В тяжелом замке из камней не слышен плач, не слышен смех

Примечание

помимо песни, указанной в шапке, вдохновлялась ещё «Готикой» JAM (что можно заметить по названию части) и немного Чёрным Замком из «Настоящей принцессы»


ключ: бесконечность, трон

В Расколотом Замке всегда тихо.

Нортону порой казалось, что он — они все, в том числе всемогущий Зодчий Круг — допустил ошибку. Синяя искра никак не помогла, время не вернулось, а Замок так и не ожил. Он знал, что это не так, и всё равно ничего не мог с собой поделать.

Чужое присутствие, по которому он начал скучать даже быстрее, чем думал, ни капельки не помогало. Зодчий Круг часто собирался полным составом, порой его навещали то мать, то дед, то Астрагор, то Миракл или даже Лисса, и Расколотый Замок будто бы на время наполняли звуки. Цокот каблуков по мраморным плитам пола, шорох шагов, шёпот и крики, смех и даже плач — всё это словно сливалось в тишину, растворялось в ней, но не могло её обрушить. Как будто сам Эфларус умудрился наложить на своё творение какой-нибудь эфер безмолвия, а рассказать, как от него избавиться, забыл.

Из-за этого Расколотый Замок выглядел пустым и мёртвым. Нортон видел в этом их несомненное сходство, своеобразное доказательство связи между владельцем и вещью — он тоже словно омертвел изнутри. Амбиции, почти что детская мечта стать Временем, прославить свой род в один миг исполнились… и что?

Он ведь достиг большего, чем его великий дед. Стал, по признанию Зодчего Круга, хорошим Временем, навёл порядок, помог расследовать тайны Расколотого Замка, заслужил похвалу всех, кого хотел — и деда, и матери, и Астрагора. И Лиссы, конечно, хотя старался этого не показывать, всё-таки сам от неё отказался… Но когда она восторгалась его решениями и поступками, в груди разливалось полузабытое тепло, и хотелось сделать ещё больше. Даже понимая, что это больше ни к чему не приведёт.

Астрагор и Нерейва говорили, что на троне должен сидеть один. Нортон, как послушный ученик и сын, охотно на это повёлся.

— Ты правильно поступил, — в какой-то момент ответила ему Нерейва на невысказанный вопрос и чуть ли не впервые за десять лет погладила его по голове. Нортон тогда опешил, не зная, чего хочет больше: чтобы она прекратила или чтобы никогда не прекращала. — Время не должно отвлекаться… да и Лиссе будет гораздо лучше среди лютов или астрагорадцев.

— Вы бы всё равно не ужились, — сказала она в другой раз, когда они остались одни, и тон её был непривычно мягким. — Срок службы стал бы вам тюрьмой.

Нортон молчал, не зная, что сказать в ответ. Что во всём согласен с ней? Что любая ссора была бы предпочтительней вечной тишины, а присутствие другого человека (тем более такого) всегда лучше, чем одиночество?

Он ничего не говорил, а Нерейва, казалось, и не ждала от него ничего. Они скомкано — иначе, если без ругани, у них давно не получалось — попрощались, и Нортон снова остался один в тишине и пустоте Замка.

С одной мыслью, пропитанной и обречённостью, и надеждой.

Срок его не то правления, не то службы не бесконечен.