В гости на минутку

Юань с опаской шел по разбитым плитам дорожки и сдерживал выражение лица, то и дело норовившее либо скептически выгнуть бровь, либо презрительно скривить губы.

Юань родился в богатой семье и никогда не испытывал ни в чем недостатка, но при этом считал себя понимающим и лояльным, никогда не испытывая негатива к более бедным лишь из-за их достатка – или недостатка. И все же видеть неблагоприятный контингент в парке около университета ему было неприятно. Он не понимал – разве может быть хоть одна причина так жадно вгрызаться в еду и драться за нее? Разве могут быть действительно весомые причины, чтобы спать на лавочке, укрывшись собственной курткой? Разве может хоть кто-то, сохранивший в себе человеческое достоинство, выглядеть столь неопрятно, игнорируя помятость одежды, грязные пятна и сальные спутавшиеся волосы?

Шан Цинхуа, идущая рядом, раньше казалась ему верхом небрежности, но теперь выглядела едва ли не роскошно по сравнению с "населением" парка. Ее укладка, созданная методом "побрызгать и сжать пальцами" смотрелась люксовой прической на фоне колтунов и гнезд устроившихся прямо на траве девчонок – совсем молодых ведь!

– Специфичный у вас тут райончик, – протянул он, стараясь подбирать вежливые слова. – Небезопасный. Столько бездомных... Только вот студентов не видно. Где они?

Цинхуа ухмыльнулась, слизав кончиком языка оставшуюся на нижней губе каплю кофе, и резковатым движением указала большим пальцем себе за спину, прямо на группу неблагонадежных.

– Студентов ты только что обозвал бомжами. Вон те, кстати, на четвертом курсе, – короткий ноготь с аккуратным, но начавшим облезать маникюром, сделанным на коленке в общежитии своими руками с помощью одолженного у соседки подруги одногруппницы обычного лака ядрено-оранжевого цвета, ткнул в троицу наиболее неприглядных людей, двое из которых перетягивали сосиску в тесте, подбирая с травы осыпающиеся с выпечки кунжутные семена. Третий громко сербал и трубочкой пытался собрать со дна и стенок стаканчика остатки кофе, сливок и пены.

Выражение лица у Юаня стало очень сложным, и Цинхуа едва сдержалась от едкого комментария. Такой буржуй, как Шэнь, учащийся в лучшем университете, ездящий с личным водителем и одевающийся с иголочки в брендовые вещи, которые ему гладили слуги, был не готов к реалиям обычного университета, в котором студенты занимались не интригами и политесами, а учебой и выживанием. Особенно последним – войны в общежитиях заслуживали статуса величайших. Цинхуа даже затруднялась сказать, что были эпичнее – борьба против тараканов или сложные миссии по краже еды и чайника. Но самым весёлым однозначно были баталии тайком протащенных нелегалов с комендой. Хотя, были ещё столкновения нарушителей с дисциплинарной группой, в последнее из которых "феечка" с физкультурного запулила пустую бутылку алкашки в лоб шкафу-математику из дисциплинарки, которого после за ноги всем этажом тащили в медпункт, а потом обратно, решив утаить инцидент от администрации. По пути ему, на взгляд Цинхуа, наставили даже больше шишек на голове, чем было до попыток "милосердной помощи", но кого это волновало?

Шан вообще ничто не волновало, кроме срочной записи происходящего. Жизнь в общежитии была не только экзаменом на выживание, но и занимательнейшим шоу. А для нее, самоназванного писателя, ещё и материалом для придумывания сюжетных поворотов.

Как минимум пять гаремных интриг у нее были списаны с конфликта Юэ из пятой и Мин из восемнадцатой, начавшегося с того, что первая сожрала йогурт второй, а закончившегося выговором из деканата за махинации с отчетами по практике. К двум мегерам никто не рисковал лезть, но Шан точно знала, что парень из двадцатой устроил тотализатор. Будь у нее на тот момент деньги, даже поучаствовала бы, но стипендия трагично улетела на лапшу быстрого приготовления, и ближайшие две недели предстояло жить на подножном корме и том, что было в общежитии.

Шпионские вылазки за чужой едой были неизбежны. Стоило заранее продумать, кого подставлять, чтобы тапком не прилетело ей. И хорошо, если тапком, а не кастрюлей или половником – пример Сана из тридцать второй был невдохновляющим...

Юань покосился на нее, как на представителя внеземной жизни, и тихим, полным подозрения голосом спросил:

– И преподаватели это позволяют?

Цинхуа ленивым взглядом окинула рощицу с деревьями и травкой, претенциозно называемую парком, а иногда и целым лесом, и флегматично кивнула в сторону густых кустов, разросшихся и расцветших на алкогольно-кофейно-энергетиковом удобрении.

– Вон та группка, курящая в кустах и тушащая окурки в кофе. Философ, историк и препод по классической поэзии.

Скривившаяся мина Юаня была достойна увековечивания в романе, и Цинхуа мысленно пообещала себе воспроизвести эту сцену в каком-нибудь эпизоде. Закадычный неприятель вообще был кладезем вдохновения, особенно когда его выводили из зоны комфорта. Отчасти поэтому Шан и не стала его предупреждать, что ее университет не его уровня заведение.

А ещё хотелось спустить его с небес на землю грешную к людям смертным, да. А то задрал уже со своими буржуйскими замашками и высокоморальными высокопарными проповедями.

Проще надо быть, ближе к народу и кухне. И подальше от начальства, которое как раз собиралось выглянуть из окна – Цинхуа оперативно сдвинулась, скрываясь от взгляда декана за спиной Юаня. Дохлик дохликом, но хоть на это его хлипкие плечики были способны.

Не то, что красавчик Мо с третьего курса, вот за тем можно и вдвоем вместе со стыренным ящиком алкашки спрятаться... Это она по собственному опыту может утверждать. Хотя лучше всего, конечно, прятаться за Ченом с математического, за его животом не видно и троих.

– ...у которых зрачки шире полной луны и мешки чернее ночи? – все никак не мог вернуть веру в действительность Юань.

Цинхуа закатила глаза на поэтичное сравнение и звонко щёлкнула пальцами, направив на парня указательный в жесте пистолетика.

– Бинго.

Юань сжал губы утиной жопкой и спрятал кулаки в карманы замшевого пальто с сияющими пуговицами. Шэнь наверняка считал, что таким образом скрыл свое раздражение и недоумение, но Шан-то знала его достаточно, чтобы именно об этом ей жест и говорил.

На мгновение идея Юаня посетить ее университет даже показалась ей хорошей.

Но лишь на мгновение.

– Какие вы все тут... выразительные, – золотой мальчик, как всегда, был вежлив и культурен.

Цинхуа это бесило. Этот лоск Юаня казался таким лживым, лицемерным. Шелестящим фантиком от карамельной кислючки. Ещё больше бесило, что Юань кислючкой не был – лишь высочайшего качества швейцарским шоколадом.

Он был прав, все они в университете были... выразительными. Выразителями, как предпочитала выражаться сама девушка. Ей это слово нравилось больше, как и его история. Сравнивать себя с импрессионистами было немного самолюбиво, но какая разница? Да и хотелось думать, что их студенческое общество, над которым так же насмешливо издевались, тоже станет великим и будет считаться гениальным.

Только вот Цинхуа была Ван Гогом рядом с Моне-Юанем. И в этом не было ничего хорошего. Шан ходила со значком подсолнуха на рюкзаке, носила дешевенький кафф-клипсу только на одном ухе и пользовалась картой в чехле со знаменитой ночью, но походила на художника отнюдь не в том, в чём желала.

И рядом с Шэнем это ощущалось весомее, чем обычно.

У Цинхуа не было ничего. Она не зарабатывала, с трудом живя на мизерную стипендию и умудряясь просаживать ее на какой-то ерунде за первые две недели. У нее не было друзей – и пусть она считала, что не нужны ей такие, это все ещё не было достижением. У нее не было семьи – родители отказались от нее после одного неприятного случая. Она не была красива, и знала об этом – единственным, что в ее внешности было неплохим, это остриженные по плечи вьющиеся пушистые волосы, и то после того, как она мяла их руками для кудрей (и она никому не признается, что обрезала искренне любимые волосы потому, что они все были травмированные из-за нехватки времени и сил на своевременное мытьё головы и расчесывание). И умна она не была, сдавая зачёты лишь чудом и подлостью – с историком она была знакома слишком хорошо, лучше, чем хотелось бы, как и с Ваном, Чжаном и ещё несколькими умниками. И память у нее была дырявая насквозь. И на своем романе она не зарабатывала – сущие гроши звонко падали в электронный кошелек и тут же сжирались долгом за общежитие.

Цинхуа и Юань были из разных миров, только первая это понимала, а второй искренне считал мир единым. Потому со своей горы и плевался ядом в комментариях под ее романом, потому и ругался, потому смотрел с тщательно скрываемым презрением... И потому же прилип к ней, как жвачка, мозоля мозги "необходимостью" прорабатывания мира, вопросами о прошлом и мотивации персонажей, ворчал на количество фансервисных глав и шипел на "нереалистичные" действия в них.

Вот уж кому, как не Юаню, и не целовавшемуся ни разу с девушкой, знать о горячих сценах, действительно.

Цинхуа на его слова лишь закатывала глаза и прятала в кармане руку с неприличным жестом – а ну как нежный цветочек Шэнь ещё в обморок упадет, увидев, а ей не хотелось прятать тело в кустах, это сокурсники поймут, а вот менты... Да и деканат – там ещё не отошли морально от прошлогодней большой попойки с летальным исходом в четвертом общежитии.

А ещё она старалась не думать о том, что пишет горячие сцены, потому что собственный опыт холодный, склизкий и противный.

– На серость не жалуемся, – Шан фыркнула, приврав самую малость – серая жизнь тоже могла быть насыщенной и разнообразной.

– Жизнь играет разными красками прямо. Галлюциногенными...

Юань старался не коситься и не пялиться на местных. Он впервые был в настолько лишенных лоска местах и чувствовал культурный шок.

И все же университет Цинхуа был интересным. Подобное было чуждо самому Юаню, но что-то в этом всё-таки было. Что-то сумасбродное и абсурдное, даже дикое, но какое-то... искреннее, что ли? Он не мог подобрать слов и не отважился бы соврать, что происходящее ему по душе, но "свои вайбы" у этого места были.

...хотя он все равно предпочел бы не задерживаться здесь.

– Давай побыстрее разберемся со всем этим, – Юань вздохнул, модельным движением зачесав волосы на затылок под очередное фырканье Цинхуа.

– Как скажешь, белоручка.

Юань культурно пропустил насмешку мимо ушей. У него была цель, и ему нужно было ее достичь.

Тогда Шэнь Юань ещё не знал, что впереди его ждали ещё более страшные для нежной психики испытания, среди которых злобные мегеры на кафедре и хаос в общежитии были даже не самыми страшными...