Штейнберг развил просто неописуемую деятельность. Он лично поднял из постели ночным звонком оберста Залевски и обрисовал ему перспективы перехвата аппарата и самого инженера слетевшим с катушек фон Мальтбургом и его людьми. А также опасностью утечки из дырявого управления. Оберст вскипел и давление в котле подскочило до красной черты. Он прибыл в управление вместе с начальником сыска, подхваченом по дороге в низкий стремительный автомобиль оберста. 

Зазвенели телефоны, затрещал телеграф - агентуру подняли на ноги.

В час ночи агент "Семёрка Бубей" передал сообщение - фон Мальтбург куда-то собирается с целым отрядом. Замечены Копыто, Колотун, Ежи Шиман, Михель-кривой. Последним трамваем прибыли три десятка разбойных морд, вроде откуда-то с предместий. Во дворе ждут два автобуса, здоровенный пятитонный "Арморан" с крытым кузовом, два автомобиля новейшей конструкции. 

- Герр граф времени даром не теряет. - криво ухмыльнулся Вернер. - Это ребятки Шимана, их и ждали. 

- А зачем им два-то автобуса? - недоумевал белобрысый Лодочка. - Тридцать влезут и в один.

- Дорога больно дальняя, тридцать это битком, не поспишь. Да и как бы это не с пригородных линий - на двадцать с чем-то мест. В горах его длинные межгородские не пройдут. - предположил Вирен.

- А "арморан"? - спросил Лодочка. - У него ведь аж четыре оси!

- Мул ещё не там проедет. - вернувшийся Альфред бросил на спинку стула свою кожанку. - У него две оси поворачиваются. Управляемость отличная. Был бы шофёр, а не прослойка между лавкой и рулём. - Герр Гроубер, щеночек сознался. 

- Били? - осведомился Вернер, разворачиваясь всем телом от стола с телеграфным аппаратом. 

- Дерек ему в глазки невинные заглянул. Коллеги, кофе не варили? 

- На чём? Буфетная заперта. - мрачно ответили из дальнего угла под стук игральных костей. В ожидании приказов господа охранители коротали время как могли. 

- Дерек, может в кафе успеем ночное? 

- Сиди. - рыкнул на друга изуродованный - А то успеем как раз на гауптвахту. 

Пропел телефон. Трубку снял Маутцен.

- Политический. У аппарата унтер-офицер Маутцен. Секунду. - он протянул рожок Вернеру. - Тебя. Штернберг.

- Слушаю. Яволь. Яволь. Отбой. 

Вернер повесил трубку и потёр руки:

- Ну всё, господа. Труба зовёт. Марш-марш! Получаем грифонки с карабинами и по машинам. Под наш ма-а-аленький оркестрик заказан экстренный состав. 

- Копыто и Колотушку можно хоть сейчас брать. - рассуждал Вернер Гроубер, раскинувшись на деревянной лавке в вагоне 3го класса. - Эли их узнает, угрозы подтвердит. Но самое большее, что за это светит - полгода тюрьмы.

- Копыто - оборотень, Вернер. Он просто перекинется и смоется. Иначе первое же магосвидетельствование - и крепость навечно.

- Но прошёл же он его в армии. С чего ты вообще взял, что он перевёртыш? 

- Томас - это же Томаш, только на браннский манер, верно?

- Верно. Или Тома на люцианский. 

- Понимаешь. - Тибо опёрся локтем о нижний край рамы. - Томас у Йоси не так давно. До войны - а я на Ведьмачках двадцать три года - у него были другие люди. А больше - нелюди. 

- Наслышан. - ухмыльнулся Вернер, лениво следя за тонкой красноватой полоской над летящим по обе стороны густым лесом. 

Новейший паротурбоэлектровоз сообщал экстренному поезду невиданную прежде скорость в сто восемьдесят лиг за час. Мощная хищная рыбообразная машина рассекала тьму ярчайшим прожектором, дым сдувало бешеным напором ветра и непривычно глухо стучали колёса - вместо цилиндров с дышлами локомотив двигался посредством электромоторов с клеймом "ЭТО".

- Полтора десятка орков, около десяти ундманов только в ближнем кругу. Был гоблин-знахарь, но он умер ещё в восемьдесят втором, кажется. 

- А люди были?

- Конечно. Михель, Рыбка и Колотун. Только ходили они под Руггом, орком. Ругг и был одно время управляющим, хотя числился некий Ульрих Невель. 

- А Томас?

- Вот он уже после появился, года два назад. Регер тоже примерно тогда же, Ольгерд-моряк - примерно с восемьдесят пятого. Он правда был военным моряком, но его так изуродовало, что списали вчистую.

- Михель с Рыбкой и Колотуном не воевали?

- Рыбка погиб в начале войны, Колотун отбрехался поддельной язвой, а Михель сунул кому-то и всю войну писарем просидел на тех же складах, что и наш дорогой Петер. 

- Ублюдки. - прорычал обер-лейтенант.

- Орки все на фронт пошли.  В этом отношении у них жёстко. 

- Да, орки были самые надёжные парни.

- Ругг и Дрегр вернулись раньше, но и ушли на запад прежде всех. А остальные, кажется, даже в Альвигейл не заезжали. Йося устроил перевозку на запад всем мобешским нелюдям и договорился с волчаками. 

- Странное, Тибо, у меня к нему отношение. С одной стороны дед справедливый, помогал кому мог, а с другой - такое творить начал - хоть венок животворящий выноси!

- Он безумен, Вернер. По-другому я это объяснить не могу. - Тибо вздохнул. - Уходит эпоха. Их эпоха! Благородных и всевластных господ. Пришла эпоха инженеров и коммерсантов. Он не перенёс того простого факта, что его слово, слово фон Мальтбурга, в нынешнем Мобеше весит в сотню раз меньше, чем в довоенном. До войны он двигал бровью и тот же Бруно Краувиц бежал к нему извиняться, вообще не зная за собой какой-то вины. Сейчас Войцех Кравиц пошёл поперёк его запрета. Да что Краувиц! Свой же зять, пан Дибич! А этот засранец Гробичек? Явиться в оплот всевластного господина этих мест и угрожать. Да ещё и деньги требовать. Да в семьдесят восьмом о таком и помыслить было невозможно!

- Так он за этим ездил в Мальтбург?

- Именно из-за этого Йося с Хельмутом примчались в Альвигейл среди февраля. Несмотря на три пересчитанные задом лестницы, Гробичек не угомонился. А оставшийся без присмотра пан князь телеграфировал Войцеху и тот выслал грузовой автомобиль за "Лучом". 

- Не стоило ему селиться у старой гадюки. - покрутил головой Гроубер.

- Семья. Долгие годы добрых отношений. Общее горе после смерти пани Вильгельмины. Полагаю, дед уехал из замка ещё более-менее уравновешенным. Но тут добавился наглый Бальдур Хольт. И это окончательно перевернуло мозги Йосе. Кстати, Томас добился своего - Хольт-старший покинул город.

- А младший? На Белорозах сказали, что его не видать и не слыхать.  

- А ему наш ринек устроил мужскую немочь. 

- Вот скотина какая! Как ты его назвал?

- Ринек - это лисий оборотень, Вернер. Они немного умеют колдовать сами. Отвод глаз, лёгонький морок. Правда, в сказках ещё говорилось, что пани-ринеки умеют приворожить к себе мужчину. 

- Ну и как ты догадался, что Томас не бранн, стянувший документы и медали, а оборотень?

- Ринеки не умеют выговаривать "ш" и "ч". Почему - вечному ведомо. Заменяют, обычно, на "с" . Где мог взять аусвайс¹ вчерашний обитатель леса? Да только у деревенского старосты - они имеют право выписывать временное удостоверение личности. Но "ш"-то наш друг хитрый сказал как "с"! Вот и вышел Томас вместо Томаша! А в городе писарь записал, как было в той бумажке. Надо ему очень уточнять! Фамилия же вообще по роду. Сад-ринек. Приставка не поймёшь откуда, а дальше прямое признание. 

- Как его на призывном не раскрыли?

- Да просто. Он мог призываться году этак в восемьдесят первом, когда гребли всех, лишь бы не одна нога. Тогда, по-моему, вообще не проверяли. Лёгкий юркий парнишка - в кавалерию! - Тибо перевёл дух. - Он, скорее всего, в дозорах и разъездах отличился. Там лису равных и быть не могло. Тем более, с умением глаза отводить. 

Вернер молчал, размышляя о чём-то своём. Вагон гремел и раскачивался. Люди вокруг, в большинстве, дремали. Если бы не качающиеся на крюках шинели, башлыки и карабины вкупе с серо-жёлтыми жилетами поверх мундиров на всех проезжих - обычный ночной поезд.  

Наконец обер-лейтенант спросил:

- А почему ты его не сдал?

- Вернер, я двадцать три года чисто в гау Верхний Фонтан. Там была небывалая, не похожая ни на один другой гау, обстановка. Атмо-сфэра, как теперь говорят. Есть Йося - добрый круль. Есть орки - справедливые, но малость грубоватые и драчливые ребята. Есть ундманы - деловитые, работящие, скрытные. Есть немного гоблинов - вороватые, грубоватые, но лекари знающие. Зуб выдрать или язву прижечь - это к ним. И лавку подломить - это тоже к ним. Есть люди. С очень разной, но всегда чем-то интересной судьбой. Бедные дворяне, бывшие артисты, учёные, лесные объездчики, колдуны, моряки... Там было множество миров, сплетённых в один. Он играл такими красками, что погрузившийся в него, принятый им, погружался в небывалое. Как в перины старые. Все в пятнах, но ужасно тёплые и уютные, несмотря ни на что. Ни на воровские дела, ни на стычки, ни на какие-то старинные обиды и тайны. Ведьмачки брали тебя и переваривали по-своему. Это было настоящее очарование, Вернер. И весь Альвигейл был такой же. Множество миров удивительно уютно сплетённых в один. - Бреннер опустил голову. - Заводы и война поломали этот мир. Он начал рушиться с наступлением прогресса. - Глухо и безнадёжно сказал сыщик. - Мне достались уже обрывки и осколки, которые я пытался сберечь и сохранить в душе. Умирал мой город, мой Альвигейл! Я ненавидел каретников и алхимиков, ненавидел кондитеров и коммерсантов. Они убили мой Альвигейл. Альви моей юности. Мои рассветы над морем, тихие пыльные улочки летнего полудня и ранний зимний вечер в соборе. Я пел когда-то в хоре, Вернер. И я ещё помню старые рыбные ледники на Чешуе, где сейчас Эспланада. Помню старые домики в садах и Вдовью Гору в сирени. Я думаю, Вернер, что пан Йося испытывал то же, что и я. Но ему пришлось труднее. Этот город не просто жил в его душе, он являлся основой его души. И он сломался. Это уже не тот мудрый пан Йозеф, которого мы знали. Как и от моего города остались лишь жалкие осколки за буфетом. - Тибо поднял глаза на остолбеневшего от таких откровений приятеля. - В Альви и окрестностях осталось немного из тех народцев. Они не смогли расстаться с родиной. В основном это четвертинки и осьмушки. Но есть и совершенно невероятные существа. Одно время на Языке жила пара, от которой нынче бы барышни в обморок упали - ундманн и орчиха. И все вокруг считали это обыденностью. Ну сошлись и сошлись. Живут, деток растят, любят. 

- Их дети? - Вернер не верил своим ушам. 

- Да. Я знаю где они скрываются, но никогда не выдам. Они часть моего Альвигейла. Часть моего Мобеша. Часть моего Арганда. Поэтому я не выдал изуродованного войной ринека. Поднимется шум - пострадают и они. Мапо не спит, лишь уши прижало. Только дай повод - они их развернут и начнут косить. И многие пойдут по дороге слёз. Сам-то не боишься, потомок волчардов?

Обер-лейтенант Гроубер потерял дар речи, глядя на маленького худенького грустного человечка, как на небывалое чудо.

Над лесом взлетел сотрясающий всё и вся рёв дракона - стальное воплощение эпохи прогресса на полном ходу пролетало по обходному пути мимо белого ажурного вокзала станции Аршаль.