Сказывают...

...что во дворце Сиона Астала, роландского короля-героя, в потайном чулане под лестницей среди множеств сундуков с пиратскими сокровищами, и сундуков с таинственными артефактами, и сундуков с любовными записками, и сундуков с останками поверженных врагов и неверных жен, стоит совсем особенный сундук. Пускай никто не знает, что в нем, но говорят, будто он открывается лишь раз в год, в Канун Дня Всех Святых.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, веселая


Однажды, только не давным-давно, холодным морем, вольными судами пришла в империю история о том, как в Хэллоуин, в необычный праздник, умершие спускаются на землю далеких континентов, навещая родных и близких, отпрысков, друзей... Тут надо знать, что в Роланде с недавних пор умерших много, а значит, странный праздник очень кстати. Пришелся он по вкусу королю, прижился за короткий срок в народе...

— Ребячество. Какая глупость, право... — шипел весь вне себя Фроаде, глядя, как господин его блестит глазами, подписывая царственный указ.

«Ввести Хэллоуин в ряд государственных торжеств и празднеств. Точка», - возражал ему указ.

— А как он отмечается? — с невольным интересом пытал сеньора Клаус Клом, фельдмаршал.

Король Астал задумался серьезно и закусил гусиное перо.

— По-моему, тыквами, — изрек он важно. — А еще — сластями.

— Какая глупость, — повторил Фроаде (в душе он, кстати, тайный сладкоежка).

— И чтобы город был украшен черепами, и чтоб фонарики всю ночь зловеще тлели... — расписывал Сион всю прелесть торжества. — И чтобы дети клянчили конфеты, а взрослые конфет им не давали; у нас еще не тот век для дантистов...

— Так, а при чем тут мертвяки? — все больше уходил фельдмаршал из ясности в непонимание и заодно из белого стиха — в обыденную прозу.

— А при том, — сбросил с себя Сион таинственный флер и восторженную горячку. — При том, что из всех праздников наш народ в последнее время отмечает только похороны и поминки. Нового Года уже почти год как не было. Закис народ. Нужно тормошить. Веселить как-то...

— Веселить... Значит, вот зачем ты решил сразу все похороны и поминки отметить в один день, — ехидно произнес Клаус.

— Осмелюсь предположить, — стучал Фроаде маникюром по столу, — что развлечь народ можно введением массовых казней. Скажем, через повешение. В Руне, например, очень любят подобные события. Вход только по билетам, а вся выручка — в казну. Я был проездом; я под впечатлением.

— Нет... Казни — это когда-нибудь потом, когда я стану законченным тираном и параноиком, — пробурчал король и в отместку пощекотал генерал-лейтенанта перышком. — Ну же, вы только представьте! Одни только костюмы сколько радости доставят!

На мгновение в кабинете Короля-героя воцарилась тишина. Миран Фроаде думал совершенно неутешительные мысли; он знал, конечно, что Сумасшедший Герой порою вертит разумом Сиона так, как хочет, и забавы ради заставляет, скажем, закалывать в своем кабинете жертвенного порося, или писать на зеркалах губной помадой имя «Райнер», или устраивать в штабе отрядов преследования нарушителей запрета гладиаторские бои... Сидя в тесной клетке земного тела, Герой развлекался как мог — в соответствии со своими интересами. Но на этот раз его совсем уж переклинило. Пожалуй, подозревал Фроаде, близок день и час, когда Король-герой будет обнаружен в собственных покоях в трепетных объятиях какой-нибудь страшненькой Богини. Благо от принципиального воздержания Астала устал не только королевский двор, но и весьма темпераментный в прошлом Герой.

Что до Клауса, то он в красках представлял себе принцессу Ноа Эн в костюме тыковки и находил это зрелище не только порочащим честь и совесть благовоспитанной леди, но и весьма интригующим.

— Костюмы, — тем временем повторил Король-герой, рассчитывая на новую волну возмущения подчиненных. — Ну, где реакция?

Фроаде только отмахнулся, а Клаус завздыхал.

— Тьфу, скучные какие, — смерил их Астал неодобрительным взглядом, бахнув королевской печатью по центру документа, и принялся размножать оный на несколько экземпляров со скоростью бывалого трудоголика, как только перо не задымилось!

— ...Нет, ну это никуда не годится, — жаловался Клаус уже в коридоре, и в кои-то веки Фроаде был с ним согласен.

Но что было делать? Король-герой на то и Король-герой, чтобы пускаться в эксцентричные авантюры на радость народонаселению. Будет что мусолить в тавернах за кружечкой эля... Народонаселению только дай что-нибудь обмусолить.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ, грустная


И, как уже было сказано, праздник прижился. Ребятня с удовольствием носилась в сшитых на скорую руку костюмах; детишки осмеливались клянчить сладости даже у Фроаде. Довольно скоро они узнали, что генерал-лейтенант жил по принципу «что мое, то мое»; и хорошо, что они так и не узнали о том, что с самого утра он клянчил сладости при дворе, странную нежность и непонятную благосклонность проявляя к петушкам на палочках. Вскоре мерзкие придворные уже вовсю звали его за глаза «петушком на палочке», усматривая в этом весьма эротический подтекст и явно намекая на темное прошлое Мирана. Стоило же одному графенку упомянуть кличку не за глаза, а в глаза, как на следующем балу абсолютно спокойный Фроаде повторно и с королевским благословением насмерть задрал теневыми волками половину роландской аристократии... Впрочем, это уже другая история.

Но еще до самого праздника в том самом потайном чулане под лестницей во дворце появился загадочный сундук. Он не был окован железом, не был украшен золотом, и даже огромный амбарный замок на него не повесили. Обыкновенный, местами потрепанный деревянный ящик такого размера, чтобы туда тютелька в тютельку поместилась еще одна неверная жена, ну или хотя бы фунтов десять свинины.

Однако сундук был легок. И отчего-то очень загадочен.

Так получилось, что открыли его всего один раз, в сумерках, прямо перед Хэллоуином. Вытащили из чулана всей гурьбой и открыли. И все (а все — это Райнер и Феррис, Клаус и Миран, Ноа и Милк, и, конечно, Сион) увидели, что в сундуке были спрятаны костюмы, подогнанные по размерам. По одному на каждого из них...

— Шмотки! — радостно взвизгнула Милк Каллауд и принялась рыться в сундуке вместе с принцессой.

— Вот ведь делать тебе нечего, Идион, — бурчал Райнер Лют. — Ты что, серьезно предлагаешь нам обрядиться во все это хамство и всю ночь шляться по улицам? Позволь раскрыть тебе глаза: по ночам порядочные люди спят!

— Порядочные — да, но ты не говори, что не привык шляться всю ночь по улицам, — вела свою обычную партию блондинка с данго. — Сион, на твоем месте я бы очистила улицы от маленьких детей. Ни к чему мучить Райнера соблазнами.

Едва узнав, что Хэллоуин — это праздник, в первую очередь, привидений, Феррис Эрис растеряла всю видимость покоя. Всю дорогу до дворца она ехала у Райнера на шее, порой подкармливая «лошадку» (а верней сказать, мула) данго и порой тыкая его палочкой в шею — как бы пришпоривая. Девушка искренне верила, что привидения все как один низкорослые, и что на плечах у долговязого бедолаги Райнера она в безопасности. Позднее она не отставала ни на шаг, наступая ему пятки, и постоянно держала меч наготове, чем приводила своего напарника в притворный экстаз и атипичный невроз.

Вот и теперь она висела на нем натуральным угрызением совести.

— Господин Сион, какая красота! — восхищалась Ноа Эн. — И откуда только у вас мои мерки!..

Клаус Клом слился цветом лица со своей шевелюрой.

— Разбирайте, разбирайте! — щедро разводил руками его величество.

...А вскоре Феррис подошла к Райнеру, держа в руках свой костюм. Ее лицо было словно застывшим, и в глазах была еле уловимая печаль.

Он ответил ей точно таким же взглядом; ликование, радость обновкам оказалась преждевременной.

Милк и Ноа веселились, уже договариваясь, кто кому будет затягивать шнуровку на корсете: одна оказалась крохотной эльфийкой, вторая — коварной русалкой.

Клаус с каким-то странным выражением разглядывал костюм всадника без головы. Что-то это его настораживало.

Фроаде только хмыкал, встряхивая свой наряд: он ничем не отличался от его повседневного мундира, разве что и ткань, и перья на рукавах были белыми. Это был костюм белой вороны, и юмор его величества Миран Фроаде оценил в полной мере.

— Ты специально, Сион, — сквозь зубы шептала Феррис. — Я ни за что это не надену.

Она отшвырнула в угол метры белого шелка и кружев; это было свадебное платье. Символ любви, которая Феррис была недоступна. И лишь вуаль на фате была черной как ночь: «невеста» оказалась вдовой.

Ну а Райнер... Из него Сион сделал оборотня. И как раз-таки, в отличие от Фроаде, лучший друг юмора не оценил: словно своим подарком король напомнил ему об извечном одиночестве и угрозе в любую минуту стать бесчеловечным монстром. Куда уж прозрачней намек...


И едва Райнер Лют ушел следом за Феррис, как Сион, странно улыбаясь, нацепил на себя шутовской колпак.

— Это никуда не годится, — Клаус негромко чертыхнулся.

«Сумасшедший Герой... Он на самом деле сошел с ума, — были мысли Фроаде. — И теперь сводит с ума моего господина...»

— Помоги! — капризно потребовал король: он никак не мог справиться с ниточками от своего костюма, которые требовалось завязать на коленях, запястьях, горле...