Джим стоял перед дверью. Во многих верованиях дверь — это или выбор, или переход в другой мир. В его реальности это был выбор, пусть и несколько метафоричный. Не сама ведь дверь была выбором, а то, что он собирался с ней сделать.
За дверью был Спок. Его каюта. Джим мог постучать, получить приглашение и войти. Или же не стучать, развернуться, уйти.
Второй вариант казался практически невозможным к исполнению. Просто уйти после того, что он сделал? Сделать вид, что не он целовал Спока в надежде, как в старой нелепой сказке, испить с его губ каплю яда?
Допустим, он мог бы. Сделать вид, что ничего не произошло, что не было поцелуя, не было шёпота в прощание с погибающим возлюбленным? Мог бы.
А вот Спок не мог бы. Рано или поздно придется объясниться. Так чего тянуть?
Дверь перед ним была всего лишь одна. До нелепости блестящая, как и все переборки, словно бы насмешливо глядящая красным огоньком запирания. Одна, словно и выбора никакого нет.
Сейчас он постучит. Зайдет и скажет, что это было временное помешательство, дружеское прощание... или признается в любви. Кто знал, что вулканцев этот яд не берет? Джим ведь старался держаться до последнего... Хотя, наверное, не очень честно ставить умирающего в такую шокирующую ситуацию, где он не имеет шанса спокойно уйти или принять решение. Жестоко даже. За это тоже надо извиниться.
И что, Спок простит? Скажет, пустяк, ничего, с кем не бывает, кто не засасывал лучшего друга после того, как он умирал от яда? Бред какой. Скорее, переведется. Отдалится. Напишет рапорт. Или, по доброй памяти, ничего не напишет, но теперь всегда будет смотреть на капитана сверху вниз, зная, что тот совершенно некомпетентен.
Может, сказать про искусственное дыхание? Джим вслух прыснул.
Они оба слишком взрослые люди, чтобы «смолчать» эту историю.
А если сказать правду? Прямо, как любят вулканцы. Без эмоций. Строго. Чтобы оставить Споку выбор на «да», «нет» и «рапорт». Тот даст официальный отказ, и они сойдутся на решении просто продолжать рабочие отношения, будто ничего не произошло? А поцелуй объяснить человеческой традицией, очередной нелогичной глупостью.
Или просто сбежать. С позором. И прятаться. На мостике Спок говорить не рискнёт, а вне мостика Джим вполне мог бы избежать его.
Но сколько? День? Неделю? Или все последующие три года?
Сбежать и пустить все на самотёк. Как будет — так будет. Пусть Спок ищет выход, он же это умеет.
— Входи, Джим, — прозвучало из-за двери, и красный огонек сменился зелёным.
Джим едва не подпрыгнул. Он не выдавал своего присутствия. Спок словно бы чувствовал его. Желание прямо сейчас сорваться на бег и спрятаться где-то, в каюте, в трубе Джеффри, в медотсеке, да хоть в варп-ядре стало невыносимым. Против воли Джим сделал шаг назад.
— Пожалуйста, войди, — попросил Спок, и голос его был таким нежным, что Джим дрогнул всем телом. Это приходило на безумную фантазию. Но Спок добавил: — Сделай правильный выбор.
Желудок Джима подобрался к горлу, руки задеревенели, душа натянулась струной, а решительность лопнула и сорвалась.
Чему бывать — того не миновать.
И Джим открыл дверь.
Поток света ослепил его.
— Ты сделал правильный выбор, — снова прозвучал нежный голос Спока. И Джим с трудом разлепил глаза.
Спок держал его голову своей рукой, и лицо его было бледнее обычного.
— Где мы? — прошептал Джим, чувствуя как набатом бьёт в висках.
— Миссия на Непзурус. Мне подсыпали яд. К счастью, сок плода, который ты украл несколькими минутами ранее и съел вопреки моим осуждениям, был антидотом к яду. Твой поцелуй фактически спас меня, — на бесстрастном лице Спока скользнула тень смущения. — Только вот для тебя этой дозы хватило, чтобы ты потерял сознание. С помощью мелдинга я должен был помочь тебе вернуться. Я не мог сделать это силой, но предоставил тебе выбор.
— Всего одну дверь? Какой же это выбор, — усмехнулся Джим.
— Правильный, — ответил ему Спок.