Smother Me

Доносящийся с океана бриз пробирается в окно и приносит с собой прохладу утра, заставляя поёжиться и открыть глаза. Мягкие солнечные лучи, составив ему компанию, находят свой путь сквозь лёгкую ткань занавесок. Осторожно скользят по молочной простыни, подчёркивая каждую складочку. Не церемонясь, щёлкают по носу, усеянному веснушками. Этот нос спокойно сопит, не подозревая о подобной дерзости. Добравшись к рыжей копне волос, что широко рассыпалась по подушке, озорное солнце пускается в пляс: бликует на поверхности медных локонов, будто они и вправду из металла. Подсвечивает их, делая ещё ярче.

Завороженный зрелищем, я протягиваю руку и касаюсь этого великолепия. Перебираю пальцами, сосредоточившись на ощущениях. Закрываю глаза. Моя ладонь беспрепятственно скользит сквозь атласную медь. Снова и снова. Чувствую, как губы сами собой складываются в улыбку, которую невозможно контролировать. Мне не хватит всех слов мира для того, чтобы описать то тепло, что разрастается в груди сейчас. Я отчаянно счастлив и не могу поверить, что это происходит со мной. С нами. Наконец-то.

Чувствую движение и открываю глаза. Чтобы столкнуться с осоловелым взглядом напротив. Сонная Бет выглядит слишком мило, заставляя меня улыбаться шире.

— С добрым утром, — на грани слышимости произношу я, словно боясь спугнуть этот момент. Ощущаю, как радость пузырится внутри.

— Утречка, — бормочет девушка и зажмуривается, силясь вернуться в царство Морфея. Осознав, что всё безнадёжно, распахивает голубые глаза пару минут спустя и смотрит на меня с укоризной, — Говорила ведь, нужно ложиться раньше! Нам не 18 лет, Джек... Мне уже в два раза больше.

От возмущения, вмиг стряхнувшего остатки сна, её голос становится звонче. А я, не придумав ничего лучше, смеюсь в ответ.

— Пойдём подышим воздухом, говорил он. "Всего на пять минуточек", — Бет кривляется, передразнивая меня. Сейчас она уже сидит на кровати, прислонившись к подушке спиной. Такая раскрасневшаяся и прекрасная в своём негодовании.

— Согласен, вернуться к трём часам ночи было не лучшим решением, — продолжая широко улыбаться без тени зазрения, произношу где-то на уровне её ягодиц, — Однако, твой почтенный возраст не помешал тебе скакать по крышам вместе со мной.

— Ах ты... — сощурившись, шипит сквозь зубы Бет. И я понимаю, вот он — мой бесславный конец. Я ожидал, что остроумие и тяга иронизировать когда-нибудь сведут меня в могилу. Только вот после всего пережитого смерть от подушки кажется совсем постыдной. В эпитафии завещаю написать: "Пал в борьбе за правду".

— Твои последние слова, Джойс? — произносит девушка, замахнувшись орудием убийства. Стервозное выражение на её лице граничит со смехом, готовым вырваться наружу.

— Я люблю тебя, Бет Уайлдер, — спокойно и неожиданно серьёзно произношу я, стирая улыбку с наших лиц. Подобное решаюсь озвучить нечасто, и надеюсь однажды услышать в ответ — оттого эти слова кажутся ещё сокровеннее.

Девушка застывает с поднятой рукой, оробев. Воспользовавшись промедлением, обезоруживаю опасную рыжую фурию, скинув пресловутую подушку с кровати. Поворачиваюсь на бок, придвигаюсь ближе и касаюсь губами кожи на её бедре. После чего прижимаюсь к этому месту лбом и застываю так ненадолго. Едва уловимо пахнет моими сигаретами и свежепостиранной простынью. Притихшая Бет не сопротивляется, лишь безмолвно смотрит на меня сверху.

Свободной рукой стягиваю одеяло с её ног и веду пальцами, начиная от щиколотки. Осторожно, неспешно, неуловимо касаясь. Когда прохожусь по коленке и следую выше, ощущаю мелкую дрожь под своей ладонью. Остановившись, сжимаю упругое бедро, натягивая кожу — и вижу на внутренней стороне россыпь веснушек. Поднявшись на локте, трепетно целую их. Мне дорога каждая клеточка её тела. Но веснушки — эти крохотные поцелуи солнца — просто сводят меня с ума.

Иногда мне кажется, что я одержим. Вероятно, так и есть. Обретая то, что, казалось бы, безвозвратно утеряно, ты начинаешь ценить это стократно. Боишься оступиться и потерять снова. Когда дело касается человека, который не выходил у тебя из головы слишком долго, толика одержимости кажется неизбежной.

Вернувшись в 2010-ый, попав в нужный момент, я помог Бет сбежать из тюрьмы, которой стало для неё время. Девушка была разбита. Абсолютно раздавлена тем, что на неё свалилось. Естественно, тогда я не питал никаких надежд на отношения. Об этом не могло быть и речи. Бет была необходима простая человеческая поддержка, помощь специалистов — и я дал всё это, не жалея никаких ресурсов. Было трудно, но я держался за мысль о том, что в этом таймлайне она жива. Всё остальное неважно. Я смог спасти её от судьбы. Справедливость была восстановлена: человек, положивший свою жизнь на то, чтобы человечество могло продолжить своё существование, будет жить. Это само по себе невероятно. То, что происходит между нами сейчас, невероятно вдвойне.

Сквозь пелену мыслей ощущаю осторожное прикосновение к своей щеке. Тонкие пальцы следуют ниже, по линии челюсти, и замирают на подбородке. Её рука настойчиво тянет меня вверх — и я поддаюсь. Опираясь на её ногу, поднимаюсь выше. Встречаюсь со взглядом голубых глаз, сверкающим из-под опущенных ресниц, и убеждаюсь — я всё сделал правильно.

В следующий момент Бет склоняется, прижавшись кончиком своего носа к моему. Она улыбается, и эта улыбка до сих пор ощущается как самое ценное сокровище. Я прикрываю глаза и вскоре чувствую, как она трепетно касается их губами.

— Такие ясные, как океан в солнечную погоду, — сквозь улыбку произносит она и целует снова, — Знаешь, иногда мне кажется, что они мерцают. Голубые светлячки.

Сдерживаю порыв ответить ей и молча, с мягкой улыбкой, принимаю этот комплимент. Тем временем её губы спускаются ниже. И ниже. Чувствую, как они касаются шеи и застывают. Чувствую, как Бет проходится по кадыку языком и отстраняется. Тело самое следует за ней, но встречает преграду в виде ладони на моей груди.