Полет начинался отлично, даже лучше некуда, если не учитывать, что никто не планировал никуда лететь под самый праздник. Юбилей старого «Борея», их посудины, которая должна была сегодня на правах именинника отдыхать. Вместо отдыха «Борей» разгонял масло в системе охлаждения и раскалял добела двигатели, маленькие атомные реакторы, под две тонны каждый. «Ядерные, я-дер-ны-е», ворчал каждый раз Каве, а потом ворчал еще, что за двенадцать лет Кэйа мог бы и запомнить, чем атом отличается от ядра, а Кэйа отвечал ему, что ему вообще все равно, хоть эти реакторы на святом духе будут работать. Каве иногда сомневался, как тот вообще получил свою карточку пилота, которой хвастался каждый раз, когда они прилетали туда, где был бар. В свою очередь Кэйа сомневался, что Каве должно быть до этого дело.

— И уж если тебе так это важно, то можешь найти другого пилота и доставать его, — говорил Кэйа. Он говорил это не только Каве, но и всем, кто задавал ему один и тот же вопрос. — Такого, который тебе все честно ответит. И платить тоже будет по-честному. А «по-честному», родной, это без премий и отпускных в середине марта. Давай. Я никого не держу.

На самом деле, он держал. И никто от него не уходил, потому что прошло уже двенадцать лет, и единственное, что могло бы разогнать команду по разным уголкам Галактики, это что атомно-ядерные реакторы наконец-то рванут, и от них останется одна только тень на обломках старого корабля.

С его правами было все в порядке, как и с ним самим. Иначе корпораты не обращались бы к нему, или к его команде, когда надо было сделать что-то грязное и так, чтобы никто не заметил или не узнал. Для официальных миссий у них были свои корабли, гораздо лучше «Борея», чище, больше, элитнее. О них писали в новостных сводках для тех, кто интересовался. Их курировали от начала и до конца, и о каждом лишнем вдохе они отчитывались руководству. Когда же дело было грязным, звали таких, как Кэйа. Тут всегда пригождалась его способность не трепаться о том, о чем не надо. Он отточил ее до идеала: половина Галактики знала, что он был пилот-майор когда-то, а сейчас просто пилот, что он исколесил полмира со своей командой, доставляя людей и грузы, и вылезал из таких передряг, о которых эти белолицые мальчишки-кадеты только мечтать могли. Он показывал шрамы, а еще говорил, что седеет не от того, что ему вот уже скоро пятый десяток стукнет, а потому что видел своими глазами, как инопланетяне с «Ярило-IV» приносят в жертву кучку людей. На его брехню всегда покупались, а потом он рассказывал всем, как хорошо покувыркался с инопланетными видами, даже тогда, когда никто не просил его об этом рассказывать. Он был редкостное трепло, но вот зачем КММ послала его к одной из своих дальних колоний, от которой три месяца не было никаких вестей? А хрен его знает, говорил Кэйа. Я же не выхожу из корабля, дорогуша, и не сую нос в чужие дела. И ты не суй в мои.

Это всегда начиналось одинаково. Если он слышал что-то вроде «слетай туда-то и туда-то, потому что наши ребята не отвечают на сообщение, ну, наверное, там что-то поломалось», то знал, что по прилету его встретит мясорубка. Знал, что корпораты облажались, что послали с колонистами серийного маньяка, что их механикам урезали бюджет, из-за чего случилась утечка какой-нибудь взрывоопасной дряни. И знал, что об этом никто не должен был знать, в том числе и он, но у Кэйи был прекрасно подвешен язык, чтобы заставить кого-то расколоться и рассказать ему о делах. Он не собирал эту информацию и не продавал ее — он не был дураком. Ему было просто интересно. А корпораты платили хорошо, и если бы они перестали, то он бы взорвался, как наполненный водой шарик, и всё утекло бы в массы.

Так было и сейчас: научная станция «Герта» давно перестала подавать сигнал. «Герта» стояла на границы территории корпорации межзвездного мира, на орбите одной из землеподобных планет, прямо над колонией №315. Одна из самых старых работающих станций, сама как ископаемое или древний-древний космический объект. И вот – не отвечает. Такая вот напасть. Радио, наверное, сломалось. Нужно отвезти туда наших механиков и инженеров. Кэйа кивал, кивал и на любимую его часть разговора: да, аванс будет. Проверяй счет в ближайшие полчаса.

— Их будет всего четверо, двое женщин, двое мужчин, — добавил Варка. Кэйа кивнул.

— Надеюсь, это не железки? — спросил он. Они с Варкой сидели в баре, на дутых диванчиках, а позади них танцевали какие-то непонятнополые инопланетяне. Было прохладно и темно, лед в его коктейле тихо позвякивал, когда он поднимал его к губам. — Я слышал, отдел кибернетического развития выпустил новую модель, так что ее не так грустно будет пускать делать грязную работу. Если что, я против железок на корабле. Ты знаешь об этом. Железку я с собой не возьму.

— Никаких андроидов: все еще слишком дорого программировать их на работу, которой человек обучится, образно говоря, без затрат корпорации. Хоть я и не понимаю, почему ты их так не любишь.

— Черт возьми, даже не знаю, — Кэйа фыркнул. Сменилась музыка. Он не знал ее. Он откинул голову и смотрел на чью-то задницу с хвостом. Людским стрипушникам главное, чтобы было двуногое и двурукое, и чтобы выглядело сколько-нибудь красиво. Он закрыл глаза. — Их не уболтаешь. Они никогда не растреплют тебе, что вообще-то вы послали их, чтобы уничтожить весь мой корабль. Или сдать его властям. Или попытаться подделать бумаги, чтобы сделать мой корабль и, соответственно, меня, частью корпорации и уменьшить расходы, и если бы Люмин тогда не сунула свой нос туда, куда не надо… А хрен знает, почему я их не люблю, Варка.

— Ладно, ладно, ради бога, замолчи уже, — Варка нахмурился и помассировал брови. Не открывая глаз, Кэйа ухмыльнулся. Так ему и надо. Бонусы за урок – никому не доверять, даже если тебе заменили отца, оплатили обучение и первый взнос за корабль.

Когда-то его корабль назывался по-другому.

— А можно еще вопрос? Знаешь, я такие деньги даже за транспортировку какого-то там сверхэффективного топлива не получал. В чем подвох? — он приоткрыл глаз, и от взгляда на Варку у него резко запершило в горле. Кэйа поджал губы, глотая комок несказанных слов, потянулся и запил их своим коктейлем. Варка был серьезен. Стало ясно, что дальше шутить не стоит, ведь иначе он никогда не узнает то самое, ту самую мякотку, за конфиденциальность которой так пекутся корпораты.

— Ни в чем. Четырех механиков ты доставляешь на станцию, улетаешь и получаешь оставшиеся деньги. Справишься?

— Конеч… погоди, — Кэйа нахмурился и поднял руку, не давая Варке его перебить, хотя тот не то, чтобы пытался. — Погоди, а механики остаются там?

— Да.

— Хорошо. Предположим, я не буду задавать вопрос, на кой хер кому-то понадобилось лететь на какую-то космическую заброшку. Это все равно не оправдывает ту сумму, которую ты обозначил в начале.

Варка промолчал, и Кэйа вторил ему, не открывая рот и не спуская глаз: он все равно сдастся, все равно выдаст всю подноготную, которую ему, простому пилоту, знать не положено.

— «Герта» находится в достаточно… опасном секторе. Есть… некоторые подозрения, что станция не отвечает не только из-за поломки.

— А если не тянуть кота за яйца?

Кэйа смотрел на него лениво, без интереса. Он смотрел на него как на равного, может быть, считал себя даже немного выше, ведь не ему приходилось брать перчатки и окунать ручки в дерьмо, которое воротили жадные корпораты, продажные чинуши и безответственные политиканы. Он был всего лишь тем, кто выполняет работу за деньги, почти что чистой душой среди них всех. Он не предавал себя, в отличие от Варки, чья куртка, подаренная ему давным-давно, все еще висит на кресле его корабля. Он думал так, он предпочитал так думать только потому, что Варка ему за это платил.

— До нас доходили слухи о том, что станция «Лофу» альянса Сяньчжоу точно так же не отвечала на сигналы. Туда отправили корабль, нашпигованный боевиками — так их всех уничтожили. Сяньчжоу до сих пор ругается со всеми подряд, с прессой, с юристами, до сих пор идут иски семей что спецназа, что тех, кто жил и работал на Лофу. Что-то… просто уничтожило всю жизнь на корабле. И вот, станция «Герта», которая находится в том же секторе, перестала выходить на связь. 

Они замолчали. Музыка дрожала в их бокалах и пускала по ним круги.

— Когда уже принесут наши креветки… — пробормотал Кэйа, и Варка оторопело взглянул на него, не веря тому, что услышал. По нему скользнул светло-голубой взгляд, который сливался с глазным яблоком в отсутствии яркого света, и оттого Кэйа сам казался монстром, у которого не было радужки, только две большие черные точки. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? «Нет, я не полечу»? «Сами разбирайтесь со своими пришельцами»? Я тебя услышал. Подозреваю, в рясах инженеров-механиков полетит спецназ?

— В рясах инженеров-механиков полетят инженеры-механики. Они осмотрят станцию, починят связь и передадут нам, все ли в порядке. «Герту» скоро спишут, разберут и построят вместо нее новую станцию. Там все мирно, оставшиеся остались либо младший научный персонал, который практикуется на оборудовании, которое не жалко разбить или сломать, либо андроиды. Ну, разве что ещё сторожа да уборщики с минимальным техническим образованием —  чтобы она не сошла с орбиты к чертям. И никто не знает, действительно ли случилось что-то ужасное.

— Вот как… Уж не надеешься ли ты, что я и мои ребята самоотверженно пойдут защищать твоих механиков?

— Все, о чем я тебя прошу — это сразу улетать. Как будто тебя там не было. Может, у них действительно просто поломалась система передачи сообщений.

Они замолчали. Кэйа смотрел на него, и впервые за вечер его взгляд ожил и перестал смеяться на все, что слышал. Он закачал головой, фыркнул, вздрогнул всем телом и собрался, сгорбился. И точно так же, как Варка, принялся тереть виски и брови. Им принесли их креветки. Никто к ним не притронулся.

— Знаешь, когда мне было лет четырнадцать, я тебе готов был в рот смотреть.

— Ты и смотрел. Иначе сейчас мы с тобой бы не разговаривали.

— Да, да, — Кэйа покивал головой. У него не было слов, ему приходилось искать их, а те крохи, которые находил, жевать на внутренней стороне щеки до ноющей противной боли. — Я жалею об этом. Знаешь, я мало о чем жалею, но ты…

— Тогда откажись, и мы найдем какого-нибудь другого дурака, который смотрел мне в рот, когда ему было четырнадцать лет.

Дрянной старик смотрел на него, тянул за невидимый поводок и знал: отказа не будет. Никого не надо искать и договариваться. Кэйе нужны деньги, нужно платить команде, потому что если она разбежится, другую он попросту не соберет. Кэйа больше на него не смотрел.

— Через два дня к вам прибудут наши люди. Как обычно, за срочность будет доплата, как и частичное возмещение расходов на дорогу. И да, аванс…

— Будет. «Проверяй счет в ближайшие полчаса», — Кэйа закачал головой в такт словам, разбрасывая их по всему бару. Он вытащил старенький бумажник и отстегнул пару купюр, которые бросил на стол рядом с незаконченным стаканом. Всегда расплачивался наличкой. Тому, разумеется, были свои причины. — Я сваливаю.

— До встречи. Будь осторожней.

— Да пошел ты.

И он ушел. Он ушел в бар напротив, где было подешевле и потише, но ему было все равно. Главное, чтобы в следующем баре, как бы он ни назывался и какое бы пиво не подавал, никто не смотрел на него и не напоминал об ошибках молодости, за которые самое то было бы убить себя и больше никогда не смотреться в зеркало.