И если сердце поёт, тут не нужны слова.
Муслим Магомаев, «Улыбнись».
— Пап, там…
Игорь замер на пороге. Дурацкое «Вы чего тут?» было, кажется, совсем не в тему. И так понятно «чего».
Раскрасневшийся испуганный Димка, сползающий с кухонной тумбы, неловко пытающийся поправить рубашку.
И Константин Игоревич, одной рукой держащий тлеющую сигарету, а другой потирающий шею. Ну совсем не место преступления.
— Там перед домом дорогу заделали. Ага, утром видел. Звонки в ЖЭК помогли, во дела.
И говорит он так спокойно, глаза щурит, будто правда ничего не произошло. Игорь ведь его ещё спросил после того, как привёл Димку знакомиться — «Хороший ведь парень, да? Тебе тоже нравится?». Ага, хороший. Нравится.
Так нравится, что Димка губы трёт, будто это поможет. Взгляд отводит, молчит.
Всё было нормально, в общем-то. Игорь просто застал своего отца и своего парня.
Обычный четверг.
***
Отец ничего не говорит, но Игорь спиной чувствует его взгляд «Ну куда ты вечно торопишься? Хоть бы раздеться ему дал».
Но так только слаще, когда Димку можно зажать у входной двери, продрогшего после ледяного весеннего дождя, расцеловать мокрые щёки и чмокнуть в губы. Чтобы зарделся, чтобы почти что пар из ушей.
Забрать у него тяжеленые пакеты из рук.
— Снимай всё, щас сушиться повесим. — Игорь мокро чмокнул его в ухо и проворно увернулся от норовившего раскрыться зонта. — Димка, ты куда столько накупил? У нас же всё есть.
— Я у вас ужинаю почти каждый день. Так что это…
— А то мы тебя не прокормим. — Костя помог ему с мокрой курткой и потрогал рубашку, невзначай погладив по плечам. — Ты насквозь. Раздевайся, и в ванную. Игорь, включи воду погорячее.
И сам ткнулся поцелуем куда-то над бровью. Так, будто случайно.
Игорь отвернулся, пряча усмешку и пару йогуртов в холодильник.
Дима сидел в ванной, обнимая себя за колени, раскрасневшийся от поднимающегося пара. Без очков он сначала забавно хмурился, пытаясь разглядеть что Игорь и Конст… Костя делали около плиты, но в итоге сдался и просто сидел, смотря как течёт вода, согреваясь.
Слышать, как они негромко переговариваются, гремя посудой и перебивая тихую музыку радио — было приятно. Было уютно, когда вот так, на троих. Никакого колючего одиночества. Никакого ощущения неуместности.
Он вздрогнул, когда почувствовал, что его погладили вдоль позвоночника.
— Согрелся? — Игорь присел рядом с ванной, аппетитно хрустя половинкой огурца. — Сейчас что-нибудь из одежды соображу. Ты в следующий раз захвати какой-нибудь своей, ладно?
— Ты бы сначала полотенце нашёл. — Бросил Костя через плечо, что-то нарезая. — А из одежды возьми что-нибудь с верхней полки.
— Есть, товарищ командир. — Игорь с усмешкой тыкнул пальцем Димку в бок и пошёл перерывать ящик.
Дима положил голову на колени и прикрыл глаза. Главное было не задремать, но приятная усталость по завершении дня давила на плечи. И живот урчал, потому что пахло поджаренной золотистой картошечкой с луком.
— Какой-то ты тихий сегодня. Всё хорошо? — Костя положил прохладную ладонь ему на лоб.
Димка выглянул из-под неё и доверительно прошептал:
— Просто хотел быстрее к вам вырваться.
У Кости, как же тяжело не называть его Константином даже про себя, улыбка в глазах появляется. Как будто он хочет сказать — «Тебе и уходить не нужно». Но он только гладит потемневшие от влаги волосы, и Дима глаза прикрывает от этой ласки, улыбаясь в ответ.
С Игорем обычно просто, если говорить как приятней, чего хочется. А сам он как открытый нерв — куда не тронь, везде отзывчивый, везде ему хорошо. С Костей было иначе — говорить он привычки не имел, и Дима осторожно выяснял всё сам, как нравится, от чего его глаза мгновенно темнеют, а желание становится очевидным.
Но искать, изучать, находить — нравится ему ничуть не меньше. Знать, что это только его…
Игорь возвращается с футболкой на одном плече, накидывает на него большое полотенце и без особых усилий берёт к себе на второе плечо, как будто он совсем ничего не весит. Дима только успевает как-то задушено охнуть, а его уже усаживают на диван.
— Пока футболки хватит? — Игорь растирает его волосы и всё что Дима может видеть из-под полотенца — это его губы, которые, конечно же, хочется поцеловать прямо сейчас.
Как же проще было выкраивать время на работе, за плотно закрытой дверью подсобки. Или архива. Или кабинета временно отсутствующего Смирнина. Прижимать Игоря к стене, мокро целуясь, пока дыхания будет хватать, а голова не начнёт кружиться. Поддаваться торопливым рукам, лезущим под форменную рубашку. Нетерпеливо дёргать чужой ремень, подставлять шею под кусачие поцелуи. Поддаваться, когда Гром нетерпеливо дёргал его на себя, одной рукой вцепившись в бедро, а другой опираясь на стол…
Когда они втроём — всё иначе. И Диму в жар бросает от того, что Костя смотрит.
Взгляд этот горячий, тяжёлый, от которого не скрыться. Не то чтобы хотелось. Но непривычно, и обжигает так, что хочется пылающее лицо ладонями закрыть. Только Игорь не даёт, натягивает на него футболку с выцветшим изображением Джимми Хендрикса, и глаза у него хитрые-хитрые.
Диме только и остаётся сидеть, на диване, обернув полотенце на талии, чувствуя, как с волос ещё капает и стекает холодными каплями за воротник футболки. И смотреть, как они вдвоём накрывают на столик перед телевизором.
Места для троих достаточно, но Игорю нравится, что они вот так, вплотную. Димка сидит между ними с большой тарелкой жаренной картошки и салатом, уплетает за обе щеки. Должно быть голодный, опять в отделе поесть не успел. Подсохшие волосы забавно торчат ёжиком. Хочется их пригладить, конечно, но будет ещё время. Пусть лучше отъедается.
На экране мелькает заставка «Необъяснимо, но факт», и Игорь только хмыкает:
— Серьёзно? Может, фильм какой найдём? Где пульт?
— Да ладно тебе, пусть болтает на фоне.
— Мы с Веркой в детстве постоянно что-то такое смотрели. — Тихо сказал Димка. — Потом, вечером, каждого шороха боялись.
— И как, нашли хоть одного призрака? — С набитым ртом спросил Игорь, сидя к нему в пол-оборота.
— Вот ты ёрничаешь, — Костя ткнул в его сторону вилкой с куском помидорины на конце. — А Федя до сих пор меня уверяет, что на даче Скобловых чертовщина творится.
— С таким количеством водки чертовщина может твориться где угодно. Ты же сам знаешь. — Игорь пожал плечами.
— Может и знаю. Но ночевать там всё равно не стал бы.
— Там домик такой, что вот-вот рухнет. — Пояснил Игорь Диме. — Любой сквозняк и шатает, скрипит, стонет. И никаких тайн.
— Мы в таком студентами ночевали, когда на картошку ездили. Стрёмно, но ничего не случилось.
— Ну вот.
— И это мне говорит фанат Секретных Материалов. — Закатил глаза Костя и Дима фыркнул с полным ртом картошки, чуть не подавившись. — Душнила.
Игорь старательно постучал его по спине.
Пульт так никто и не стал искать, и они отсмотрели весь выпуск и две врезки рекламы, споря, что более жутко — осязаемые монстры или неосязаемые призраки, но к однозначному выводу не пришли.
Под конец сытый Игорь отставил тарелку и сполз вниз, положив голову ему на колени, а сам Дима привалился к горячему боку Кости, сонно моргая, пока на экране шли титры к какому-то фильму. Ему было так хорошо.
Костя, закинув руку на спинку дивана, потянулся и мягко пригладил его по затылку. Дима, вырвавшись из приятной дрёмы, повернул к нему голову. В темноте квартиры, подсвеченной только экраном телевизора, он таким родным кажется, что сердце сжимается до боли, не вздохнуть. Впадинка шрама темнее, а глаза чёрные-чёрные, на губы Димкины смотрят.
Щека под ладонью немного колючая, но он уже привык. Тянется сам, к губам прижимается, всегда робея как первый раз. Как будто Костя не захочет или… положит ладонь ему на затылок, прижимая к себе ближе, кончиком языка по губам пройдётся и поцелует так сладко, что сразу теплом по венам. И Димку отпустит это нервное напряжение, как обычно.
С Костей всегда так тягуче-медленно, как его не подгоняй. Дима плавится от того, как он доводит его до края одними только поцелуями. И после близости с ним тело лёгкое, как пушинка, и обычно он ног не чувствует. А ещё смеётся, потому что Костя, залюбив его, после пары затяжек лезет пощекотать пятку, высунутую из-под одеяла. Или пройтись пальцами по рёбрам. Как будто нравится ему смотреть, как Димка расслабленно улыбается, как вздрагивает грудная клетка от смешков, как кожа покрывается мурашками от щекотки.
И Диме нравится, что он может после этого забраться к нему на колени и просто понежиться. Костя будет гладить его вдоль спины, пока Дима будет прижиматься пересохшими губами к венам на его запястье, оставляя поцелуи поверх замедляющегося пульса. И можно будет ничего не говорить, только слушать дыхание и касаться голой кожи. А сигарета в пепельнице будет медленно тлеть.
— Так, мы, может, сначала постелимся? — Сонно пробормотал Игорь, потираясь носом о Димкин живот, а горячими ладонями гладя по ногам, но под влажное полотенце тактично не лез.
Вылезать из тёплых объятий тяжело. Сталкиваясь плечами, они в четыре руки перенесли тарелки в раковину и залили их водой, пока Костя раскладывал диван.
Улучив момент, Дима быстро приподнялся на цыпочки и чмокнул Игоря в щёку. Кажется, даже попал. Увернуться не успел, полотенце осталось в чужих руках, ладно футболка была достаточно длинной. Он всё равно почувствовал себя больше чем голым, когда кожи коснулся прохладный воздух.
Дима сделал единственное, что мог в этот момент, сделал пару шагов, нащупал на телевизоре кнопку и нажал. В наступившей темноте он отступает назад и сталкивается с Костей, чувствуя, как его обнимают со спины. Колючий подбородок опускается на плечо:
— Куда бежим?
— Совершает неправомерный поступок, а именно… — Игорь обо что-то споткнулся и, чертыхаясь, налетел на них.
Костя слегка пошатнулся, но не отступил. Игорь обхватил Димку за талию, восстановив равновесие, потянулся вперёд, и с первого раза попал в губы. Как и в сердце. Шумно выдохнул и подхватил его под бёдра, вжимая в себя.
Дима сглотнул, кажется, даже чужую слюну и ахнул в открытый рот, когда его укусили вдоль позвоночника через футболку. Потеряв опору под ногами, завёл одну руку назад, держась за Костю, второй вцепился в плечо Игоря, отвечая на поцелуй. Дурея от того, как много прикосновений, и как хорошо, как ярко они ощущаются в темноте.
Диван скрипит, возмущенный общим весом. И Дима, между поцелуями, вторит смешку Игоря на этот звук.
Целоваться, лёжа на Игоре, обняв его руками и ногами, отдельный вид удовольствия. Прижимать его к постели всем весом, делить на двоих одно дыхание, пытаясь отдышаться. Ловить губами частящий пульс, целуя шею, языком обводя дёрнувшийся кадык.
Игорь укладывает его на бок и целует в подбородок:
— Я, кажется, спать хочу больше. Ты не?..
Дима не видит его лица, но слышит смущение в голосе. Как будто Игорь волнуется, что его не поймут. Как будто Дима хоть раз дал ему повод.
— Конечно, отдыхай. — Дима трётся о его щёку своей. Во рту остаётся вкус чужой кожи, так, что тянет попробовать её снова.
— Вы мне не мешаете, если что. Я просто отрублюсь, наверное.
Он только больничный закрыл и ещё не до конца восстановился, это Дима помнил. Но знать, что Игорь переживает, что не может ему дать того, что он хочет, было приятно. Как будто дело заключалось только в том, что они делят постель. Хотя, конечно, это было не так. И Диме, наверное, ещё предстояло доказать ему это множеством разных приятных способов.
— Набирайся сил. — Дима поцеловал его в горячую от смущения скулу. — Утром будут блинчики.
— Ну вот. И как я теперь засну с мыслью о блинчиках?
— Быстро. — Хмыкнул Костя, возвращаясь к дивану откуда-то из темноты. Он, в отличии от Игоря, ни обо что не спотыкается, и даже ступает абсолютно бесшумно.
Дима переползает поближе к нему, путаясь в пододеяльнике и пледе. У них вообще-то строгое разделение — три подушки, два пустых пододеяльника для тех, кому вечно жарко, и плед для Димы, потому что ему вечно холодно. А ночью можно возиться между ними двумя, совать холодные ноги к чужим тёплым и отогреваться. На удивление, он всегда высыпается и не чувствует, что кому-то мешает. Как будто притереться друг к другу оказалось так легко.
В конце концов, это Игорь сказал «Останься».
И Дима не смог придумать ни одного оправдания, чтобы уйти.
А потом не захотел. Ни придумывать, ни уходить.
В темноте слышно только шуршание ткани и их дыхание.
Дима, может быть, и сам задремал с удовольствием, разнеженный после поцелуев с Игорем, но даже простая близость Кости заставляет хотеть большего.
Дима трётся о его ногу своей и нетерпеливо подаётся вперёд, под шершавые тёплые ладони.
Когда они лежат, разница в росте совсем не ощущается, ему не приходится запрокидывать голову, и можно без труда прикусить мочку уха и тихо выдохнуть, краснея от собственных слов:
— Хочу тебя.
Дыхание сбивается, когда Костя накрывает его собой, двигается, ловя его тихие вздохи губами. Осторожный, каждый раз, как в первый.
С Игорем первый раз случается далеко не с первой попытки. И даже не с третьей.
Он с непривычки долго привыкает к растяжке. Прячет лицо в подушке, стараясь заглушить собственные стоны, которых смущается. Реагирует на каждое касание, даже когда второй рукой Дима легко поглаживает его по спине и сведённым лопаткам. Напрягается, но тут же пытается расслабиться. Безуспешно. Стискивает пальцы в себе так, что если двинуть рукой чуть сильнее — ему будет больно. Смазки не хватает.
Но Дима останавливается, не дотянувшись до полупустого тюбика. Возвращает ладони на бледные ягодицы и слегка сжимает пальцами, мнёт, разгоняя кровь. Гладит ребром ладони по чувствительной от прилившей крови ложбинке, слыша приятные тихие стоны. Игорь всегда отзывчивый. И всегда собственной отзывчивости смущающийся.
Поэтому Дима наклонился ниже, выдохнув на покрывшуюся мурашками кожу, и лизнул между ягодиц до самого копчика.
Игорь вскинулся, оторвавшись от подушки и громко застонал. А дальше было проще.
С Костей тоже получается всё далеко не сразу.
Хотя Дима буквально в календаре день обвёл, потому что выпросился из отдела на пару часов раньше. И прибежал решительный упасть и тут же заняться делом.
Только вот у Кости были какие-то свои планы: он заставил Диму нормально пообедать, слушал про совершенно несносных близнецов Салмак, которые пришли практику проходить и почему-то ими занимался именно он, а дел ведь меньше не стало и на стажеров их не скинешь, а…
Дима замолчал с недонесённой до рта ложкой. Смутился, пробормотал что-то про то, что не хотел Конс… то есть Костю, грузить всяким рабочим. И недоумённо уставился на собственную ладонь, которую Костя сжал в своей.
Он улыбнулся, выдохнув в сторону дым, и сказал то, от чего сердце Димки пропустило пару ударов.
И потом, когда они лежали в обнимку, он слушал биение чужого сердца и рассказы Кости о том, как они с друзьями махнули на выходные на Волгу, а потом две недели они жили с палатками на берегу, и как он получил самый нелепый шрам на ягодице. Дима смеялся и сам вспоминал неловкие истории, которые спустя годы, конечно, тоже вызывали лишь улыбку.
И было хорошо вот так лежать, делиться чем-то своим и никуда не спешить. Вдыхая запах его кожи, одеколона и сигарет.
В этом был весь Костя — основательно подходящий к поставленной задаче. И, вроде, с главной он уже справился — заставил Димку влюбиться.
Кажется, даже, не прикладывая усилий. Просто потому что был собой.
Когда расстроенный Дима позвонил ему, сказав, что не может приехать из-за того, что замок на входной двери сломался, Костя взял отвёртку и вэдэшку, и приехал устранять проблему. Справился за пятнадцать минут и даже не думал подкалывать, что мол из-за всякой ерунды себя накручиваешь.
Деловито прошелся по квартире, спросил, есть ли ещё проблемы бытового характера и с большим удовольствием согласился на чай.
Похвалил Димины рисунки, развешенные на стене в гостиной. И коллекционные фигурки. Дима и до того чувствующий себя неловко, боясь показаться Косте слишком… наивным или глупым, слишком молодым, или каким угодно ещё, старался не отсвечивать.
Костя, кажется, уловивший его внезапную застенчивость, совершенно просто сказал — «ты мне нравишься, чтобы ты там не успел себе надумать». И, конечно, поцеловал. Как он умел, обстоятельно. Чтобы голова была совершенно пустой, а ноги ватными. А ласку хотелось не только отдавать, но и принимать. И заботу, открывая для себя — да, так бывает. Когда для тебя и ради тебя, когда это не игра в одни ворота, где приятно только одному.
И кровать они в тот день проверили. Несколько раз. Чтобы наверняка.
С Костей было отчаянно приятно, что смущению уже не оставалось места.
И когда Дима опустился на его бёдра, опёрся ладонями на грудь, пропуская волосы между пальцами, захлебнулся стоном, поймав этот полный восхищения взгляд. Такое принятие было едва ли не приятнее всего, что у него когда-либо было. Простое, без всяких условностей. Важен, дорог, желанен.
К такому невозможно привыкнуть, только принять. И он правда старается.
Поэтому когда Костя в темноте прижимает его к себе, он всё равно видит этот взгляд. И возбуждение прошивает насквозь, оседая теплом внизу живота.
Дима сжал пальцы в его волосах, царапая кожу головы, добившись тихого стона. Согрел его губы дыханием и еле слышно произнёс:
— Давай я на бок лягу. Так будет удобнее.
Бросает в жар только от мыслей и от поспешно выпутывается из ткани, возится, устраиваясь поудобнее. Ощущая, как Костя поглаживает его вдоль позвонков и устраивает ладони на бёдрах, притираясь. Горячий, как будто ожоги на коже оставляющий.
Царапнул, наверное, часами, и обнял поперёк груди. Дима положил ладони сверху, как будто боялся, что он отпустит. Но Костя не отпускал. Крепко прижал его к себе, прикусив шею, и погладил влажными пальцами между ягодиц.
Тёплая смазка несколькими каплями щекотно скатилась по коже.
Дима подтянул колено повыше и задышал чаще, когда почувствовал как пальцы раскрывают его. Выдохнул и качнул бёдрами, поддаваясь.
Нужно быть тише, чтобы не мешать Игорю. И он правда старается, сжав губы и зажмурившись. Было жарко, и от того, как Костя касался его, и от всего происходящего. Темнота оставляет это только между ними, интимное.
Костя погладил по напряжённой пояснице, будто уговаривая расслабиться. И хрипло выдыхает, толкаясь внутрь.
Дима выгибается в крепком объятии, вжимая бёдра в его. Но на самом деле ничего не может. Ему нравится чувствовать, что он ничего не контролирует, всё, что ему нужно — получать удовольствие от того, как Костя старается сделать хорошо им обоим.
Так, что жар стекает по влажной коже, вдоль позвоночника, и первое время кажется, что растяжки недостаточно, всегда недостаточно. Пока они привыкают друг к другу, пока находят верный ритм… так, что Дима дёрнулся от прошившего удовольствия и вскрикнул, не в силах сдержаться. Прикусил собственный язык, но тут же несдержанно громко застонал, когда Костя замер полностью в нём. Напряжённый, твёрдый, ни на секунду не ослабляющий сильной хватки рук, как будто забывшись.
Но Диме было слишком хорошо.
Он хотел откинуть голову назад, отчаянно нуждаясь в поцелуе, но было не вывернуться.
Зато Игорь, видимо раздразнённый их увлекательным занятием, притянул его за шею и поцеловал. А другой рукой погладил по внутренней стороне бедра и накрыл ладонью истекающий смазкой член. И быстро задвигал кулаком, на сколько позволяла поза, в противовес глубоким ритмичным толчкам.
И надолго Диму, изведённого этим… трением, не хватает. Он замирает, бёдра мелко дрожат, а руке Игоря становится значительно легче скользить по горячей коже, доводя чувствительность до предела.
Выброшенный удовольствием куда-то за грань, Дима приходит в себя только в тот момент, когда Костя осторожно выходит из него и будто нехотя выпускает из объятий. Теперь можно лечь нормально.
В спину всё равно немного отдаёт, когда он ложится, а Игорь, зная, тут же касается пальцами чувствительной кожи, гладит, мягко надавливая, так, что палец погружается только на одну фалангу. Гладит изнутри, давая ему возможность прийти в себя. Короткими поцелуями покрывает скулы, нежно касается век, прикасается губами к влажному лбу.
Делает всё, чтобы спавший жар не исчез разом, а отступил как ласковая волна.
Дима не знает, как сказать ему вне этого состояния, что это так приятно. Что Игорь делает слишком. И ладно, что темно, не приходится видеть в его глазах это обожание. Потому что слишком.
А Дима не знает, может ли сказать «люблю», не испортив всё между ними. Между тремя.
Костя ложится рядом, близко-близко, сжимает его руку в своей, будто убеждаясь, что всё в порядке. Тянет к его губам бутылку воды, и Игорь помогает ему приподняться, чтобы попить.
Тело непослушное и мысли путаются, но Дима точно знает, что ему хорошо. И не только ему одному. Так, что когда он засыпает, согреваемый с обеих сторон, последние сомнения окончательно исчезают, уступая место принятию.
***
Когда он просыпается, Дима пытается выбраться с кровати, никого не потревожив. Если его обхватить за лодыжку, он испуганно дёрнется, а потом обернётся, улыбаясь. С отпечатком подушки на щеке, картой из укусов и наливающихся засосов на коже, между родинками, высохшие светлые волосы пушатся, наэлектризованные. Такой, что из кровати его выпускать не хочется, но Костя только целует щиколотку и отпускает, откинувшись обратно на подушку.
Ещё рано, даже солнце не выглянуло, хотя светать стало заметно раньше.
Димка негромко возится, шлёпает босыми ногами по полу, наверное, очки ищет. Потом что-то достаёт на кухне, очень деловито что-то перекладывает и достаёт, стараясь не греметь. Под эти звуки дрёма возвращается, особенно приятная, когда никуда спешить не нужно. И в теле приятная лёгкость. Можно ещё додремать, и даже курить не так сильно хочется.
Но он трёт лицо, зевая, и тянется рукой вниз, там где-то должна быть пачка и зажигалка. Именная, с выбитой под крышкой фразой, Игорь всё пытался выведать, что там было написано, но это был секрет. Димка запомнил, позаботился о том, чтобы на подарке была именно она. Как-то выцепляющий мелочи из простых разговоров, не зря один из лучших следаков отдела.
Глаза загорелись, когда понял, что понравился подарок. Разулыбался, довольный, что смог угодить. И губы у него были на вкус как сливки с торта и горячий горький чай. Лучшее дополнение к подарку…
— Даже не думай. — Не открывая глаз, пробормотал Игорь, высовывая голову из-под простыни.
— Не буду. — Костя примирительно отложил шуршащую (так вот что его выдало!) пачку и зажигалку, и потянулся, разминая мышцы. — Доброе утро?
— Доброе. — Игорь приоткрыл один глаз. Прислушался к звукам, принюхался и улыбнулся. — Очень доброе.
— Ты не кашлял ночью. Совсем выздоровел, да? — Костя щёлкнул его по носу.
— Да вроде. — Игорь подполз к нему ближе и ткнулся в бок. — Не переживай, буду таскать его домой прямо из участка. И не будем там на пару пропадать.
Костя усмехнулся. Не будут они, как же. Те ещё работяги, которых из отдела вытащить — настоящая задача. Но в одном сын точно был прав: притащит, и следить друг за другом будут. Может быть, даже поесть станут успевать.
— Весна пришла. — Вдруг сказал Игорь, глядя в окно, на котором влажно блестели капли прошедшего ночью дождя.
И как-то посветлел лицом, как будто поверить не мог, что эта бесконечная зима с её гололёдом, пургой и ледяным ветром, закончилась.
«Надо будет ему шарф какой найти, чтобы горло больше не студил».
— Па? — Игорь положил голову ему на грудь и стиснул за рёбра.
— Чего, Горюш? — Рука сама потянулась погладить его по волосам. Хотя обычно сын нежности всякие не переваривал. А Димке, кажется, получилось отогреть его. За двоих постарался.
— Всё ведь будет хорошо?
Вот оно что, волновался. За них. Непривычный ко всем этим отношениям. Переживал.
Спрашивал, как в детстве, когда не знал, что делать. Не сомневающийся только в нём.
Костя отстранился немного и заглянул ему в глаза.
— Шутишь? Солнце скоро начнёт палить, потом Ленка с рассадой нас замучает, куда только её ставить. А там ещё ремонт, диван этот треклятый менять придётся, он уже не переживает всех упражнений. И… — Он замолчал, когда Игорь недовольно цокнул и ткнул его под рёбра, и совершенно серьёзно добавил:
— Всё будет отлично.
И Игорь ему поверил. Как в детстве.
Сощурился, когда блик от солнца с чайника стрельнул прямо в глаз и счастливо улыбнулся.
Димка качает головой в так тихой музыке из приёмника и переворачивал уже схватившийся с одной стороны блин. И бросает взгляды на Громов, ещё нежащихся в постели. Оба взъерошенные, жадные с утра до горячего кофе. Или крепкого чая.
«Или внимания» — мелькает мысль, когда его обнимают в четыре руки. И ему приходится защищать ещё недопёкшийся блин от Игоревых посягательств, а с другого фронта уже находятся невыносимо сладкие поцелуи, которым противопоставить совершенно нечего.
— Сделать тебе кофе? — Костя придерживает его за подбородок, оставляя дразнящие поцелуи вокруг губ. От него пахло мятной пастой и почему-то игоревым шампунем.
— Да. — Дима немного отходит, давая ему пространство.
А Игорь остаётся стоять с ним, обнимая сзади, гладит по бокам, и целует за ухом, глядя как он орудует лопаткой.
Дима запрокидывает голову и осторожно касается его щеки.
— Игорь?
— Да, родной?
— Мне пришлось взять вещи с твоей полки. — И добавляет, видя непонимание на его лице: — Твои трусы.
Игорь проводит ладонями до бёдер:
— М-м-м, мне ведь придётся их изъять. Как доказательную базу для…
Дима не даёт ему договорить, коротко целуя изогнутые в усмешке губы.
— Прибереги силы для блинов. И какой-нибудь сладкой мести. После завтрака.
— Какой ты у нас находчивый. — Восхищённо проговорил Игорь.
И это «у нас» такое неожиданно тёплое. Будто правда. А Дима, сам не зная почему, всё ещё не может в это поверить.
Важен. Любим. Принят. Так и бывает, верно?
Он раскладывает стопки горячих блинов по тарелкам из разных наборов, потому что других не нашёл и несёт к столу, пока Игорь накладывает в маленькие розетки вишнёвое варенье. Облизывает пальцы, подхватив несколько капель с края банки, и удовлетворённо мычит.
Костя выкладывает на стол стопку салфеток и маленькие ложки, отодвинув на край стола цветы.
Их принёс Игорь, подарив Диме почти перед самой дверью в квартиру, довольный, что смог заставить Димку улыбнуться после жутко загруженного рабочего дня.
Букет в вазе, покрытая пылью, она нашлась на шкафу, украсив собою обеденный стол. И Дима каждый раз улыбался, когда взгляд цеплялся за него.
И, возможно, немного краснели щёки, потому что он вспоминал, что они делали с этим столом. Как было непривычно стоять, опираясь на стол локтями, склонив низко голову, и громко стонал, не заботясь даже о том, что окно почти нараспашку и холодный кусачий воздух касается горячей кожи. Пока Гром крепко держал его за бёдра, двигаясь размеренными толчками. Было нестерпимо жарко, удовольствие накатывало волнами, и он…
— А поехали сегодня куда-нибудь за город? По банкам постреляем. Сосиски на костре пожарим. Устроим пикник? — Игорь шумно отхлебнул из горячей чашки, одной рукой пытаясь удержать расползающийся блин.
— Я — за. А на обратном пути надо заехать и купить мотыля. Я Феде на следующей неделе обещал рыбалку.
— Ага, это на которую вы третью неделю собираетесь. Удачи. Дим, а ты?
— И я за. — Он откусывает блин и выдыхает воздух, когда горячее попадает на язык. Слизывает с руки вытекшее варенье, пока Игорь с умилением наблюдает за ним. — Могу Веру с нами пригласить? У неё единственный выходной на неделе и вытащить её за город с выключенным телефоном — меньшее, что я могу.
— Хорошая мысль. Обязательно надо взять Веру Евгеньевну, — Костя подмигивает ему.
Да, Дима помнит, что они обсуждали подарок Игорю на день рожденье. Щенка овчарки. Косте, наверное, хотелось обсудить что ещё нужно для содержания нового члена семьи. Основательный и дотошный. Но с Верой они быстро нашли общий язык, что Диме очень нравилось.
— И на обратном пути купить чеснока. Килограмм шесть.
— Опять концентрат будешь делать, — Игорь сморщился.
— Посмотрю, как ты его делаешь. — Костя откинулся назад и достал сигареты, вопросительно посмотрев на них обоих.
Игорь пожал плечами, возвращаясь к маканию блина в варенье. Дима кивнул, привыкший к запаху крепкого табака. И даже не вздрогнул, когда под столом на его колено опустилась горячая ладонь. Может быть, слегка покраснел, пряча улыбку и не в силах поднять взгляд от тарелки, потому что второе колено тоже сжала чья-то липкая от варенья ладонь.
И всё было правильно, да?
Ему не обязательно как-то это называть. Оно просто было, неосязаемое, но очень явное.
И это было что-то новое для каждого из них. Что-то солнечное, как каждое согревающее прикосновение. Что-то трепетное, как каждый поцелуй. Что-то безмятежное, спрятанное в надёжных объятиях. Притягательное, даже пахнущее как-то по-особому.
Что-то.