Лента Авады

За долгие десять лет ожидания Северус Снейп не раз воображал, каким будет ребенок Лили. Разумеется, он видел младенца в колыбели, с этими отвратительно-черными волосиками и потрясающе-зелеными глазами, но годовалые дети больше похожи на мартышек, чем на взрослые версии себя или родителей. У Северуса, откровенно говоря, не было никаких надежд на это дитя – о какой вообще надежде можно говорить, когда речь идет про отродье Джеймса Поттера?

Но фантазировать это не мешало. Снейп злился, представляя себе маленькую копию Джеймса, злобно хохочущую и кидающую в него какую-нибудь гадость. Сдерживал слезы, думая о маленькой милой копии Лили с горящими от зельеварения глазами. Поджимал губы на забитого и затюканного ребенка – мало ли, в каких условиях отродье Поттера росло и кому выпало несчастье быть воспитателями?

К худющей девчонке, словно проглотившей палку и стреляющей Авадами из глаз, он готов не был.

Хизер Поттер, названная по давней традиции семьи Эванс цветочным именем, презрительно отодвигала от себя еду в столовой, пряча голодный взгляд и заглушая урчание в животе за громкими голосами гриффиндурков, не искала себе друзей, всех принимая не то за соперников, не то за врагов, отвратно училась, хотя учебный год еще только начался, и создавала впечатление отчаянно недосыпающего ребенка.

Северус даже не знал, как относиться к ней – с презрением, отвращением или жалостью.

Наглый бунтующий взгляд, наверняка доставшийся ей от отца, решил все за него.

***

Хизер с ненавистью покосилась на золотистую жареную курочку, с которой стекала каплями густая жирная подливка. Скривилась на яркий сладко пахнущий тыквенный сок. Презрительно отвернулась от нежнейшего сливочного пудинга, начинающего извиваться от малейшего движения воздуха, пока с его верхушки пытался сползти ароматный земляничный джем.

Во рту противно горчила пресная капуста, а в кулаке крошился от крепко сжавшихся пальцев маленький кусочек черного хлеба. Изнутри глодала давно черная дыра, требующая заполнить ее хотя бы чем-нибудь.

Дольше, чем на пятнадцать минут, Хизер в Большом Зале никогда не задерживалась. Смотреть на всю эту вкуснятину гадость, сидя в окружении шумных бескультурных растяп, было просто невозможно. Она сбегала в ближайший туалет, руками черпала воду из-под крана и пила-пила-пила, надеясь заглушить вечное чувство голода. А потом приседала, прыгала, отжималась, тянулась…

Хизер Поттер ненавидела художественную гимнастику всем своим голодным нутром, но не мыслила своей жизни без нее. Только в зале ее не доставали, только за тренировки ее не ругали, только гимнастика у нее получалась.

Хизер Поттер была дрянной девчонкой, подкидышем, дочерью двух разбившихся на машине зависимых идиотов, никчемной, разгильдяйкой… И только в художественной гимнастике у ее существования был хоть какой-то смысл.

Правда, она не уверена, стоит ли благодарить за это тетю Пет.

Честно говоря, от тренировок и разминок у нее вообще ни на что сил не оставалось, даже на ненависть.

Порой – даже на желание жить.

Хотелось просто упасть на месте и уснуть. Можно – навеки. Лишь бы не трогали, лишь бы не есть снова капустный суп с коркой черного черствого хлеба, лишь бы не падать, обжигаясь о жесткий ковер, лишь бы не чувствовать застарелую боль в сросшихся переломах, не чувствовать давление в позвоночнике. Но она вставала и шла тянуться, смыкая ноги над головой. Но она вставала и прыгала, рискуя свернуть себе шею. Но она вставала и танцевала рискованный танец с дешевой лентой, норовившей пустить ей кровь острыми краями, обвиться вокруг тонкой шеи, перекрыть дыхание и забрать жизнь во имя искусства.

Сама не понимала, зачем все это делала. Сначала – заставляли тетя и тренер. Потом это стало образом жизни. Ее жизнь сама по себе была художественной гимнастикой – ведь больше ни на что времени не оставалось. Тренировки, растяжки, разминки, разогревы, заучивание программы, дорога пешком на стертых в кровь ногах туда и обратно, домашние обязанности и как-то пытающаяся притиснуться школа. Не удивительно, что оценки Поттер не то, что оставляли желать лучшего, а давно махали руками со дна.

В Хогвартсе это не изменилось.

И, казалось бы, она уехала из дома, тут не было жестоких тренеров, не было соперниц, не было суровой тетки и грозного дяди, не было подлого кузена и жесткого расписания тренировок и диет – живи в свое удовольствие!..

Но вместо волшебной палочки ее пальцы крепко сжимали палочку гимнастической ленты, не раз пытавшуюся лишить ее глаз. Вместо учебников она держала мяч, заставлявший заворачиваться морским узлом, словно и не было в ее теле костей вовсе. Вместо толстого пухового одеяла она оборачивалась складным обручем, больно бившим по всем частям тела при малейшей ошибке и не менее больно ударявшим по ушам громким звоном, если его не успевали поймать. Про булавы и вовсе говорить не стоило. На уроке трансфигурации, когда нужно было превратить спичку в иглу, у нее появилась маааааленькая стальная булава, которую профессор засчитала за иглу только потому, что у нее в тот момент съехали с носа очки.

Хотелось упасть и не вставать, но она усердно гробила себя, пока булава не прилетела ей по голове, заставив потерять сознание с ощущением стекающего с виска тягучего тепла.

***

Северус думал, у него сердце откажет, когда нашел лежащую без движения Поттер с кровью на виске в одном из дальних коридоров после отбоя. В мыслях пронеслись сотни ужасов, которые могли случиться с хмурой мелочью. В Больничное Крыло он несся как сумасшедший, левитируя бессознательную девчонку следом.

Поппи Помфри, получив национальную героиню в свои цепкие ручки, разразилась гневной тирадой на грани приличий.

Кроме очевидно плохого зрения у ребенка было множество растяжений, неправильно сросшихся переломов, вывихов, ушибов, а позвоночник вот-вот грозился схлопнуться, и держали на месте его только мышцы спины. Девочка была худющая и явно недоедала, а судя по теням под глазами – еще и недосыпала.

Снейп с ужасом смотрел на смутно-знакомый предмет, лежавший рядом с Поттер. Пусть он и жил в магическом мире, но и в маггловский выбирался нередко, вид спортивной булавы был ему знаком. Более того, когда изучал дуэльное искусство, он и сам пытался баловаться упражнениями с такой булавой для развития ловкости.

Только его булава была легкой деревянной, а эта – тяжеленной и жесткой, и на ней были следы крови. Не приходилось сомневаться, что именно она прилетела Поттер на голове.

Пока Помфри с руганью удаляла девочке сломанные кости, чтобы отрастить заново целые, Снейп отошел в тень у стены, задумавшись, что делать с гимнасткой. В магическом мире подобного спорта не было, но краем уха он слышал от магглов, что в гимнастике все не так просто, как может показаться.

За Хизер стоило приглядывать.

***

Хизер не имеет ни малейшего понятия, как она не растеряла форму и навыки за учебный год и почему ее не гнали поганой метлой за девятимесячное отсутствие. Но факт был фактом – из года в год ее продолжали принимать обратно и гоняли в три раза больше остальных, называя перспективной.

Хизер всех их яро ненавидела.

И судей, оценивающих субъективно и снижающих баллы за все подряд. И соперниц, норовящих подсунуть гадость в обувь, в костюм, в бутылку с водой. И организаторов, запихивающих всех участниц в одну маленькую комнатушку для подготовки. И орущих жестоких тренеров, использующих такие методы, что незабвенному Филчу и не снилось. И зрителей, искренне наслаждающихся выступлениями и даже на мгновение не задумывающихся, чего стоят гимнасткам все эти трюки и «красивости».

А вот гимнастику за годы обучения в Хогвартсе умудрилась с мазохизмом полюбить. Гимнастика была той неоспоримой константой, отменить которую не мог ни тролль, ни василиск, ни сбежавший преступник, ни какой-то там дурной турнир. Что бы ни случилось, каждый день ее состоял из гимнастики и маловажного остального. Ее не волновали экзамены и интриги, вражда между факультетами и якобы возвращение не ее врага.

У Хизер были ноги-палочки, руки-веточки, выпирающие ребра и абсолютно пустые мертвые глаза цвета Авады. Только стараниями мадам Помфри она все еще была здорова и неплохо себя чувствовала. Только стараниями профессора Снейпа не восполняла пропущенное из-за уроков время тренировок за счет сна. Только в зеленой гимнастической ленте находила радость и отдушину.

Каждое выступление в художественной гимнастике было настоящим шоу, представлением, спектаклем. Нужно было быть не только умелой и ловкой, но и артистичной, и живой, и заражающей эмоциями. И Хизер заражала. Она выплескивала всю свою ярость и ненависть, танцуя с лентой цвета своих глаз, чувствуя каждый миллиметр ткани, грозившейся спеленать ее в кокон или сломать шею.

Хизер Поттер в своем красиво расшитом стразами спортивном купальнике изящно управляла лентой, стегала ей воздух, отправляла в полет до судей и зрителей. И каждый раз представляла, что не лента то летит, а зеленый луч Авады.

Каждое выступление мисс Поттер было исполнено искренней потаенной злобы, дикой ярости. Она широко улыбалась, светя белоснежными зубами, а про себя мысленно материлась и раскидывалась Авадами.

Тетушка Пет на вопросы, почему Хизер всегда выступает только с зеленой лентой, скромно хихикала и щебетала про любимый цвет и глаза погибшей матушки.

Хизер считала лишним разубеждать окружающих в их тупости.

И только один человек на трибунах не наслаждался ее выступлениями, а напряженно следил за каждым движением – а ну как оступится, упадет, шею свернет? Уж он-то точно знал везение Поттер, работавшее и на притягивание всяких приключений и неприятностей. С нее бы сталось запнуться о воздух, надышаться тяжелой пылью от ковра и резануть краем ленты собственный висок. Поэтому в его рукавах была целая батарея флакончиков с медицинскими зельями.

Хизер из всего этого разнообразия лекарств интересовало только одно.

Стянув липнущий стягивающий купальник и нырнув в бесформенный балахон, девушка выскользнула из раздевалки и выскочила в вечернюю прохладу, в сумерках которой скрывался, как всегда укутанный в черное, профессор Снейп. Вдвоем они молча дошли до ближайшего кафе, где мужчина заказал все сладости, присутствовавшие в меню, и поставил на стол перед гимнасткой золотисто-сиреневое зелье, пахнущее вереском и приторной сладостью.

Зелье от набора веса, в которое он добавлял вересковый мед, любовь к которому Хизер, сама того не зная, переняла от матери.

С затаенной болью Северус смотрел, как сломанная, но не сломленная девочка уплетает все сладости, блаженно жмурясь и облизывая ложку, уверенная, что благодаря его зелью после не придется ожесточенно худеть и сбрасывать вес.

Слишком много художественная гимнастика отняла у Поттер, даже интерес к магии у нее, на самом деле, так и не появился. Но ее здоровье окрепло от зелий, она научилась сбрасывать пар через гимнастику и, кажется, стала хоть немного счастливее.

Северус довольствовался уже этим.