В городе хозяйничала июльская жара, и все выходные Фрин и Бекки отсиживались дома. К их общей радости, вечер воскресенья обещал быть пасмурным, но не дождливым, и они запланировали прогулку до любимой кофейни.
Они наслаждались погодой, болтали, смеялись. На пол пути небо внезапно затянуло серыми тяжелыми облаками, моментально начался дождь, и вот они уже бегут обратно в надежде опередить грозу.
На дорогах люди с зонтами и без разбегаются по домам, толпа редеет, последние силуэты исчезают во дворах и машинах. Выбившиеся из сил, девушки поняли, что проще будет где-нибудь переждать непогоду, чем прорываться через нее. Им повезло заметить большую крытую беседку: ливень сплошной стеной застилал все вокруг, угрожающе гремел гром.
Они прислонились к стенкам друг напротив друга, тяжело дыша. Придя в себя, Фрин устало опустила взгляд и задумалась о чем-то. Бекки, вымотанная, тоже уставилась на землю: тонкий ручеек ленточкой тянулся из-под трещины в деревянной стене. Когда он добрался до обуви Фрин, Бекки переключила внимание на нее, прошлась взглядом вверх по влажным икрам и бедрам, перебралась к промокшим шортам и задержалась на рубашке, призывно прилипшей к коже.
На кончиках мокрых волос Фрин собрались крошечные капли, и Бекки наблюдала за тем, как одна из них набухает, из последних сил держится на краю и наконец падает. Почти сразу впитывается в ткань, оставляет темное пятно на груди и словно специально указывает вниз — к стоящим от прохлады соскам. Бекки впилась в них взглядом, не в силах оторваться. Ей начало казаться, что они то слегка смягчаются в тепле их укрытия, то снова поднимаются от порывов ветра.
Внезапно она ощутила, как её собственной кожи противно коснулась вода, капнувшая с волос, как она прошлась по шее и вильнула за воротник, вынудив Бекки недовольно поежиться. Влага быстро добралась до поясницы, и волоски на коже неприятно поднялись. Это отвлекло от обтягивающей грудь ткани, и она подняла голову и посмотрела на лицо Фрин: с век стекла тушь, с уголков губ сползла красная помада, радужки глаз в свете фонарей стали яркими и насыщенными.
Бекки сглотнула, оттолкнулась от стены, подошла к Фрин и мягко коснулась её плеча. Та, словно очнувшись ото сна, подняла голову:
— Что?
Бекки чуть грубо прижала девушку к стене и резко её поцеловала, сразу глубоко проникая языком. Фрин, выбитая из собственных бессвязных мыслей прямо в жаркий поцелуй, забыла, о чем думала, а теперь и вовсе не могла думать ни о чем.
Они целовались страстно, громко, не боясь быть услышанными за пеленой дождя. В какой-то момент Бекки чуть замедлилась, оттянула верхнюю губу Фрин, мягко потерлась носом о её щеку. Фрин в нетерпении наблюдала за тем, как Бекки отодвинулась, неспешно и жадно стала разглядывать её губы. Насытившись, она подняла руку и плавными широкими мазками растерла помаду по её щекам и подбородку, а потом наклонилась, опалив дыханием, и мучительно медленно провела языком вдоль одной из этих красных дорожек. Затем рывком вернулась с поцелуем к губам, терзая их и чувствуя такую же бурную страсть в ответ.
Фрин опустила руки и начала расстегивать свои шорты, и Бекки присоединилась к ней, помогая с рубашкой. Когда с ней было покончено, Бекки провела ладонями по обнаженной груди и бокам Фрин, и та вздрогнула от холодных прикосновений, но все равно в удовольствии подалась вперёд.
Бекки опустила руку, наткнувшись на все ещё застегнутую пуговицу шорт и пальцы Фрин, безуспешно борющуюся с ней. Она не стала мешать, лишь опустила руку ещё ниже, через ткань очерчивая горячую плоть в одной конкретной точке. Фрин простонала и бросила свои тщетные попытки, сцепив руки на шее Бекки. Та нетерпеливо замычала, легко расстегнула замок, запустила руку Фрин между ног и нырнула пальцами под влажную ткань. По спине Фрин прокатилась волна мурашек, и она не сдержала голос. Её стоны и редкие слова тонули в шуме неутихающего ливня.
Бекки целовала её плечи, ключицы, в безмолвных стонах тянулась губами к губам, пока Фрин цеплялась за неё и беспорядочно целовала в ответ. Зажатая между Бекки и стеной, она сгорала от удовольствия и то била по стене руками, то сминала чужую одежду, то сжимала любой кусочек Бекки, до которого могла дотянуться. Их покрытая водой и испариной тела сталкивалась, дополняя звук дождя пошлым хлюпаньем.
Свободной рукой Бекки начала играть с сосками Фрин, то оттягивая, то вдавливая — повторяя пальцами то, как двигается между её ног. Шёпот её губ крадется по кроме уха Фрин, скользит по челюсти и плечам. Она вновь возвращается к окрашенному красной помадой подбородку, упивается этой картиной, шумно втягивает воздух. Проводит зубами по алеющим линиям, острым кончиком языка раздвигает губы Фрин, чтобы жадно поцеловать.
У Фрин начало сводить мышцы, под веками заплясали расплывчатые пятна. Она стала царапать Бекки, оставляя на её руках и спине бледные полосы. Бекки крепко сжала ее талию, поменяла угол так, как Фрин любила, и стала ритмично вращать пальцами, от чего с губ девушки начала срываться брань: Фрин не ругалась, но секс был исключением — чем ближе она к оргазму, тем грязнее выражения.
От привычных звуков сердце Бекки забилось быстрее, все внутри сжалось. Она сосредоточилась на Фрин: у нее трепещут ресницы, пылают щеки. Она вся — во вздымающейся груди, в ругани и стонах, в дрожащих руках. В том, как выгибается ее спина, как она привстаёт на носках и содрогается. В ее сбитом дыхании и в том, как она плавится в нахлынувшем удовольствии.
Они могли бы что-то сказать, но слова застряли где-то в горле и остались там, потому что им слишком хорошо, чтобы говорить. Они стоят в тишине, кутаются в объятия друг друга. Фрин трется виском о висок Бекки, слушает запах её волос, смешанный с дождем. Бекки улыбается, наслаждается этой лаской.
Спустя пару минут она отодвинулась и выступила из-под навеса, вытянула руки вперёд. Фрин в недоумении спросила:
— Что ты делаешь?
— Мою руки.
Они обменялись взглядами и обе засмеялась.
— Ты гений.
— Так и есть, любовь моя, так и есть.