...длинные, бесконечные коридоры, петляющие странными зигзагами, превращая здание в диковинный лабиринт - юн мин неспешно шагает, порой оборачиваясь назад, боясь, что его затянуло в детскую страшилку с бесконечным коридором. но его спутник нисколько не взволнован. эйхард открывает первую попавшуюся дверь - на него тут же устремляется множество любопытных глаз. из комнаты валит дым от курительных смесей и запах специй, скрывающий за собой нечистоты недавних соитий. "не стоит врываться так", - юн мин опускает и так понятную фразу: " мы всё же в борделе". но его спутник не столь деликатен.
- вы кого-то ищите? - старшая из проституток, выпрямившись, кокетливо интересуется, выгибаясь телом, показывая товар лицом.
- одного дранного кота, - бог ступает во внутрь, опускается перед ней на колено и совершенно серьёзно спрашивает. - единственного выжившего из клана коу.
- тот худой, никчёмный мальчишка, умеющий только праздно шататься и строить из себя балагура? не видела такого, - она смеётся, выдыхая дым в чужое лицо. - может золотая монета поможет мне что-то вспомнить.
эйхард поворачивается к юн мину, но тот лишь жмёт своими плечами: откуда у странствующего жреца целая золотая монета.
но бог не отчаивается и не злится, наоборот, улыбнувшись протягивает девушке деревянный кругляшок. та начинает светится и пробует его на зуб, а не заметив подвоха, начинает рассказывать. юн мин только тяжело вздыхает. всё это так неправильно: вести столь неблагочестивое существо к святым землям.
- дальше по коридору, крайняя комната, три раза постучите и сможете войти, не лишившись головы, - проститутка радостно крутит меж пальцев "монетку".
- что он тут делал? - перед уходом спрашивает жрец.
- ел, иногда пил, но в основном курил и спал. ничего из того, что обычно делают здесь аристократические господа.
ответ девушки озадачивает юн мина, но он только благодарно кивает, надеясь, что чары его спутника развеются, только когда они покинут это место.
отойдя достаточно далеко, жрец тянет за рукав бога, чтобы тот обратил на него внимание.
- вы обманули её.
- она продаёт своё тело.
- не от хорошей жизни.
- но и я сделал это не от того же.
- не коверкайте мои слова.
- не оставляй мне для этого места.
юн мин замолкает.
бесполезный разговор с ещё более бесполезным "человеком". проще объяснить стене концепцию морали.
- опять думаешь обо мне какие-то гадости?
- не суди других, да сам не судим будешь.
- от твоего благородства подташнивает.
- подставить ладони?
- если будешь настолько любезен.
и снова тишина.
***
три стука. молчание. эйхард открывает дверь, а юн мин только восхищается чужой бесцеремонностью. юноша лежит на постели, окружённый множеством подушек, парой девушек, которые словно кошки просто разбросаны тут и там в сонной неге силуэт окутан дымом мундштука, лежащим в руке. длинные волосы засалены и спутаны, точно он правда обыкновенный дранный кот - замечание бога было как никогда точным - а при приближение чувствует едкий запах пота и мускуса. пустой взгляд, меняющийся тут же на весёлый звонкий смех [будто яд][токсично опасный, разъедающей кожу и мысли до самых костей][до основания]
- о, странствующий жрец, ушедших богов! чему такая честь.
- возможно, боги нас покинули, но я до сих пор носитель их воли.
- слащаво, - хмыкает коу, закуривая. - мой славный род весь проклят, к сожалению, мы не принимаем заказы.
- мальчишка, - эйхард наступает на чужую лодыжку, слегка надавливая. - мне нужен палач, способный крепко держать меч без пустого милосердия.
люцио шипит, лениво вытягивая руку, имитируя попытку выбраться. юн мин садится на корточки, беря чужую ладонь в свои. мягкие и нежные, будто девичьи, они вводят в краску коу.
контраст ощущений, будто они работали в паре «плохой-хороший констебль».
- к глубокому сожалению я лишь тень величия своего брата, не более, - люцио прикрывает глаза, мученически вздыхает, показывая всем телом, как же он несчастен, как его стоит пожалеть и отпустить.
- не вздумай играть дурака, - эйхард давит сильнее, и тут же слышится лёгкий вскрик. лежащие до того девушки подымают свои головы, но, не зная, чью сторону принять, лишь безвольно наблюдают.
- какой же мерзкий и настырный человек.
- будь я человеком, то купил тебя, но я лишь беру то, что мне задолжали.
- и что же?
- смерть.
люцио смеётся, отобрав собственные руки, прижимает их к лицу, содрогаясь всем телом: "да, и правда, ужасный должок!". юн мин, смутившийся от столь резкой перемены, взволнованно поворачивает голову к богу, ища у него поддержки. ситуация вот-вот готовая достигнуть пика абсурда лопается как мыльный пузырь.
- я никуда не пойду, - коу закуривает и кривит лицо. противная всё же привычка, ни разу не приятная.
эйхард кивает, разворачивается и, кажется, на самом деле уходит, как резко, будто атакующая кобра, в одном движение валит на пол люцио, прижимая своим телом, показывая физическое превосходство. ленно наблюдавшие за всем действием проститутки тут же вскакивают и убегают прочь. губы жреца вытягиваются в тонкую линию, рефлекторно он начинает их переминать, будто пряча за ними колкие слова и недовольство.
- рыбку я поймал, - лилейный голос бога пробирает до мурашек - люцио замирает, даже не пытаясь выбраться. - осталось только желание загадать.
- мы не в сказке, ублюдок, - коу наклоняет голову назад, ища трубку и заметив, что до неё не добраться, цыкает. сердце замирает и вновь стучит, будто он механизм готовый вот-вот сломаться. юноша не понимает трудно ли ему дышать от чужого веса или собственной беспомощности, бьющей поддых сильнее любого кулака.
- рыбка-рыбка, - эйхард не слушает совершенно, продолжая творить, что вздумается. - ты мне желание, а я
ዝе ይኅажኅ кስኅ ты
виноጵаች
коу молчит.
они все молчат, пока ветвь плакучей ивы - она растёт в саду, по центру этого чудаковатого здания - отстукивает странный такт. похоронный.
- так и быть, я пойду за тобой.
эйхард отпускает юношу. коу уходит умыться. совершенно лениво забирается в мраморную ванну для почётных гостей, свернувшись калачиком, лежит так, пока наконец не включает воду, чтобы та била по коже. мутит. крутит. трясёт. выпрямившись, запрокидывает голову, открывая рот, ловит капли, а после выплёвывает, ощущая как слюна и вода неприятно остаются на теле.
расчесывает пальцами длинные волосы.
считает от девяти до нуля, и обратно.
щедро берёт на ладонь шампунь с какой-то травянистой отдушкой и "бьёт" этой ладонью по голове
бум. совершенно пустой и нисколько не болезненный жест.
такой же простой и кривой как его руки и ноги, как мысли и слова, отражающиеся от стен:
- жалкий.
***
люцио возвращается сияющим от счастья, раставляя руки будто для объятий, восклицая:
- этот достопочтенный господин вернулся!
- похоже, он ударился головой в ванной, - шепчет на ухо эйхарду юн мин.
- вас прекрасно слышно.
- ещё расплачься, - бог громко зевает. как же это всё его утомило.
- и где твои хваленные хитрость и красноречие?
- а тебе всё расскажи, - ухмыльнувшись, эйхард достаёт очередной деревянный кругляшок и начинает вертеть меж пальцев. - услуга за услугу.
- не обращай внимание, коу. - юн мин нежно улыбается. - рад познакомиться.
- запоздало ты, конечно.
- лучше поздно чем никогда.
люцио отвечает только "угу".
***
столица - безвкусный круглый город, находящийся в самом центре материка. эйхард со скукой рассматривает архитектуру: красные низкие, но вытянутые вверх здания с острыми колпачками крышами, раскинувшими свои карнизы точно подол юбки. вдоль улицы от самого начало - чем бы оно не считалось - шагают фонари в ровный такт: тонкий провод, соединяющий их качается от весеннего ветра. выставленные на улицах палатки и небольшие столики чайных цепляют взор на секунду, а после растворяются, становясь мелким шумом, более не воспринимаемым.
простота соседствует с величием прожитых этим городом лет: статуи, церемониальные наряды на юных господах, стражники облачённые в доспехи на перевес с глефами, знаки защитных руин и люди, обычные люди, чьи одежды въедаются в глаза разнообразием цветов. эйхард помнит на этом месте равнину.
- время так быстро летит, - бог вытягивает руку, отщипнув кусок сладкой ваты у пробегающего мимо ребёнка. тот ничего не замечает, и юн мин даже не знает виной тому очередной трюк или простая человеческая не наблюдательность.
- ворчишь как старик, - люцио зевает, щурясь от яркого солнечного света. его длинные волосы убраны в причёску, которую украшает дорогая заколка. роскошный наряд с красивым узором, надетый совершенно небрежно. серьги в ушах. навязанные атрибуты не его жизни.
- я и есть старик.
- ох, тогда поддержать вас за ручку, старик эйхард? ну что за глупое имя, - коу замолкает. сплевывает вязкую слюну. юн мин морщится, будто увидел настолько мерзкую картину, что его вот-вот затошнит. - прости.
- сначала грубишь, потом извиняешься - выбери что-то одно.
- прости ни в моём характере. - люцио глупо улыбается, кокетливо подмигивая, что получается у него неловко и с большим трудом.
- образ кокетки не про тебя.
- не ссоритесь, - юн мин примирительно встаёт между ними.
- он должен будет убить меня, думаешь стоит поддерживать дружеские отношения? ю-ю, ты оказывается такой жестокий и бессердечный человек.
юн мин возмущённо хватает воздух ртом, словно выброшенная на сушу рыба.
коу усмехается в свой рукав.
- у вас есть вещи, которыми вы хотите насладиться в последний раз?
- вещи и люди, что мне были дороги, давно не имеют столь же ценного веса или вовсе покинули эти земли, - эйхард зевает, и его вид не на секунду не омрачается печалью. мечник ему завидует: кажется, весь его путь заполнен горьким сожалением, которое он прячет и прячет, затыкая тишину шуткой или игрой флейты. – что юный друг? твоё лицо подобно слепку статуи – мои слова как-то тебя задели?
- просто грущу от того, что бог в моё мире такой бездельный дурак, - коу отыскивает во внутреннем кармане конфету: небольшая яркая стекляшка пропускает луч солнца, прежде чем он отправляет её в рот, перекатив по всем зубам, слушая стук, чуть успокаивается почувствовав знакомую сладость. апельсин.
- и меня упрекает в безделье человек, запершийся в злачном борделе? – эйхард смеётся, но звук издаваемый богом больше похож на раскаты грома. – шутка ли, а? или правда хочешь обсудить какие-то неосязаемые материи? да что ты можешь знать, человек, запертый прежде в стенах родового поместья о мире?
- побольше чудака, которого изгнали.
тишина врезается в голову гвоздем.
юн мин неловко поправляет прическу.
- а ведь какая нелепица, - тихо начинает он. – в храме то и дело говорили о том, как красочна столица, а на деле: смрад, мрак и грубость.
бог притягивает к себе жреца, чуть обнимая за талию, кладет голову на плечо, ухмыляясь – «малыш ю-ю загрустил, но ничего, я всегда готов тебя взбодрить!». коу не мешает им, сбавляя шаг, дистанцируется – его взгляд гуляет от человека к человеку, но никто на них не обращает внимание. выложенная серой плиткой дорога, обшарпанная от карет и рикш, мусор в углах, следы от пролитых чайных и хмельных напитков – и правда грязный и неинтересный город. такой же как любой другой. люцио вспоминает семейную усадьбу, высоченные статные ворота и ограждения, литые статуи демонов и героев былых лет – в том месте всё было родным и чужим одновременно. ему ничто не принадлежало и ничто не говорило о том, что он жил там. его вообще будто не существовало: расписание, рутинные дела, пустые разговоры и тишина.
люцио коу – картинка. фразы, мысли и действия ничего не отражающие.
люцио коу – ужимка, вежливый поклон и наследие, которое он бережно несёт за собой точно настоящее сокровище, а не дрянной глиняный горшок.
- и опять у тебя эта кислая рожа, - он врезается в эйхарда, шипит, подняв голову, встретив неприкрытую агрессию, только озадаченно пожимает плечами.
- с таким уж лицом я родился, - люцио поправляет волосы, хоть в этом нет никакой необходимости. машинально.
- если молодого господина что-то гложет, этот жалкий никчемный простолюдин готов его выслушать, подставить своё плечо и член, чтобы успокоить, - не смотря на грубые жестокие слова бог опускает свои руки на чужие плечи, ведёт выше, нежно касаясь шеи, пока ладони не оказываются на щеках. наклонив лицо, эйхард замирает в сантиметре от губ. – духовной близости не обещаю, но телесную дам с лихвой.
- да кому сдался твой член, - люцио упирается ладонями в тело собеседника, стараясь оттолкнуть. страшно. неприятно. невыносимо. он будто на съедении, и его пугает, как эйхарду всё равно: на комфорт, тело и право коу. ещё секунда и ноги совершенно перестанут держать, упадёт прям там, согнувшись, точно безвольные пустой манекен, лишь бы только не ощущать, не понимать, не чувствовать: он полное ничто.
- впредь никогда не показывай мне это жалкое и никчемное лицо, оно раздражает, - бог наконец отпускает парня, отходя вперёд. – нет сил с тобой нянчится.
***
…сад, в котором деревья раскинули свои ветви, скрывая под тенью почти всю землю, заполнял почти всё пространство до горизонта. сулус зевнул. ветер приятно ласкал кожу – он вытянул руку, будто стараясь поймать «касания», разжал ладонь, а после также резко сжал обратно. не вышло. легко разочарование отразилось на его лице – ветер, бегущий ручей, дикие звери, нелепые люди: всё жило и шло не зависимо от него. юноша опустил руку. тошнотворное и непонятное чувство растекалось по телу – словно опущенный в ледяную воду вздрогнул. сердце тянуло и болело, будто оно готовилось остановиться. мерзость. настоящая мерзость – чувства дарованные ему кем-то, чем-то, более великим и сильным, тянули его вниз, ставя на колени, опуская в молитвенную, беззащитную позу, в которой только и остается надеяться, что странное наваждение отступит также быстро, как оно появилось. «быть» для него наказание гораздо более сильное и страшное, чем то, забытое, далекое несуществование. казалось, когда сулус знал лишь тьму, он был счастлив по-настоящему.
- какое жалкое у тебя выражение лица, - эстер наклонился перед ним. светлые локоны спали на чужое лицо, щекоча кожу.
- пришёл потешаться над «жалким божком»? – губы сулуса растянулись в улыбке. звезды. луна. далекий и пустой космос – всё это было в эстере, движении его рук, когда тот писал руны, дрожащих от холода плечах и даже недовольном ворчливом взгляде. понимание, зачем красоту и любовь люди отчаянно пытались запечатлеть в песнях и стихах, приходило к сулусу, когда он видел его.
- взываешь к моему милосердию? – усмехнувшись, эстер лег рядом, использовав руку друга как подушку. – твои наблюдения за людьми ни к чему хорошему не приводят.
- дурной пример заразителен, - сулус аккуратно убрал из чужих волос травинку, а после сдул её, наблюдая, как та подхваченная ветром, взвыла вверх. – но ты всегда можешь научить меня чему-то более интересному, о, великий, сотворенный из мрамора, безжалостный бог времени эстер!
- разве не чувствуешь, - юноша опустил чужую руку на свою щеку. – мягкая. какой же я тогда мраморный.
сулус замер, не ожидавший такого тесного и интимного контакта, смутился, как юнец, не знавший ещё прелестей любовных утех, но не стал и пытаться убрать руку. янтарные глаза будто запечатлели его в себе навсегда, как то делали люди с жуками в попытках победить смерть и время. но как и у них сулус был не властен ни над первым, ни над вторым. эстер заключил, как ему казалось, всё самое хорошее и светлое, отобрал у него, как какую-то вещь, оставив только возможность дрожать и ждать. «ты должен что-то сказать, чтобы я понял, чего ты хочешь», - юноша опустил ладонь ниже, на губы, оставил на них легкое касание, не прерывая зрительного контакта.
- тебе не стоит возиться со мной, - только и смог сказать сулус.
- потому что ты жалкий, глупый бог обмана и лжи? – голос эстера смеялся не подходяще словам. иной мог посчитать, что он на самом деле надсмехается. – мне всё равно, что там говорит совет.
- а мне нет.
- сулус, и ты, и я, произошли от звезд. мы одинаковые.
- ты лучше меня.
- нет, - эстер покачал головой. – что может бог, который вот-вот развалится?
сулус знал: глаз скрытый за челкой давно уже подвергся скверне. и не для кого не было секретом – жить эстеру осталось не более пары столетий. потом перерождение, новый цикл, и так до бесконечности.
эстер не будет собой.
в какой-то момент он вовсе не будет – вернется туда, куда так рвался сулус, отягощенный долгом и чужими ожиданиями.
- старейшины говорят, что я виновен в скверне, - признался он. – из-за меня ты…
- им просто нужен козел отпущения, - эстер зевнул. в последнее время его утомляло всё: разговоры, движения, дыхание. он был усталостью, её лицом, телом и душой.
- но только после меня…
договорить ему не дали – эстер поцеловал сулуса. невинный поцелуй. ни грамма пошлости. его будто вновь касался ветер, и он опять не мог его поймать – юноша отстранился, встав, потянулся, вытягиваясь стройным тонким телом. сулус наблюдал за ним, недвижимой статуей, смотря на спину: та была в два раза меньше его, отчего бог времени казался ещё хрупче. «сильвия и то больше», - удивился он. эстер повернулся к нему обратно, поднял челку, показывая зияющую черную дыру, от которой расходились темные вздутые вены: мерзкое и болезненное зрелище. и прекрасно понимая, как сейчас он выглядел, юноша тут же поинтересовался: «ужасно, да?».
- эстер, я пройду через очищение, - сулус встал. – и когда моё тело вновь возродится, пожалуйста… не дай мне ничего забыть, - коснувшись кожи под пустующей глазницей, он был готов вырвать собственный глаз, только лишь бы чужие страдания прекратились в ту же секунду. – особенно это.
- не вздумай, - эстер впервые свел брови, пренебрежительно отпрянув. – я никогда тебя не прощу, если ты пойдёшь на их поводу.
- если существует хоть малейшая вероятность, что я и правда источник скверны, - губы его сжались. вина давила на него, опускала вниз, заставляя отводить взгляд, прятаться, желать молить раз за разом прощения и искупления. – я сделаю всё, чтобы вернуть тебе то, что забрал. и ещё отдать сверх того.
эстер промолчал.
***
- юн мин, почему ты ведешь его в святые земли? – коу тянет вверх заколку, распустив волосы.
- потому что только со мной, ему будет позволено войти в них, - жрец аккуратно берёт в руки кружку, отпивая из неё чай.
- какая тебе выгода с этого?
- милосердие и добрые поступки не требуют вознаграждения, - юн мин в ту же секунду озадачено поднимает взгляд на собеседника. но несмотря на то, что в произнесенных им словами нет ничего подозрительного или неверного, сердце его ощущает необычное смятение и тревогу, от которых не отмахнутся.
- смерть не про благородство и сострадание, ю-ю, - люцио наклоняется. – тешишь своё эго? весь правильный и добрый, да? отчего бежишь ты сам?
- этот шрам на моём лице, - и в подтверждение своих слов юн мин касается объекта их разговора. – след подаренный моей мамой. она была слабым духом и сердцем человеком, от того не могла позаботиться ни о себе, ни обо мне, а когда её душа треснула, как весенний лед на луже, вовсе попыталась уйти из этого мира. но смерть в одиночестве это страшно. только она не рассчитала правильно сил, и удар не убил меня. долги пять дней я лежал с трупом матери, смотря в потолок. мысли мои были заняты многими безделицами, которые сейчас уже не упомнишь. но среди всего этого хаоса я понял лишь одно: как были прекрасны те цветы, что мы собрали накануне. желтые. яркие. живые.
коу сглатывает слюну.
паршиво.
- это не ответы на мои вопросы.
- они были риторическими.
- эйхард жаждет смерти, - люцио начинает вновь. – а это не сильно клеится с твоим альтруистическим подходом.
- будет ложью сказать, что у меня не проскакивало и мысль, что наше путешествие переубедит его, но то лишь мои смелые мечты. истина в том, что он хочет смерти также, как воду путник в пустыне. когда он пришёл в храм, игнорируя сезон дождей, от которого размыло все дороги, а видимость была столь плохой, что если поднять и вытянуть пальцы, уже будет трудно различить и их. мокрый, будто тень другого человека, он пришёл. возможно, он ждал этого момента ни одно столетье. но голос его был полон грусти. эйхард встал тогда на колени. почти плакал. умолял.
- не беспокойся, моя рука не дрогнет, - в голову коу всплывает тут же недавняя ситуация. стыд, отвращение, злость – они были далекими эмоциями, но даже их хватало, чтобы его рука тут же опустилась на ножны.
- буду благодарен, если это так.
дверь открывается.
эйхард входит, держа пакет яблок.
- ты же купил их? – юн мин слегка сжимает ткань своего нежного голубого кимоно.
- почти.
- мы договорились, что вы не будете обманывать других без необходимости, - жрец старается придать голосу строгости. получается отвратно. коу ухмыляется.
- господин юн мин рассказал мне, что вы как побитая псина пришли в его храм, мокрый, роняя горькие слезы, лишь бы только он сопроводил вас до святых земель.
- тебя возбудила эта картина? – эйхард встает позади сидевшего люцио. – могу повторить.
- не хочу видеть нечто столь мерзкое, - коу берёт из пакета яблоко. – так как вы их получили?
- помог человеку, - признается. – я послушный мальчик. похвалишь, ю-ю?
- да, вы большой молодец раз держите своё слово, простите, что до этого усомнился в вас, - жрец кивает. – так недальновидно с моей стороны.
эйхард качает головой. коу, встав, отправляется в ванную комнату. ночь уже начинает вступать в свои права, поэтому стоит начать готовиться ко сну. «кости мне перемыли?», - эйхард не гневается и не старается начать ссору, просто тишина давит на него: в ней собственные мысли слышаться, так же четко, как тиканье настенных часов. «пытался убедить его, что вы не такой плохой», - приукрашивает юн мин, делая глоток чая. «получилось?», - бог подходит к нему, опускает ладонь на голову и гладит, как делал бы это с нерадивым, но любимым псом. юн мин поддается на ласку, тянется к руке головой даже сам, улыбаясь.
- напомнил вам старого друга?
- совсем немного.
- буду считать это комплементом.
***
люцио проходит мимо зеркала – не смотри на себя, не дай себе и секунды, чтобы осознать свою телесность, понять, как тонок, хрупок, как исчерчен венами, бледен и слаб, как во взгляде ничего, полное ничего [зеро][ставки сделаны][ставки больше не принимаются][к сожалению вы проиграли][будете повышать?]. коу хватается рукой за ванну, сжимает до побелевших костяшек пальцы, не поворачивая головы, напряженно думает, ища хоть какую-то точку опоры. но в итоге он видит себя. семейные метки на лице отвратны, синяки под глазами ужасны, треснувшие губы неприятны, прыщи, неровности, нелепо заработанные мелкие шрамы – особенно тот, что рядом с глазом – всё, что делает его собой: оно ему омерзительно. «выглядишь не очень дружок», - собственный голос ломкий, истончившийся, треснувший, что не склеить.
в поместье было тихо. его никто не тревожил, только в редкие минуты, когда о нём вспоминали, точно как о забытой книге с закладкой: [ах что же там было последним]. по-своему коу это любил – тишину, отсутствие осуждающих и непонимающих глаз, а также возможность исследовать библиотеку. выдуманные истории. прекрасные истории. отвратительные истории. истории, в которых чувствовалась жизнь – не то, что в его бесцельных пустых днях; не то, что в формальных разговорах о людях, которых он не знал, о событиях, что ему не интересны, о мире, которого он не видел. истории – это про него и для него, в них нет третьего, в них нет лучшего или худшего. он и его восприятие.
люцио поднимает кувшин с ледяной водой, льет на руку, споласкивает лицо. не стерлось [увы].
люцио считает до десяти. люцио не отрывает взгляда.
люцио ощущает тошноту и тревогу.
сплевывает вязкую слюну.
давится. смеется.
вновь сплевывает.
мерзость. гадость.
бессмысленность
[опустошенность]
- не преувеличивай, - говорит сам себе. твердит. успокаивает. – не драматизируй. не вызывай жалость. не унижайся. не делай вид, что страдаешь. пожалуйста.
[просто перестань]
наследие. гордость. «только не позорь нас». «будь лучше чем твой брат». «не бахвалься». «не трать время в пустую». «пока ты в этом доме, ты будешь делать всё так, как я скажу». «ты живешь на мои деньги». «кому нужны твои истории».
«ты мужчина»
«ты продолжение рода»
«тебе вообще что-то интересно?».
дверь открывается. юн мин смотрит на него взволновано. распущенные волосы жреца достают до пят, отчего и без того маленький и нежный юноша становится подобен лесной нимфе. ясный взгляд больших глаз придает ему по-оленьи невинный вид. травоядный. безопасный. никто из них не движется – коу не хочется, а юн мин явно боится, словно секунда и юноша рванет, хоть через окно, хоть через слив трубы, ломая кости, мышцы, оболочку, что так осточертела, выкручиваясь-закручиваясь, складываясь, как оригами [бумага мокнет][тело не жидкость][а ты не человек, держащий судьбу в своих руках]. «поздний ужин?», - интересуется жрец, сделав кроткий небольшой шаг вперёд. за ним, на кровати, видно, как развалился зевающий эйхард, не тратящий и одного своего взгляда.
- меня тошнит, - признается люцио. – еда мне противна. она… фактурная. жирная. тяжелая.
- тогда чая? – юн мин делает более уверенный шаг, оказываясь на расстоянии вытянутой руки. – успокаивающий.
- со мной всё хорошо.
- как скажешь, - жрец кивает. – но чай всё равно вкусный. кисленький.
- люблю кислое, - невпопад отвечает коу.
юн мин встает поодаль, кладет ладонь поверх чужой – «а что ты ещё любишь?». и этот вопрос застает люцио врасплох. как часто кто-то интересовался тем, что ему интересно? не пытался засмеять, принизить его чувства, обесценить, «наставить» на верный путь? и не упомнить. «мне нравятся книги», - коу пытается отыскать в памяти хоть одного название, но они утекают сквозь пальцы подобно песку. «я тоже любил читать в храме», - жрец чуть кивает головой, - «подвиги сильваны мои любимые рассказы». люцио опускает голову на чужое плечо, уткнувшись в него, тихонько дышит – плакать не получается: слишком стыдно и неправильно. не положено. но его плечи подрагивают рефлекторно.
- сильван была отвратной женщиной, - доносится из комнаты.
- я не просил вашего комментария сейчас, - голос юн мина становится строже. – не видите я пытаюсь его успокоить.
- грубая, отвратительная ба-
- заткнитесь.
- больно и хотелось, - эйхард хмыкает. – люди так почитают тех, кого даже не видели. меж тем я всегда был среди них – ни одного доброго слова.
- попробуйте не платить им деревянными монетами.
- что говорится в «подвигах сильваны»? – люцио вмешивается в их перепалку.
- чушь придуманная воительницами, - эйхард закатывает глаза. – глупые крылатые бестии почитают ту, чей долг сеять раздор. но это же так благородно! воинская честь! умереть на поле боя! отдать жизнь, борясь!
- умерьте свой сарказм, - юн мин чуть гладит коу, заправляя прядь волос за ухо. юноша слегка морщится. непривычно. слишком. – для кого-то война и правда единственный дом. а великие воительницы рождены буквально для сражения.
- ну и дуры, - подытоживает эйхард.
- а что сделали вы?
- выбрал умереть, - серьезно отвечает бог. – и тогда этому миру станет легче дышать.
- давите на жалость?
- самую малость.
люцио отлипает от жреца, возвращается в комнату, а после плюхается в смертельно близком расстоянии от эйхарда на кровать. не ожидавший того мужчина шипит, как дворовой кот, но не уходит. «у тебя есть своя кровать», - только и говорит он. «ваша ближе», - врёт, не краснея коу, опуская ладонь на чужой живот. тот вздымается: вверх-вниз, будто и правда дышит. из любопытства нажимает ладонью, но бог никак не реагирует. юн мин заходит следом. «так что с чаем?», - люцио мотает головой. «хочу побесить эйхарда», - усмешка. «чем бы дитя не тещалось», - зевок. «полный кавардак», - жрец кивает сам себе, направляясь на пустующую кровать. диалог замолкает сам собой.
тишина впервые
в нужном месте.
***
сулус спешно спустился со склона, почти споткнулся, небрежно влетев в кого-то – малый дух только оттолкнулся, а после вновь вернулся на прежнее место. дыхание его сбилось, а перед глазами стояла пелена: такая человеческая реакция. «отродье», - раскатный голос сильваны заставил выпрямиться; шесть глаз расположенных на лице соцветием смотрели строго и внимательно из под массивного железного шлема, украшенного по бокам крыльями; огромный меч, неподъемный для человека, спокойно лежал в руке. воплощение войны. справедливая, пугающая, грозная, и в то же время непоколебимая, предвзятая, вздорная, вопиюще неправильная. сильвана – под три метра человекоподобное существо, взывающая к страху, запрятанному глубоко внутри: она такая же, но совершенно другая.
- хей-хей, силь, не нужно пугать малышей! – фо выпрыгнул будто черт из табакерки. всё его тело и лицо ходили ходуном, не способные остановится и на секунду. – младшие боги такие, какими их видят люди.
- простите, госпожа сильвана, - сулус склонил голову. стыд. ужасный позор. всё его существование сплошная нелепица, чепуха, выставленные невпопад тарелки и поданный не вовремя ужин, одетая набекрень одежда и неверно истолкованная мысль.
- не извиняйся перед ней, мальчик мой, - алькоре появилась из ниоткуда. её алые волосы спадали вниз пышным водопадом, а совершенно черные манящие глаза без единого блика словно отражали целый космос. единственная матерь. сильнейшая. властительница над богами и судьбой. грациозная походившая на идеал каждым своим движением она заставляла проверять собственный пульс.
- твой щенок принёс скверну! – сильвана стукнула о землю мечом. – плод жалкой неправильной любви! мерзкое отродье!
- нравится тебе или нет, но сулус и сурай столь же естественное проявление человеческой воли, как и мы с тобой, - алькоре скривила на секунду лицо. она говорила правильные вещи, но они ей не нравились. – они рожденные из плоти сируса, дети звезд, людской порок и надежда.
- они источники заразы, - воительница не унималась. – эстер рассыпается на куски, а другие младшие боги то и дело впадают в безумство.
- мы лишь делаем то, что должны, - алькоре пожала плечами.
сулус сжимал и разжимал пальцы – всё его существование не более чем чья-то нелепая злая шутка, искаженная идея, людское эго, перемолотое через сотню зубов и выблеванное, собранное из неприятного месива в тело, руки, голову и такое бесполезное «сознание». он кукла, чьи нити свободно расслаблены до поры до времени. мерзкое отродье – ни только потому что сильвана так о нём говорила; ни только потому что весь его миф, «судьба» быть рожденным из съеденной матерью плоти отца; ни только потому что тень великого брата. сулус – зверь разрушения. то страшное, ужасное чего боялись люди – конца. грешный, грязный, противный – черная патока лжи, ядовитый обман, сладкая истома иллюзии.
алькора положила ладонь на его плечо. столь простой жест вернул ему самоконтроль.
- младшие боги подчиняются своим мифам, - она говорила спокойно. – но если он завоюет людские сердца, то те, как болезнь, распространят истории о его величии.
- и ты приказываешь дать эстеру умереть?
- переродится.
- это одно и тоже!
- смерть для бога не конец, а лишь новое начало, - алькора была спокойна.
- что я хочу от той, кто съела любовь всей своей жизни, - хохоча, сильвана перешла на язык, который знать сулус не мог: древнее знание Истины передавалось от одного старшего бога к другому, а с его окончательной смертью пропадало навсегда. то было абсолютным правом на естество. на идентичность, как ту представляли себе люди. выбор. право выбирать, право не следовать кем-то выданной инструкции, право на собственное тело и разум. сильвана была той, кем желала быть.
- миф был воплощен, - алькора подобно черной дыре сжирала всё внимание, и стоило только отвернутся, тут же возвращал взор обратно. она власть. она закон. она то, что было, и то, что будет: телесное, развоплощенное, ходящее от одних рук к другим, складываемое словами в образ, рисованное мазками верующих и живущих, слепленное в попытке приблизится, вступить на ту же ступень, где стоит она. алькора праведный суд.
- ты могла не делать этого, - грудь сильваны вздымалась от тяжелого дыхания. гнев обуял каждую клеточку её тела.
- вера. старший или младший бог, но ты всё ещё зависишь от своих последователей, - богиня поставила перед собой сулуса. – мы рождены от них, и мы живём для них. симбиотические паразитические отношения. грязная неправильная любовь. назови хоть как, но есть вещи, над которыми мы не властны, пока нас сковывает телесность.
***
люцио замахивается клинком. тяжелый.
- этот не подойдёт, - отрезает парень. – таким в одно движение я голову не срублю.
- какой привереда, - эйхард зевает. в последние дни он вспоминает совершенно бесполезные вещи, видит лица, давно им забытые, и слышит голоса, которые, кажется, покинули его ещё вечность назад. до святой земли ещё долгий путь, и юн мин, как единственный знавший, где и когда откроются врата, хранит молчание [стоит тебе узнать][бросишь никчемного хрупкого человека][нечего праведникам мозолить глаза своим благочестивым видом].
- если не сделать это за один взмах, будешь страдать. или у богов это по-другому работает? – коу впервые задумывается: хватит ли обычного клинка? как выглядит смерть бога? ему что-то будет за это? [если наказание – то неплохо][облейте его гадкой патокой, окуните в мерзость, растопчите, вытерев ноги, обзовите, хохочите – сделайте всё, что никогда и никто не позволил бы в здравом уме][если наградят – то отлично][дайте ему любовь, нежные прикосновение, человеческое тепло, разливающее истомой, ласкайте, гладьте, говорите повторяясь, как же он великолепен во всем, как же он прекрасен, словно искусство, словно нечто созданное ещё более великим, более ценным и важным].
- я пока не умирал, - эйхард задумывается. – но обычно боги перерождаются: сжавшись, взрываются, развоплощаясь от оков человеческой плоти, возвращаются туда, откуда пришли – в Ничего, а из него собираются обратно, пережив угасание, чтобы воссиять вновь.
- а сейчас?
- сейчас это окончательно, - эйхард должен был давно умереть и сам. цикл, верный для всех и каждого, оборвался, оставив его одного: недостойного, слабого, бесполезного. коварная шутка судьбы.
- и ты правда хочешь умереть?
- а тебя хоть сколько то это волнует? – бог смеется. – признайся, тебя не трогает ничего, кроме собственного хрупкого эго, ломающегося от каждого прожитого дня?
- говоришь обо мне, но разве это не про тебя? – люцио парирует. усталость выжигает в нём всё: ему ненавистно это путешествие, оба его спутника, а особенно то, что он видит в них: то, что резонирует с ним и привязывает, как собаку.
- в этот раз твоя взяла.
***
…поместье большое. коу нравилась каждая комната: пустая или набитая старым хламом, до которого никому уже не было дела, гостевая, украшенная специально для официальных приемов, столовые и тренировочные – каждый уголок, обжитый, полный вещей, принадлежавших кому-то, оставивших чье-то тепло и оставшихся до поры до времени. и хотя у люцио была комната, выделенная ему, по какой-то необъяснимой причине – обстоятельства, случайные и ни очень – она никогда не принадлежала только ему. вот и этой ночью он проснулся. прикосновение. вывело из пустоты, заставляя собирать по кусочкам сознание, раздробленное и не готовое понимать, что происходит.
аккуратность – от неё воротило. выкручивало внутри, стягивая, будто половую тряпку, хоть и сам люцио оставался недвижим. живот. грудь. пах. холодное и пустое: «а, снова». и ему нужно было сопротивляться, оттолкнуть, дать знать, что ни секунду не спал, начать ссору, крик, шум [ты ненавидишь шум][ненавидишь ругань][тебя складывает пополам от одной мысли, что придётся это обсуждать][защищаться][слышать и видеть чужое оправдание][быть униженным чужой жадностью, глупостью и похотью][и громкие крики тоже тобой ненавистны][ты не хочешь говорить и слова][а потому молчишь]. коу не двигался: рука постукивала по кости, словно проверяя, а точно он спит, а после, спустившись к его члену, замерла. поглаживание. мерзкое, похотливое, пустое, не значившее совершенно ничего – так могли коснуться и другого, такое могли сделать и не с ним.
не понимание
[я не тот, кого можно так касаться]
[я не такой][не достаточно хорош]
[нет ни одной причины][почему это должен быть я]
[эй почему][пальцы холодные][они длинные][не такие как у меня][это не то ощущение][не нравится][не нравится][ не нравится][прекрати прошу][замешательство][тошнота][не понимание][пустота][пожалуйста][не молчи][скажи причину][объяснись][не оставляя меня с этим][завтра рано вставать][есть дела][эй пожалуйста скажи, хоть слово, хоть мерзость, не играй, не притворяйся, не обманывай, не делай вид, что этого не существует]
[иначе]
[вдруг]
[я выдумал]
всё это.
иррациональное возбуждение; попытки отстранится; дать себя короткое удовольствие; смириться, вывернуть самого себя наизнанку; прикосновение властнее; член встал – предатель – но люцио не заботило уже ничего из этого. в ночной темноте не видно ни угла комнаты, ни чужого выражения [эй][эй][ возможно, не так противно][возможно, это не отличается от того, как я делал это сегодня утром][да][касался же там][богохульно дрочил][был грешен в своих желаниях][не понимаю][как долго бы не думал][не понимаю][сколько времени][как долго это будет происходить][его пальцы вошли в меня][они двигаются][почему так влажно][почему он не останавливается][почему я не останавливаю его][чего жду][двинься][просто двинься][громко и четко скажи][что происходит]
[всего один вопрос][пошевели губами]
[сделай][делай][шевели]
коу осознал только минуту спустя, как его собственную руку взяли, потянули вниз – она, как у марионетки, двигалась тяжело, безвольно. теплое. непонятное. складки, текстура, влажность, колючие короткие волосы – ах, чужой член. трясло внутри, но люцио не двигался. этому уже не было никакого разумного объяснения, но он не шевелился. словно попав под оцепенение, вспоминал все те вульгарные дешевые романы, романтизирующие насилие, насилие и ещё раз насилие. но легче не становилось. ни один образ, ни одно красивое художественное слово не помогали ему. коу был погружен в ужас, подобный несчастному путнику, попавшему под взгляд медузы горгоны, окаменел, потеряв всякое понимание: движение, малое и большое, любое стерлись из его головы. он не был человеком. объектом. ничем. куклой. марионеткой. статуей. не живой.
дыхание.
запах.
тепло.
[он дышит на ухо][касается своим телом полностью тебя][кряхтит][дрожит, предвкушая][да, он тоже не человек][нечто без имени и образа][завтра ты уже и не будешь сам помнить][нет я буду][я знаю][и он знает][мы оба в этой ситуации][не смейся][не разговаривай о ерунде][не создавай иллюзию][что не виноват][что не мерзкий][нет нет нет не будь старшим братом][не будем мне близок][не превращай всё в фарс]. люцио думал, что, возможно, стоило просто заснуть. пусть происходит то, что происходило. какое ему в конце концов дело: ему противно от этого тела, и даже если оно пострадает, как это касалось личного его. люцио думал, что завтра всё равно всё сотрёт, а через пару дней он уже не будет его видеть. люцио думал, что стоило поутру выкроить пару минут на чтение книги. люцио думал, думал, думал – и мысль его закручивалась в спираль. ни одного ответа. бессмысленно размышление.
прикосновение.
и ещё. ещё. ещё.
он сверху. дышит.
член.
[нет нет нет нет]
коу перевернулся.
и эта глупая ситуация
закончилась
как всегда
ничем
[в следующий раз]
[я должен сделать это]
[раньше]
***
юн мин скидывает кимоно. белоснежная кожа. длинные ресницы. тонкое тело. распутывает волосы – они почти достают до пола, щекоча. ему ненавистно то, как не вписывается в понятие, что ему не нравится. мужчина. юн мин хочет быть ветром, плыть по течению, скидывать нелепые шляпы горожан и листву деревьев, подбрасывать играючи фантики, буклеты и листовки, стучать ветками по окнам – быть везде и нигде одновременно, важным и не заметным, существенным и не очень. дуальностью. понятием, тем, что люди использует в разговоре, перебрасывают друг дружке хохоча, кладут себе в рот и выплевывают, обкромсав зубами начало и конец, оставив весь смысл в пустой середине.
он кладет руку на грудь. сжимает. ничего – ни трепета, ни возбуждения, только давление, тепло пальцев и глупое: «и зачем я это сделал?». опускает ладонь ниже, оставляя на животе, давит, сильно, пока не почувствует боль и напряжение собственных органов. отпустить. отойти. накинуть обратно одежду. заплести волосы. движение. действие – одно, два, три, все привычные, бытовые, заковывающие в клетку, приковывающие, стопорящие: сколько уже таких дней было? сколько раз глядел в зеркало, не замечая ничего кроме мягких черт, отвращающих и напоминающих о женщине, что давно его бросила, и шрама, оставленного как самый жестокий прощальный подарок [о великая сильвана][о сайрус освободитель][да кто-нибудь, хоть кто-то, не важно, просто пусть][это всё меня оставит][сожаления, боль, грезы, печаль и ничего, пустота, даже пусть убирает она][особенно она]
- ю-ю, я уже соскучился! – эйхард врывается в ванну. лицо его сияет от улыбки. зрачок сужается, точно у хищника на охоте.
- компания господина коу вам уже ненавистна? – кокетничает. [прячешь, складываешь омерзение, сострадание и жалость к себе, засовываешь подальше, пряча в гортани, чтобы ночью выблевать вместе с очередной истерикой, которая ничего не изменит].
- коу, - эйхард, задумавшись, отводит взгляд. – мне он не нравится.
- потому что вы в чем-то похожи?
- говоришь точно как он, - мужчина усмехается. – бог неудачник, мечник раздолбай и святой жрец.
- завязка для анекдота, - улыбка юн мина острая – игла, что войдёт в самое сердце: у вас останется дополнительные несколько секунд, чтобы понять «ах, это смерть».
- ты опять любовался собой? – эйхард кладет свою ладонь на плечо. обжигающе горячая. юн мин желает её скинуть, но вместо того, даёт себя бесцеремонно касаться [лечь под него][убить в себе окончательно][мужчину][святого][правильного][посланника бога][окуни меня в грязь][заставь сомневаться][в заповедях][полюби][как никто не любил][дай почувствовать себя][кем-то особенным][сделай меня стеклом, пропускающим солнце][дисперсией цвета][преломлением][разрушь моё тело][мой разум][освободи][дай смысл – каждому слову и действию: не важно придуманный, настоящий, обманчивый, неправильный или гадкий][просто дай его мне]. – понравилось?
- я красив, с этим трудно спорить.
- но?
- мне противно, - юн мин опускает взгляд. – не заставляйте меня говорить такие жалкие и глупые вещи. вам же всё равно – не развлекайтесь с моим сердцем: ни хорошим делом, ни мерзкой гадостью. оставьте всё так, словно никогда не видели как…
- калечишь себя? кто я такой, чтобы осудить столь непримечательную вещь: каждый человек губит себя, вся их жизнь саморазрушительный акт себялюбия, направленный на воспевание эго, не стоившего и деревянной монеты, - эйхард смеется. – вы все противные: красивые, высокие, низкие, уроды, тонкие, упитанные, кривые – каждый из вас ничего более, чем туши, жаждущие найти в других себя. загвоздка только в том, что этого не будет.
- если вы не нашли в ком-то «себя» и отчаялись, не значит, что стоит перекладывать это на других, - жрец касается лица эйхарда, ведёт пальцами ниже, забравшись под одежду, опускается до груди, сжимает. да, это ощущение получше. оно приятнее. оно правильнее. оно заставляет чувствовать легкое превосходство. – возможно, люди жалкие. но какая разница.
- да, какая разница.
бог закрывает за собой дверь. маленькая ванная – они утыкаются друг в друга. смотрят в глаза; ничего более не говорят; юн мин похож на лесную нимфу, прекрасное создание из мифов, очаровывающее недальновидных путников сладким голосом; его можно сломать в одно прикосновение, по крайне мере таким он видится. сил в нём немного, но эйхард позволяет снять с себя одежду, а после грубо уткнуть в столик перед зеркалом с умывальником. холодный металлы контрастирует с теплыми руками юноши. держит, как пса, за зашеек, опуская ещё ниже, прижимается щекой к лопатке: где-то там должно биться сердце, стучать, разрываемое от возбуждения и страха, только внутри пусто. легкое разочарование.
- я думал, вы меня возьмете, я ведь так похож на распутную девицу, - юн мин хочет забрать обратно только что сказанные слова.
- чьи-то слова?
- одного путника, случайно забредшего в храм, - юн мин ненавидит свою откровенность, честность, то, как ему легко открыть свой рот и сказать нечто, что стоило прятать, держать при себе, соблюдать некую норму, вписываться и ещё раз вписываться в общество, делать вид, что честолюбивый, возвышенный, смиренный.
- прости, сегодня за распутную девицу я, - эйхард чуть смеется. – в следующий раз можем поменяться. или трахнуть коу – не думаю, что он будет против.
- ему это не понравится.
- определенно. но это и делает смысл.
- вы ужасны.
юн мин пробует кожу на язык, оставляя широкий мазок, дует – мурашки. удивительное человеческая реакция. видно, как зажав плотно губы, эйхард сдерживает себя – это забавляет. «вы обманываете сейчас меня или себя?», - юноша смеясь, оглаживает чужие ягодицы, нежно, аккуратно, любовно. а после в ту же секунду размашисто ударяет ладонью, слыша звонкий шлепок, самовлюбленно прячет улыбку в очередном поцелуе – оставляет его под лопаткой. бог вскрикивает, не ожидавши столь грубого обращения, дышит тяжело и прерывисто. следует ещё удар, ещё и ещё – юн мин останавливается, когда счет переходит за двадцать. раскрасневшаяся кожа будоражит в нём что-то; собственная ладонь болит и ноет; кажется, он и сам дышит далеко не ровно.
он переводит взгляд на эйхарда – с его рта капает слюна, а губы искусаны. жалкое зрелище. «каково быть слабым перед самым обычным человеком?», - юн мин нежно гладит оставленные ранее следы; бог только невнятно что-то мычит, совсем потеряв ориентацию в пространстве, нелепо пытается выпрямиться, но юноша давит плечом на его спину, намекая, что это не конец; их взгляды встречаются в зеркале. «отвечайте», - требовательно просит юн мин, шлепая ещё раз, но не применяя и толики прежней силы. эйхард его совсем не слышит, щурит глаза, пытаясь прочесть по губам, пока в голове стоит жуткий звон. «каково быть жалким ничем?», - юн мин ухмыляется. он так не думает. он вообще не думает сейчас. только ждёт, что же сделает бог. от предвкушения сушит горло и покалывает пальцы.
- отвратительно, - признается эйхард. – вытрахай из меня всё.
- чтобы вы представляли на моём месте кого-то другого? думаете я так жалок? – юн мин отпускает эйхарда, отходя, наблюдает за чужим замешательством. – попросите меня хорошенько, и тогда я подумаю: дать вам свой драгоценный член или нет.
эйхард падает на колени. ему до сих пор тяжело соображать. его шатает, а голова заполнена только одной мыслью. вся его божественность опустилась до низменного, животного желания, которое заполняло всё его нутро. у него слезятся глаза, кажется, ещё секунда и он в самом деле расплачется, расхнычется, точно ребенок, не получивший игрушку, о которой давно мечтал, будет кататься по полу в истерике, кричать, брыкаться, нелицеприятно унижаться. его голова опускается, а дыхание замирает. губы не размыкаются, чтобы сказать и слова – все его тело сопротивляется от столь ужасного акта самопринижения; дрожат руки; горят участки кожи, на которых недавно были руки юн мина. эйхард весь болит и горит, точно огромный участок воспаления, отвратный мерзкий гнойник, который вот-вот прорвёт.
- пожалуйста, трахни меня, - он прекрасно слышит свой голос, но не может поверить, что говорит это.
- хм, - юн мин стучит пальцем по щеке. – а если не буду? всё же знаете, я праведный жрец как никак.
- вытрахай меня, ублюдок! – эйхард дрожит. мерзко. ужасно. противно.
[и приятно]
жрец одним движением поднимает мужчину, толкает к умывальнику, раздвигая чужие ноги, входит двумя пальцами и неожиданно осознает, что тот уже растянут. «и когда же ты успел?», - расправляя внутри пальцы, двигая ими поочередно взад-вперед, интересуется юн мин, оставляя на ключице легкий поцелуй. «я трахаю себя пальцами по ночам», - без стеснения признается эйхард, - «помогает уснуть и почувствовать себя ещё более жалким» [тебя окончательно переклинивает][срывает голову][кусаешь чужую плоть][лижешь место укуса][нежно целуешь][входишь внутрь][подбираешь темп][жарко, туго, приятно]. юн мину тяжело двигаться, он замирает, ощущая, как разгорячился сам, трется щекой, чувствуя, как из глаз катятся слезы. они соленые, смешиваются с потом, и жрец слизывает их, не особо осознавая, зачем всё это делает. судорожно входит и выходит, подрагивает от затекших мышц, стонет, совсем потеряв былую уверенность в себя.
его плавит. особенно когда эйхард начинает сам насаживаться на член, обхватив его руками, рычит, будто животное в случке, говорит множество мерзких вещей и гадостей, которые услышать юн мин уже не может. кажется, там даже было что-то про его мать, отца, ублюдков, много насмешек, горделивой пустой болтовни, от которой в другой раз жрец бы только отмахнулся, но сейчас, возможно, это засело глубоко внутри него, и будет вытряхнуто им, будто грязный ковер, когда то будет необходимо меньше всего. эйхард бог обмана, настоящий плут, коварная грязь, проникающая в него, и от неё уже не оттереться, не умыться, да даже не сжечь. юн мин сам эта грязь, это порочное, ужасное желание кончить, выплеснуть всю ярость, что теплилась в нём долгие годы склоненной в молитве головы, оправданий и самодисциплины. его воротит, закручивает, как воду слитую в умывальник, опускает в нечистоты, топят, наступив ногой, не дают забраться обратно и смеются.
они кончают вместе.
они выжиты. и, кажется, ненавистны сами себе.
***
[мысли резали череп точно острые спицы, выбившиеся из колеса][угол, линия, ещё один угол, черта, отступ, точка, тире, закрученная запятая, точка][твоя жизнь геометрия, замкнутое пространство, съедающее само себя, как уроборос][внутри твоих фигур пустота – гулкая, звенящая, дробящая, совершенно обреченная на утопическое-идеальное белое, что замараешь, стараясь убедить всех – не такой, совершенной иной, сильный, лучший, великий][только правда в том, что ты не нужен даже себе][если завтра день начнется, а тебя не станет, никто не заметит, никто не будет тебя искать, ни для кого не будет великой печалью][твоё одиночество противно желтое пятно на глазнице, что скоблишь, скоблишь, скоблишь, пока не польётся кровь][не заболит, вместо того, чтобы противно чесаться][твоя жизнь хаотичная абстракция, выблеванная внутренностями, болезнью, отвращением и смехом][блестящее конфетти, блескучки, осколки стекла, съеденной лампочки, фантики, веревки, вся та мишура, валяющаяся по углам дома, из которой состоишь, точно тряпичная кукла, да, та самая для иголок][мусор, в спешке скиданный друг на друга мусор, не имеющий формы, предназначения и конечной цели мусор]
коу открывает глаза. его встречает тишина и пустота. эйхард и юн мин на прогулке уже третий час. юноша ощущает счастье и досаду от этой информации – как и всегда он хочет всего и ничего одновременно. по тому аккуратно касается своего члена, наглаживает его, глядя в потолок, представляет мерзкие вещи: как его берут, без спроса и вопроса, швыряют, доминируя, заставляют рыдать и умолять прекратить, лишают всякого достоинства, принижают. сводит сознание от ярких ужасающих образов, но тело дрожит от быстрого, выбивающего из равновесия оргазма. отдышка. липкая рука, тело от пота, жар, кружащаяся слегка голова – люцио переворачивается, сжимаясь калачиком, старается максимально компактно уместиться на кровати. собственные слезы немного удивляют.
[тебе ненавистно собственное существование][каждое твоё качество тебе мерзко][тебе хочется вывернуться, перекрутит самого себя через мясорубку, чтобы на память, выкинув образец и инструкцию, собраться заново][хочется разрушить себя всеми привычками и токсинами, обнулить, исчерпав каждый лимит, осуществить великую месть всему человечеству и себе, доказать, показать, что ты великий мученик, непрощаемый грешник, уникальная, привлекающая личность, не достойная и одного жалкого взгляда][хочется рассказывать всем и каждому, как болит, ноет, как всё равно, как стучит и ломается, как да пошло оно к черту, как ничего особенного и как бывало и хуже][хочется отрывать ногти, выкладывать из них огромное «sos», чтобы после сдуть, рассмеявшись][хочется отринув всякие человеческие понятия ощутить хоть капельку любви, быть принятым, особенным, остаться в чей-то памяти не на секунду]
истерика доходит до своего пика.
люцио аккуратно сжимает плечо. помогает. хоть в голове и звенит.
- я ненавижу себя, - голос совсем чужой. – то, что каждый день подобен борьбе: как в темных тенях, солнечном свете, рефлексах, цветах, из которых складывается картинка, я вижу целое ничего. ничто не цепляет ни моё сердце, ни мой взгляд. порой я только глубокая, зияющая дыра, в которой ни шума, ни воздуха, ни кого-либо ещё. «я» это обстоятельство, режущее всё; никчемное отвратное разрушающее всё бедствие; глупое, жалкое создание. как были правы все те, кто говорили, что ничего не стою – это полная правда. и потому я так одинок, потому мой день – это бессмысленность помноженная сама на себя; потому я хочу лишь всего минуту, мгновение, в котором не буду слышать противный собственный голос; в котором могу перестать думать. я болотная гадкая вода, покрытая тиной – от меня тошнит, от меня воротит, от меня идёт воспаление и необратимое желание очиститься.
[я]
[не хочу]
[жить так]
но по-другому не умею.
***
сулус поднял голову. небо было заполнено тысячами звёзд.
- ты произошёл от одной из них, - эстер указал на созвездие. – вот таким сияющим и крошечным ты был.
- тогда, наверное, было лучше.
- нет, лучше, когда я могу тебя коснуться, заговорить и обнять, - эстер улыбнулся.
[ах]
[так вот какова любовь]
[возрождающая]