Поздним вечером в покоях ярла в Драконьем Пределе тихо и горит лишь пара свечей, едва освещающих пустоту огромной холодной комнаты. Тоска на сердце и бремя правителя не дают Балгруфу уснуть. Он подозрителен, суров. Вокруг него постоянно происходит нечто, заставляющее в каждой тени видеть затаившегося убийцу, а в каждом шепотке служанки слышать заговор.
Ярл знает, кто всему причиной. Тьма, что он поклялся спрятать позади красной двери, пытается вырваться наружу. И душа Балгруфа тоже рвётся на волю, когда он вспоминает былые дни молодости.
Его кровь вскипает, будто он снова бросается в бой с чудовищем. Ярл рывком поднимается с кровати, бросается к комоду и достаёт простую одежду.
На пол падает его ночная рубашка, смятым ненужным комком шерстяной ткани. Забыты его суконные одежды, расшитые золотом и шелком.
Что поделать, если обычная грубая рубаха приятнее телу, нежели самый ласковый шелк?
Лицо он прячет в тени глубокого капюшона старого дорожного плаща. Сон его разлетелся сотнями воронов по ночному небу, раскололся на тысячи звёзд. Разве получится теперь уснуть, когда свобода манит прохладой ночи, ветром в волосах и теми негромкими песнями, что поют у костра?
Ярл покидает свои покои, крадётся как вор в тенях.
Стражи как всегда уснули на своих постах — никто не слышал, как Балгруф оказался у дверей, ведущих на свободу.
Ни по чему и ни по кому в жизни он так не тосковал, как по ночевке в палатке, по звукам леса и треску поленьев в костре. Запах жареной дичи на углях когда-то щекотал его ноздри, медовуха в мехах утоляла жажду, а меч в твёрдой руке — верная сталь — спасала его ни единожды.
Пятнадцать лет назад его жизнь изменилась. Он сидит на троне и ему не положено быть нигде, кроме своего дворца.
Даже пьянящие вершины Глотки Мира, куда в молодости ярл ходил в паломничество, он отныне только созерцает с балкона.
Но ноги вновь несут его прочь из роскошных покоев, в опасную холодную тьму лунной ночи, чтобы вдохнуть свободы в очередной раз. У нее запах шумной таверны, пролитого эля и драки. Эта свобода поет грубые песни черни, бренчит расстроенной лютней, кричит пьяными голосами.
Но в дверях как из ниоткуда вырастает тень с пылающими глазами. Серая кожа выглядит черной в полумраке.
— Айрилет… — обреченный шепот слетает с его губ, и Балгруф понимает, что все пропало. Хускарл, его боевая подруга, не позволит ему просто так покинуть дворец.
— Остановись, мой ярл, — её голос суров и властен, он пропитан сухостью пепельных пустошей и колючим морозом зимнего вечера. Она и сама – холодна, прочна и остра как сталь. Всегда. С той самой поры, как они вернулись из странствий, чтобы Балгруф мог занять трон после смерти отца.
— С дороги, Айрилет! Это приказ! — тихо, но твердо цедит ярл сквозь зубы, чтобы не привлекать внимание других стражей.
— Ни за что! — она — нерушимая стена, тверже любого камня. Наверное, с камнем и то было бы проще договориться.
— Отойди! — Балгруф знает, что только смерть заставит её пропустить его, но все равно отдаёт приказ.
Айрилет остаётся на месте и с вызовом смотрит в глаза правителю Вайтрана.
— Ты знаешь, что там опасно, мой ярл, но все равно уходишь. Зачем тебе этот маскарад?
— Я просто хочу немного свободы. Что толку от моей власти, если я вынужден постоянно сидеть во дворце, как заключенный в темнице? — злость переполняет Балгруфа. — Вспомни, раньше нас с тобой манила дорога. Опасности мира никогда не страшили нас. Когда же я дал тебе повод считать себя трусом?
— Это не… — её возражения обрываются, когда она видит его поднятую руку.
— Прошу, не останавливай меня. Хочу, чтобы сегодня ты была не хускарлом, а моим напарником, как прежде…
— Прошлого не вернуть, мой ярл, ты должен исполнять свой долг. А я любой ценой обязана тебя защищать, — она расшнуровывает наручи быстрыми чёткими движениями. И вдруг подаётся чуть вперёд, касаясь своей щекой щеки Балгруфа.
Ярл замирает и по телу бегут мурашки от её близости. Он чувствует её запах — дубленая кожа, сталь и что-то неуловимо знакомое. Её запах. Слышит её дыхание, и вдруг губы Айрилет касаются мочки его уха.
— Останься сегодня в покоях, мой ярл…
Балгруф хватает её за плечи. Впивается в губы грубым крепким поцелуем. Сколько времени он ждал? Сколько минуло с тех приключений?
Напарники днем, любовники ночью.
А после наследования престола все поменялось — разочарование, ответственность и неизбывное одиночество, несмотря на почти пятнадцать лет в двух браках по расчету. Обрывки мрачных видений под смех Мефалы, звучащий каждую ночь, и его пальцы, до побелевших костяшек сжимающие тонкую женскую шею. Об этом он никогда никому не расскажет, даже ей.
Смерть, отвращение и жестокое равнодушие тают, когда они с Айрилет касаются друг друга снова.
Жар в его разуме распаляется все сильнее, он забывает прошлое, когда хускарл запускает пальцы в его длинные светлые волосы, привлекает к себе и не желает отпускать, даря горячие поцелуи.
Балгруф отстраняет её от себя, видит в алых узких глазах влажный блеск желания. Это похоже на живое пламя. Оно завораживает.
Недолгая пауза, колебания с приличием выбора. Ведь прошлого не вернуть и не стереть тех пятнадцати лет, что он, правитель Вайтрана, не смел дотронуться до женщины, которую любил всем сердцем.
Но вот порыв, новый вдох и она в его руках —– как невеста, которой ей никогда не суждено стать, ведь она отказалась от обычной жизни и всецело отдала себя служению тому, кого когда-то полюбила.
Айрилет молчит, её руки обвили его шею. Балгруф чувствует волнение, но шквал эмоций преодолевает все. Он бросает её на кровать и порывисто избавляется от плаща и рубахи.
Айрилет медленно садится и смотрит на ярла спокойно и собранно, слегка облизывает губы. Её пальцы привычными движениями неспешно расплетают шнуровку кожаного нагрудника и Балгруф начинает ненавидеть эти проклятые верёвки!
Она нарочно тянет время, смотрит на него, играя с его чувствами, а он уже готов порвать эту кожаную преграду голыми руками!
И наконец, от её тела его отделяет лишь тонкая ткань рубашки.
Балгруф садится позади Айрилет, жарко обнимает её плечи, под губами плавится воск тонкой шеи. Терпкий запах дубленой кожи, которым пропитана его хускарл, слаще и пленительнее самых изысканных цветочных духов из Сиродила.
Она в его объятиях, но всё ещё неподатлива. Ею владеет не страсть, а желание защитить любимого, несмотря на запреты и собственные моральные устои. Она прекрасно помнит их ночи, проведённые вместе, но сознательно выбрала для себя другую роль, чтобы быть рядом. Не покинула, когда у нее была возможность, и уже давно перестала верить, что когда-нибудь их близость повторится.
Но она позволяет своему ярлу избавить её от ненужной рубашки и коснуться груди. Он чувствует, как под его ладонями колотится её сердце и как напряжены от возбуждения её соски.
Это сводит его с ума, лишает остатков терпения. Он хочет всецело обладать ею, и они вместе падают в объятия простыней и покрывал, чтобы наконец-то быть вместе по-настоящему. Как раньше в холодные беззвездные ночи, когда их ожившие тени ложились на травы в свете костра.
Исподнее падает на пол, раскаленные тела прижимаются друг к другу, непрерывные поцелуи не дают ровно дышать.
Свечи стали ненужны, но некому затушить их.
Балгруф чувствует, что не может больше ждать, его член напряжен, а под его пальцами, изучающими обнаженное тело Айрилет, её горячая влага.
Она отвечает на его ласки, призывает, манит к себе, и он не смеет противиться чувству, поработившему все его естество.
И они становятся единым целым, и впервые за долгое время счастливы и свободны.
В быстрых движениях, проглоченных стонах и сладковатом запахе страсти исчезают все мирские тревоги.
Ярл позабыл обо всем, кроме женщины в его объятиях.
Наверное, он никогда не желал никого кроме неё, а запреты только распаляли его фантазию и теперь подтолкнули к действиям.
Балгруф наклоняется, чтобы сорвать поцелуй с её губ, он не прекращает двигаться в такт своему желанию. Это похоже на глоток воздуха для человека, который тонет, и бьёт в голову сильнее браги.
Айрилет не сдержала стона, крепко вцепилась в плечи Балгруфа пальцами до боли. Её ногти оставили на коже полоски красных следов.
Ярл останавливается на миг. Он хочет ещё, хочет больше.
Он ложится и позволяет Айрилет делать так, как ей нравится.
Эльфийка быстро понимает его желание и хищно улыбается. И Балгруф готов поклясться, что впервые за последние годы видит её улыбку.
Движения Айрилет плавны и неторопливы. Она даже в любви проявляет расчетливость. Она продлевает минуты своего экстаза, а ладонь Балгруфа ложится на её бедро, поглаживает плоский живот.
Ощущение времени исчезает для них обоих. Во всем мире нет ничего важного — все происходит здесь и сейчас, в этой спальне.
Пламя свечей на мгновение меркнет, оргазм штормовыми волнами рассекает разум ярла на тысячи осколков, подобно взрыву огненного шара.
Айрилет чувствует это внутри себя, но продолжает двигаться, покачивать бёдрами, касаться упругими ягодицами. Сладкий миг утраченного контроля, позабыта изнуряющая тяжелыми мыслями подозрительность и отринуты запреты — больше, чем свобода.
Балгруф, переживший многое, понимает, что такое любовь. Для него, наследника в юности и правителя в зрелости, подобное всегда было недосягаемо. Ему не суждено провести всю жизнь и состариться с одной любимой женщиной.
Айрилет ложится, прижимается к нему грудью и слушает частое сердцебиение. Жар их тел сравним с чистым огнём.
Не нужно никуда убегать, если истинное счастье вот оно — совсем рядом, и их сердца бьются в унисон.
Ярл обнимает любимую, её дыхание становится ровнее, и мягкий спокойный сон быстро настигает обоих.
***
Утром солнечный свет льётся в окна, а над ярлом снова горьким дымом клубится тьма подозрений.
От счастья осталась лишь смятая простынь, огарки свечей и воспоминание, кажущееся нереальным.
Тонкий воспаленный след царапины на плече — единственное доказательство реальности случившегося, да и тот скоро исчезнет, заживет, не оставив и еле заметный шрам.
Назойливые слуги спешат на подмогу — время ярлу вставать, одеваться и умываться, в дверях — бдительная стража, среди которой и верная хускарл Айрилет.
— Доброе утро, мой ярл! — чеканит слова твердо, будто бьет молотом, смотрит прямо и холодно.
Возвела нерушимые стены, снова вооружилась сталью долга. Лицо её непроницаемо серьезное, в глазах ни искорки былой страсти, а тонкие губы, кажется, давно позабыли, что такое улыбка.
А вот Мефала смеется, вплетая в бесконечную паутину лжи ещё одну нить.
От этого Балгруфу захочется убежать.
Кто знает, получится ли у Айрилет вновь остановить его?