I know you feel it, getting lost and dreaming

You take whatever I give and you bleed it

Sunny smile, you take me out of my head

— Сомневаюсь, что это для него, — Джереми махнул рукой в сторону картонной фигурки и напряженно усмехнулся. — Я говорил Кэт не покупать странные вещи, извини.

Жан выгнул бровь и, сделав несколько шагов вперед, решительно выхватил предмет из его рук.

Это был тонкий кожаный ошейник с маленьким кольцом спереди. Простой дизайн, если бы не мощная серебряная цепочка в качестве поводка. Жан провёл по ней пальцами, осторожно перебирая звенья, отдающие холодом металла и каким-то давно забытым липким страхом. Судорожно вздохнув, он на мгновение прикрыл глаза, отчаянно стараясь не прикасаться к шее. Это было тяжело. Это было похоже на пытку, на дурную привычку, от которой он ни за что не избавится, и он в очередной раз пожалел, что не курил и не любил алкоголь. Может быть так и правда было бы проще?

Жан знал, что если сумеет пересилить себя и взглянет на Джереми, то увидит его кривую нервную улыбку, и тогда его собственная неуверенность возьмёт над ним верх, заставит опустить руки, разжать пальцы и, с грохотом уронив ошейник на пол, убежать прочь.

— Убери это из комнаты, — пробормотал он, не поднимая головы, безуспешно пытаясь сглотнуть спазм в горле.

— Что? — Джереми растерянно огляделся по сторонам, словно не понимая, о чём шла речь.

— Твою грёбаную собаку. Убери это. Сейчас же, Нокс.

— Ладно, остынь.

Джереми вскинул руки, торопливо ринувшись к картонному псу. Это заняло секунды — выставить фигурку за дверь, защёлкнуть замок, и снова встать на прежнее место — но для Жана это было целой вечностью.

— Что теперь? — непривычно тихо спросил Джереми, заламывая пальцы на руках.

Как будто ты понятия не имеешь, да?

Жан обошёл Джереми и встал прямо у него за спиной. Перед его глазами поплыло от тошнотворного напряжения, тело постепенно становилось ватным, чужим.

«Я не могу, не сейчас, но, может быть, ты сможешь?» — подумал он, но не сказал ни слова, с нарочитой аккуратностью надевая ошейник на шею Джереми, давая ему возможность передумать и отпрянуть в любой момент, но он не сдвинулся ни на миллиметр.

— Могу я повернуться? — спросил Джереми, когда Жан застегнул незатейливый замок и взял цепочку в руку, вновь прицениваясь к её тяжести.

— Почему ты спрашиваешь?

— Поводок в руках у тебя, а не у меня, — Джереми фыркнул и покачал головой, словно не мог поверить в происходящее. — Потому что сейчас ты главный. Ты мой, а я твой, забыл?

Жан вздохнул и кивнул, запоздало понимая, что Джереми не увидит этого. Они безоговорочно подчинялись друг другу, выполняя уговор, который давно стал чем-то большим. И это безрассудство, которое они разделяли, пугало сильнее, чем лезвие ножа, когда-то приставленное к сонной артерии.

— Твой... — Жан нахмурился, невольно вспоминая следы от похожей цепи на собственном теле. Синяки, которые не сходили неделями, напоминая о том, что он не принадлежал сам себе, что любой неосторожный шаг мог привести к ещё одному наказанию. — Посмотри на меня.

Не видеть, какие именно эмоции мелькали на лице Джереми, было невыносимо. В терпеливом ожидании Жан гадал, были ли они похожи на те, что одолевали его самого. Наконец, Джереми неторопливо повернулся, и цепочка слегка натянулась, оттягивая ошейник в сторону. Столкнувшись взглядами, Жану захотелось немедленно убежать, но вместо этого он сильнее сжал поводок в руках, словно ошейник был надет на его шею. Словно он удерживал сам себя.

— Всё хорошо?

Джереми улыбнулся, странно, смущённо, заставляя Жана подавиться воздухом. Его раскрасневшееся лицо и неожиданно влажные глаза говорили громче любых слов.

— Понятия не имел, что у меня есть такие фетиши.

Жан состроил гримасу, но вызвал ею лишь волну смеха.

— Oisillon? — хрипло спросил Джереми, как будто ошейник слишком сильно сдавил его горло.

Но Жан уже знал этот голос, и будь он проклят, но вместо того, чтобы выпустить поводок из рук и снять ошейник, он резко притянул Джереми ближе, ловя губами его горячее возбуждённое дыхание.

— Почему?

— Почему мне это нравится? Понятия не имею.

— Не это.

— Что тогда?

Раньше он с лёгкостью убегал от ответа, заталкивая правду поглубже, теперь же стоял на месте, не в силах оторвать взгляд от Джереми. Как он сумел сделать Жана таким беспомощным, таким жалким и податливым? Как смог залезть ему под кожу столь незаметно и безболезненно, так что теперь не быть рядом с ним ощущалось чем-то фатальным? Что только коснувшись руки Джереми, Жан мог вырваться из очередного водоворота воспоминаний, утягивающих его на дно? А сжать его ладонь в своей помогало ему убедиться, что он был в безопасности, что он никогда не вернется к Воронам, к невыносимой боли, сбежать от которой можно было лишь убив себя. Его благодарностью за это спокойствие была правда. Судорожно вздохнув, Жан скривился от давящей тяжести в груди, и прошептал:

— Почему мне это нравится?

Ему моментально захотелось задохнуться словами, захлебнуться стыдом, вспыхнувшим так ярко, как никогда прежде.

— В этом нет ничего плохого, — сказал Джереми, оставляя на щеке Жана скромный поцелуй.

— Сомневаюсь, что тебе нравится, когда тебе больно.

— Это не больно. Ты контролируешь ситуацию, я тебе доверяю, так что тебе решать, хочешь ли ты продолжать. Потому что я хочу.

Жан сглотнул горечь во рту, с трудом веря, что Джереми не было больно, и нежно поцеловал его искусанные губы, словно искал в этом подтверждение сказанного. Власть и контроль над другим человеком кружили голову, и Жан начинал понимать, почему другие так любили мучить его. Он был разочарован в себе больше, чем когда-либо. Ему до дрожи это нравилось, и каждая новая секунда ощущалась как глоток яда. Жан хотел выпить его без остатка, из любопытства, жадности и пульсирующего по венам желания. Всё же он был Вороном до мозга костей, и навсегда останется им, как бы упорно он ни притворялся другим человеком.

— Не смей думать, что ты такой же, как они, — пробормотал Джереми, и повел языком по нижней губе Жана, заставляя его тихо простонать. — Я клянусь, мне это нравится. У нас может быть стоп-слово. Если кто-то из нас захочет остановиться.

— Разве простого «стоп» недостаточно?

— Иногда это так не работает.

Простое «стоп» или «хватит» и правда никогда не работали. Но сейчас, с Джереми, всё было иначе. Они доверяли друг другу как никому другому.

— Но я думаю на сегодня этого достаточно.

Жан неопределённо хмыкнул, потому что понятия не имел, что могло измениться в следующий раз. Вымученно вздохнув, он подвёл Джереми к кровати, не зная, что ему делать дальше. Он сел почти на край матраса и поднял голову, но даже так, смотря снизу вверх, Жан ощущал полный контроль над происходящим. Джереми терпеливо стоял перед ним и ждал так смиренно, так преданно, что это казалось сном. Жан никак не мог оторваться от его волнительно блестящих глаз, и всё, что он сумел сделать — потянуть за цепочку, безмолвно отдавая приказ сесть к нему на колени.

— Ты, блядь, издеваешься надо мной, — прошептал Жан.

— Я же говорил, — улыбнулся Джереми, нетерпеливо устраиваясь поудобнее, каждым движением делая их близость запредельно горячей, такой, что Жан начинал сомневаться в собственном здравомыслии.

Стараясь скрыть нахлынувшее смущение, он спрятал лицо, подрагивающими губами целуя Джереми в шею прямо над краем ошейника.

Мой.

Эта мысль была отвратительной, но такой правильной.

Твой.

Жар с новой силой прилил к его коже, отчаянно пульсировал где-то внизу живота и между ног. Возбуждение становилось таким сильным, что Жан едва мог сосредоточиться на чём-либо, кроме того, что с ним делал Джереми. Как ласково он касался его предплечий, медленно подбираясь к шее, наверняка чувствуя кончиками пальцев бешеный пульс.

— Шшш, успокойся, иначе я тоже начну волноваться.

— Ни за что не поверю, что ты можешь начать волноваться. Твой стояк касается моей ноги.

— Я тоже чувствую твой, — Джереми хихикнул и обхватил лицо Жана ладонями, вынуждая его перестать прятаться, и взглянуть на него. — Я больше не могу. Можно?

Тихо всхлипнув, он двинул бёдрами вперед, навстречу головокружительному давлению, которое с каждой секундой становилось невыносимым для них обоих.

— Иди к чёрту, — Жан сжал цепочку так крепко, что его ладонь вспотела.

Он зажмурился, стараясь прогнать ядовитые мысли прочь, прячась в безопасности темноты. Но растрепанный вид Джереми, его широко распахнутые от возбуждения глаза, уже успели заставить монстра в сердце Жана гадко обнажить клыки. Ему хотелось большего, и это «больше» было слишком непохожим на обычный секс. Думал ли он, что когда-нибудь сможет испытать это желание? Едва ли. Но он хотел, чёрт возьми, так хотел, но всё ещё не был готов.

— Через одежду, хорошо? — пробормотал он, и провёл языком от ошейника к линии челюсти Джереми, чувствуя солоноватый вкус пота во рту.

Только ты. Только с тобой.

— Хорошо, — прошептал Джереми, наклоняясь в сторону, словно безмолвно умоляя о ещё одном влажном поцелуе в шею. — Хорошо, всё в порядке, ты же знаешь, что даже в одежде это слишком… Так приятно.

— Боже мой, Нокс, заткнись, я понял, — Жан ухмыльнулся, на самом деле ни капли не раздраженный болтливостью Джереми.

И без того разговорчивый, он становился просто невыносим, когда они позволяли себе зайти чуть дальше поцелуев. Но Жан находил в этом что-то забавное, что-то особенное, с чем никогда в жизни не сталкивался. И только благодаря этому он знал, что когда страх его покинет, когда воспоминания о насилии поблекнут и будут казаться ненастоящими, он позволит себе дойти до конца.

Большую часть жизни его тело было полотном для шрамов, но Джереми непременно перекроет каждый из них поцелуями, и тогда Жан окончательно перестанет думать о прошлом, и потеряется в ощущениях, в неизвестных прежде чувствах к другому человеку.

Но сейчас ему было достаточно этого примитивного трения через ткань. Того, как Джереми вжимался в него, как плавно двигал бёдрами и постанывал, стоило Жану оставить маленькие отметины на его шее в тех местах, где никто не мог их заметить. Они будут скрыты от посторонних за отросшими волосами Джереми, но Жан будет знать о них, они оба будут. И эта мысль заставляла сердце Жана биться ещё чаще.

— Прикоснёшься ко мне? — почти жалобно попросил Джереми, и Жан хмыкнул в замешательстве, потому что он буквально касался его ртом и членом, пусть даже и через несколько слоёв ткани. — Руками. И не делай такое растерянное лицо.

Жан прикусил язык и выпустил цепочку из рук, сразу же положив ладони на бёдра Джереми, следуя за его ускорившимися движениями. Слегка влажная от пота кожа под его пальцами ощущалась раскалённой до предела, привкус крови во рту, казалось, никогда не был таким дурманящим, как в тот момент.

— Не сегодня, в другой раз, — он посмотрел в полуприкрытые глаза Джереми, и, заметив в них тёплые искорки, Жану захотелось прижать его ещё ближе к себе. — Я правда буду готов, слышишь? Это… На самом деле это я купил, не Кэт.

Щёки Джереми вспыхнули ярче прежнего. Он наклонился, обжигая горячим дыханием кожу на щеке Жана, и прошептал:

— Тогда возьми этот чёртов поводок и натяни его посильнее. Тебе понравится. Мне понравится.

Он не раздумывал ни секунды, и, сдавленно простонав от слишком ярких ощущений, сделал так, как ему было сказано. Жан не обратил внимания на боль оттого, с какой силой Джереми вцепился в его плечи. Нет, он полностью потерялся в том, каким сбивчивым и хриплым стало его дыхание, когда он отвёл руку в сторону, натягивая цепочку, так что Джереми пришлось запрокинуть голову назад. Это была завораживающая картина, заставляющая жар пульсировать в его теле ещё быстрее. Из горла Джереми вырвался влажный звук, когда ошейник сдавил шею слишком сильно, и он, вздрогнув всем телом, замер на мгновение, даже не пытаясь подавить громкий стон. Жан едва ли понимал, как Джереми нашёл в себе силы продолжить тереться об него. Хмурясь от собственной чувствительности, он доводил Жана до грани, заставляя его окончательно забыть обо всём на свете.

Когда Жан кончил несколько минут спустя, всё, на чем он мог сконцентрироваться — это рука Джереми на его затылке, удерживающая его неподвижно, пока он слепо уткнулся губами в его щеку, тщетно пытаясь выровнять дыхание.

— Ты должен был надеть ошейник на меня, но, думаю, тебе он больше подходит, — сбивчиво прошептал Жан.

На самом деле тебе не нужно удерживать меня на цепи, чтобы я оставался рядом. Я твой. Твой, пока нужен тебе, твой, пока ты мой.

— Не буду спорить. Но я бы хотел увидеть, как ты примеришь его.

Жан вяло кивнул, не находя в себе сил на то, чтобы подняться и отнести Джереми в ванную. И отчего-то он не хотел так быстро смывать с тела следы их близости.

— Oisillon… Ты в порядке?

— Да, — ответил Жан, отрешённо играя с цепочкой. Его сердце снова забилось быстрее.

С тобой — да.