Тысячелетние поиски

— Какая рыба, kapitan, — ухмыльнулся кудрявый матрос.

Но Джим на него не смотрел. За спиной матроса, запутавшись в сетях, лежала огромная рыбина. Или не рыбина? Длинный хвост, покрытый чешуей, а вдоль плавников — шипы. А выше хвоста, где у рыб — голова, у этой — человеческий торс. Бледно-зеленая грудь, словно напитавшаяся зелени тины, безволосая и без сосков. Голова с короткими черными волосами, выступающие под губами клыки и черные же глаза, которые смотрели на Кирка уверенно, с обещанием сражаться до последнего, но без ярости.

— Ты не рыба... — Джим подошёл поближе и коснулся щеки русала. Если верить легендам, тот запросто бы оттяпал его руку, но русал даже не дрогнул. Не моргая смотрел в глаза, изучал. — Найти самую большую бочку, поставить в моей каюте и набрать воды. И русала туда.

* * *

Джим неторопливо обхаживал бочку. Места русалу в ней было немного — он только и мог, что свернуть в ней свой хвост, погрузиться по... по то место, где у людей пупок, да сложить руки на груди. За время, пока его тащили в каюту, распутывали и вталкивали в бочку, не сказал ни слова, не проронил ни звука.

— Как тебя зовут? — Джим беспечно подошёл к краю бочки и опёрся о нее локтями.

Русал плавно двинулся вперед. Инстинкт самосохранения замер, словно боялся сам себе навредить. Сердце билось тихо. Русал опёрся ладонями о край бочки, по бокам от локтей Кирка. У него были брови вразлет, острые уши и — Джим заметил это только сейчас — шесть пальцев на руках. Выглядело жутко.

Русал приблизил свое лицо к лицу капитана. Джим затаил дыхание. Русал шумно вдохнул легкими, затрепетали жабры на шее.

— Спок, — произнес он бархатным баритоном.

Джим улыбнулся. Сердце снова билось. Лицо русала было в нескольких дюймах.

— А меня — капитан Кирк.

— Капитан... — нараспев протянул Спок. — Когда-то я тоже был капитаном. До того, как приобрел хвост. Мой корабль бороздил не море, а небо. Я обжегся химикатами, упал сюда и... началась мутация. Мутация — это... такое превращение.

Глаза Джима удивлённо расширились. Застой, который царил на этом корабле уже тысячу лет, вдруг треснул, рассыпаясь на части, обнажая новую надежду.