— Доброе утро всем, с кем не здоровались, — спокойно сказал Арсений, вставая за своим столом. — Сегодня последняя пара истории, и заканчивается предмет экзаменом, — начал Арсений, дождавшись полного внимания. — Оценка за экзамен будет влиять на стипендию, но в зачетку пойдет средняя между текущей оценкой за все контрольные и самостоятельные и оценкой за экзамен. Если будут какие-то вопросы и несогласия, можно договориться индивидуально, и мы вместе решим, как это можно исправить, — Арсений говорил медленно, делая паузы для наилучшего понимания. Студенты слушали все внимательно, в кабинете царила тишина. Все, казалось, были спокойны, все, кроме одного…

Антон сидел за третьей партой ряда у двери и нервно подергивал ногой под столом. Его руки потели, а пальцами он все вертел и крутил свою ручку. Ему не нравился тот противный страх внутри, что он чувствовал, но, как от него избавиться, он не знал. Антон попробовал глубоко подышать, сосредоточиться, но волнение никак не отпускало. Он только сам себя еще больше накручивал. Он огляделся по сторонам. Кто-то из его одногруппников устало смотрел на преподавателя, будто пришел на очередную скучную пару, где можно поспать, но явно не на сложный экзамен. Пара девочек с улыбкой внимательно слушали и, усмехаясь, перешёптывались между делом, видимо, отпуская шутливые комментарии. А один парень с улыбкой не мог усидеть на месте. Казалось, он тоже переживал, но совсем по-другому. Он будто не мог усидеть на месте от интереса. Это бесило Шастуна еще больше. Никто не волновался сейчас так, как он. Никто не испытывал сейчас таких проблем, как он, да и не только сейчас, а вообще все полугодие. Это он мучался с историей несколько лет, а не они… А ведь Арсений его родной человек, он его любит… Наверное…

— И я очень надеюсь, что вам не понадобится эта информация, но все равно скажу, — с легкой улыбкой продолжал преподаватель, медленно шагая по кабинету. — Если вдруг так случится, что вы не сдали экзамен или вас не устраивает итоговая оценка, у вас будет достаточно времени пересдать. Точное время пересдачи я назвать пока не могу, я надеюсь, что вы все у меня сдадите, но если вы хотите получать стипендию, то нужно успеть исправить оценку до пятнадцатого января. Потому что тогда будет подача списков… — Арсений не закончил, но, увидев поднятую руку, кивнул в сторону студента.

— Да вы так все интересно рассказывали, что НЕ сдать будет труднее, — усмехнулся парень, сидящий за первой партой.

— Я очень на это надеюсь, — мягко улыбнулся Арсений, возвращаясь к своему столу.

Антон мысленно окунул этого парня в унитаз и презрительно на него посмотрел. А потом он сделал то же самое с половиной своих одногруппников, что с улыбкой стали кивать и поддакивать. В этот момент ему самому хотелось утопиться, и он с горечью перевел взгляд на свою зеленую ручку в ладонях. Было больно внутри, а рядом где-то в груди бушевала злость под ручку с обидой. Казалось, до слез уже совсем не далеко. Он чувствовал себя незащищённым уже только от одного напряжения. Он совершенно не знал, как должен прожить этот день, но пережить он должен.

Если бы он попытался сдать экзамен сам, то он бы точно провалился. Тут и думать нечего, ответ заранее понятен. Но на столе лежал его любимый громоздкий пенал, что вмещал в себя не только необходимые пару ручек и карандашей, а также штрих в виде ручки, три ластика на все случаи жизни, пара текстовыделителей и набор цветных гелевых ручек. За таким пеналом можно было с легкостью положить телефон, а, чтобы быть не замеченным в списывании, Антон обычно делал вид, что пытается достать из пенала нужный штрих, а безымянным пальцем в этот момент вводил вопрос в поисковую строку. Конечно, обычно все преподаватели перед экзаменом просили убрать все лишнее со стола и оставить только листок и ручку. Арсений Сергеевич в начале тоже попросил. Но преподаватели несильно строго проверяли соблюдение этого, и на безобидный пенал никто не ругался…

— Значит так. План у нас следующий… — продолжал Арсений. — Сейчас каждый из вас по очереди подойдет к моему столу. Вы тяните билет, говорите мне номер билета и идете готовиться. Когда готовы, по одному подходите и рассказываете все по билету. Можете делать для себя записи, чтобы не забыть, и подглядывать, я не запрещаю. Если будете рассказывать не очень подробно, я буду задавать дополнительные вопросы, поэтому стараемся ничего не упустить. Рассказали, сдали, оценку получили, и можете быть свободны. Все ясно? — легко объяснил преподаватель, и вся группа спокойно закивала. Антон тяжело выдохнул, пытаясь угомонить свои трясущиеся руки и легкую панику.

«Все нормально… Все хорошо… All is well… » — мысленно успокаивал себя Антон. Вот даже с английским у него не было таких проблем, как с историей. Разные языки он любил. Их, конечно, сложно и долго учить, но он все равно любил. Мальчишка решил вспомнить, как будет эта фраза на испанском, ведь когда-то он его учил стабильно каждый день… Еще он пытался научиться читать на корейском… Но мотивация быстро подугасла, а вот испанский и английский ему очень нравились… — Todo está bien, — тихо прошептал мальчишка, на миг обрадовавшись своему успеху, но он быстро вспомнил, что происходит. И снова паника вернулась, когда преподаватель позвал его. Видимо, он зазевался.

Антон встал, стараясь не думать ни о своей походке, ни о панике. Он подошел к столу, не глядя на мужчину. На нем лежало еще около десяти билетов: беленькие продолговатые листочки разной ширины… Хоть Антон и не знал почти ни один из билетов, он понимал, что сейчас много зависит от того, что он выберет… Он не мог знать, что написано под ними, боялся анализировать каждый, поэтому, резко выдохнув, схватил листок чуть шире самого маленького. Глаза разбегались, и он не смотрел на текст, чтобы не пытаться вникнуть в суть сейчас. Нельзя вот так у всех на виду. Лучше попытаться разобраться в спокойствии, когда он сядет за парту, и лишь тогда узнать, про что именно ему придется рассказывать. Антон уже развернулся и пошел к своей парте, стараясь сделать походку спокойной, когда его позвал преподаватель.

— Антон… Номер билета? — спросил мужчина, кивнув на листочек.

— А? — ошарашенно повернулся на мужчину и растерянно посмотрел в листок еще раз. — А. Двадцатый… — Арсений кивнул и записал что-то в журнал, а Антон медленно поплелся к своей парте.

Выдохнув пару раз, пока остальные его одноклассники спокойно подходили к преподавательскому столу, Антон взял листок перед собой и принялся вдумчиво, медленно-медленно читать шепотом.

«1. Гражданская война в России: причины, ход, итоги…»

Так, ну это он сам точно не ответит. Но в телефоне это есть… Антон позаботился и скинул себе в соцсетях файл со всем ответами на билеты, которые он нашел. Можно списать. И только эта мысль давала ему некое спокойствие, ведь не было бы телефона, мальчишка бы уже давно пытался угомонить панику и надвигающуюся истерику.

«2. Внутренняя политика Александра I»

Второй пункт не хуже первого, но знал его Антон точно так же! Никак. Пока в кабинете присутствовал небольшой шум, а экзамен еще не начался, Антон достал телефон из кармана и аккуратно положил его перед пеналом, чуть повернув. Он разблокировал его отпечатком пальца на обратной стороне, поглядывая вокруг, и, отыскав нужный диалог, открыл вордовский документ.

«Прекрасно! Теперь нужно периодически следить и не дать ему гаснуть…» — подумал Антон, ведь, чтобы разблокировать телефон, нужно либо ввести не самый легкий графический ключ, или чуть приподнять телефон, чтобы подставить палец к сканеру на задней части, а все эти действия не так уж легко сделать при строгом преподавателе. Антон сразу поставил яркость экрана почти на минимум. Так для других людей, если не приглядываться, он будет казаться выключенным и не будет привлекать внимание ярким светом. За эту разработку мальчишка когда-то стал считать себя гением.

Все получили билеты, и экзамен начался. Антон максимально постарался сосредоточиться и стал потихоньку списывать ответы на вопросы с телефона. Он пытался понять то, что писал, и попробовал сначала прочитать и запомнить ответ на первый вопрос. Он был слишком большой, чтобы его писать весь, нужно выделить главное.

Спустя десять минут из-за парты встал тот самый парень-выскочка, которого Антон хотел макнуть в унитаз двадцать минут назад. Он смело прошел между рядов и сел на стул рядом с Арсением. Антон проводил его взглядом и снова принялся вникать в вопрос. Но, видимо, его головная боль, недосып и жуткое волнение были очень против этого. Тот парень быстро рассказал свой билет, а уже спустя пять минут к Арсению подошел следующий студент. И тут понеслась… Антон отвлекался на каждого вставшего одногруппника, и с каждым сдавшим его паника повышалась, а знание билета не увеличивалось. Он выглядел как болванчик, все время поднимая голову и смотря, как очередной его сокурсник смело шагает в сторону… смерти… чтобы поскорей сдать и уйти домой. Антон видел, как каждый спокойно рассказывает свой билет, даже не подглядывая в лист. Они словно стихотворение выучили. Вот откуда они это знали? Антон даже этих слов не понимал, которыми они говорили… Арсений иногда задавал дополнительные вопросы, которых нет в билете, и это пугало еще сильнее.

Когда полкабинета опустело, Антон решил тупо списывать ответ. А прочитать с листочка уже будет легче, чем пытаться сделать это незаметно с телефона. Он закончил писать первый вопрос и стал аккуратно листать документ в телефоне, чтобы найти второй, когда услышал глубокий голос Арсения.

— Антон, ты уже готов? — спросил мужчина, откинувшись на спинку стула. — Время экзамена уже заканчивается.

Антон вздрогнул и сразу огляделся по сторонам, рефлекторно прижимая руки к себе. В кабинете он остался один, не считая Арсения. Как он так не заметил?

— Я? Нет, я еще не готов… — прорезался испуганный голосок. Антон и сам не понял, когда это он стал таким тихим. — Мне еще минут десять надо только… — будто спрашивая, сказал Антон и нерешительно продолжил работать.

— Хорошо, но тогда сдай телефон мне на парту… — спокойно сказал мужчина. Антон поднял испуганный и непонимающий взгляд на старшего. Было непонятно, то ли Арсений все понял, то ли это просто он так сказал на всякий случай.

— Но… — нерешительно протянул мальчик, — так не честно…

— А списывать честно? — Арсений поднял бровь и чуть повернул голову в сторону, смотря на мальчишку твердым взглядом. Мужчина не ругался, был спокоен, но непоколебимость и невозмутимость чувствовались во всем его виде.

Антон потупил взгляд, не зная, что ответить. Его щеки покраснели, а уши, казалось, стали гореть огнем. Его спалили, и что же это теперь значит? Многие преподаватели сразу ставили незачет, как в фильмах, но Арсений сейчас молчал на этот счет.

— Ох, иди сюда, — вздохнул мужчина. Антон встал, думая, что ничего не понимает. Зачем ему идти туда? Сдавать телефон? Сдавать зачет? Просто поговорить? Закралась мысль даже, что его собираются наказать, но она была на последнем месте по реальности, хоть и пугала больше всех. Он сделал уже несколько шагов вперед, когда услышал некое пояснение: — С листочком иди! Или ты собираешься мне все сам рассказывать? Нет, я, конечно, не против…

Антон мигом вернулся за своим билетом и листочком, где исписана вся страница, но это ответ только на один вопрос, который понять и выучить он еще не успел… Осознав, что сейчас будет, Антон не торопясь поплелся вперед, опустив взгляд. Он со вздохом опустился на стул, положил листочки на стол и уставился на свои руки, чего-то ожидая… Видимо, чуда… В голове крутился первый вопрос: «Гражданская война в России: причины, ход… и что-то там еще… Результат пусть будет…» Ответом на этот вопрос являлись три списка. И все три списка написаны сложным языком, что запомнить каждый и не запутаться Антону было сложно.

— Ну, рассказывай билет… — спокойно подтолкнул мужчина спустя минуту молчания. Арсений взял со стола листок с ответами и быстро пробежался по тексту глазами.

— Но я еще не готов… — жалобно произнес мальчик, исподлобья взглянув на старшего. Антон надеялся выпросить хотя бы еще немного времени на подготовку или хоть как-нибудь отсрочить сдачу, но Арсений не поддавался на это.

— Ну рассказывай то, что готов… Ты же что-то учил, готовился. Рассказывай то, что знаешь, — спокойно сказал преподаватель, пододвигая листочек обратно Антону.

Антон обреченно выдохнул и прочитал первый вопрос. Секунду помедлив, он опустил взгляд на листочек и просто начал читать то, что есть.

— Гражданская война — война между гражданами одной страны. В России гражданская война… — читал Антон, стараясь не запинаться на непонятных словах. Почерк у мальчишки был не самый лучший. Если разглядывать написанные буквы отдельно, то «н» от «к» отличить он сам не сможет. Буква «п» похожа на «л», и на «к», и на «р». И очень неважно, что пишутся они совершенно по-разному, но в тетради Антона они почему-то все сливаются, что прочитать их можно только в зависимости от положения в слове. — К причинам войны относят: 1. Изменение характера политической власти — свержение большевиками Временного правительства, что вызвало сопротивление не только правых и монархистов, но и либералов… — в принципе, это не так сложно понять и сказать своими словами… Если бы Антон понимал, что такое характер политической власти, большевики, правые, монархисты и либералы… Но мальчишка в душе не чаял, что это все значило, поэтому и смысла в голове ничего из этого не имело.

Арсений слушал мальчика, иногда кивая. Антон читал, не отрываясь от листочка. Один раз, чтобы создать впечатление хотя бы малейших знаний в голове, он решил поднять взгляд, продолжая говорить то, что успел прочитать впереди. Но, вернув взгляд в текст, от легкого волнения он потерялся в словах. Случилась небольшая пауза, что показалась целой вечностью Шастуну благодаря панике внутри, и после этого он решил не рисковать. Закончив читать, Антон напряженно выдохнул. Он справился только с одним заданием, а впереди еще ничего не закончено…

— Хорошо, — выдохнул Арсений, складывая руки на столе. Казалось, мужчина находился в полном спокойствии, чего совершенно нельзя было сказать об Антоне. Мальчишку немного потрясывало, голос периодически дрожал, а взгляд бегал, боясь заглянуть Арсению в глаза. — А теперь давай то же самое, но сам… — прозвучало доброжелательным голосом, но внутри Антона пронесся ураган. Эта задача казалась невыполнимой, именно этих слов он так боялся. А, между прочим, ответа на второй вопрос у него даже не было.

— Тс. Ты же говорил: можно пользоваться записями! — обиженно простонал мальчишка, пытаясь хоть как-то защититься.

— Я говорил: можно подсматривать. А не читать все полностью! — приметил Арсений, приподняв брови. Антон молчал. Он и так это знал, просто пытался вывернуться. Шастун молчал, уставившись на свои пальцы, что беспощадно крутили край толстовки. Он уже чувствовал проигрыш, что все пошло не так, как он хотел. Несмотря на то, что он готовился всю неделю и даже ночами. Но ведь Арсений же его любил. Все детство любил, как единственного племянника. Игрушки всегда приносил. У преподавателя нет цели завалить студента, а Арсений тогда точно что-нибудь придумает… Спустя несколько секунд тишины мужчина продолжил. — Ну давай, расскажи мне сам, что такое гражданская война? Как ты понимаешь?

— Ну… Это типа… Когда брат на брата… — скомканно и неуверенно произнес мальчишка. Он знал это только благодаря маме, которая объяснила такими же словами еще несколько лет назад, но на этом его личные знания кончались.

— Ну это… типа, да! — передразнил мужчина, беззлобно усмехнувшись. — Это война между гражданами одной страны, как ты уже прочитал. Поэтому она и гражданская, — спокойно пояснил мужчина. — Когда была? Из-за чего она случилась? Рассказывай давай всё, что запомнил.

— Она была в 1917 году по 1922… — медленно сказал мальчика, пытаясь во время этого вспомнить что-нибудь еще. — Случилась, потому что людям не нравились большевики и власть… — мальчик тяжело вздохнул. — В итоге много людей погибло… — Антон немного поколебался, но, ничего кроме не вспомнив, все же произнес то, что не понял, но запомнил: — Произошел процесс милитаризации партии…

— Про ход войны что скажешь? — Арсений сложил руки на груди и облокотился на спинку стула. — Помнишь что-нибудь?

Антон медленно покачал головой, поджав губы. Глаза немного защипало, различив некое понимание и снисходительность в голосе старшего, но мальчишка старался держаться изо всех сил.

— Ладно, читай второй вопрос.

— Я не успел на него подготовиться… — тихонько сказал Антон, прикусив нижнюю губу. — Можно мне еще немного вре?.. — Антон смело поднял голову и даже посмотрел искренними умоляющими глазами, но ненадолго. Мальчишка не успел договорить, когда Арсений его оборвал, и Антон, чтобы не сорваться, опустил голову, спрятав глаза.

— Да ты и на первый так себе подготовился. Антон, у тебя был целый час. Ты и так дольше всех засиделся! Если бы я оценивал письменный ответ, то можно было бы поставить «три», но устный ответ никуда не годится.

— Ну пожалуйста… — обреченно прошептал мальчик.

— Нет! Меня это не устраивает! Я оцениваю твои знания, Антон, а я их у тебя не вижу… — строже начал ругаться Арсений. — Ну напишешь ты сейчас ответ на этот вопрос, даже если ты его расскажешь неплохо, это сгодится только на тройку. Условие ты мое помнишь… А знать ты будешь только этот один билет! Меня это тоже не устраивает! Ты присутствовал почти на всех парах, дакЧастица в знач. вот, так, ведь. Не исправлять! в чем проблема? Почему, что ни контрольная, то пересдача?

Антон сильней прикусил губу, пытаясь сосредоточиться на совершенно другом. И это обращение на «ты» от преподавателя. Арсений, несмотря на их родственную связь, будучи преподавателем, всегда обращался с ним на «вы», если вокруг были другие студенты. Но сейчас это означало, что на Антона ругается не только его преподаватель истории, но и дядя. В горле стало першить, нос защипало. Шастун крепче сжал рукой ткань кофты, чтобы выплеснуть лишку эмоций другим способом, но лишь бы не расплавиться при Арсении, сейчас… на долбанном экзамене. Хорошо, что Арсений не мог видеть его рук. Антон сидел сбоку от стола, так что его ладони и ноги были скрыты.

Мальчишка молчал. Сил не было ответить, чтобы вместе со словами не выпустить накопившиеся эмоции. Он чувствовал себя хрупким тоненьким шариком, который чрезмерно наполнен водой. Казалось, одно малейшее касание или движение рядом, — он разорвется. Спустя несколько секунд тишины, пока Арсений выжидающе смотрел на мальчика, Антон нашел силы пожать плечами вместо ответа. Попов помолчал, оглядывая подростка, и устало вздохнул.

— Можешь идти… Пересдашь, когда выучишь, — негромко сказал Арсений. Антон быстро встал, получив разрешение, чтобы отвернуться. Он прикрыл глаза и глубоко медленно постарался вздохнуть, быстрым шагом направляясь к портфелю. Сейчас самым главным было поскорей уйти отсюда. Глаза слезились, но Антон упорно игнорировал легкую мутноватость, продолжая скидывать вещи в портфель по памяти. Головная боль снова напомнила о себе, когда он, мигом вылетев из кабинета, случайно тряхнул головой.

Пара слезинок уже скатилась по щекам, пока мальчишка надевал курточку. На улице в лицо сразу подул холодный зимний ветер, заставляя влажную кожу покалывать. Плохая идея — плакать на улице, но Антону вмиг стало без разницы на это.

Шастун шел, думая о том, как же ему не хочется возвращаться в квартиру Арсения. Сейчас бы остаться где-нибудь в месте подальше от него, без риска встретиться, чтобы пережить эту ситуацию. Эмоции не давали покоя. Он готов был сорваться и плакать очень долго. Слезы уже стекали по щекам незаметно для окружающих. Он думал остаться где-нибудь, погулять, пока не успокоится, но сидеть зареванным в кафе он не хотел. Единственное место, где он мог успокоиться и чувствовал себя в безопасности и комфорте в этом городе, — это была квартира Арсения… В своей комнате он мог остаться один и прийти в себя, но очень не хотелось, чтобы мужчина видел его чувства и состояние. Хорошо, что сейчас дома никого не было.

Антон тихо мог плакать уже в автобусе, отвернувшись к окну. Никто не обращал на подростка внимание, и это радовало. В едущем транспорте много можно было обдумать. Мальчик успокаивался, пытаясь придумать дальнейший план действий. Обидно было за всю ситуацию. Антон ведь действительно готовился. Он готовился только сильнее и усерднее к ОГЭ по физике после девятого класса. Но там-то у него был целый год на это, он мог делать все потихоньку. А ведь Арсений сам не разрешил Антону учить ночью. И, если бы он дал еще хотя бы минут пятнадцать, мальчишка бы сдал экзамен. От этих вечно меняющихся мыслей слезы текли с новой силой. Сегодняшний точно вылетал из-за чувств, он сегодня не сможет собрать себя на учебу. А ведь как-то придется учить еще эту историю и одновременно готовиться к экзаменам по другим предметам.

Мальчишка зашел в квартиру в ужасном настроении и, удостоверившись, что Арсения дома еще нет — его зимней обуви не было на коридоре, — разрешил себе разреветься. Он, повесив зимнюю курточку на вешалку, не отпустил ее после этого, а еще сильнее сжал руками и устало уткнулся в нее лицом. Он громко всхлипывал, не переживая быть услышанным. Слишком много стресса. Слишком много мыслей и чувств. Антон надеялся сдать этот экзамен и освободить себя хотя бы от одной задачи, но теперь ему придётся, видимо, пахать как не в себя до самого нового года. А ведь так хотелось почувствовать хоть капельку свободы и облегчения.

Антон медленно поплелся на кухню, чтобы попить воды. Из-за новой истерики голова болела еще больше, но остановить себя мальчик никак не мог. Смотреться в зеркало не было никакого желания, Антон относительно понимал, что чувствует себя явно не хуже, чем выглядит. Слезы иногда переставали течь, всхлипы затихали. Антон тогда шел умываться, надеясь прийти в себя, но в голове всплывала какая-нибудь еще мысль, что служила новой капелькой в переполненном стакане, и вот Антон снова начинал плакать. Холодная вода не помогала. Она способствовала только недолгому освежению и облегчению, но только на пару минут. Голова болела, горела, щеки и уши, казалось, пылали, а нос уже давно перестал нормально дышать. Антон устало упал на свою кровать, не забыв закрыть дверь, чтобы Арсений не увидел его в таком состоянии прямо с порога.

Антону было одновременно и жарко, и холодно: по телу иногда пробегали мурашки, а вот голова как будто находилась в самой жаркой бане. Было ощущение, что в комнате уже не осталось свежего кислорода. Мальчишка нашел в себе силы доплестись до окна и открыть его на проветривание, а сам завернулся в одеяло и без сил плюхнулся обратно в кровать.

В голове не укладывалось. Арсений его очень любит… Он же говорил, что поможет… Почему тогда Антон так страдает?