By any other name would smell just as sweet

В комнате Джеймса царил полусвет: сквозь задёрнутые шторы с трудом но пробивалось солнце. Кровать была сдвинута к окну и идеально застелена — на ней ни разу не спали. Одеяло на полу, заменяющее матрас, было скручено в плотный рулон вокруг подушки. Люстра, как и небольшой ночник на тумбе, не горели. А вот небольшой радиоприёмник, дававший фоновый шум, продолжал работать. Слышалось бормотание ведущего новостей.

Впрочем, ничего из этого Гельмута не интересовало. Джеймс мог использовать выделенное ему помещение в съёмной квартире как ему вздумается. То, ради чего Гельмут изучал его распорядок в последние дни — в кои-то веки не занятые международными перелётами, беготнёй по подворотням и перестрелками, — лежало на покрывале.

Он приблизился к кровати и протянул руку к влажной, пропитанной потом футболке. Помял пальцами дешёвый, почти грубый материал. Кожа Джеймса должна была быть весьма чувствительной, почему он носил откровенное тряпьё, оставалось за гранью понимания Гельмута. Осуждать вслух выбор одежды, впрочем, он бы всё равно не стал. К тому же, Гельмуту грех было жаловаться: запахи к этой ткани цеплялись очень хорошо.

Рот его начал наполняться слюной, несмотря на то, что он не спешил подносить футболку к лицу. Ноздри его раздулись, улавливая знакомые нотки в воздухе.

Каждое утро Джеймс вместе с Сэмом выходил на пробежку. Сэм несколько раз полушутя предлагал Гельмуту присоединиться, но тот вежливо отказывался, поясняя, что это не в его привычках — он действительно предпочитал другие виды тренировок для поддержания себя в форме. По утрам же он неспешно просыпался с чашкой кофе в руках, после чего пересаживался в кресло в гостиной. Джеймс возвращался с пробежки и неизменно шёл к себе в комнату — снять мокрые вещи и дождаться очереди в душ. Для этого ему надо было пройти через гостиную и — приятное совпадение — мимо кресла, в котором сидел Гельмут. Шлейфом за Джеймсом следовала вереница запахов. Иногда это был чей-то мерзкий табак — вероятно, кто-то курил рядом с ним, стоя перед пешеходным переходом, — иногда псина — разумеется, перед дружелюбной собакой эти двое бы не устояли, — но, самое главное, всегда был пот.

Сегодня после утренней рутины Сэм и Джеймс отправились на встречу с информатором. Присутствие Гельмута в этот раз было не очень желательно, так что он остался дожидаться их в квартире и разбирать документы по текущей миссии. Честно потратив на разбор около часа и убедившись, что никто не вернётся неожиданно, чтобы забрать забытую вещь, Гельмут аккуратно сложил распечатки в стопку и прошёл в комнату Джеймса, прикрыв за собой дверь.

Тяжело сглотнув, он поднял футболку выше и, не донося её до носа, сделал первый глубокий вдох. Первый — всегда самый волнительный. По низу живота начало растекаться тепло. Гельмут закрыл глаза, представляя, как Джеймс бежит, и его лицо блестит на солнце, капли пота стекают по шее за ворот, а задняя часть футболки пропитывается влагой. А со спины пот течёт всё дальше и дальше...

Не в силах больше сдерживаться Гельмут зарылся лицом в футболку, и запах тела Джеймса окутал его. Поначалу его вдохи были быстрыми, почти порывистыми, но Гельмут заставил себя дышать глубже и осмысленнее. По телу его прокатилась сладкая дрожь. Как же давно он не позволял себе ничего подобного... Длительное тюремное заключение, в том числе подводное, казалось, нанесло его либидо непоправимый урон. Но, очевидно, первые фетиши, как и первая любовь, не забываются.

Гельмут повёл носом по ткани, ближе к рукавам. Сердце его билось всё громче и чаще, жар в паху нарастал. Интересно, как пах Джеймс до сыворотки. Наверняка иначе, ведь она так много меняет в организме. Архивные изображения сержанта Барнса в тёмном бушлате промелькнули перед его глазами, и Гельмут снова задрожал от мыслей о днями не мытом теле, запакованном в плотную тёплую ткань.

Новости на радио сменились музыкальной передачей, но Гельмут слышал его словно издалека — звук собственного дыхания заглушал для него всё остальное.

В основании одного из рукавов потом почти не пахло, а значит, это был левый рукав. Да, характерный, хоть и не самый выраженный, запах вибраниума тоже впитался в него. Гельмут хорошо помнил, как металлическая рука сомкнулась на его шее и он впервые ощутил его, хоть и ненадолго. Вот бы ещё узнать, какова она на языке. Гельмут перевернул футболку и с наслаждением выдохнул — второй рукав не разочаровал. В нём чувствовались слабые нотки антиперспиранта, но они не портили общей картины, а лишь подчёркивали невероятную насыщенность и плотность запаха пота, перебить который не мог бы никакой ароматизатор.

Возбуждение казалось нестерпимым — пора было переходить к главному блюду. Гельмут с сожалением положил футболку на прежнее место и поправил так, чтобы выглядело примерно так же, как до его прихода. Рядом на покрывале лежали шорты. С ними он решил не возиться так долго и, вывернув наизнанку, сразу уткнулся носом в паховую область. Изо рта вырвался полустон-полувздох. Как же хорошо. Гельмут не мог надышаться, пытался напитаться запахом промежности Джеймса, который оказался на порядок более терпким, чем всё, что было на футболке. Досадно, что нижнее бельё он бросил в корзину в ванной — за ним придётся сходить отдельно. А пока можно думать о том, как шорты на бегу облегают его бёдра и ягодицы, а лобковые волосы увлажняются от пота, который постепенно проступает сквозь два слоя ткани.

— Чем ты тут занимаешься? — голос Джеймса резко вырвал Гельмута из мира фантазий. Он повернулся на звук.

Джеймс стоял в дверях, сложив руки на груди. Лицо его было по обыкновению мрачно, глаза скользнули от шорт к явной выпуклости на домашних брюках Гельмута. Сэма не было слышно — небольшая удача.

Гельмут молча смотрел на Джеймса, опустив руку с зажатыми в ней шортами. Сердце трепетало, но больше от короткого испуга, нежели от стыда. Можно было наскоро придумать какую-нибудь ложь, но он не знал, как много Джеймс успел увидеть, чтобы звучало правдоподобно. Гельмут прикинул свои риски — из команды его вряд ли выгонят на текущем этапе миссии. В дальнейшем, возможно, к его консультациям и помощи начнут прибегать всё реже, что, впрочем, и так неизбежно. Пожалуй, уважение Джеймса потерять было неприятно, но близкими товарищами они бы всё равно никогда не стали, не с аппетитами Гельмута касательно него.

— Прошу прощения, — наконец произнёс Гельмут, возвращая шорты на кровать. — Это больше не повторится.

Оправдываться было бессмысленно — фетиш невозможно объяснить, он просто есть. И Гельмут был слишком стар и слишком одинок, чтобы переживать из-за возможного осуждения.

Он направился к выходу из комнаты, но Джеймс встал у него на пути.

— И всё? Даже не скажешь, что это не то, что я думаю?

— Это в точности то, что ты думаешь, — спокойно ответил Гельмут.

— Что ты какой-то извращенец, который нюхает чужие вещи?

— Да.

После короткой паузы Джеймс сглотнул и сказал с вызовом:

— Покажи.

Гельмут моргнул, не уверенный, что верно расслышал.

— Ты уже всё видел, боюсь, больше ничего интересного нет.

— Ты не понял. Покажи мне.

Некоторое время Гельмут искал в его лице признаки, могущие указать на шутку или издёвку. Сердце вновь заколотилось часто-часто. Он шагнул ближе и медленно наклонился вперёд, носом почти касаясь уха. На таком расстоянии ясно чувствовалось исходящее от тела напротив тепло. Джеймс напрягся, но отходить не стал, и Гельмут расценил это как разрешение продолжать. Он шумно втянул носом воздух. Лёгкие начали заполняться другим, более свежим, пусть и не таким выраженным запахом тела Джеймса. Гельмут отступил на шаг и снова заглянул ему в глаза. Казалось, они слегка потемнели. Джеймс пристально смотрел в ответ, словно ожидая, что Гельмут устыдится.

— Подними руку.

Тот на мгновение замешкался, сжимая челюсть, но подчинился и закинул правую руку на затылок. По шву под мышкой ожидаемо расползлось тёмное пятно — погода стояла достаточно тёплая. Гельмут облизал губы и встал сбоку для большего удобства. Подавшись вперёд, он вдохнул раз, другой и прикрыл глаза. Здесь пот уже не смешивался с антиперспирантом, и ничего не отвлекало от насыщенного терпкого запаха, который кружил голову и заставлял угасшее было вожделение разгореться с новой силой. Невольно Гельмут начал дышать чаще и громче, выдыхая через рот.

Джеймс выругался, и волшебство момента развеялось. Решив, что показал вполне достаточно и что с них обоих хватит впечатлений на сегодня, Гельмут ни слова не говоря пошёл прочь из комнаты. Стоило вернуться к делам. В проходе его догнал хриплый голос:

— И это всё?

Провокация была настолько же очевидной, насколько и прозрачной. Гельмут обернулся. На щеках Джеймса проступил румянец, грудь его вздымалась.

— А тебе есть что ещё предложить?

Вместо ответа тот принялся расстёгивать пряжку ремня.

— Не стоит ли нам опасаться внезапного возвращения Сэма?

— Он даже не в городе, — мотнул головой Джеймс, — встреча отменилась, и он отправился проверять нашу вторую наводку. А я должен помочь тебе с документами.

— Разумеется.

Джеймс переступил через съехавшие на пол штаны и замер в ожидании. Нижнее бельё у него было самое простое, но Гельмут и так это знал. Под чёрными плавками выпирал полувозбуждённый член. С трудом оторвав от него взгляд, Гельмут с сомнением посмотрел себе под ноги.

— С твоего позволения... — с этими словами он выудил подушку из одеяла и положил на пол, прежде чем аккуратно опуститься на колени перед Джеймсом. — Мне придётся дотронуться до тебя, — предупредил Гельмут, подняв голову.

Джеймс со смешком покачал головой в неверии.

— Как-нибудь перетерплю.

Гельмут положил ладони ему на бедра и приблизил лицо к паху. На ужасно долгую секунду им овладело сомнение. Всё происходило очень быстро, словно во сне. Но не в привычках Гельмута было упускать открывшиеся возможности. Он закрыл глаза и прижался носом к ложбинке между членом и внутренней стороной бедра, глубоко дыша. Сверху послышался прерывистый выдох.

Плавки были лишь слегка влажными, но недостаток пота на них с лихвой компенсировался ярким запахом возбуждения. Гельмут потёрся носом о натянутую ткань. Материал плавок на ощупь был куда приятнее футболки. Скрытый под ними, но словно рвущийся наружу член пах абсолютно восхитительно. Его собственный, Гельмут знал, уже изрядно испачкал его собственное бельё предэякулятом. Он приоткрыл рот и вжался им в в основание члена, обдавая его горячим дыханием.

На затылок легла металлическая ладонь — Гельмут улыбнулся сам себе. Запах, заполнявший его ноздри и рот, усиливался всё больше. По телу прокатывались одна за другой волны жара.

Гельмут опустил голову ниже и осторожно обхватил губами мошонку. Скопившаяся у него во рту слюна мгновенно пропитала тонкую ткань. Он несколько раз провёл под ней языком, чуть посасывая — не резко, чтобы не щекотать нежную кожу, — и был вознаграждён звуками тяжёлого дыхания Джеймса. Вдоволь поигравшись с податливой плотью, Гельмут вернул своё внимание к члену, который полностью налился кровью и теперь упирался в резинку плавок. Выглядело это крайне неудобно, и Гельмут сочувственно поцеловал головку, после чего прихватил её губами.

Джеймс зашипел и надавил ему на затылок, заставив теснее прижаться к себе. Гельмут не сопротивлялся. Проступивший на ткани под его губами предэякулят чудесно дополнял и без того превосходный букет запахов, который дурманил сильнее иного алкоголя. Не раскрывая рта, он довольно простонал. На какое-то время он замер так, стоя на коленях и жадно вдыхая каждую частичку воздуха перед собой. В голове не было ни одной посторонней мысли, тело сладостно горело. Блаженство, охватившее его, было всеобъемлющим.

Но, как и всё лучшее в этом мире, момент должен был закончиться. И, действуя на опережение, Гельмут немного оттянул резинку плавок, чтобы дать прижатому члену больше свободы. Влажная головка смотрела на час. Гельмут несколько раз лизнул её в быстрой, почти кошачьей манере, с нажимом погладил ствол через ткань. Металлические пальцы, словно отозвавшись, принялись массировать ему кожу затылка и темени, посылая вспышки удовольствия сквозь позвоночник. Это требовало ответной любезности, и, хоть у него были немного другие планы, Гельмут опустил плавки ниже и вобрал полностью освобождённый член в рот. Джеймс, кажется, только того и ждал: бёдра его сразу начали плавно покачиваться, задавая ритм. Гельмуту оставалось только подчиниться — он лишь скользнул руками под плавки и сжал горячие ягодицы.

Движения Джеймса ускорились — похоже, он не был настроен на долгий процесс, — дыхание стало громче, и вот он уже забормотал что-то на смеси английского и русского. Гельмут дождался, пока ягодицы под его пальцами не напрягутся от приближающегося оргазма, и выпустив член изо рта, накрыл его левой рукой. Джеймс вновь выругался, и кончил, сжимая металлическими пальцами волосы Гельмута.

Дождавшись, когда тот закончит заливать ему пальцы липким семенем, Гельмут поднёс ладонь к лицу. Разумеется, запах был почти божественный, ни с чем не сравнимый — горьковатый, бьющий в нос, такой, какой мог быть только у Джеймса. Свободной рукой Гельмут накрыл собственный член поверх брюк. Пальцы его ног подогнулись, и наслаждение, подобного которому, как ему думалось, он уже никогда не познает, разлилось по телу, оставив его хватать ртом воздух, пока под правой ладонью расплывалось горячее пятно.

Когда они оба отдышались, Джеймс помог ему подняться и не отпускал, пока не убедился, что Гельмут твёрдо стоит на ногах.

— В следующий раз используем кровать.

Лишь приятный туман в голове не дал Гельмуту по-глупому раскрыть рот в удивлении.

— Разумно, — согласился он, уже прикидывая, чем занять этот следующий раз.

Кажется, аппетиты его вполне могли быть утолены.