В коридоре скрипит доска, та которая всегда скрипит, если на неё наступить и та, которую все всегда обходят по этой причине. Сатору напрягается, прислушиваясь к тишине, но не потому что чувствует реальную возможность того, что на территорию Магического техникума проберётся незамеченным кто-то, кто не знает про скрипящую доску в мальчишеском общежитии. Он давно уже сидит на своей кровати, нервозно накручивая шнурок шорт на палец, и вслушивается в каждый шорох, ожидая когда он будет предвестником того, что это Сугуру вернулся домой.
Он вскакивает в двадцатый, наверное, раз за ночь, когда скрип повторяется, замирает посреди комнаты, не решаясь двинуться ни туда, ни сюда. Они с Сугуру повздорили накануне, нехорошо и злобно наговорили друг другу гадостей по пустяковому поводу. Сатору злился, мерил шагами свою комнату, рвал волосы, и вот он, замерев на месте, не может решиться пойти и посмотреть, не Сугуру ли наконец вернулся, после того как ушёл ещё утром, злющий как дьявол, хлестнув напоследок ледяным взглядом. Завтра у него День рождения — уже сегодня, если придираться к цифрам. Надо бы, по-хорошему, извиниться.
Потому что Сатору чувствует как всё глубже и чернее по груди расползается вина, как уже не кажется такой очевидной собственная правота. Он обидел Сугуру, ни за что обидел своего единственного друга, просто потому что опять возомнил себя лучше всех. Он лучше, конечно, лучше всех, кроме, разумеется, Сугуру, и про это он забыл в пылу спора, сказав что-то такое обидное, что сразу же вылетело из головы. Что-то об идиотских принципах Сугуру? Что-то о его чрезмерной доброте, излишней мягкости? Он так не считал, не имел ввиду так, как в итоге сказал. Он ценил мягкость Сугуру, был почти влюблён в его доброту. Он хотел сказать всё это сейчас, только бы Сугуру больше вот так не уходил, не бросал его одного.
Неразличимый глухой звук вырывает его из мыслей, шаркают по коридору тяжёлые шаги и Сатору вздрагивает, когда слышит стук в дверь. Он медлит мгновение в странной тревоге, а потом бросается открывать и вздыхает от смеси облегчения и удивления, когда Сугуру опирается о дверной проём. Он выглядит необычно — волосы распущены, слегка взъерошены на затылке, касаются кончиками плеч; глаза накрашены, матовая бардовая помада смазана в уголке губ; тёмная рубашка расстёгнута почти до середины груди. Его зрачки в расфокусе, дыхание тяжелее обычного. Стоит ему покачать головой, длинно и шумно выпуская воздух из лёгких, как Сатору чувствует резкий алкогольный запах. Сугуру пьян.
Он чуть покачивается, отстраняясь от поддерживающего дверного косяка, прежде чем пригласить себя в комнату Сатору, упираясь ему в плечи и заставляя шагать назад, пока они не окажутся в середине комнаты. Он не убирает рук, на его лице мелькает почти радостное выражение, когда лунный свет из окна падает Сатору на лицо.
— Сугуру? — Сатору мямлит, впервые видя его в таком состоянии.
Сугуру вообще не пьяница, да и далеко не легковес. Они пару раз напивались с Шоко, но когда та уже не могла держать глаза открытыми после выпитого, он всегда оставался здравомыслящим и был способен стоять на ногах. Сложно сказать по его улицу сколько он выпил, но его щёки горят румянцем, когда он сдвигает свои руки, почти что повисая у Сатору на шее, придвигаясь к нему вплотную. Его тело непривычно горячее сквозь слои одежды, бескостное, менее скованное чем обычно, когда они обнимаются.
— Сатору, — с нежным придыханием мурчит он, обдавая алкогольным запахом, от которого кружится голова.
Сатору инстинктивно обхватывает его спину, удерживая за талию, на случай если ему вдруг откажут ноги, его брови хмурятся, когда он пытается понять, где, а главное почему Сугуру успел так надраться. Долго размышлять у него не получается, потому что Сугуру поднимает руки, перестав пытаться его придушить и кладёт ладони ему на лицо, сильно сжимая. Сатору в недоумении смотрит на него со сплюснутыми щеками и надутыми губами, пока Сугуру легко и оглушительно хохочет. Этот звук вызывает волну мурашек вдоль позвоночника.
— Вот ты где! — говорит он с восторгом, чёлка падает ему на глаза. — Мой красавчик Сатору!
Сатору медленно на него моргает. Запах алкоголя сбивает его мысли, ещё сильнее отвлекает бешеный стук сердца о грудь — не его сердца. Неровный скачущий ритм прорывается сквозь рёбра Сугуру, вызывая смутное беспокойство. В голове роятся вопросы. Это из-за ссоры Сугуру так напился? Его пьяный мозг так пытается помириться? Всегда ли он был таким привлекательным, когда носил макияж? Он не успевает найти ни одного ответа внутри своей пустой головы, когда Сугуру снова смеётся, скользя ладонями на затылок, его губы прижимаются к губам Сатору.
На секунду он так шокирован, что не дышит. Паническая мысль немедленно активировать бесконечность слабо пищит где-то на периферии сознания, а руки рефлекторно сжимаются на талии Сугуру сильнее, заставляя того вжаться в тело Сатору. Губы скользят, сладкие и маслянистые от помады, когда Сугуру нажимает ими на рот Сатору, принуждая его раскрыться. Он резко проталкивает меж зубов свой горький язык, и целует, как будто ему это необходимо больше чем воздух. Алкогольный вкус его рта заставляет рецепторы Сатору кричать, но лишённая смущения развязность поцелуя, в котором он широко открывает рот, облизывая дёсны и посасывая губы, позволяет быстро об этом забыть.
Однако Сатору не успевает толком решить отвечать ли, не успевает подстроиться под бешенный напор губ, как они уже покидают его, припечатываясь ниже, на подбородок, потом на щёку, на скулу, под глазом и так по всему лицу, пока Сатору не чувствует, как его кожу полностью покрывают липкие следы. Он тяжело дышит, отклоняя голову назад, чтобы взглянуть Сугуру в лицо, его рот приоткрыт в попытке нового вопроса, но он на самом деле не знает, что спросить.
Сугуру улыбается ему, его глаза изгибаются в узкие полумесяцы, яркие и тёмные то ли из-за освещения, то ли из-за контура подводки, вытягивающегося в острые стрелки. На нём почти не осталось помады, она ещё сильнее размазалась по подбородку, а дыхание звучит тяжелее. Сатору прочищает горло, раздумывая предложить ему помощь в том, чтобы дойти до постели, как вдруг Сугуру запускает пальцы ему в волосы, взъерошивая их, и наклоняется к уху, касаясь щекой угла челюсти.
— Вылижи мою киску, — низко и влажно шепчет он, с грудным рокочущим урчанием в голосе, а затем отстраняется, подносит руку ко рту и раздвинув указательный и средний пальцы, высовывает язык, в котором игриво блестит шарик пирсинга.
«Что» — думает Сатору, не понимая, перестала ли вдруг светить луна или это у него в глазах потемнело. Он заикается вокруг вдоха, пытаясь угнаться за бросившимися в рассыпную мыслями, его голова кружится, когда кровь бросается одновременно в лицо и в пах. Ему сложно осмыслить сказанное, ещё сложнее сопоставить это с образом Сугуру у себя в голове. Трезвый Сугуру никогда в жизни не произнёс бы ничего подобного. Сатору в ужасе думает, насколько он, святой боже, должен быть пьян.
По какому-то прошедшему мимо него стечению обстоятельств, в следующий раз когда он моргает, Сугуру уже уронил его на кровать и перекидывает ногу ему через грудь, борясь непослушными пальцами со своим ремнём. Сатору в прострации смотрит, как он сражается с пряжкой, потом с рядом пуговиц на высокой талии своих брюк, ощущая его горячий вес над своими рёбрами, и почему-то только от вида его сосредоточенно нахмуренных бровей и болезненно красных щёк, член в шортах напрягается. Это не то, что должно случиться вот так, хотя тело Сатору склонно не согласиться с его сопротивлением.
Сатору тянет руку, чтобы остановить пальцы Сугуру, застывшие над последней пуговицей его ширинки, но тот шлёпает его по ладони, отбрасывая её в сторону. Он начинает новую борьбу за то, чтобы спустить брюки вниз. Вертя бёдрами в сантиметрах от лица Сатору, он издаёт пыхтящие злобные звуки, а потом оказывается разочарован наличием обуви и слезает с Сатору, изворачиваясь чтобы расстегнуть молнии своих таби. К этому моменту в мозг Сатору перестают поступать любые разумные протесты, потому что его глаза замечают чёрные кружевные трусики, плотно прилегающие к медовой коже Сугуру, а так же парный к ним топ, когда он злобно швыряет на пол рубашку. Сатору сразу же отводит взгляд в пустое пространство над собой, шумно сглатывая. Кровь стучит у него в ушах и мелкая дрожь зарождается на кончиках пальцев почти как электрический разряд.
— Блять, — приглушённо говорит Сугуру, словно озвучивая его мысли, плечи напрягаются, когда он запутывается в простынях, пытаясь вернуться на постель.
Сатору, глядя в потолок и слыша его невнятные ругательства, чувствует как жар быстро расползается в крови, как он бросается в лицо, сбивая дыхание, как шок, смешавшись со вспышкой почти звериной похоти оставляет его бессильно неподвижным, не способным ни то что помешать Сугуру вновь усесться к себе на грудь, но даже составить слова в подобии возражения по этому поводу.
Практически голый Сугуру верхом на нём, вызывает у Сатору много нуждающихся в анализе эмоций, которые он оставляет до лучших времён. Он прокладывает взглядом путь через тело Сугуру, начиная от его изогнутых в нетерпеливой усмешке губ и следуя по мышцам длинной шеи к крепкой груди, сквозь полупрозрачный кружевной топ на которой проглядывают тёмные проколотые соски. Он зависает на мгновение, завороженный блеском украшений в лунной полутьме, чёткостью идеально круглых ареол, сглатывает вязкость слюны, и ухает вниз к тонкой блядской дорожке, спускающейся от пупка до края трусиков по подтянутому плоскому животу.
Тонкое полупрозрачное кружево мало что скрывает само по себе, поэтому Сатору в мельчайших деталях может рассмотреть линию выпирающего, почти полностью гладкого лобка Сугуру, продолжение дорожки тёмных кротко подстриженных волосков на нём, и даже верхний край его половых губ. Сугуру перебирает коленями, двигаясь, пока его бёдра не окажутся по бокам от головы Сатору, одна его рука упирается в стену над изголовьем, когда он закусывает губу, глядя вниз расфокусированным поплывшим взглядом.
Он выглядит как влажная фантазия: блестящая от пота золотистая кожа, контрастирующая на ней кружевная ткань, идеальный рельеф тренированных мышц, восхитительный изгиб тонкой талии, когда он выгибает спину, чтобы устроиться поудобнее. Но в то же время он выглядит как привычный Сугуру, с его глядящими в самую душу глазами, с его едва заметным дразнящим подъёмом уголков губ.
И он пьян, так чертовски пьян, что по какой-то невообразимой причине ему незамедлительно нужно сесть Сатору на лицо, и Сатору не знает что ещё сделать, кроме как устроить затылок на подушке, выгибая шею, когда он приподнимается и, сдвинув трусики в сторону, прижимает свою тёплую мягкую киску к его рту. Рефлекторно Сатору размыкает губы чтобы сделать вдох, его ресницы дрожат, когда он зажмуривается и выталкивает язык из своего рта. Ему в нос бросается запах пота и естественной смазки, он чувствует соль на губах, медленно кладя ладони Сугуру на бёдра. Кожа под пальцами гладкая и бархатистая, так что Сатору не может отказать себе в желании провести руками от бёдер до колен, обратно, а затем вверх по тяжело вздымающимся бокам.
Вдохнуть он так и не успевает, потому что вес Сугуру обрушивается сверху, зарывая затылком в подушку, и его ноги напрягаются, когда он бесстыдно трётся своей пиздой о лицо Сатору. Верхние складки раздвигаются, позволяя носу Сатору упереться кончиком в твёрдый клитор и почувствовать прохладу ещё двух металлических шариков пирсинга по бокам от него. Сугуру жёстко втирается своей щелью в его язык, скользкость его нежной кожи хлюпает на губах. Он двигается раз, другой, тяжело дыша, давит вниз, душа Сатору прилеганием своей плоти ко рту и носу, глубоко низко мычит и его киска течёт на прижатый к ней язык.
— Да, вот так, — с мягким мурчанием бормочет он.
Сатору приходит в себя только почувствовав терпкую вязкость смазки, его лёгкие конвульсивно сокращаются, когда он вдавливает язык в складки, раздвигая их, чтобы лизнуть глубже. Он стонет, от волнительной смеси дезориентации и возбуждения, стискивает пальцы на упружисто-мягких мышцах бёдер Сугуру, и позволяет ему самостоятельно объездить услужливо высунутый язык. Дышать он не может, из-за чего под веками рождаются болезненные белые вспышки, но Сугуру это мало заботит — он елозит мокрой киской по его лицу от подбородка до кончика носа, шумно задыхаясь куда-то в потолок. Его запах и вкус становятся концентрированнее, когда он трётся о Сатору быстрее, густая мутная смазка активно вытекает из его входа, нижние складочки набухают, становясь чувствительней.
Сатору замечает как сокращаются мышцы его живота когда твёрдость клитора попадает на шершавую спинку языка, как Сугуру вращает бёдрами по кругу, гонясь за более эффективным трением, как стенки его пизды сжимаются, когда он в конце концов немного приподнимается, чтобы позволить сделать несколько вдохов. Сатору тяжело дышит, наполняя горящие лёгкие, из киски Сугуру ему на губы капает смесь смазки и его собственной слюны. Он мало что может видеть, кроме розовых блестящих от влаги верхних складок в следах от помады оставшейся после поцелуя, и пальцев Сугуру, медленно перекатывающих клитор между украшением пирсинга, в ожидании пока Сатору отдышится. Он облизывается, позволяя возбуждению и голоду распространиться по телу, внезапная нужда снова оказаться прижатым к этой мокрой сладко пахнущей плоти перетряхивает его внутренности похуже, чем способна его проклятая техника. Этого оказывается достаточно, чтобы потереть ладонями кожу натянутую на бедренных косточках Сугуру, давая знак, что он готов.
Сугуру не нужно более очевидного приглашения, он запускает свои пальцы в складки, раздвигая верхние губы, и снова прижимается щелью к языку, потираясь ещё более резко. У него вырываются маленькие громкие вздохи, когда он толкается вниз со всей силой, погружая голову Сатору глубже в подушку, буквально трахая себя его лицом. С влажным хлюпаньем киска скользит по плоскости языка, Сатору отчётливо чувствует набухшие складки, твёрдость металлического украшения и размазывающуюся по подбородку смазку. Он ничего не может сделать в этом положении, кроме как сильнее высунуть язык, игнорируя болезненное напряжение в челюсти и ноющую боль в шее. Он почти ничего не слышит из-за того как бёдра прижимаются к его ушам, но он чувствует грудные вибрации в теле Сугуру, когда он стонет, наседая плотнее.
Сугуру звучит прерывисто, нетерпеливо, обе его руки упираются в стену, когда он зажимает голову Сатору между бёдер крепче, трахаясь в его язык с ощутимым отчаянием. Его ноги сильно дрожат, когда усталость в мышцах становится слишком сильной, он запыхается, балансируя на грани и гонясь за оргазмом. Ему явно не хватает опоры, но даже так Сатору приходится вдавливать пальцы в его кожу, помогая себе удерживать его вес, чтобы полностью не задохнуться. Горло Сатору сокращается в спазмах, когда он в очередной раз не может сделать вдох, но он всё равно открывает рот шире, не замечая стекающую на щёки слюну, чтобы обхватить складки киски Сугуру и пососать их, втираясь носом в его клитор. Его собственный стон вибрирует у него на языке, когда он проталкивает его между складок, проникая в дырочку сочащейся киски, и сосёт её снаружи, игнорируя огонь, расползающийся с задней части головы на виски от нехватки воздуха.
Крупно вздрогнув, Сугуру сгибается, прижимаясь лбом к стене между своих ладоней, его бёдра ещё несколько раз рефлекторно толкаются Сатору в лицо, пока он хнычет громко и хрипло. Сатору проглатывает пульсацию его киски вместе с горячим солоноватым соком, которым она истекает, когда Сугуру шумно кончает. Он стонет и дёргается, продолжая медленно двигать бёдрами по кругу, его ногти царапают стену, а его дырочка ритмично сокращается под языком Сатору, давая вдоволь напиться вытекающей влагой.
Наконец, он замирает, свесив голову между плеч и крепко зажмурившись, его бёдра расслабляются вокруг лица Сатору, переставая его душить. Но это не помогает Сатору перестать задыхаться и захлёбываться под ним, потому что его вес всё ещё налегает сверху и перекрывает доступ кислорода. Сатору упирается руками Сугуру в живот, дёргаясь, когда у него начинает темнеть перед глазами. Он брыкается, спихивая пухлую задницу Сугуру к себе на грудь и кашляет, втягивая воздух большими глотками, запрокинув идущую кругом голову назад. Хрип вырывается из его рта вместе с хлюпаньем скопившейся слюны и смазки, когда Сугуру милосердно приподнимается, позволяя лёгким расправиться, наполняясь.
— Прости, прости, — шепчет он полувнятно, его глаза смотрят на Сатору сверху, маслянисто блестя.
Сатору слабо качает головой, отрицая необходимость извинений и ловит его взгляд. Они смотрят друг на друга мгновение — пылающий удовлетворённым румянцем на щеках и плечах Сугуру, испачканный в слюне, смазке и помаде Сатору. Слов не находится, чтобы как-то выразить безумный микс смятения, желания и эндорфинового кайфа, заполнивший разум, и Сатору неловко ёрзает, его футболка становится мокрой на груди, в том месте, куда уселся Сугуру.
Тишина не давит, но что-то вроде щекотного покалывания собирается в затылке, трудное для распознания, когда Сугуру медленно опускает руку, проводя большим пальцем по беспорядку на подбородке Сатору, а затем так же медленно подносит его к лицу и погружает в рот. Он слизывает свой собственный вкус с подушечки пальца, не отрывая по-прежнему тёмного взгляда, продолжая смотреть Сатору в глаза. Сердце Сатору пропускает удар, член в шортах удивлённо дёргается и он сам не замечает, как придерживает Сугуру за поясницу обеими руками, подкидывая своё тело вперёд и переворачивая их, меняя местами.
Он ныряет между ног Сугуру, прижимаясь к его телу, его губы находят губы Сугуру и они одновременно размыкают рты для жадного поцелуя. Сатору налегает на него со всей страстью, поглощённый жаром кожи, теснотой рта и прерывистостью дыхания. Он вылизывает рот Сугуру, смешивая вкус выпитого им алкоголя и его смазки, посасывает его язык, задевая зубами пирсинг, ласкает горячие дёсны. Он стремительно теряет голову от ощущения обнажённого тела под своими ладонями, от резких вспышек тягучего удовольствия, стекающего по затылку, когда Сугуру запускает пальцы ему в волосы и сжимает их, притягивая ближе. Они одновременно стонут, несясь навстречу чему-то дикому, остатки помады Сугуру размазываются по их ртам.
Отстранившись, Сатору сглатывает, пытаясь унять тряску своего тела и неутолённый поцелуем голод. Он смотрит на превратившегося в дрожащий беспорядок Сугуру, на его полуприкрытые глаза, на капли пота, рисующие дорожки на его влажной коже. Он не может остановить себя, когда вжимается губами в острый угол его челюсти, сползая ниже на шею, чтобы вдохнуть запах его пылающего тела. Сатору всасывает кожу между зубов, втираясь в неё языком, чтобы распробовать вкус, его руки находят себе место под резинкой трусиков Сугуру, обнимая обеими ладонями его круглую задницу.
У него даже нет желания что-либо говорить, когда Сугуру сам подставляется под новые поцелуи, массируя подушечками пальцев и кончиками ногтей кожу его головы. На его шее под поцелуями быстро распускается несколько тёмных следов, прежде чем Сатору впивается зубами в его ключицу, царапая выпирающую косточку и вырывая из груди Сугуру прерывистый выдох. Его раскрытый рот скользит ниже, покрывая кожу слюной, пока не добирается до края тонкой мягкой ткани.
Сатору отводит голову назад, чтобы рассмотреть бельё поближе. Эластичное нежное кружево растянуто по полным грудным мышцам, едва справляясь с объёмом широкой грудной клетки Сугуру, тонкий цветочный узор выделяется тёмной паутинкой на фоне его кожи. Сатору поднимает руку вверх по телу Сугуру, чтобы погладить его грудь сначала сквозь ткань, натирая чувствительный сосок до твёрдости, а потом нырнуть под топ снизу, поглаживая его напрямую. Пирсинг под пальцами ощущается волнительно и притягательно, Сатору медленно перекатывает штангу между пальцами, прежде чем прижать к ней язык прямо поверх ткани. Сугуру изгибается под ним, его пальцы в волосах сжимаются крепче, когда он удивлённо выдыхает. Сатору дразнит его сосок кончиком языка, облизывает ареолу, втягивая её в рот. Он смыкает края зубов, стуча ими об украшение, и двигает челюсть, вырывая из Сугуру почти что визг, когда тот крупно вздрагивает два раза, прижимаясь грудью ближе к его лицу.
— Боже, Сатору, — недоверчиво и жарко шепчет он севшим голосом, его колени стискиваются, притягивая ближе к себе.
Он звучит более трезвым, почти буднично, за исключением того, что после он срывается на мягкое мычание, откидывая голову назад. Сатору пробирается руками к узеньким лямкам его топа, стягивая их вниз по плечам, следуя за движением своими губами, оставляя на коже сухие мелкие поцелуи. Он находит в себе столько накопленной нужды, столько тактильного голода по отношению к Сугуру и его отзывчивому притягательному телу, что не может остановиться и обдумать происходящее.
Он спускает обе лямки топа до локтей, что оказывается достаточным, чтобы обнажить набухшие тёмно-розовые соски. Он жмётся ртом к ранее нетронутому, всасывая его сразу резко и грубо и зажимает между пальцами второй. Без преграды в виде ткани ощущения острее, метал под языком кисловатый, кожа солёная, а вздрагивание тела Сугуру сладкое. Сатору сосёт и кусает чувствительную раздражённую плоть, трёт почти до дискомфорта, вырывая изо рта Сугуру нетерпеливое оханье.
Он чувствует, что может хоть всю ночь провести, играя языком с пирсингом Сугуру, дразня его кожу своими губами и оставляя следы от зубов. Но Сугуру начинает дрожать ощутимее, стонать громче и нехотя Сатору отстраняется с причмокиванием, напоследок оставляя поверх измученного соска мягкий поцелуй. Круглый след зубов вокруг ареолы блестит от слюны. Сугуру врезает свои бёдра в живот, его руки притягивают Сатору к своему рту для ещё одного голодного поцелуя.
Прильнув к его рту, Сатору покачивается на волне своего собственного нетерпения, но боги, как же приятно его целовать. Кто бы знал, каким податливым может быть этот капризный, любящий поспорить рот. Сатору раздумывает, сколько бы перепалок и ссор можно было бы избежать, просто засунув ему в горло язык, чтобы он обмяк и захныкал, выпрашивая большего. Их языки скользят друг по другу, сплетаясь в плотном влажном объятии, металл между ними нагревается от жара смешанных дыханий.
Поцелуй обрывается только из необходимости дышать, и Сатору опускается обратно, попутно целуя под кадыком, чтобы снять топ с груди Сугуру совсем, на этот раз потянув его за нижний край наверх. Сугуру поднимает руки, выпутываясь из ткани, мышцы его груди и плеч напрягаются и Сатору не может оторвать от этого взгляд. Какое же восхитительное у Сугуру тело, с жадным нетерпением думает он, как он красив, особенно сейчас, когда смотрит снизу вверх с этим непереводимым огнём в тёмных глазах.
Сатору с нажимом ведёт руками от его ключиц вниз по торсу, напоследок сжимая и оглаживая грудь, пересчитывая рёбра и обласкав бока. Одна его рука останавливается над бедром, другая устраивается между животом и лобком, сладко надавливая на едва заметную мягкую выпуклость жировой прослойки под рельефным тренированным прессом. Сатору повторяет этот путь губами, скользя по впадинкам мышц языком и прихватывая кожу зубами. Он прослеживает большим пальцем тёмную дорожку волос, прежде чем нырнуть кончиком языка в пупок, присасываясь губами к коже.
Сугуру в ответ на это издаёт смущённый фыркающий звук, выгибаясь навстречу от смеси щекотки и приятного покалывания. Можно ощутить как горит его тело, как стремительно течёт в его венах кровь, когда он гладит Сатору от затылка до лопаток, чуть сжимая шею и играясь с короткими волосками на загривке. Сатору чувствует себя диким зверем, готовым сожрать его, легко сжимая зубы на его животе.
С поверхностным выдохом он отстраняется, садясь на пятки и проводит ладонью по волосам, приглаживая потную чёлку назад. Сугуру пристально следит за ним, его взгляд мечется по лицу Сатору, по шее, по двигающемуся при сглатывании кадыку. Он наклоняет голову в сторону и в его глазах очень отчётливо читается требование, когда он подцепляет стопой край футболки Сатору со спины.
Сатору сразу же снимает её, потянув за ворот, его потная кожа встречает прохладу комнаты мурашками и вставшими дыбом волосками. Он роняет футболку рядом с собой на постель и его руки перемещаются к внутренней стороне бёдер Сугуру, с нажимом оглаживая мягкую кожу. Он скользит пальцами до сочленения, трёт чувствительный сгиб и Сугуру охает под ним. Трусики, тесно прилегающие к его киске влажные, когда Сатору вдавливает большой палец в промежность, двигая его против ткани. Сугуру выгибает поясницу и трясущейся рукой убирает волосы с лица, глядя вниз, на руку Сатору, с чем-то между нетерпением и тревожным ожиданием. Не страх, скорее опасение того, что Сатору сделает дальше.
Сатору сильнее вжимает ткань трусиков между складками киски, по кругу потирает клитор, пока Сугуру не хнычет от дискомфорта из-за врезающейся в чувствительную плоть ткани. Поместив палец в образовавшуюся от трения ложбинку он нащупывает сквозь кружево текущую дырочку и надавливает, проталкивая ткань вместе с кончиком пальца внутрь. Сугуру в ответ задыхается, вцепляясь пальцами в простыни под собой, шок на его лице соседствует со вспыхнувшими от возбуждения щеками. Сатору ухмыляется ему, закидывая одну ногу к себе на плечо и потираясь об неё щекой.
Он только сейчас замечает, что и ляжки и лодыжки у Сугуру абсолютно гладкие, и на пробу скользит ладонью от колена до бедра, испытывая бархатистость золотистой кожи. Он ещё немного проталкивает ткань трусиков в пульсирующую киску, вырывая из Сугуру отчаянные задыхающиеся звуки, а потом тянется чтобы их снять, задирая его ноги над головой. Сугуру охотно поднимает задницу с постели, когда он это делает, с комфортом устраивая ноги у Сатору на плечах, оставшись совершенно обнажённым.
Сатору поворачивает голову, чтобы ткнуться губами в косточку на его щиколотке, обхватывает её руками, чтобы поднять стопу и притянуть её к губам. Он целует подушечки пальцев, верхнюю часть подошвы, лижет по центру и останавливается на мягкой розовой пятке. Сугуру извивается от щекотки, но терпеливо и смирно ждёт, пока поцелуи доберутся до высокого подъёма. Не удержавшись, Сатору проводит языком между пальцами, лаская тонкую перепонку и Сугуру стонет, свод его второй стопы прижимается к затылку.
Сатору ещё раз целует косточку на щиколотке, царапает её зубами и спускается дальше, обшаривая языком крепкие мышцы икр. У Сугуру ноги бегуна, крепкие и подтянутые, и Сатору наслаждается ощущением упругости, вонзая зубы в плоть. Он поочерёдно целует обе коленки, посасывая кожу на обратной их стороне, затем двигается по внутренней поверхности бёдер вниз, поцелуй за поцелуем, медленно, позволяя мурашкам добраться до основания позвоночника Сугуру раньше. К тому моменту, как он занимает своё прежнее место между ног Сугуру, тот уже дрожит, его веки тяжело опущены, грудь высоко вздымается, а рот приоткрыт.
Сатору переводит взгляд ниже и нажимает на его колени, заставляя развести их шире. Киска Сугуру уже снова мокрая, когда он приближается к ней лицом, чтобы хорошенько рассмотреть, ярко-розовая изнутри, когда он раздвигает верхние губы пальцами, две серебристых бусинки пирсинга над плотным бугорком клитора. Он использует вторую руку чтобы разделить внутренние складочки и почти стонет от вида узенькой дырочки, жадно сжимающейся вокруг пустоты. Чтобы прекратить её мучения, он медленно проталкивает в неё средний палец до второй фаланги, сгибает его внутрь и трёт, отчего Сугуру пропускает вдох и толкает свои бёдра навстречу.
Удержав его на месте другой рукой, Сатору вводит палец глубже, пока не упирается костяшкой в края входа. Он так же медленно вытягивает палец обратно и Сугуру роняет голову назад, с невнятными ругательствами колотя пятками по его спине. Словно завороженный, Сатору ещё какое-то время наблюдает за тем, как его палец погружается в горячую плоть Сугуру и выскальзывает наружу, а потом упирается большим в клитор и надавливает, потирая его по кругу.
— Блять! — Сугуру дёргается и вскрикивает, его глаза плотно зажмурены, стенки влагалища сокращаются, когда он не может двинуться, прижатый к постели твёрдой рукой.
Сатору дразнит его, медленно потирая одновременно изнутри и снаружи, массируя клитор и внутреннюю стенку прилегающую к его ножкам, на его губах расцветает улыбка, когда он замечает, что его пальцы сложены почти так, будто он собирается использовать свою технику. Замедляясь ещё сильнее, он поглаживает Сугуру удерживающей рукой по животу.
— Попробуем красный? — с притворным придыханием спрашивает он и получает ещё один грубый пинок по спине.
— Пошёл ты, — шипит Сугуру, не беря ни секунды на осмысливание вопроса, что значит, что он тоже об этом подумал.
Сатору сжаливается над ним, отчаянно извивающимся и капающим на постель, и вгоняет в его нетерпеливую дырку два пальца по костяшки, вытаскивает и сразу же вталкивает обратно. Сугуру воет, когда он начинает быстро трахать открытую киску пальцами, ресницы у него дрожат и рот распахнут в потолок. Сатору трёт чувствительные стенки изнутри, раздвигает пальцы, усиливая растяжение вокруг них, под языком у него скапливается горячая слюна. Наклонившись ближе, он осторожно дует на разгорячённую влажную кожу и как только киска на его пальцах начинает дрожать от прохлады, накрывает её губами.
Рука Сугуру падает на его голову моментально, прижимая ближе, он заикается на вдохе, когда Сатору обхватывает губами верхние складки, согревая их своим дыханием. Стенки влагалища сжимаются изнутри, замедляя толчки, но Сатору не перестаёт сгибать пальцы, двигая языком вниз, пока не достигает точки входа. Он стонет из-за вкуса Сугуру, его сладковато-солёной влажности, горячей упругости плоти, в которую он врезается языком, и из-за этого стона нутро вокруг пальцев снова трепещет.
Жажда поглощает его мысли, подначиваемая шумом, издаваемым Сугуру, он причмокивает, втягивая твёрдость клитора в рот и вынужденно вытаскивает пальцы, чтобы втиснуться языком глубже. Он кончиком раздвигает складки и целует киску Сугуру практически по-французски, закрыв глаза от жаркого удовольствия, стекающего по горлу вниз. Сатору поднимает его ноги выше к себе на плечи, обнимая его бёдра руками, и глубоко окунается в него лицом, лакая мутную смазку из текущей щёлки. Его язык широко мажет по дырке, дрожит, прижавшись к клитору, и снова давит вниз и вниз, пока не погружается внутрь как можно сильнее. Двигая им быстро и мокро, Сатору вспенивает свою слюну между складочками, набухшими от постоянного трения, втягивает их в рот, посасывая вместе и по одной, дразнит в вакууме своего рта и отпускает, чтобы через секунду, сделав один лишь краткий вдох, вернуться и снова причмокивая, поцеловать.
Голова у него идёт кругом, особенно когда Сугуру дёргает его за волосы, охрипший от стонов, которые рвутся из него без остановки. Сатору, преследуя его удовольствие, налегает старательнее, прикусывает кожу сверху, сдавливает губами клитор, оттягивает зубами пирсинг и высасывает с кожи весь сок, мыча, чтобы свести с ума вибрацией, посылаемой прямиком в нервы. Сугуру на его языке извивается, то пытаясь уйти от стимуляции, то прижимаясь к ней ближе, уже обе его руки давят Сатору на затылок, словно тот пытается поглубже окунуть его в свою киску, снова объезжая его язык даже будучи прижатым к постели.
Сатору полностью следует его желанию, собственный голод заставляет его сглатывать накопившиеся во рту жидкости, его кадык резко дёргается от этого, слюна течёт вниз по подбородку, превращая всё вокруг в беспорядок. Но этого ему мало, его грудь горит звериным желанием, незнакомой ему до этого момента похотью. Он перемещает одну руку к скользкой и красной от долгого вылизывания киске, отстранив лицо лишь на несколько сантиметров, раздвигает её, чтобы щёлкнуть языком по клитору, вырывая из Сугуру полнозвучный визг. Он щёлкает ещё раз, прихватывает плоть вместе с украшением зубами, дразня её острой кромкой, перемещается вниз, разделяя внутренние складочки языком. Они кажутся ему такими соблазнительными с этого ракурса, розовые и мягкие, покрытые слюной и смазкой, что в ушах стучит его собственная кровь. Он осторожно всасывает одну из них в рот, оттягивает в сторону и отпускает, постанывая от тихого хлопка с которым она возвращается на место. Сугуру под ним бьётся, задыхаясь между стонами, его ноги дрожат.
— Боже мой, — хрипло мямлит он, его лицо пунцовое и потерянное, когда Сатору бросает на него короткий взгляд со своего места между его бёдер. — О, боги, теперь я понимаю почему этот рот так много болтает.
Сатору ухмыляется прямо в его плоть и прихватывает другую складочку сначала губами, а потом и зубами, оттягивая её и отпуская. Подгоняемый криком, он почти вгрызается в киску Сугуру, как будто это истекающий соком плод, его зубы остро двигаются против налившейся плоти, язык следует за ними, будто он и правда пытается сожрать Сугуру с особой жадностью. Это первая киска, которую он ласкает в своей жизни, но похвала разливается по его груди прямо как алкогольный жар. Он не собирается отступать теперь когда задал высокую планку, поэтому его рот двигается усерднее, с большим нажимом, с целью высосать все соки, которые возможно.
И то, как всё мельче и резче вздрагивают ноги Сугуру, как его звуки становятся невнятнее и грубее, подсказывает Сатору что он близок к своей цели. Стоит пососать клитор, стукнуться зубами о пирсинг, как Сугуру срывается со стонов на скулёж, его пятки сильно давят на лопатки, когда он притирается ближе. Сатору возвращает в его зияющую киску два пальца, сгибает, не переставая покусывать и сосать сверху и это занимает меньше полминуты, чтобы почувствовать как тело Сугуру начинает трястись, полностью напряжённое из-за родившегося глубоко внутри его лона оргазма. Он издаёт бесстыдные, жалкие, отчаянные звуки, дёргая Сатору за волосы со всей силы, его влагалище пульсирует, сокращаясь вокруг пальцев, когда он сильно и глубоко кончает.
Эта волна длинная, утомительная, но даже когда вздрагивания Сугуру почти прекращаются, Сатору продолжает трахать его пальцами, заставляя киску хлюпать от сока, его рот всё ещё жадно впивается в дрожащие складки. Едва придя в себя, Сугуру пытается взбрыкнуть от слишком сильной чувствительности, сконфужено охает, бьёт пяткой по спине, но Сатору его не отпускает. Преследуя свою собственную необходимость выжать из этой болезненной опухшей киски всё, он лижет, кусает и сосёт, поворачивая пальцы, чтобы втереться в нужную точку уже костяшками.
Сугуру воет, извиваясь сильнее чем прежде, его лодыжки трясутся от судорог, когда Сатору сжимает клитор между языком и нёбом, втягивая щёки и позволяя слюне свободно течь вниз. Он отчаянно дёргает волосы Сатору, почти плача из-за напористости его рта.
— Сатору! Подожди, подожди, — он срывается на стон, его тело трясётся от стоп до макушки, словно его прошибло током. — Сато-
Закончить он не успевает, потому что Сатору проворачивает пальцы, кусает болезненно припухший клитор, и киска Сугуру сжимается, прежде чем брызнуть во все стороны. Сатору охает от неожиданности, жмурясь когда жидкость орошает его лицо, его сердце стучит, когда он быстрее начинает втрахивать пальцы внутрь, позволяя брызгам залить ладонь и предплечье. Он возвращается к тому, чтобы прикусить и пососать клитор, и Сугуру с воплем кончает снова, извиваясь и хныча, в то время как его киска продолжает брызгать Сатору на лицо, шею и плечи, конвульсивными сокращениями втягивая его пальцы внутрь.
Сугуру дёргается с минуту, не меньше, пока Сатору медленно приглаживает языком его складочки, собирая с них влагу и жар. Его всё ещё изредка потряхивает, когда он опускает тёмный пустой взгляд между своих ног, глядя на Сатору.
— Какого чёрта, — сухо и медленно говорит он, после долгих мгновений абсолютной тишины, позволяющей услышать его безумное сердцебиение.
Сатору улыбается ему всеми зубами и скидывает обессиленные ноги со своих плеч, чтобы проползти вверх и поцеловать его. Сугуру довольно охотно на это поддаётся, не брезгуя тем, как с лица Сатору буквально капает, когда он нависает сверху. Их языки лениво танцуют друг напротив друга, Сатору льнёт к обнажённой коже как голодающий, его заброшенный близкий к болезненности член течёт в его шортах. Он толкается им в живот Сугуру, потираясь, получает в ответ слабый вздох в рот и руку взлохмачивающую волосы.
Сугуру отвечает на поцелуй трепетно, можно сказать любовно, его тело подстраивается под покачивания Сатору, дыхание замедляется. Сатору целует его и целует, вылизывая податливый рот, пока не отстраняется в замешательстве, чувствуя что Сугуру перестал ему отвечать. Он моргает, сосредотачивая взгляд на его лице и шокировано застывает.
Сугуру спит. Его рот приоткрыт, слюна блестит в уголке, глаза закрыты и ресницы слабо трепещут. Он дышит глубоко и тихо, почти похрапывая. Сатору роняет лоб на его плечо, не зная рассмеяться или заплакать, его рука двигается вниз, сжимая член через шорты. Ну, чёрт возьми, думает он злобно, если это месть за ссору, то он даже близко этого не заслужил. С тяжёлым выдохом он отстраняется, садясь на пятки, ноги Сугуру свободно лежат на его бёдрах.
Сатору смотрит вниз на беспорядок. Брызги повсюду на животе Сугуру, на его ляжках, простынь под ним промокла насквозь. Кое-где на его коже размазаны следы помады, шея в засосах, на груди несколько глубоких отпечатков зубов. Его киска соблазнительно приоткрыта, розовая и опухшая, чертовски манящая зиянием между складок. Сатору приходится закрыть глаза, чтобы избавиться от отвратительных, преступных мыслей.
Он отгибает резинку шорт, вытаскивая свой болезненно твёрдый член, с его губ срывается хрип, когда он трёт большим пальцем головку, распределяя смазку по коже. Он снова смотрит вниз, на уничтоженную его ртом киску, и гладит себя сильнее, оперевшись рукой в постель рядом с бедром мирно спящего Сугуру. Его дыхание срывается и становится громче, он постанывает, вбиваясь в крепко сжатый кулак, его нижняя губа горит, когда он кусает её, пытаясь не закричать.
Ему не требуется много времени, потому что он уже на пределе, его яйца поджимаются, заставляя бёдра дрожать, когда он кончает. Что-то дикое, всё ещё живущее в его голове, дёргает его сдвинуться немного назад и ниже, так что сперма горячей струёй выплёскивается на беззащитно открытую киску Сугуру, пачкая её ещё сильнее. Сатору стонет, переживая свой собственный опустошительный оргазм, его лицо и уши горят от стыда. Он хмурится, чувствуя грязное глубокое удовлетворение, рука, которой он только что гладил себя, опускается, чтобы размазать густое тёплое семя по складкам. Это вызывает ещё одно пламенное сокращение в его животе и он разочарованно гортанно рычит, падая лицом Сугуру в живот и прикрывая затылок руками.
Его мысли пляшут где-то между бесконтрольным довольством и удушающей виной, но его тело расслабляется достаточно, чтобы это не свело его с ума. Он лежит, пытаясь прийти в себя, весь липкий и влажный, усталость в мышцах борется с необходимостью встать и прибраться.
Сугуру завтра ждёт феерическое похмелье и он будет вдвойне недоволен, если придётся встретить его, отскребая засохшую сперму от лобковых волос. Поэтому Сатору поднимается, выпутываясь из его осьминожьих объятий, спускает затёкшие ноги с постели. Шею простреливает болью и челюсть безбожно ноет, когда он пытается покрутить головой. Ни одна драка за долгое время не приводила к таким серьёзным последствиям, как этот спонтанный секс, и это даже почти смешно, но Сатору в задумчивости не может заставить себя посмеяться.
Он встаёт, размышляя над тем, как Сугуру с утра отреагирует на воспоминания о прошедшей ночи, и будут ли они вообще эти воспоминания. Он медленно двигает ноги по направлению к комоду, чтобы взять чистое полотенце, его голова слегка кружится, непривычно лёгкая. Затем за одну смазанную секунду он вдруг летит на пол, споткнувшись об отброшенный Сугуру ботинок. Пол холодный и жёсткий, и что-то, возможно второй ботинок, упирается Сатору в живот. Он подставляет руку, чтобы поднять себя, но его голова слишком тяжёлая, так что он закрывает глаза, глубоко вздыхая.
— Какого чёрта ты делаешь на полу? — сонный голос Сугуру прорезает повисшую тишину, затем через мгновение очень зловещей паузы, он возвращается с куда более озадаченным выражением, — Блять, господи, это твоя сперма на мне?
Он не звучит так, будто этот факт заставит его возненавидеть Сатору, и одна эта интонация вызывает бесконтрольный смех. Сатору утыкается лбом в пол, икая от хохота, его плечи слабо трясутся. Сугуру не говорит ни слова, то ли потому что он снова заснул, то ли потому что решил, что Сатору окончательно сошёл с ума. Отсмеявшись, Сатору поворачивает голову в его сторону, надеясь установить хотя бы подобие зрительного контакта.
— С Днём рождения, Сугуру, — говорит он, выдыхая.
Сугуру в ответ мычит — значит, не спит. Проходит ещё пара минут мирной тишины, прежде чем он отвечает, но его голос звучит привычно мягко:
— Возвращайся в постель.
И Сатору знает, что завтра утром его простят — за ссору, за беспорядок, за всё остальное. И, может быть, целовать с губ Сугуру его похмельное дыхание будет не так уж неприятно.