У кофе привычный дурной привкус дорожной пыли. Маршмеллоу резиной застревает на зубах и отдает химозной клубникой, слипается в карманах драных не от моды джинсов. Старые кроссовки шаркают по асфальту, ныряют истрепавшимися шнурками в грязные лужи. Круги под глазами такие черные, что прохожие не рискуют встречаться с ней взглядом.
Величайший враг Вонголы, глава и основатель Семьи Джессо, владелец колец Маре, Бьякуран Джессо… она же Ренантера или просто Рен встречает новое отвратное утро отвратного дня в этом чертовом мире. Башка разрывается от боли – где-то в очередном параллельном мире одна из ее версий прогуляла пару по геополитике ради встречи с забавным рыжим парнем.
Рен в университет не ходит, ей некогда, но знания исправно стучатся отбойным молотком в голову, пытаясь разбить ее мозг в мелкий щебень.
Рен одним махом допивает обжигающий дешевый кофе, заедает его слипшимся комком маршмеллоу из кармана и бросает скомканный картон мимо мусорки, встречая неудачную попытку попасть в ведро безразличием.
Она не защитница окружающей среды, не добренькая феечка Винкс – извините, принцесса Солярии прошла не ее кустом. Она до смерти уставшая девушка, за двадцать с небольшим лет успевшая прожить триста сорок три жизни, и продолжающая проживать их сейчас.
Триста. Сорок. Три.
Это не в триста сорок три раза больше радостей жизни, а в триста сорок три раза более глубокое понимание отвратительности этого мира, его лживости, грязи, аморальности и надоедливости.
Рен живет в Гардине, штат Калифорния – и еще только две ее версии живут там же. Ее мать владелица цветочного магазина – как и еще в пяти мирах – и буквально помешана на орхидеях. У Рен в подростковом возрасте была моральная аллергия на этот цветок – кадки стояли на кухне, в гостиной, в комнате, орхидеи были на посуде, на шторах, на обоях, в прическе, в еде, в ее собственном имени!.. – потом переросла, перегорела. Даже псевдоним себе взяла орхидейный – мать бы гордилась, если бы знала. Не трепетно любимая родительницей «Ренантера»[1], но «белая орхидея»[2] тоже вполне неплохо.
Рен прошаркала мимо истошно ревущего ребенка, крик которого адским звуком пронзил виски. С раздражением и ненавистью к исчадию боли, Рен пнула кроссовком камень в сторону ора. На мгновение настала блаженная тишина – насколько она вообще возможна на людной улице, но это продлилось недолго.
- Ааааа, мама, злая ведьма меня удаааарилаааа!
Дите зашлось новой серией рыданий, а Рен лишь закатила глаза. «Ведьма» для нее звучало даже неплохо. В детстве ей казалось, что она похожа на Блум, особенно когда странная внутренняя сила – язвительный шепот «маааагия» и издевательско-клоунское движение кистями – оборачивалась вокруг нее, принимая форму дракона. Верила в добро и свою избранность, когда из лопаток с кровью, ошметками мяса и долбанными блестками пробивались перьевые крылья, с какого-то черта местами покрытые чешуей – но девчушка Рен была в восторге и мнила себя феей, каждый день бегала в парк, чтобы в нужный момент спасти Стеллу и полететь с ней в Алфею на своих прекрасных крыльях.
Крыльях, которые с мясом и костями – эта гадость приросла к позвоночнику – вырвали из спины, оставив задыхаться от боли и разбитого мира.
Крыльях, распавшихся этой гребанной силой, этим мертвым пламенем, просочившимся за пределы разбившегося мира и просочившегося в другие.
Крыльях, которые оставили после себя жуткие шрамы на лопатках и которые ежедневно лебедиными ударами – хэй, а вы знали, что лебедь ударом крыла может сломать человеку руку? А Рен, черт его побери, знает!!! – бил по голове воспоминаниями ее же из параллельных миров и медленно и верно сводили с ума.
Рен психичка, она это знает, не отрицает и признает. Только вместо таблеток у нее до тошноты приторные феячно-розовые маршмеллоу, вместо успокоительного – воскрешающий по утрам дрянной кофе, а вместо позитивного настроя черная улыбка отрывающейся от кроссовок подошвы.
Если Рен и Блум, то какая-то неправильная. Нет у нее ни дружной сопливой компашки подружаек, ни слащавого принца-обманщика – а об этом точно нужно сожалеть? – и по ночам она слышит голос не потерянной в детстве старшей сестры, а собственные голоса из других миров и рычание дракона. И пламя у нее отнюдь не чудотворное, белобрысых прынцев сомнительной свежести не воскрешает.
Сорян, огнем дракона не владею, но могу сожрать
Иногда Рен кажется, что единственное, на что способно ее пламя – сжигать ее же психику и здравый рассудок наличием еще целых триста сорока двух реальностей. Она знает маленькие привычки и большие тайны случайных прохожих, с которыми и словом не обмолвилась. Знает наперед сюжет фильмов, которые еще даже не вышли. Видит каждое утро соседку из дома напротив, которая семь раз умерла на ее глазах разными способами – и ни разу в мире Рен, к сожалению. Она давно съехала от родаков, потому что ее задолбало путаться, что и в какой реальности когда было. Ее отец таки сгорел в пожаре или нет? Ее мать изменяет с соседом или она в тот день готовила лазанью? Ей ли вчера предлагали съездить на море?
Она даже свою жизнь нормально прожить не может, а ее заставляют проживать разом триста сорок три.
Именно поэтому она лично сожгла – увы, не в своем бесполезном пламени, а лишь над свечой – детский розовый дневничок с большеглазыми мордашками Винкс и записанными корявыми буквами детскими мечтами и надеждами. Поэтому поставила своей целью уничтожение мира, уничтожение проклятой Три-ни-Сетте.
Просто уничтожение мира не прокатывает, они пробовали. Мир с условным номером двести тридцать пять был уничтожен ее мужской версией с помощью глобального ядерного взрыва, и буквально через полчаса – просто знайте, что здесь должен быть истерический смех безумца, но у нее на него нет ни моральных, ни физических сил – восстановился.
Как и еще пятнадцать подобных.
А вот условный сто пятый, в котором ее отражение разбило вдребезги дьявольское творение, до сих пор молчало блаженной тишиной.
Она говорила триста сорок три? Ой, уже триста сорок два.
Все они, все триста сорок три – две – версии Бьякурана были одновременно и разными людьми, и одной личностью. Разной взрослости, разной побитости, разной разочарованности и озлобленности. И решение уничтожать Три-ни-Сетте, ломать вдребезги, грызть клыками, втаптывать в землю и распылять в самой сути мироздания было единогласным. Никто не заставлял их, наоборот, каждый втайне надеялся, что хоть один из них в итоге будет счастлив в блаженной тишине. Еще в большей тайне уповал на то, что счастливчиком будет именно он. Но так или иначе они поочередно тонули в хаосе и ужасе своего мира, погружались в пучину безумия от связи с отражениями, и ступали на путь борьбы с Три-ни-Сетте.
И Савадой Тсунаёши.
О, после встречи одной из ее версий с этим… уникумом, Рен поняла, что никакая она не Блум, а очень даже Айси - вместо темного макияжа черные круги под глазами, вместо ведьминской одежды драные не от моды джинсы, волосы и так светлые, глаза от недосыпа злые, осталось найти себе фен и девочку-кайф, и можно захватывать Магикс.
Ее Блум была другой. Слащавой до тошноты как маршмеллоу, отвратной как утренняя кофейная пыль, позитивной как сожженный над свечкой розовый дневник и наивной, как детские мечты. Ее Блум звали Тсуной, вокруг него была орава друзьяшек, у него за плечами было огромной силы наследство, о котором он долгое время не знал, и у него была цель спасти мир.
Алло, это Бэтмен? Капитан Америка? А, это Клуб Винкс. Спасите, у нас тут котенок на дереве застрял, вляпавшись в жвачку.
Савада мешал ее планам, срывал их, даже не зная об этом. Его вела проклятущая интуиция Вонголы – и Рен даже знать не хочет, какому демону его предки продали души, чтобы… нафеячить такую способность.
И ладно бы только это. Тупенькую-глупенькую феечку-наивняшку она бы пережила. В конце концов, таких полно вокруг. И крах своих планов бы пережила – новые составит. Но у этой Доминошки, мать его дракона, был синдром Наруто.
Он. Пытался. Вернуть ее. На путь. Добра.
Чувствуете тошнотворные позывы? Это от Рен, если что.
Каждый раз, как они пересекались, эта рыжая креветка пыталась найти в ней что-то хорошее, что-то доброе, пыталась помочь ей решить ее проблемы и вылечить психологические травмы. И в упор не понимала, что единственное, что действительно нужно Рен – уничтожить этот зафеяченный кем-то мир, а в первую очередь Три-ни-Сетте, которую они оберегали, как зеницу ока.
Ну серьезно, Винкс за все сезоны так с величайшими силами вселенной не носились, как эта фейская мелкобанда с ошибкой мироздания три-на-семь – вот бы она еще и работала по графику три часа в день всего лишь.
Честное слово, после своей Блум Рен даже оригинальные Винкс кажутся гениями. Наверное, поэтому она и врубает на барахлящем телевизоре марафон Винкс каждый раз, когда возвращается после встречи с ним и падает на продавленный диван с пятнами кофе и чего-то еще, происхождение чего она знать не хочет.
Что еще противнее – эта Блум умудрялся портить даже успешные ее планы.
Она чуть не сошла с ума повторно, когда от действий Савады в мире семнадцать мир восемнадцать, уничтоженный ядом Три-ни-Сетте, возродился спустя четыре месяца после исчезновения.
В следующую встречу со своим Савадой она была так взбешена, что ударом вскинула его в воздух на несколько метров.
Савада, твой Скай - там, лети!
Ее отсылки, правда, из компашки местных Винкс понимал только бродящий на периферии брюнет с холодной аурой, которого Рен про себя окрестила Валтором – шкет был силен, красив – вы этого от нее не слышали – умен, харизматичен и имел потенциал стать тем самым главгадом-сердцеедом, но каким-то чертом влип в компашку фей. Словно сценаристы этого мира – а такие есть? А можно она им врежет бандурой по мордам? – услышали молитвы тысяч фанатов, обожающих скрещивать Валтора с Блум, и закинули этого потенциально-крутого злодея под очарование главной феи, на корню загубив потенциал.
Словно Валтор из третьего сезона и Валтор из восьмого, но еще хуже.
Местный Валтор, тем не менее, все еще был адекватен, в отличие от своих друзей с зафеяченными пыльцой мозгами, и был таким же уставшим и изможденным, как она сама – ну, раз так в тысячу меньше, но и это уже больше, чем большинство людей.
Они даже иногда пересекались на улицах – она с утренним кофе и лицом лица, и он с подгорелым пончиком и выражением «как вы меня все достали». Каждый раз их взгляды пересекались на мгновение, и они тут же отворачивались и делали вид, что никого не видели. Расходились в разные стороны и ни на миллисекунду не вспоминали эти встречи потом.
Да, пожалуй, Валтор в этой компашке Винкс был немножечко лишним и капельку терпимым. И прикольным, раз понимал ее шутки.
Параметр «терпимый» на внутреннем счетчике Рен у него резко скакнул вниз, когда одним утром Валтор не прошел мимо, как всегда делал, а приблизился и протянул пачку влажных салфеток – матерящаяся себе под нос Рен пролила горячий кофе прямо на карман с маршмеллоу, из-за чего любимая потертая толстовка грозилась улететь в мусорный бак.
- Неподалеку есть хорошая химчистка.
У Рен нервно дернулся черный мешок под глазом. Он ей что, помочь хотел? Валтор? Чары Блумки спали, что ли? Или по утрам у него тоже нет сил строить из себя сладкую карамельку на ножках?
Тем не менее, никакого желания портить химчисткой и так ужасный день еще больше у нее не было.
- Обойдусь, - с тихим фырком она бросила в него скомканную салфетку с остатками кофе и растаявшего маршмеллоу и нырнула в многоголосое броуновское движение, по какому-то недоразумению называющееся дорожным движением.
Брошенное ей вслед с тихим смешком «Колючка» она предпочла не услышать.
Казино – окей, местная Гардиния была не так отвратна по сравнению с большинством городов хотя бы тем, что казино тут было легально – встретило ее привычно-раздражающим гамом, полутьмой и бритвенно-острыми бликами на бокалах в барном уголке. Кроваво-ржаво-красный тревожный цвет бередил раны и успокаивал сознание своей… честностью. Казино, ее казино, вообще было цинично-голым по части сокрытия отвратности мира. Черный, как сердца людей, бордовый, как засохшая кровь на полу – Рен запретила сводить кровавые пятна с алых ковров – и небольшие вкрапления слепяще-золотого, ведь вся эта толпа пришла сюда ради денег.
Ее казино иронично называется «Красный Фонтан» в честь красного оформления и золотого фонтана посреди зала – но по контингенту ведьм и отбросов общества, даже если они сияют драгоценностями на шеях, больше похоже на Облачную Башню.
Это место – одно из самых отвратительных и гадких в городе, но самое терпимое в своей искренности. Маски с лиц здесь слетают по щелчку – ее – пальцев.
Прекрасная нимфа Дафна под своей золотой маской оказывается ничуть не лучше Трех Древних Ведьм, вот смех-то!
По теням Рен проникает в служебные помещения и переодевается в кипенно-белый костюм с аметистовой – брехня, просто стекляшка – брошью под воротником. Застегивается на блестящие серебряные – брехня номер два, все дешевая фольга – пуговицы, натягивает широкую – оскал – улыбку, счастливо щурит глаза – чтобы не было видно теней и мешков.
Красный Фонтан – самое честное место для посетителей.
Красный Фонтан – оплот лжи и притворства для работников.
Фонтан в зале наполнен пузырящимся розовым шампанским – словно разбавленная водой кровь – но само казино ядом, едкой кислотой проникает в посетителей, растворяет весь их лоск, разъедает хлипкие принципы и гордость, вгрызается в темное дырявое нутро и захватывает в плен. Деньги здесь льются рекой – в карман Мельфиоре. Азарт тут кипит, как лава в вулкане – в крови потерявших голову посетителей. Тени тут темны настолько, что в них и не заметишь промелькнувших подозрительных лиц или состоявшуюся криминальную сделку.
В Красном Фонтане обретаются все злодеи этого мира, от Даркара до Черного Круга, как мило.
- Терра! – окликают ее по пути в зал.
Не снимая с лица улыбчивую маску – она уже не Ренантера, теперь она Бьякуран, шут и джокер в одном лице, - она пронзает недоумка острым взглядом, словно бабочку иголкой с садистским удовольствием.
- Я тебя сейчас в терру[3] закопаю, придурок, - шепчет напевно, с нереалистично наигранным весельем.
Работник вздрагивает и спешит скрыться подальше с глаз начальства.
Губы Рен – уже совершенно искренне – растягиваются шире, почти превращаясь в хищный оскал.
Визгливым пикси хватает одного щелчка зубами, чтобы испугаться до смерти.
[1] Ренантера – род орхидей
[2] Бьякуран – «белая орхидея»
[3] «Терра» – «земля»