Прошло восемь лет после подавления на корню восстания принца Ли Сукчжона против короля. Мятежник потерял счёт времени, трудясь в поте лица, добывая железо лишь за миску еды. Годы работы изменили его — было сложно узнать в этом измождённом тяжёлым трудом и одетом в серые лохмотья человеке того дерзкого амбициозного принца. Теперь это был раб с сорванной от постоянного ношения тяжестей спиной, больными коленями, стёртыми до кровавых мозолей руками, сморщенным от чувства безысходности лицом, покрытым жуткими шрамами от избиений плетью. Сукчжон уже потерял надежду и ждал только одного. Смерти. Лёгкой смерти.

      Седьмой год подряд к нему иногда тайно приезжал на коне его младший брат Ли Донмин. Переодевшись в шёлковый ханбок и кат, король приходил на рудники и смотрел, что случилось с его хёном. Встречаясь со старшим братом, Ли Донмин не получал ничего, кроме оскорблений и взгляда исподлобья.

      В тот день правитель и его супруга прибыли на рудники. Ли Донмин отправился в сторону пещеры, возле которой после тяжёлого трудового дня отдыхали рабы. Среди немногих людей, одетых в грязные хлопковые ханбоки, король без труда узнал Сукчжона. Ли сидел отдельно от всех, ибо за эти годы презрение к простым людям в нём не убавилось. Увидев короля, рабы встали на колени и склонили перед ним головы, и лишь Сукчжон сидел с недовольной миной, скрестив руки на груди, и дерзким голосом задал вопрос:

      — Опять явился посмотреть, во что я превратился, братец?

      — Эй, мятежник, поклонись Его Величеству! — потребовал один из рабов и дёрнул бывшего принца за штанину.

      Ли лягнул ногой и оттолкнул человека, сделавшего ему замечание. Король подошёл к брату, сел возле него и сказал:

      — Я не вправе тебя судить, хён. Ты сделал свой выбор. Знаю, как тебе нелегко. Всё, что с нами происходит — это последствие нашего выбора. Помнишь сказку о двух братьях? Санёне и Кёнчжаке. После убийства брата Санён был казнён, но его душа не знала покоя. И твоя душа не знает покоя, хён.

      — Что ты хочешь от меня? Думаешь, я буду тебя любить после того, что ты со мной сделал? Лучше бы ты мне отдал трон, и тогда бы не было проблем!

      — Хён, если бы ты был королём, то было бы много проблем, которые устроил бы лично ты. Сейчас у меня столько дел, и я не знаю, как достичь гармонии. Смог бы ты угодить всем подданным, которые живут в Ачимтэяне?

      — Уж точно не стал бы угождать этой грязи! — дерзко ответил принц и зло посмотрел на других рабов.

       — Знаешь, хён, сейчас ты такая же «грязь», как они. Ты ничем не лучше и ничем не хуже их. Просто ты раб. Ты выполняешь самую грязную работу за миску супа.

      Разозлившийся Сукчжон сжал кулаки и хотел возразить брату, но один из рабов вмешался в разговор:

      — Ваше Величество, извините меня за дерзость, но почему вы унижаетесь перед этим ничтожеством?

      — Спасибо за понимание, ачжосси, но он мой брат, — объяснил король. — Он для меня всё равно родной человек, хоть и хотел свергнуть меня.

      Сукчжон ничего не говорил, а только уткнулся головой в скрещённые на груди руки; Ли Донмин понимал, что поддерживать с ним какое-то общение — это стучать в закрытую намертво дверь; так было каждый раз, когда король приезжал на рудник навестить брата.

      «Может, этот ачжосси прав? Не стоит больше сюда приезжать, если хён мне не рад?» — задумался над словами незнакомого ему раба Ли Донмин.

      — Этот ачжосси прав, — изрекла Хван Чжакму, ждавшая мужа недалеко у пещеры. — Видеть его не могу, но еду с вами лишь ради вас, Ваше Величество. Хочу поддержать вас, когда расстроитесь из-за этого ничтожества, ибо я ваша жена и ваш лучший друг. Зачем вы перед ним унижаетесь? Он не заслужил это.

      — Ваше Высочество Королева, мне просто жаль его, — изрёк Ли Донмин, опустив голову.

      — Пожалуйста, не надо больше сюда приезжать. Не могу смотреть, как вы страдаете после этого. У вас и так много дел, а вы ещё себя мучаете, общаясь с этим ничтожеством. — Последние слова королева проговорила с явным пренебрежением к деверю.

      Послушав жену, король сел на коня и, правители Ачимтэяна отправились в Нунбушин. За восемь лет его правления министры уже привыкли к их постоянным побегам из дворца, и Ли Донмин не беспокоился о том, что скажут люди. Даже если бы советники осуждали их тайные исчезновения из дворца, они бы всё равно сбегали в случае необходимости.

      Король и королева пять дней ехали на конях, минуя леса, поля Пёдыльпанмёна, горы Чонсанмёна, и вскоре добрались до Нунбушина. Замедлив галоп коней, Ли Донмин и Хван Чжакму направились ко дворцу, проезжая мимо улиц, торговых лавок. Показался знакомый им дом, где живёт его лучший друг, бывший телохранитель, теперь уже кузнец и ювелир Ким Шингван. Ли Донмин смотрел на цветущие в его дворе незабудки и вспоминал, как незадолго до гибели Пак Тхарана его лучший друг пел с ним композицию Бён Ильчхона об этих маленьких синих цветах.

      — Видимо, эта песня до сих пор напоминает им о тех днях, когда они путешествовали по лесам Ачимтэяна, — изрёк король.

      Неожиданно из-за дома вышли Шингван, Мичжу, Чунгэ, Хёнсук и трое детей, переместившиеся домой из Юкюномати, столицы Аой Юми. Ким был одет в синее кимоно и чёрную хакаму*; Хон стоял в зелёном наряде с чёрными штанами. Молодые люди стянули длинные волосы в низкий хвост. Пак поправляла шёлковое чёрное кимоно, украшенное вышивкой в виде лепестков сакуры; Хёнсук носила розовое платье, украшенное белыми хризантемами. Их волосы были убраны в ракушку и заколоты украшениями в виде розовых и белых нежных цветов. Хон Кванхэн, мальчик лет семи в зелёном кимоно и синей хакаме, сидел у отца на плечах и смотрел на короля хитрыми, как у лисы, глазами; его ровесница Ким Вольчжин, девочка, одетая в нежно-жёлтое платье, держала Мичжу за руку и спрашивала:

      — Матушка, мы уже дома?

      — Да, Вольчжин, теперь мы дома. Скоро мы навестим дедушку.

      — Матушка, и я хочу к дедушке! — крикнула Ким Хэчжин, девочка пяти лет в жёлтом шёлковом кимоно, сидевшая на руках отца.

      Ли Донмин смотрел на дочерей Шингвана и Мичжу. Вольчжин унаследовала внешность отца — те же выраженные скулы, те же раскосые глаза; Хэчжин отдалённо походила на мать — такие же мягкие черты лица, чем девочка больше напоминала эльфа, чем человека. Даже характеры девочек чем-то напоминали родительские: старшая сестра всегда могла попроситься помочь матери или Хёнсук, видя, как им тяжело, а младшая отличалась капризным характером, но тоже могла прийти на помощь по хозяйству, если это необходимо.

      За семь лет молодые люди сильно изменились: Шингван и Чунгэ после долгих лет тренировок в храме Сорайро Хасу, куда они перемещались при помощи Мичжу, стали более сильными и опытными. Невзирая на рисование и изготовление металлических изделий, Хон и Ким продолжали тренировки, ибо не знали, когда снова начнётся битва, когда враг вновь нападёт на Ачимтэян.

      — Нужно быть готовыми ко всему, — всегда говорил мастер меча в храме Сорайро Хасу Тамура Тэкэси, — никто не знает, когда и откуда враг может напасть.

      Шингван и Чунгэ запомнили эти слова на всю жизнь и ради того, чтобы не утратить имеющиеся навыки, а развивать новые, продолжали по разу в три месяца «исчезать» из Нунбушина и «появляться» в Юкюномати. Хон брал на тренировки своего сына, чтобы Кванхэн во взрослой жизни был всегда готов защищать себя, свою женщину, родной Ачимтэян.

      Мичжу и Хёнсук тоже изменились за такое долгое время — годы материнства подарили им свой опыт. Женщины чувствовали себя самыми счастливыми на свете. Им нравилось играть с детьми, радоваться их небольшим успехам в начинаниях вроде рисования или игрового сражения, обсуждать вопросы, задаваемые от детского любопытства.

      В отличие от Шим Чоныль Пак никогда не запрещала своим дочкам играть с крестьянскими детьми. Получив от жизни ценный урок, Мичжу часто говорила Вольчжин и Хэчжин:

      — Никогда не оценивайте человека по положению в обществе и доходам его родителей. Смотрите на то, как он к вам относится, как он относится к тем, кто слабее его и ниже рангом.

      Шингван, Мичжу, Вольчжин и Хэчжин любили по вечерам сидеть на крыльце. Девочки спрашивали у родителей что-то, и те рассказывали им, делясь своими знаниями. Ким смотрел на своих дочек и иногда вспоминал, как его любимая мучилась от боли во время родов, как он впервые брал их на руки и качал, чтобы убаюкать, как присматривал за ними, когда жена сильно уставала, как услышал их первые слова, увидел первые шаги. Мичжу прикасалась к нему и просматривала эти воспоминания, оживляя в памяти приятные моменты.

      Спустя полгода после рождения старшей дочери Пак полюбила сочинять колыбельные и детские милые сказки о маленьких девочках, попадавших в разные приключения. Роман писательницы Пак Мичжу о любви телохранителя и госпожи, прошедшей множество испытаний, которые укрепили её, стал знаменит во многих странах и переведён на другие языки, и девушка решила не останавливаться на достигнутом — писала маленькие рассказы о детских приключениях, ставшие популярными у других молодых мам.

      Хёнсук любила нянчиться с сыном и дочерями человека, которого считала своим младшим братом, и госпожи, ставшей ей чуть ли не сестрой. Служанка уже забыла, что когда-то «критиковала» Мичжу за то, что та ей грубила, оставила в далёком прошлом все обиды на неё. Хёнсук полюбила заниматься вышивкой и часто делала на продажу полотенца, украшенные цветами. Чунгэ научил её рисовать, и его жена с удовольствием освоила технику каллиграфии. После нескольких посещений Юкюномати Хёнсук обучилась у мастерицы Симидзу Такары шитью и рисованию на тканях, а позже с удовольствием шила очередной ханбок и украшала покупаемый шёлк разнообразными узорами, а после на рынке продавала свою одежду торговцу.

      Увидев короля и королеву, Шингван и Чунгэ поставили Хэчжин и Кванхэна на землю; сделав низкий поклон, родители и дети хором поздоровались:

      — Добрый день, Ваше Величество, Ваше Величество Королева!

      — Добрый день, Шингван, Мичжу, Чунгэ, Хёнсук. Добрый день, Кванхэн, Вольчжин, Хэчжин. Вы снова вернулись из Аой Юми? — улыбнулся Ли Донмин.

      — Да, мы только что оттуда, — ответил Шингван. — Там у нас тренировки, но и дома у нас много дел.

      Ким пригласил короля в дом. Привязав коней к забору, правители Ачимтэяна зашли в красивый идеально убранный дом. Мичжу и Хёнсук наготовили много разных блюд, чтобы порадовать супругов, гостей и детей. Пак случайно прикоснулась к Ли Донмину и увидела, как король приехал на рудники и разговаривал с Сукчжоном. Мичжу была поражена, увидев своего бывшего возлюбленного, изменившегося за долгие годы рабства.

      «Да, Сукчжон, твоя ненависть к крестьянам опустила тебя ниже плинтуса. Когда-то ты унижал Шингван-оппу, но теперь стал выглядеть ещё хуже. Больше шрамов на лице, скоро ходить не сможешь».

      Пак смотрела на своего мужа. Шингван продолжал скрывать свой шрам за чёлкой, но уже не из-за ощущения своей непривлекательности, а из-за тех, кто задавал ему вопрос о том, откуда появилось это «несмываемое клеймо». Однажды его дочери спросили о шраме на лице, и Ким сквозь слёзы объяснил им:

      — Когда я был маленьким, моих родителей, ваших бабушку и дедушку, злые люди пытали, а потом убили у меня на глазах. Один нелюдь приложил к моему лицу раскалённую железную пластину. Мне до сих пор больно, но не из-за шрама, а из-за того, что я видел в тот день.

      — Отец, почему ты плачешь? — задала вопрос Вольчжин.

      — Терять самых родных людей — это очень тяжело. Это больно. Такая боль не проходит со временем. Её никогда не вылечить.

      Девочки обняли его с двух сторон. Шингван успокоился от того родного тепла, которое дарили ему дочки, и прижал их к себе.

      — Не грусти, отец, — успокаивала его старшая дочь. — Всё будет хорошо. Мы с тобой. Мы любим тебя.

      — И я вас люблю, мои принцессы, — сказал молодой человек, улыбаясь сквозь слёзы.

      Мичжу улыбнулась, вспомнив одну из картин жизни мужа, которую увидела, когда прикоснулась к нему. Женщины расставили тарелки с едой, чайник и пиалы на стол. Молодые воины рассказывали о своих тренировках в Сорайро Хасу, делились своими знаниями с королём.

      — Это очень интересно, — прокомментировал Ли Донмин, слушая рассказ бывших соратников. — Хотите, я вам сообщу хорошую новость? Скоро Ом Сонки со своей группой выступит на площади. Нужно сходить. Он сказал, что давно ждёт вас.

      — С радостью схожу на концерт, — обрадовался Ким, услышав эту новость.

      — Я тоже хочу сходить! — вставила Пак.

      — И я! — присоединилась Хёнсук.

      — Почему бы не пойти и не взять с собой детей? — задал вопрос Хон.

      Шингван, Мичжу, Чунгэ и Хёнсук не виделись с Ом Сонки и его группой уже почти год, ибо дела захватили их, не давая свободной минуты, чтобы увидеть старого соратника, который когда-то со своими друзьями помог им спасти Ачимтэян от восстания.

      — И мы хотим послушать музыку! — говорили Кванхэн и девочки.

      — Вам нужно иногда отвлекаться на что-то интересное, поэтому сходите на концерт, — изрекла королева.

      — Надеюсь, вам понравится выступление, — сказал король. — Спасибо за тёплый приём, но нам нужно спешить — министры ждут нас.

      — Надеюсь, что снова встретимся, — добавила Хван Чжакму. — Мне тоже нужно идти — наш наследный принц Ли Сэбёк ждёт нас.

      Откланявшись, король и королева отвязали лошадей и, удобно устроившись в седле, направились во дворец, где их ждали дела, которые нельзя откладывать на потом. Шингван отправился в свою кузницу, чтобы изготавливать новое оружие, делая рукояти мечей и кинжалов в разных причудливых формах. Мичжу начала писать новый рассказ для детей, вдохновившись играми своих девочек у озера Цукино Онгаку, славящемуся своей красотой при лунном свете. Хёнсук шила нежно-розовую чогори и украшала её пурпурными цветами бёдккота. Чунгэ рисовал аойюмийские пейзажи, воспроизводя по памяти каждую чёрточку увиденного во время путешествия. Дети играли во дворе, не мешая родителям работать. В этом доме воцарился мир и покой.

      Спустя три дня молодые люди с детьми отправились на площадь, где выступили Ом Сонки, Лим Намчжун, Мин Кансун и Со Аншим. Чжин Ёнби ушёл из группы, занялся пением в одиночку и переехал с женой Чха Юнхён и четырёхлетней дочерью Чжин Суён в Тянся, где взял новое имя Цзинь Фенчжен; Юнхён тоже сменила имя на Че Инсиан; своей дочери они дали новое имя — Цзинь Сюиен. Фенчжена привлекала более обеспеченная жизнь в Тянся, а Инсиан хотела просто забыть своё мрачное прошлое, которое не давало ей спокойно спать.

      Шингван, Мичжу, Чунгэ, Хёнсук и их дети наслаждались игрой Кансуна на каягыме, и к нему присоединились Намчжун, мерно стучавший по чангу, и Сонки, игравший на тэгыме. После ухода Ёнби к ним присоединилась юная девушка Со Аншим. Молодая певица была низка ростом, чуть полновата, из-за чего считала себя некрасивой, но Сонки увидел её талант — девушка умела писать интересные песни, играть на ачжэне, и Ом, не замечая её «неказистой» внешности, взял в свою группу.

      Аншим была поклонницей творчества Чхве Киндэ и Цзинь Фенчжена, тогда ещё Чжин Ёнби. Девушке нравились стихи утонувшего королевского стражника, каждая строчка которых наполнена смыслом, нравились ритмичные игры и песни ачжэниста, которые он исполнял о любви. Со была влюблена в него, но, зная, что он женат, не надеялась ни на что. Девушка писала смысловые стихи о любви, о проблемах в обществе, об оскорблениях, ранящих сильнее ножа, о войнах, красиво рифмуя строки, и слушатели были околдованы её мастерством.

      Благодаря короткой влюблённости в Фенчжена Аншим научилась играть на ачжэне и, отточив свой навык, исполняла на нём аккомпанементы к своим стихам. Первое время её творчество никто не признавал не из-за смысла стихов и не из-за мастерства игры на ачжэне, а из-за внешности — её называли маленькой розовой свинкой. Однажды её творчество приметил Сонки. Услышав её чудесный голос, её игру на инструменте, Ом предложил ей вступить в их группу вместо Ёнби-Фенчжена. Намчжун и Кансун поначалу смеялись над ней, но позже привыкли. Вскоре Сонки женился на этой девушке, ибо понял, что полюбил её всем сердцем.

      Зрители с замиранием сердца наблюдали за игрой молодых людей. Слова молодой девушки цепляли людей, наводя на определённые размышления. Шингван слушал музыку и соглашался с этой «неказистой» девушкой. Может, она не обладала внешностью самой красивой кисэн, но была так обаятельна, так интересна, так мудра не по годам... Мичжу тоже наслаждалась игрой на ачжэне и красивой санчжо, которую исполнил Сонки со своей группой. Чунгэ и Хёнсук наслаждались музыкой, и швея ощутила, что многие темы близки ей и цепляют за живое.

      Концерт закончился, и певцы получили много монет за концерт, который все так ждали. Когда Сонки и его группа распрощались со своими слушателями, Шингван, его семья и друзья направились к нему.

      — Сонки-хён, был очень хороший концерт. Столько эмоций... — хвалил Ким соратника и дал ему пятьсот гымчжонов, вознаградив его работу.

      — С Чжин Ёнби, точнее, Цзинь Фенчженом, было немного по-другому — было больше лирики, но с Аншим стало ещё интереснее — она поднимает важные проблемы, о которых нельзя молчать, — вставила Мичжу, давая ещё пятьсот гымчжонов.

      — Спасибо вам, — поблагодарил Ом, поклонившись. — Спасибо, что пришли к нам. Мы давно вас ждали.

      — Мы тоже! — послышался звонкий голос, и перед молодыми людьми показались Ма Аксан, Нам Чжапён и их шестилетний сын Нам Ёнчжэ, чем-то напоминавший мать.

      — Онни! — воскликнула Пак, увидев подругу. — Ты так изменилась. Ваш Ёнчжэ теперь такой большой. Когда вырастет, наверное, станет воином.

      — Я обучаю его искусству владения санчжольгоном, — сообщил Чжапён, давая Сонки пятьсот гымчжонов. — Мы часто путешествуем в храм Хонсе Инсу, который находится в Тянся. Когда-то я там проходил обучение. Помните, как мы тогда сражались?

      — Даже мы тогда справиться не могли, — прокомментировал Чунгэ, вспоминая тренировки в убежище Чхве Киндэ, когда они готовились сражаться с Сукчжоном.

      Распрощавшись с музыкантами и пожелав им творить больше хорошей музыки, молодые люди вспоминали былое, обсуждали свою настоящую жизнь. Дети шли со своими родителями, хвастаясь игрушками, которые были куплены в Аой Юми и Тянся. Кванхэн рассказывал о двух Манэкинэко, белой и чёрной фигурках котиков с поднятой лапкой; Ёнчжэ хвастался бамбуковой катушкой и воздушными змеями; Вольчжин и Хэчжин рассказывали о кокэси, расписных маленьких куколках. На свой день рождения в апреле старшая дочь Шингвана и Мичжу получила в подарок куклу Ояму для одевания и, учась у Хёнсук, шила для своей неживой красавицы разнообразные ханбоки и кимоно, невзирая на то, что пока они у неё получались кривоватыми.

      — Может, в следующий раз мы переместимся в Тянся? — задала вопрос Хёнсук, ведя сына за руку.

      — Хорошая мысль, — улыбнулась Мичжу. — Когда в следующий раз будем отдыхать, то переместимся в Тянся.

      — Мы всё время перемещаемся в Аой Юми, — сказал Хон и задал вопрос Наму: — Хочешь посетить храм Сорайро Хасу?

      — Я привык к Хонсе Инсу, — ответил Чжапён. — Но думаю, что стоит посетить Сорайро Хасу. Давно хотел ознакомиться с аойюмийскими боевыми искусствами.

      — Уверен, что тебе там понравится, Чжапён-хён, — улыбнулся Ким.

      Молодые люди ещё долго обсуждали свои боевые учения, работу, семью, не заметив, как очутились у дома госпожи Пак. Мичжу и Хёнсук расставили тарелки с закусками и сладостями, налили чай с хризантемами. Гости дома пили чай и обсуждали свою жизнь.

      — В Аой Юми такие красивые пейзажи, которые вдохновляют рисовать и рисовать шедевры, — вставил Чунгэ.

      — Вы ещё в Тянся не были. Там вам тоже понравится, — изрёк Чжапён. — Хён-ним, для тебя там есть неиссякаемый источник вдохновения. Твои картины в Ачимтэяне сразу же купят, если ты нарисуешь пейзажи Тянся.

      — Два года назад мы были в Маритаиме, — рассказала Мичжу. — Просто я хотела встретиться со старой подругой, Ан Чанми. Теперь она у неё новое имя — Шарлин Ричардс. Когда мы вчетвером пришли к ней в гости первый раз, она принимала нас с таким видом, мол, уходи и не позорь мои царские очи. Тогда Хэчжин было три года. Я попросила у неё книгу маритаимского писателя Джона Мэтьюса о двух карликах, которые путешествовали по лесам, добрались до Адской Земли, где уничтожили Волшебное Кольцо, которое нужно было Чёрному Магу для того, чтобы укрепить власть над миром. Хэчжин попросила у неё воды, и Шарлин дала ей маленькую чашку. Посидев одиннадцать минут, мы ушли, ибо мы понимали, что нам тут не рады. Вернувшись домой, я прочитала книгу. Позже я с дочками переместилась в Брумбарг, ибо мы хотели прогуляться по городу. Мы зашли к Шарлин, а она нас дальше порога не пустила. Нас встретил её старший сын Мэтью. Он сказал, что мама занята, и забрал книгу, хотя я видела, как она со своими брумбаргскими подружками сидела на террасе, пила чай и что-то весело обсуждала. Я не понимаю, почему она так со мной поступила.

      — Просто она возгордилась, — изрёк Шингван. — Она считает, что не каждый достоин общения с ней.

      — Думаете, меня это расстроило? Это она недостойна общения со мной, раз нос задирает, считая себя и своё «светское» общество выше других! — гордо заявила Пак и с сожалением молвила: — Как мне стыдно, что я была такой же.

      — Когда мы к ней в Брумбарг четыре года назад переместились, она точно так же встретила нас с Чжапёном и Ёнчжэ, и мы быстро от неё ушли, — рассказала Аксан об опыте общения со старой знакомой. — В позапрошлом году её супруг Эндрю Ричардс, глава маритаимского рынка, заказывал у нас лавки и столы, чтобы потом продать их на рынке. Позже он пригласил нас в гости, чтобы заключить сделку, а Шарлин нам сказала: «Давайте общаться». Тогда я ей припомнила её «тёплый» приём и довольно грубо ответила ей: «Иди к Амхыкчжеху** со своим общением!». Она меня потом так боялась... До сих пор сторонится, когда мы бываем у них дома и заключаем сделки с мистером Ричардсом.

      — Пусть это будет на её совести, — изрёк Ким. — Нечего унижаться перед ней.

      Молодые люди ещё долго обсуждали свои путешествия, работу, семью; их дети играли с красивыми кокэси, купленными на аойюмийском рынке. Время пролетело незаметно, и наступил вечер. Сын плотника и дочери градоначальника не хотел уходить от своих друзей, с которыми давно не виделся, но время возвращаться домой пришло.

      — Ещё встретимся, хён, нуна, Хэчжин, — сказал Ёнчжэ, прощаясь.

      — Мы будем ждать тебя! — хором крикнули дети.

      Аксан и Чжапён взяли своего сына за руки. Мальчик смотрел на остальных детей, и семья плотника переместилась в Ханманчжу.

      — Как хорошо встретить старых знакомых, — изрёк Чунгэ.

      — Но не в случае с Чанми-онни, точнее, Шарлин... — вставила Мичжу.

      — Забудь её, Мичжу. Лучше мы отдохнём, а завтра займёмся работой. Через пару недель навестим своих родителей, — изрёк Шингван.

      — Отец ждёт меня... — грустно прошептала Пак.

      Прошли две недели после возвращения из Аой Юми. Решив отправиться к родителям, в один прекрасный вечер Шингван, Мичжу, Чунгэ, Хёнсук, Кванхэн, Вольчжин и Хэчжин зашли за задворки и, встав в круг, взявшись за руки, переместились в лесу у Пёдыльпанмёна.

      — Через неделю мы за вами переместимся, — сказала Мичжу и словно испарилась в воздухе вместе с мужем и дочерями.

      Чунгэ, Хёнсук и Кванхэн отправились к Хон Чинчжону и Лим Сонми. Подойдя к дому, где прошло его детство, художник постучался в дверь. Отец открыл её и сказал:

      — Чунгэ, Хёнсук, Кванхэн, вы пришли. Сколько времени мы не виделись? Мы так скучали!

      — Отец, мы тоже по вас скучали, — ответил Хон, заходя с семьёй в родительский дом.

      Лим Сонми радушно встретила сына, невестку и внука. Сев за стол, Чунгэ рассказал родителям о жизни:

      — У нас всё хорошо. Я рисую, но продолжаю заниматься боевыми искусствами. Хёнсук делает ханбоки и расписывает их цветами, а Кванхэн обучается со мной. Он воином может не быть, но уметь защищать себя и свою семью обязан. И я не должен забывать все навыки, которыми овладел. Шингван делает украшения, посуду и оружие, Мичжу пишет детские рассказы, а девочки играют и помогают маме и тёте. Они нас считают дядей и тётей.

      — Сынок, мы гордимся тобой, — сказала мать. — Хёнсук, ты зря говорила, что ничего не умеешь. Ты талантливая портниха. Хорошо, что ты выбрал её, Чунгэ. Хорошо, что ты вышла замуж за нашего сына, Хёнсук.

      — Я действительно ничего не умела, — поделилась воспоминаниями о прошлом женщина. — Меня выгнали из дома кисэн из-за отсутствия слуха и противного голоса. Я не могу читать и писать из-за нандокчжына. Не знаю, как так получилось, что я освоила рисование на тканях и научилась шить у аойюмийской мастерицы Симидзу Такары. Она хорошо знает ачимтэянский язык, поэтому мы поняли друг друга.

      — Помните, я вам присылал картины, где мы всей нашей семьёй в Аой Юми? — задал вопрос Хон.

      — Не знаю, как вы выглядели в таких одеждах по-настоящему, но вы очень красивые, — говорила Лим Сонми, ставя блюдо с рисовыми пирожками.

      Чунгэ ел мамины ттоки и вспомнил детство. Вспомнил, как он, ещё юный мальчишка, прекращал рисовать, когда матушка звала его и отца на трапезу и ставила эти аппетитные пирожки с рыбой. Хон брал тток и ощущал неповторимый вкус, которым можно насладиться только в одном доме — доме его родителей.

      «Хёнсук и Кванхэн тоже запомнят этот вкус ттоков. Такие пирожки ни одна кухарка не сделает», — про себя отметил Чунгэ.

      Во время недельного ожидания Шингвана, Мичжу и их дочерей муж и жена помогали родителям на рисовом поле. Кванхэн был полной противоположностью отца — он наоборот любил общаться с другими детьми и с удовольствием принимал участие в играх, которые устраивали мальчишки в Пёдыльпанмёне. Чунгэ с улыбкой смотрел на сына и мысленно говорил ему:

      «Надеюсь, ты не пойдёшь по тому пути, по которому пошёл я, когда пришёл в Нунбушин и спас Сукчжона, желавшего покончить с собой. Будет хорошо, если ты станешь таким, как Шингван, а не таким, каким был я в те времена, когда прислуживал Сукчжону».

      В свободное от работы время Чунгэ с сыном ходил по рисовым полям и в очередной раз рисовал их, стараясь запомнить каждый пейзаж родной деревни, который дорог ему как память. Хон выводил линию за линией, черту за чертой, чтобы весь Ачимтэян увидел, как выглядит его родная деревня, рисовые поля и леса поблизости. Во время отдыха Хёнсук брала бумагу и рисовала наброски для новых узоров, которыми хотела украсить ткань ханбока.

      Шингван, Мичжу, Вольчжин и Хэчжин очутились в Чольмёне. Идя через мост, Ким смотрел на воды Чоёнгана и вспоминал те времена, когда был ещё отроком, когда бегал по берегу и играл с братьями и другими мальчишками в селе; вспомнил и то время, когда они с отцом сидели у реки и смотрели на закат солнца.

      «Теперь мы так с Мичжу, Вольчжин и Хэчжин иногда ходим на берег Хвагикана и смотрим на его прозрачные воды, на солнце, на луну, когда появляется такая возможность. Как прекрасно это время».

      Молодая семья шла по Чольмёну и смотрела на деревенские дома. За много лет многое изменилось, но редкие бывшие односельчане здоровались с Шингваном, ибо ещё помнили его, невзирая на то, что он давно покинул родную деревню и до сих пор живёт в столице.

      — Они тебя узнают, оппа, — улыбалась Пак, держа мужа под руку.

      Девочки бегали по дороге и шутливо догоняли друг друга. Мимо прошла Чжо Гюын с поникшим видом. Располневшая женщина выглядела больной, измождённой и постаревшей. Она только с отчаянием в глазах посмотрела на молодую семью некогда отвергнутого ей парня и ушла восвояси. Деревенская сплетница, молодая женщина Сон Ёнгён, ровесница Шингвана, поведала им:

      — Чжо Гюын вышла замуж за первого красавца в деревне, Чжан Хисона. Он пил сочжу, не работал, по дому не помогал. Ещё саму Гюын бил, и её беременность его не останавливала. Скинула двоих детей и теперь больше не понесёт. Она начала много есть и пить сочжу. Чжан Хисон от неё сбежал, и теперь непонятно, где он. А она... Кому она теперь нужна?

      Шингван вспомнил кое-что из своей жизни, и Мичжу, прикоснувшись к нему, увидела, как ещё юный Ким шёл домой, и его плечом толкнул высокий подтянутый молодой человек, с которым под руку шла Гюын. Юноша посмотрел на него, а Хисон злобно сказал ему:

      — Что, уродец, на Гюын смотришь? Ты себя видел? Такого страшилу разве что самая страшная девица полюбит. И то не надейся даже на это. Так что правильно себя оценивай и не льсти себе.

      — Оппа, ты молодец! Теперь этот уродец не будет лезть ко мне. Пошли. Не трать на него время, — зло смеялась Чжо Гюын и отправилась с возлюбленным на речку.

      Ким в тот день ощущал себя отвратительно. Ему хотелось убить этого мерзкого Хисона, но не хотел пачкать об него руки. Мичжу перестала смотреть эти воспоминания и вспомнила себя до гибели Пак Тхарана. Как она с Сукчжоном точно так же смеялась над Шингваном. Прошло много лет, но ей всё равно было стыдно за своё поведение, невзирая на то, что любимый давно её простил и не держит на неё зла, словно ничего и не было.

      «На её месте могла бы быть я. Сукчжон хоть не пил, не бил меня и хотя бы был богат, пусть за счёт отца, но меня бы ждало примерно тоже самое, — размышляла Пак. — Я бы рожала ему сильных детей. Хорошо, что я хоть что-то поняла. А Чжо Гюын не повезло из-за её выбора, и теперь она осталась некрасивой, толстой, бесплодной и никому не нужной. Кан Чжеби поплатилась жизнью из-за своей беспечности. Слышала от кого-то, что она сбежала в Брумбарг, где была колэ и обслуживала разных мужчин за небольшую плату. Её убил местный маньяк, Джон Потрошитель. Он ещё четырёх колэ точно так же убил, и его до сих пор не нашли».

      Мичжу вспомнила лицо Чунгэ, когда он узнал, что с его бывшей возлюбленной жестоко расправились и извлекли из её тела все внутренности, разложив их на трупе; в его сердце ничего не дрогнуло, но она поняла, что ему было просто её жаль, ибо Чжеби хоть совершила много грехов, но не заслужила такой жуткой смерти.

      — Это был её выбор. Она сама решила выйти замуж за этого дуболома. Пусть теперь мучается от того, что она теперь никому не нужна, когда все парни, которых она считала недостаточно хорошими для неё, уже давно женились и имеют свои семьи, — прокомментировал Шингван, услышав новости о Гюын.

      Пак продолжала прокручивать в памяти день, когда все узнали о гибели Чжеби. Тогда её муж об этом убийстве сказал примерно то же самое:

      — Это был её выбор. Она сама пошла по пути колэ. Но такой жуткой смерти она не заслужила, невзирая на все вольные и невольные грехи.

      Мичжу отвлеклась от грустных воспоминаний и слушала разговор мужа с его старой знакомой, которую он знал ещё в далёкой юности. Он никогда не был влюблён в неё — просто иногда общались, перекинувшись парой слов.

      — Зато ты как изменился, — сказала сплетница. — У тебя такая красивая жена, хорошенькие дочки. Рада, что ты нашёл своё счастье в Нунбушине.

      — Вижу, что ты тоже давно нашла своё счастье, — улыбнулся Ким. — Знаю, что ты теперь семейная дама. Тоже хороший муж, двое замечательных детей.

      Ещё немного поговорив ни о чём, молодые люди распрощались. Шингван с семьёй направился к своим приёмным родителям, которых не видел уже долгое время.

      — Наконец-то вы пришли! — обрадовался Юн Минбок. — Как же мы долго ждали тебя.

      — Садитесь за стол, — пригласила гостей Хан Чхаын.

      Шингван, Мичжу и их дочери сели за стол. Хозяйка дома расставила разные блюда. Плотно поужинав, приёмный отец рассказал о старшем сыне, его жене и их сыновьях-близнецах:

      — Киён, Хёнчун, Минхо и Минсу всё ещё живут в Чольмёне. Киён работает, а Хёнчун присматривает за сыновьями, что-то вышивает и продаёт.

      — Как Чжонъён? Где он теперь? — поинтересовался Ким.

      — Ещё четыре года назад он так же, как ты, отправился искать счастья в Сариматию. Он встретил невесту и остался там.

      — Кто она? — задал вопрос Шингван.

      — Её зовут Марья Царевна, — объяснил Юн Минбок. — Она дочь царя Матвея. Чжонъён взял себе сариматийское имя Иван и направился на службу к царю. Когда царь Матвей умер, его трон должна была занять Марья, но Дарья, её младшая сестра-близнец, приказала её похитить и хотела убить, но Чжонъён, рискуя своей жизнью, тайно спас её и потом помог ей свергнуть сестрицу. Вскоре он женится на ней и станет новым царём Сариматии.

      — Он словно повторил мою судьбу, — прокомментировал Ким. — Надеюсь, что он станет достойным правителем Сариматии, как Его Величество.

      — Я верю, что мой сын будет великим человеком, — улыбнулся приёмный отец.

      Шингван ел кимчи своей приёмной матери и вспоминал детство. Мичжу притронулась к его руке и увидела, как он впервые после той жуткой трагедии с его родителями сидел рядом с Киёном и ел острую кимчи, от которой с непривычки жгло язык и нёбо, но вскоре Ким привык к ней и после этого с удовольствием ел острое, не ощущая горечи и жжения во рту.

      Эту неделю в Чольмёне Шингван, Мичжу, Вольчжин и Хэчжин провели не зря. Не так давно Пак, которой надоели детские сказки, увлеклась поэзией и писала в основном пейзажную лирику. Глядя на леса, поля, дома и небо, писательница составляла стихи, коротко описывающие всю красоту природы родной деревни её мужа. Ким вспоминал, как Чунгэ часто рисовал поля и леса Чольмёна, когда они навещали его приёмную семью; Хон внимательно изучал и запоминал всё, что видел, чтобы навсегда запечатлеть этот пейзаж чернилами и красками на бумаге. Шингван иногда помогал бывшим соседям что-то починить, и те вновь благодарили его.

      — Богатство не изменило нашего Шингвана — он так и остался добрым и хорошим человеком, готовым прийти на помощь, — говорили его односельчане.

      Ким с женой и дочерями приходил в гости к Киёну и Хёнчун, где девочки играли с его племянниками, Юн Минхо и Юн Минсу, женщины обсуждали ведение домашнего хозяйства и просто говорили о жизни, делясь личным опытом.

      — Вы не хотите никуда переехать? — задал вопрос Шингван названному хёну.

      — Нет, не хотим. Ни я, ни Хёнчун. Нам и здесь хорошо. Дом там, где моё сердце, — говорил Киён.

      — Если Минхо и Минсу вырастут и захотят уйти из родительского дома искать счастья в Нунбушин, Аой Юми, Тянся, Маритаим или Сариматию, то как ты на это посмотришь?

      — Я где родился, там и пригодился. Если мои дети захотят покинуть отчий дом, то это будет их выбор. Главное, чтобы они были счастливы, — улыбнулся Юн, но про себя понимал, что ему будет трудно отпустить сыновей.

      В день перед уходом из деревни Мичжу помогала свекрови по дому; после работы в кузнице Ким и его дочери смотрели на закат, сидя на крылечке.

      — Все покинули дом, — изрёк Шингван. — Я... Чжонъён... Я отправился в столицу, а Чжонъён нашёл счастье в далёкой Сариматии, сменил имя. Скоро он станет царём.

      — Отец, мы не хотим от тебя и мамы уходить, — заявила Вольчжин. — Мы вас любим и не можем уйти от вас.

      — Это пока вы так говорите, ибо сейчас вы счастливы с нами и ни за что не покинете родной дом, но через несколько лет вы станете взрослыми, влюбитесь, выйдете замуж, родите своих детей. Это неизбежно.

      — Если это неизбежно, то я хочу выйти замуж за такого, как ты, отец, — молвила Хэчжин.

      — Я тоже. Отец, ты лучший, — вторила ей старшая дочь.

      Наступило время отправляться к Чхве Киндэ. Утром Шингван, Мичжу, Вольчжин, Хэчжин попрощались с приёмной семьёй Кима.

      — Приходите к нам ещё, — говорил Юн Минбок.

      — Мы всегда вас ждём, — вторила ему Хан Чхаын.

      — Мы тоже рады навестить вас, — сказала Мичжу и поклонилась.

      — Мы ещё раз к вам придём, — прощался Шингван.

      Попрощавшись с родственниками, семья отправилась в лес, где вскоре переместилась в Пёдыльпанмён. Тем часом Чунгэ, Хёнсук и Кванхэн прощались с родителями. Хон Чинчжон обнял сына, невестку и внука со словами:

      — Приходите к нам ещё раз. Мы всегда рады вас видеть.

      — Будьте счастливы. Берегите друг друга, — добавила Лим Сонми.

      — Вы тоже берегите себя и не работайте так на износ, — ответил Чунгэ.

      — Если хотите, то переезжайте к нам. Мы вам поможем, — вставила Хёнсук, видевшая тяжкий труд родителей мужа.

      — Переезжать мы не хотим. Уже привыкли к жизни в Пёдыльпанмёне, — изрёк свёкор.

      — У нас здесь вся жизнь прошла. Мы не сможем даже продать своё рисовое поле чужим людям, — ответила Лим Сонми.

      После прощания молодая семья направилась в лес, где их уже ждал Шингван с семьёй. Взявшись за руки, молодые люди и дети переместились в Ханманчжу, в усадьбу Чхве Киндэ. Отец Мичжу словно ждал их появления и, когда обе семьи очутились в его доме, радужно встретил гостей со словами:

      — Спасибо, что снова навестили меня. Мичжу, я надеюсь, что ты хранишь свою тайну, как зеницу ока.

      — Да, отец, мы храним мою тайну, — улыбнулась дочь и обняла отца. — Всё хорошо. Если что, то наши мужчины всегда нас защитят.

      Хозяин дома и гости направились в столовую, где Чжисон подала много разнообразных вкусностей. Молодые люди если и вспоминали то время, когда воевали с Сукчжоном, когда сближались друг с другом, когда тренировались, чтобы быть готовыми к бою. Благодаря этому времени были созданы две крепкие и дружные семьи.

      — Добрый день! — поздоровался и поклонился юноша, одетый в форму «Ёнккори».

      Чунгэ вспомнил этого юношу. Когда-то он был мальчиком, который называл его «жутким дяденькой». Теперь Чон Хочжун стал высоким и статным молодым человеком, возможно, мечтой любой девушки.

      «Возможно, этот мальчишка тоже скоро покинет этот дом, ставший ему родным», — про себя отметил Шингван, едя пипимбап.

      После трапезы Кванхэн, Вольчжин и Хэчжин играли с Хочжуном и хвастались своими игрушками, взятыми с собой, а родители наблюдали за играми юноши и его маленьких друзей, с которыми он легко нашёл общий язык.

      — Интересно, что бы сказал Чон Ачжун, если бы увидел своего сына? — задал вопрос Ким.

      — Думаю, он гордился бы тем, что у него такой замечательный сын вырос, — вмешался в разговор Чхве Киндэ. — Я не знал его, но уверен, что он был достойным человеком, раз защитил тебя, Шингван.

      — Из него получился бы отличный отец, — улыбался кузнец, глядя на счастливого Хочжуна, в шутку оборонявшегося от маленького Кванхэна.

      Чунгэ в очередной раз вспоминал тот день, когда Хёнсук сообщила ему о своей беременности, и задумался:

      «Если бы тогда что-то со мной случилось, и я бы тогда погиб, то как бы Кванхэн рос без меня? Как бы жила Хёнсук одна, с маленьким ребёнком? Знаю, что Шингван помог бы ей. Зато я выжил и вижу, как растёт Кванхэн. Зато он знает, что у него есть я, его отец. Когда-нибудь он покинет меня, как я покинул своих родителей, женится, у него появится ребёнок. Как хочу застать и эти моменты. Хочу увидеть своих внуков».

      Этими мыслями о жизни Хон поделился с Шингваном, и тот, улыбнувшись, ответил:

      — Я знаю, что всё это неизбежно. Пока они рядом, мы должны ценить это. Мало ли, что произойдёт в этой жизни. Знаешь, хён-ним, я тоже хочу увидеть, какими вырастут Вольчжин и Хэчжин, хочу увидеть своих внуков.

      — Я не был с Мичжу, когда она была маленькой, — изрёк глава «Ёнккори», вмешавшись в разговор, — а сейчас я рад её видеть хотя бы раз в год. Как хорошо, что вы навещаете меня, приводите своих детей. С детским смехом мой тихий дом словно оживает. Скоро Хочжун тоже может уйти. За все годы, что Чжисон и Хочжун живут у меня, этот мальчишка мне как родной сын.

      — Не переживайте, отец, — изрекла Мичжу. — Надеюсь, что он будет часто вас навещать. Так же, как мы вас. Жаль, что мама не так часто навещает меня. Когда я была беременна и кормила грудью, мама ни разу не пришла ко мне. Видимо, боялась, что я расстроюсь, а мне нельзя было нервничать. Сегодня она снова должна прийти. Знаете, как я расстраиваюсь, когда просыпаюсь, но после встреч с ней мне становится легче. Я плачу в эти ночи, но Шингван-оппа утешает меня, просто обнимая. Когда мама мне снится, чувствую себя защищённой, хоть рядом со мной семья, дети, друзья.

      — Мичжу, твоя мама жива в твоём сердце. Ты же волнуешься за Вольчжин и Хэчжин. Чжунхи так же переживает за тебя. Я виноват перед тобой, что не уберёг её и не смог быть твоим отцом, не смог вырастить тебя.

      — Отец, живите настоящим и не вините себя. У вас есть я, Шингван-оппа и две замечательные внучки. Хочу, чтобы вы просто были счастливы и не корили себя из-за мамы. Вы не были готовы к такому. Понимаю, как вам больно. Мне тоже больно осознавать, что из-за меня маму убили. И Шингван-оппе больно, когда он вспоминает своих родителей. Но нам всем нужно жить настоящим, а не прошлым.

      Поговорив с отцом, Мичжу направилась в библиотеку и писала стихи о природе родного Ачимтэяна. Чунгэ в библиотеке рисовал заход солнца за горизонт. Шингван присоединился к Хочжуну и детям и, взяв деревянные мечи, играл с ними в воображаемую войну, где он изображал врага, а юноша и его маленькие друзья — героев, которые должны спасти страну. Чхве Киндэ направился в свою комнату, где читал книги своей дочери. Он следил за её творчеством и всегда хвалил и критиковал её, чтобы она дальше продолжала творить.

      Хёнсук смотрела на небо и наслаждалась отдыхом. Через неделю им нужно будет отправиться обратно в Нунбушин, а пока она радовалась прекрасным солнечным дням в доме господина Чхве, вспоминая то время, когда «Ёнккори» готовилось к подавлению восстания Сукчжона.

      «Как хорошо, что судьба распорядилась так, хоть и пришлось пройти сквозь потери. Если бы не погибли мои родители, и я не оказалась бы у своей тётки, и она не продала бы меня в дом кисэн? Если бы меня не прогнали из дома кисэн, и меня бы не забрал господин Пак? Если бы родителей Шингвана не убили, и он не оказался бы у господина Юна? Если бы госпожа Шим не вырезала Мичжу из чрева её матери и не унесла домой? Если бы Чунгэ не спас Сукчжона? Если бы Шингван не пришёл в Нунбушин? Если бы господина Пака не убили? Если бы Чунгэ меня не похитил? Если бы Шингван и Мичжу не сбежали из Нунбушина в Ханманчжу? Одно знаю точно — того, что сейчас есть, не было бы. Как бы сложились наши жизни? Одна лишь Унмёнъёшин знает».