом, где Джейсон…

…целует его?

Тим моргает часто, не смеет даже вдохнуть, чувствует, как Джейсон прихватывает зубами его мочку, покусывает уже не так рьяно, потом возвращается снова к шее, облизывает кожу с жарким выдохом, посасывает.

Тим открывает рот.

Что?.. 

…что?

— Тимми, — шепчет Джейсон и накрывает его губы своими.

…какая к чертям разница, что происходит?

Тим пробуждается от ступора, отвечает на поцелуй, обвивает его шею руками, прижимает ближе к себе.

Джейсон падает на него с хриплым смешком, снова придавливает своим весом к крыше, слизывает кровь с его губ, и соленый вкус смешивается с табачной горечью, когда Тим встречает его язык своим. 

Он мычит от удовольствия и решает, что ему все равно. Ему глубоко плевать! Он мечтал об этом с двенадцати лет, он хотел Джейсона с тех самых пор, как узнал, что кого-то можно хотеть. 

Тим цепляется за широкие плечи, запускает пальцы в смоляные кудри, тянет слегка и получает в награду низкий стон.

Ему абсолютно до лампочки, почему вдруг…

Вот только Джейсон пытался объяснить. Тогда. 

Тогда, когда он извинился.

Джейсон сказал, что воды Ямы не делают из него другого человека, они просто снимают тормоза. Это все еще его чувства и его мысли, и его порывы. Вот только идеи перестают делиться на «плохие» и «хорошие». Под влиянием Ямы Лазаря всем идеям дается зеленый свет.

Джейсон сейчас не контролирует свои действия.

И Тим, он совершенно точно не может использовать его так. Это в сотни, в тысячи раз хуже.

Тим пытается отвернуться, но Джейсон лишь скользит губами по его щеке и начинает оставлять засосы на другой стороне его шеи.

Черт! Тим пытается снова потянуть за волосы, но добивается только того, что бедра Джейсона дергаются, и он притирается пахом, и Тим…

Стонет протяжно и отчаянно, когда его твердая ракушка вжимается в его стояк.

Это чрезвычайно больно и неудобно, но у Тима не самые здоровые отношения с болью. 

Джейсон целует его снова, да с таким напором и рвением, что губы его опять начинают кровоточить. Руки Джейсона тем временем елозят по костюму Тима в поисках застежек.

Тим должен… Он обязан это как-то остановить.

Однако… С другой стороны… Он вспоминает сейчас, что Джейсон далеко не каждый раз жалел о своих действиях под влиянием Ямы. 

Для Тима это не может служить оправданием, но анализировать происходящее так сложно, когда Джейсон целует его. Мозг отключается, логика отходит на второй план, остается только блаженство.

Тим отвечает на поцелуи бездумно, пока Джейсон находит и обезоруживает ловушки на его костюме. Слышит, как сползают в сторону его бандольеры, чувствует, как ослабевают одна за другой застежки его брони.

Дэмиен сказал однажды, что Джейсон — самый эмоциональный из них. Тим тогда искренне удивился такой проницательности, но подумал, что пацан прав. Джейсон чувствует острее и интенсивнее, чем все они вместе взятые. А сочетание его страстной натуры с водами Ямы порождает что-то воистину неудержимое.

Джейсон поднимается над ним, стаскивая переднюю половину его костюма, и Тим дрожит, когда прохладный ночной воздух касается его разгоряченной кожи.

Или когда Джейсон облизывается и смотрит на него с плотоядным вожделением.

— Весь мой, — кончики пальцев не спеша проводят по тонкой, влажной от пота, футболке Тима. От груди и до пояса. — Ты сказал, что весь мой, да, Птенчик?

И теплые пальцы ныряют под ткань, прикасаются к его прессу.

Тим закрывает глаза и изгибается, чтобы сильнее прижать эту руку к своему животу. 

Ему так нужно, просто необходимо, требуется, как воздух… Он издает какой-то жалкий звук, когда хватает Джейсона за куртку и притягивает его к себе. Они бьются зубами, и Джейсон даже не может целоваться толком, потому что смеется. 

Все смеется и смеется, когда задирает футболку Тима и гладит ладонями по вздымающимся бокам, когда трется о его лицо щекой и царапает своей щетиной.

Когда облизывает его шею, а потом сползает ниже и целует его в солнечное сплетение. Тим, наверное, перестает дышать, а Джейсон лишь улыбается мягко и покрывает поцелуями его грудь, скребется зубами по его соску. Все тело словно пронзает разрядом тока, Тим чувствует, как пульсирует его стояк. Он ничего не хочет сильнее, чем закрыть глаза и забыться, отдаться полностью этим ощущениям. 

Но именно поэтому Тим собирает всю свою волю в кулак, хватается за голову Джейсона снова, всматривается в светящиеся глаза, которые внимательно следят за каждым его движением. Пытается сформулировать хоть какую-то мысль:

— Я… Джей, подожди, — Тим глотает слюну, проводит большими пальцами по скулам Джейсона в надежде успокоить. Он знает, что достучаться словами до более трезвой части его разума практически невозможно. Но Тим может попробовать выиграть немного времени. — Как насчет переместиться куда-нибудь с четырьмя стенами, а? Здесь все-таки неудобно, и нас кто угодно может увидеть.

Джейсон лишь хохочет заливисто в ответ, его зубы сверкают в полумраке. Тим не встречал еще упоминаний подобного… поведения под влиянием Ямы. Но сведений про магические воды крайне мало, так что не удивительно, если даже Ра’с не все про них знает. 

Если Джейсон сейчас переключится на более типичную для него агрессию… Но Тим не успевает даже подавить эхо разочарования, потому что тот мурлыкает низко:

— Ох, тебе неудобно, птенчик? — он опускается снова к его животу, проводит широкую полосу языком по его дрожащему прессу. — Хочешь мягкую перину? Шелковые простыни? Избалованный донельзя, небось противно со мной в грязи валяться?

— Я не это имел в ви—Ах! — Тим не может сдержать стона, когда Джейсон кусает его грудь снова, а другой сосок сдавливает в пальцах.

Его бедра дергаются вверх в поисках трения совершенно самостоятельно.

— В следующий раз будет все, как ты захочешь, — голос Джейсона становится ниже, его губы оставляют дорожку мягких поцелуев на одном из незаметных шрамов, который Тим давно свел лазером. — Но сейчас ты сказал, что весь мой, а я б тебя поимел в любой подворотне, не отходя от кассы.

Джейсон смотрит на него из-под опущенных ресниц, и за хороводом картинок, которые возникли в воображении Тима при этих словах, он не сразу соображает, что означает тихий металлический щелчок.

Джейсон расстегнул его пояс.

— Постой… — но просьба тонет в разъяренном рычании.

— Думаешь, кто-то смотрит? — Джейсон рывками стаскивает тугой плотный материал его штанов ниже на бедра. — Пускай смотрят, Тимми, пускай увидят тебя со мной! Зато никто тебя больше не тронет, никто не посмеет, если узнают последствия.

Он расправляется с ремешками, которые держат защитную ракушку Тима, но тот отвлекается на мгновение, приподнимается на локти и хмурится на Джейсона:

— Эй! Не надо только никого ради меня убивать! Или в мою честь, или…

Тиму приходится прервать свою тираду и закусить губу, выдохнув резко, когда Джейсон кладет свою горячую ладонь на его многострадальный стояк, оттягивающий тонкую ткань трусов. Стискивает его и делает пару движений на пробу.

— Тим, — Джейсон не сводит завороженных глаз с розовой головки, которая показалась из-за резинки, — ты гораздо больше болтаешь, чем я представлял.

— Что?.. — он понятия не имеет, как на это реагировать, ведь Тим всегда был уверен, что Джейсон его еле терпит.

А тот пользуется моментом, чтобы сползти ниже, стянуть его боксеры и заглотить его член.

Тим падает обратно на крышу, крепко зажимая собственный рот, чтобы не стонать на всю округу. Это… это слишком. Слишком хорошо, слишком приятно, когда Джейсон посасывает, и ласкает языком, и насаживается все глубже с каждым движением.

Тим цепляется за его волосы, даже не знает, что пытается сделать, но Джейсон лишь мычит и набирает темп. Помогает себе одной рукой, надрачивая у основания, а другой придерживает бедра Тима, чтобы не рыпался.

— Джей, Джей, пожалуйста! — Тим всхлипывает под влажные звуки того, как Джейсон Тодд отсасывает ему.

Тринадцатилетний Тимоти Дрейк скончался бы на месте от счастья.

Двенадцатилетний о таком и не мечтал.

Восемнадцатилетний начал прятать собственные фантазии за семью печатями, так глубоко, чтобы ни один телепат не добрался.

У двадцатилетнего пробегает мысль, что он все-таки спрыгнул с той крыши, и теперь его затухающее сознание дарит последнюю галлюцинацию перед смертью.

Тиму удается оттащить Джейсона со своего стояка за волосы, чтобы облизать слюну с его подбородка, чтобы почувствовать вкус своего предэякулята на его языке. 

— Пожалуйста, дай мне… — Тим шепчет, пока скребется по его плечам и бронированной груди, пытаясь удержать, а другой рукой дергает его пояс.

Джейсон понимает намек, и вместе они почти скоординированно расстегивают его штаны, не прерывая поцелуев.

Они стонут в унисон, когда им удается высвободить член Джейсона из одежды. 

Тим улучшает момент, чтобы стащить свои перчатки и облизать соленую ладонь. Его сердце бьется в грудной клетке дикой птицей, когда он обхватывает горячую плоть, когда бархатистая кожа скользит и натягивается от его прикосновений, когда он надавливает большим пальцем на щелку уретры, размазывая влагу. Джейсон падает снова лицом в изгиб его шеи, но лишь пыхтит ему в ухо и дрожит весь, дергает бедрами мелко. 

Тим хотел бы, чтобы Джейсон его выебал, как и обещал. Представляет это себе в красках, в интимных подробностях, теперь, когда главный приз буквально у него в руках, но чертова подготовка займет слишком много времени, а Тима точно надо хорошенько растянуть, он с наскока тут не запрыгнет. Джейсон везде пропорциональный по габаритам.

И у него тоже, кажется, не хватает ни на что другое терпения. Джейсон целует его коротко, приподнимается над ним, и пихает колено между его ног. Тим чуть не скулит, когда Джейсон отдергивает его руку от своего члена, но потом чувствует, как его хватают за задницу, подтаскивают удобнее, и, ох!

Джейсон накрывает его своим телом, держит крепко и двигается так, чтобы их стояки терлись друг о друга. Влажное сладкое трение — почти то, что они оба хотят. Тим зажмуривается, держится за него, что есть силы. Закидывает ногу на его поясницу, не обращая внимания на то, как натянутая ткань спущенных штанов врезается в бедро. 

От тела Джейсона исходит жар, как от печки. От него пахнет застарелым потом и порохом, и горячим металлом. Мягкая кожа его куртки мнется в кулаке.

Они хотели бы целоваться, но концентрации хватает только на то, чтобы не терять ритма, так что они лишь скользят губами неряшливо да дышат друг другу в открытые рты. Холодный ночной воздух раскаляется между ними до бела, полнится звуками их задушенных стонов. 

— Тим, Тимми, — зовет Джейсон приглушенно.

Тим с трудом разлепляет ресницы, встречается с безумным ядовито-зеленым взглядом и читает в нем ту одержимость, которая три года назад вылилась в насилие. 

И это абсолютно точно не должно возбуждать его так сильно. 

— Джей?

Джейсон отпускает его задницу, просовывает руку между их телами и сжимает оба их члена в кулаке. Начинает надрачивать им резко, и долбится навстречу бедрами, набирая обороты.

С губ у Тима срываются исступленные «Ах! Ах! Ах!», которые он никак не может контролировать. Он хотел бы закрыть себе рот, но Джейсон перехватывает его руку, переплетает их пальцы.

— Давай, птенчик, — выдыхает в его ухо.

Проводит языком по его шее.

И кусает.

Острая боль смешивается с наслаждением, и Тим вскрикивает, когда его мышцы сводит спазмом. Когда он кончает. Брызгает себе на живот, на кулак Джейсона, который не перестает надрачивать им обоим. Выжимает из Тима одну за другой чувствительные пульсации.

Тим хватает его за волосы, оттаскивает от своей шеи и целует со всем обожанием, на которое способен. Чувствует, как по мощному телу над ним проходит крупная судорога. Как Джейсон теряет ритм, мычит низко и выплескивает на Тима горячим семенем.

Поцелуй их тает во что-то нежное и невесомое, а потом Джейсон заваливается грузно на бок рядом, рвано хватает губами воздух. Тим смотрит в угрюмое беззвездное небо над Готэмом, тоже пытается отдышаться. Медленно падают на крышу его опустевшие руки. Он пытается не замечать пронизывающий холод, который внезапно напомнил о себе.

Их ноги еще переплетены. 

Тим думает вдруг, что если этот мир разбивает его на кусочки, то Джейсон… Что ж, Джейсон способен раздавить его в пыль.

Стоит ему только отвернутся, уйти. Стоит ему только посмеяться над Тимом, отвергнуть.  

Тим как-то пережил первый раз, и второй тоже. Третий станет последним. 

Тем более после… такого.

Тим поворачивает голову и смотрит, смотрит, и сердце его сжимается в маленький тяжелый комок, который грозит застрять в горле.

Это все так нелогично, это все… патетика. Этому всему место в плаксивых книжках, которые Джейсон так любит. 

Тиму противно от собственной чувствительности. Он зависит от других людей, патологически, и как бы ни старался искоренить в себе этот недуг, все равно…

Тим простил сломанные кости, удары, порезы и издевательства, но, черт побери, он ненавидит Джейсона за то, как в нем нуждается.

Тим смотрит и ничего не может поделать с собой. Не может оторвать взгляд.

Сальные черные кудри торчат спутанными колтунами, даже седая прядь на лбу грязно-серая от смывшейся краски. Длинные лисьи ресницы отбрасывают тени на темные мешки под глазами, почти такие же огромные, как у Тима. 

Когда Джейсон последний раз спал?

У его смуглой кожи какой-то нездоровый землистый оттенок, а лицо выглядит осунувшимся. 

И Тим впервые соображает, что видит его лицо. Полностью.

— Где твоя маска?

Звучит так глупо, но… Джейсон обычно носит маску под шлемом, на всякий случай. И красит волосы, несмотря на то, что краска никогда долго не держится.

Джейсон поднимает взгляд, и Тиму хочется пнуть себя за невнимательность. Он даже не заметил, что из-под век больше не светит зеленым. Он встречается с широко распахнутыми синими глазами.

Тим замирает.

Джейсон поднимает руку, чтобы дотронуться до своего лица — чтобы проверить? — но останавливается на полпути и пялится на свою ладонь, которая вся покрыта… их совместными выделениями.

Тим решает, что потерпит свой костюм на голое тело, и стягивает футболку, которая все еще задрана до подмышек. Начинает вытирать свой живот и пах.

Джейсон наблюдает за ним, потом пожимает плечами и произносит хрипло:

— Не знаю.

Тим хмурится:

— Как долго ты был под влиянием?

Джейсон сводит брови тоже:

— Какой сегодня день?

— Восемнадцатое, пятница, — Тим протягивает ему скомканную футболку.

Джейсон находит незапятнанный край и аккуратно очищает пальцы один за другим:

— Значит, около двух недель.

Тим поджимает губы, пока поправляет свои штаны. Это долго. Очень долго. В хорошие дни Джейсон мог стряхнуть влияние Ямы за пару минут. Такие сроки, по его словам, были только в самом начале, сразу после того, как Талия Аль Гул бросила его в Яму.

Тим не понимает, как такое могло произойти. У Джейсона есть друзья, есть команда, есть, в конце концов, его подручные. Должны быть люди вокруг, способные его успокоить.

И потом думает, с ноткой иронии, что у него самого тоже есть друзья, и команда, и люди вокруг, и тем не менее… Сегодня ловить Тима было некому.

— Где?.. — начинает он и осекается. — Никто не мог помочь?

Джейсон усмехается невесело, сминает футболку в кулаке:

— Сейчас на планете только Рой, а он с Лиан. Я не хотел… Не смел рисковать. Думал, сам справлюсь.

И Тиму впору смеяться. Они оба, очевидно, прекрасно сами справляются! 

Отчего-то ему совсем не смешно.

Джейсону тоже:

— Я застрелил тех клоунов, да?

Тим кивает. Он не уверен, скольких людей Джейсон убил за последние две недели.

Тот кривит лицом. Он не всегда жалеет о том, что делает под влиянием, но…

У Джейсона есть правила. Все знают его правила. Смертной казни обычно заслуживают преступления против детей, изнасилования, любые виды рабства и продажа наркотиков на его территории.

Тим сомневается, что репутация Джейсона на этих улицах понесет серьезный урон из-за убийства клоунов. Никто в Готэме не любит клоунов. А жители Парк Роу Джейсона либо уважают, либо обожают, горой за него стоят. Он — их герой, и других они не приемлют.

И уж точно не Тиму его судить. Тим однажды взорвал несколько баз Ра’c Аль Гула. Прямо с его ниндзя-ассасинами внутри.

И никому об этом не сказал. 

Тим понял тогда, в той пустыне, чем отличается от других героев. Дик может убить, но чувство вины сожрет его с потрохами. Джейсон убивает и может жить с чувством вины. А Тим… вообще не чувствует вины. Он нажал на кнопку и ничего в нем не изменилось. В чем-то, они с Брюсом до противного похожи. Если Брюс начнет убивать, то не сможет остановится. В нем тоже что-то сломано человеческое.

— Тим?

— Хм? — он явно отвлекся от того, о чем думать не хочет.

— Это правда ты? — Джейсон глядит на него так, словно пытается что-то вычислить.

Тим кивает, он понимает. 

— Сто сорок один, пятьсот девяносто два, шестьсот пятьдесят три…

Самая базовая проверка личности. Конечно, не отсеет тех, кто умеет копаться в памяти, но в полевых условиях достаточно.

У Тима — цифры после запятой числа Пи.

— Ты?

— Дарси.

У Джейсона — любая деталь, связанная с «Гордостью и предубеждением».

И он кивает в ответ, опускает взгляд, принимается деловито поправлять свою одежду, застегивать пояс:

— Ты, эм… Что ты делаешь на моей территории?

Джейсон на него не смотрит, а Тим думает, что сегодня выдалась странная ночь. Он почти… Он был так близок…

На фоне темного неба, испачканного смогом и коричневым отсветом городских фонарей, кружит черная птица.

Тим ощущает давление гравитации каждой своей хрупкой костью.

— Ты знаешь, что Брюс называл меня твоим именем? — говорит он невпопад, но не может остановиться. — Довольно часто, сначала, — Джейсон молчит. Слушает. — Я видел разочарование на его лице, когда он вспоминал, — Тим поворачивает голову. Джейсон хмурится, его губы приоткрыты. Их ноги все еще переплетены. — Как думаешь, он назовет кого-нибудь моим именем, когда я умру? Хоть раз?

Джейсон хмурится пуще прежнего:

— Тимми?

Тим качает головой, усмехается. Шутка.

— Может быть, я соскучился по тебе, м? Такой вариант в голову не приходил?

Улыбка замирает на его лице. Их ноги все еще переплетены, он чувствует тяжелое тепло чужого бедра на своем колене.

Вот это он ляпнул, конечно.

Джейсон скалится от злости:

— Ты знаешь, ты лучше всех знаешь, почему вам путь сюда заказан! Вы все для меня, как красная тряпка для быка, но ты — особенно!

Ох, неужели? Тима бесит все это лицемерие. Его бесит Джейсон. И это бесячее лицо, которое так хочется поцеловать.

— Брюс сказал, что ты стреляешь на поражение, — цедит сквозь зубы. — Посмотри-ка на все эти пулевые ранения, которыми ты меня изрешетил после двух недель под влиянием Ямы! 

И он показывает широким жестом на свое полуобнаженное тело.

Глаза Джейсона расширяются на мгновение, и Тим понимает, что снова сболтнул лишнего.

— Ага, — рычит Джейсон, — в этот раз я сделал кое-что другое.

Они застывают оба, пялятся друг на друга.

Тим, он…

Джейсона не остановил.

Должен был.

И не остановил.

Джейсон сказал, что «представлял» Тима. Их вместе.

Но фантазии не имеют ничего общего с реальностью. Фантазировать можно о чем угодно, и ни разу не пожелать опробовать что-то на практике.

Зрачки Джейсона бегают туда-сюда, гнев на его лице сменяется замешательством:

— Я думал, ты меня ненавидишь.

Тим глотает слюну в пересохшую глотку и еле размыкает челюсти, чтобы сказать:

— Взаимно.

От ненависти до «хочу выебать в подворотне» расстояние может быть довольно коротким, на самом деле.

Тим знает, что слова — это просто слова, а секс — это просто секс.

Он прекрасно это понимает. 

Он понимает, что Джейсон не встанет перед ним на колено, не предложит руку и сердце. Когда-то давно Тим несмело мечтал о том, чтобы стать ему другом. Даже не так — хотя бы «приятным знакомством». 

Тим проводит реалистичную оценку вероятностей.

— Я ненавидел Робина, — Джейсон произносит негромко. Он все еще мнет футболку в руках, на ней мелькают белесые пятна. — Я ненавидел идею Робина. То, что он из себя представляет, что собой символизирует, — он вздыхает, качает головой. — Но сложные понятия становятся гораздо более простыми с проклятым ядом в голове. Поэтому… ты попал под раздачу. Этого не должно было произойти, все мои претензии были к Брюсу, к Бэтмену, а на тебе я… выместил эту злобу.

И Тим думает, какая же это несправедливость. Он недостоин даже его ненависти. Та ярость, с которой Джейсон ломал его кости, даже не была направлена на него.

— На самом деле, — Джейсон хмыкает, улыбается невесело, — Брюс называл меня Диком. Пару раз, в самом начале. Я… я знал, что Дик всегда будет лучше меня. Научился с этим жить, научился не думать, но потом я вернулся и увидел тебя, и ты. Ты был лучше меня. Умнее, быстрее, добрее. Ты был настоящим партнером ему, а я по сравнению с тобой был мальчиком на побегушках. 

Тим не дышит. Он не знал, что… Он не знал. 

Джейсон продолжает говорить: 

— Я завидовал тебе, и поэтому… Ну, я жалел себя. Я напал, чтобы потешить собственное самолюбие, чтобы доказать себе… хотел забрать у тебя хоть что-то, ведь мне казалось, что ты забрал у меня все, — Джейсон поднимает на него глаза. — Я был очень, очень тупым.

Тиму, наверное, не следует перебивать. 

И все же: 

— Ммм, я бы так не сказал, — он щурится, и Джейсон поднимает брови. — Ты тогда подчинил себе половину криминального мира в Готэме, чуть не убил меня, Бэтмена и Джокера и ни разу никому не попался. Ты иногда тупил, — надо признать, — но оставить Брюса в дураках удается далеко не каждому.

И Джейсон качает головой, фыркает, закрывает глаза, словно у него нет больше сил на Тима смотреть:

— Боже, только ты догадаешься приписать мне это все в достижения! — но он улыбается беспомощно, и Тим улыбается в ответ. — Не отвлекайся! — он сжимает свою переносицу. — Я хочу сказать, что потом, когда успокоился немного, я… В смысле, ты меня раздражал первое время, — Тим кивает. Он понимает, он много кого раздражает. — А потом, — голос Джейсона становится тише, — я начал узнавать тебя поближе, — он открывает снова глаза, смотрит на Тима с такой печалью. — И все, чему я завидовал, все, что презирал, оно оказалось неправдой. А правда в том, что я тобой восхищаюсь, — он говорит совсем шепотом, и время, наверное, останавливается. Вселенная встает на паузу, пока Тим осмысляет сказанное. 

Его мозг отказывается функционировать. Звуки складываются в слова, слова — в фразу. Но значение ее, смысл, никак не доходят.

Это все, верно, галлюцинация.

Он видит словно в замедленной съемке, как Джейсон подносит руку, легонько, еле заметно, касается костяшками его щеки.

— Тим…

А он парализован своей неспособностью осознать происходящее.

Его к такому жизнь не готовила.

— Почему?.. — вырывается из его бесчувственных губ. — Почему ты?..

Джейсон поднимает брови, и Тим собирает подобие вопроса сипло:

— Ты не сказал?..

Джейсон теперь выражает что-то сложное бровями, и лицом, и всем своим существом. И пытается распутать их ноги.

Тим поворачивается в его сторону и сжимает одну его ногу между своих так, чтобы не рыпался.

— Ты знаешь, почему! — вздыхает Джейсон, строптиво стараясь освободиться. — Я был уверен, что… Теперь уже не знаю, но… В общем, не в этом суть! Главное, что со мной опасно. Тебе — вдвойне, — он подключает руки, так что Тим не остается в стороне, использует захват, один, другой. — Я уже давно все испортил, а ты достоин!..

Они уже вовсю пыхтят, и опять катаются по крыше, и Тим не знает, чего он там достоин.

— Ты хоть знаешь! — шипит он сквозь зубы. — Ты знаешь, что сегодня я… я… мне нужен был… И я побежал в твою сторону! — Тим несет чушь, но его сердце колотится так быстро, а Джейсон опять так близко, он с трудом соображает, что говорит, и почему-то зрение затуманивается. Тим — полезный, он нужен другим людям, но как же, как же, как же сильно… — Ты мне нужен! И я, — влага накапливается в маске, и Тим всхлипывает, и они уже не борются. Джейсон держит его, обнимает его, гладит его по щеке, — я должен был тебя остановить, но, черт! Это был самый эгоистичный поступок в моей жизни!

Это был самый ужасный поступок. Только для себя, ни для кого больше, Тим взял эти поцелуи и прикосновения только для себя.

— Пожалуйста… — умоляет он. 

Не уходить, не бросать, остаться.

Позволить ему еще хоть чуть-чуть…

И Джейсон целует его.

Целует его жадно. Целует его нежно. Для себя. И для него.

Тим не уверен, остались они еще людьми, или все же постепенно обращаются в монстров. 

Джейсон привык выгрызать себе место в этом мире, который никогда его не щадил. Может быть, он Тима научит.