Глава 1

Хотелось лизнуть стол. И понюхать метро.


      На столе у Свиридовой стояла банка с цветными желейными мишками. Мишек тоже хотелось.


      Игорь поправил почему-то слишком плотно сидящий свитер (сел он после стирки, что ли?) и уткнулся обратно в дело о пропаже товарного вагона тушеёки. Судя по всему выходило, что никуда он не пропадал, а на вагоне стоял неверный номер. И стоял он там же, где должен был. И вся тушёнка была на месте.

      

      Но тушёнки не хотелось.


      Игорь сосредоточенно засопел.


      Что-то не сходилось.


      Что за дело такое, в котором ни состава преступления не было, ни пострадавших? Кто вообще написал заявление?


      Он полистал полупустую папку и нашёл мятый жёлтый лист формата А4, на котором неразборчивым почерком гражданин Селёдочкин уверял о пропаже. Только и оставленный телефон, и даже вписанные паспортные данные оказались недействительными.


      «Чертовщина какая-то», — подумал он и втянул носом воздух, улавливая где-то рядом хлебцы с вареньем. Малиновым. Хорошо бы его, да со свежим огурчиком…


      Вкусовые извращения Игорь принял стойко, хрустя нарезанной ломтиками морковкой.


      Хотелось всякого. Не хотелось любимой шавухи. Да так, что когда он укусил тёплый лаваш, то через мгновенье, схватившись за живот, оставил кусок шавухи и свой обед на асфальте за арочкой около некогда любимого ларька.


      И теперь даже от запаха любимого блюда до обидного сильно мутило.


      Игорь поднял взгляд с заявления и столкнулся с хитрыми медведями в банке. Манили, желейные.


      — Маленький перерыв на кипяточек. — Цветков опустил перед ним кружку с чаем.


      Кружка была обычной. Пакетик с красным ярлычком тоже. Доброжелательность была подозрительной.


      — Там яд? — Игорь принюхался. Без химозного ароматизатора. Пить можно.


      — Обижаешь. — Цветков выдал оскорблённую невинность, но тут же сдался. — Мне просто совет нужен.


      Ну вот это уже было объяснимо. Хотя на кружку Игорь косился с сомнением. Вовремя он, конечно, водичку принёс, на телефоне как раз зазвенела оповещалка о приёме таблеток.


      — Какой совет? — Игорь засунул руку в ящик стола, стараясь не открывать его сильно, и нащупал блистер с витаминами.


      — По поводу… — Цветков заозирался, не то вспоминая что-то, не то ища подсказку. — По поводу одеколона! Да, точно. Не тебя одного скрутило от запаха в прошлый раз. Я просто узнать хотел, может…


      — Может тебе на себя флакон за раз не выливать? — Хмыкнул Игорь и отправил в рот горсть цветных колёс под бдительным взглядом сослуживца.


      — Вот молодец. — Брякнул Цветков. На вопросительно приподнятые брови Грома сделал большие глаза и указал пальцем куда-то. — Это я ему.


      Под пальцем оказался удивлённый Самосвалов, стоящий около автомата с кофе.


      — Он мне кофе обещал. Хороший парень. Исполнительный. Ну это, я пойду. Кофейку бахну.


      Игорь недоумённо посмотрел ему вслед. Странный он сегодня какой-то.


      Но хорошо, что от одеколона избавился.


      От токсикоза Игорь не особо мучился. Его сразу тошнило и отпускало. Даже придумывать особо ничего не надо было.


      — Съел что-то не то. — Ответил он ничего не спросившему Диме. Тот покивал, протянул ему бутылку воды без газа и салфетку.


      «Удобно, когда всё с собой в портфеле», — успел подумать Игорь, прежде чем его скрутило в новом приступе тошноты.


      Наверное, для конспирации, тоже стоило с собой носить что-то такое. На случай экстренной помощи. К тому же, он теперь всё время распихивал по карманам таблетки, назначенные, кажется, от всего и для всего. Карманов катастрофически не хватало.


      Благо, Димка без вопросов выручал водой. Даже не спрашивая, почему Игорь отказался от пяти чашек кофе в день.


      У Игоря на всякий случай по этому поводу был список отмаз на все случаи жизни. Чтобы не выдавать никому своего деликатного положения. Но Дима не спрашивал.


      Коллеги оказались на удивление непытливыми. Как будто всем разом любопытство отбило. И чувство юмора. Или то, что за это самое чувство можно было считать.


      Потому что аппетитно поедающий пирожки Сметанин точно бы заметил, что Игорь слюну пускает на его стряпню. Наверняка бы подколол, что дома не кормят. А тут нет, улыбнулся и протянул блестящее от масла жаренное непотребство, угостил «чтоб чай пустым не был».


      Ну в пору было заплакать от того, какие в отделе хорошие люди работают.


      Фёдор Иванович в обед котлетками от тёти Лены поделился. С пюрешкой. Домашняя еда, сделанная с любовью, вызвала усиленное умиление. И тут уж Игорь не сдержался.


      Полил котлету слезами и съел прямо так, не разогревая.


      Это ничего, это с ним бывало. На консультации Аглая Михайловна объясняла про эмоциональные перепады. Что это естественно и совсем не страшно.


      Игорь бы поспорил. Он вообще стал легко заводиться с пол-оборота в последние недели. Но Аглая Михайловна тут же выдала ему на руки маленькую рамочку с первым снимком ребёнка и всё перестало иметь значение.


      На чёрно-белом фото можно различить маленькие пальчики на крохотной ладони. Хорошо видна левая пяточка. На другом видно нахмуренный лоб, и Игорь с нежностью думает, что кроха что-то соображает. Или сны видит. Дети видят сны?


      И это уже тема на целые выходные, чтобы посмотреть кучу видео на ютюбе и почитать форумы.


      Игорь поглаживает маленький живот и говорит «ну что, кроха, будем знакомы». Теперь у крохи есть больше, чем просто тесты на уровень гормона ХГЧ. У Крохи есть милая мордашка и смешная пяточка, которая на деле не больше фаланги пальца. И фотография.


      Фотографий на самом деле было больше, и одну Игорь добросовестно носил в кошельке, чтобы посматривать иногда тайком. А та, что в рамке, стояла дома на полке с семейными.


      Но Игорь поглядывал, будто бы невзначай, на детские альбомы. Тоже хотелось такое что-то. Чтобы с первых дней и всякие штуки, с ребёнком связанные, туда складывать. Коробки для старых фотографий это было конечно здорово, но теперь хотелось как-то иначе.


      Понимает ли Кроха, что о ней уже вовсю заботятся, Игорь не знает. Но токсикоз начинает проходить и как будто бы даже становится легче. И ощущение постоянной усталости постепенно проходит.


      В консультации ему выписывают кучу колёс, советуют хорошо питаться и меньше нервничать.


      По такому случаю он даже берёт на обязательные перекусы бананы. Но уже к третьему дню смотреть на них не может.


      Хорошо, что у Савиновой на работе всегда есть мандарины. Турецкие, без косточек, с тонкой кожурой, пахнут по-новогоднему. Игорь знает, что аллерген, что много нельзя, но тянет к ним как магнитом. Заговорённые они, не иначе.


      И если на работе перекусить не проблема, то дома приходится покупать настоящие запасы для ночного дожора. Игорь первый раз теряется в магазине перед полкой с сухими перекусами. Берёт по пачке всякого-разного, чтобы уже потом выяснить опытным путём что из этого действительно можно есть, а что пойдёт на корм птицам.


      Вставая в туалет раз или два за ночь, он схрумывает безвкусный хлебец или солоноватый крекер. Смотрит на сонного себя в зеркало над раковиной, пока моет руки с мылом без запаха, и сам себе напоминает какое-то жвачное животное.


      Но ночной перекус действительно помогает бороться с утренней тошнотой. А когда она наконец-то проходит, привычку уже никуда не деть.


      Так он постепенно набирает вес. Вроде бы не особо большой, но постепенно округляющийся живот перестаёт так бросаться в глаза. Хотя он надевает толстовку пообъёмнее. И, на всякий случай, готов бросить какую-нибудь колкость любому хаму. Но всё обходится.


      Антон на посту охраны даже говорит, что он прям расцвёл.


      Игорь отвечает, что это всё бабье лето. А сам незаметно поглаживает Кроху и мысленно говорит, что они хорошо справляются.


      Он правда задумывается о том, как бы всякое опасное пока подальше отложить. Да только несправедливость никуда не девается из города при получении положительного теста на беременность.


      Но тут из Саратова привозят каких-то важных специалистов и Игоря, как крайнего, не иначе, выписывают к ним в помощь. И уже по городу не побегаешь, приходится сидеть и разбираться с криминалистической фоноскопией.


      Степанчикова, к которой он приставлен то ли помощником, то ли надзирателем, рассказывает ему про дело о телефонных мошенниках. И это интереснее, чем украденный-неукраденный вагон с тушёнкой, дело по которому передают Диме.


      Они вместе анализируют образцы для программы и пишут заметки под технический отдел. Так что всё складывается достаточно безопасно для всех и во всех отношениях.


      Игорь, наслушавшись сколько всего можно вытянуть из одного телефонного разговора, какие интонации считать и сколько акцентов — сдаётся и покупает первую детскую книжку. А вечером, завернувшись в плед и прижав ладонь к животу, читает Крохе про приключения голубоглазой козочки.


      Потом, в какой-то момент, он останавливается и рассказывает Крохе, что художник ошибся и нарисовал козочеке козлиную бородку, а козы выглядят иначе. Такие вот художники, всё путают. А Кроха пусть лучше слушает папу, папа точно ничего путать не станет. Вот если рассказывает, что кроватка у Крохи белая с высокими бортиками, то она именно такая.


      А ещё у них теперь на двоих есть большой пластиковый пакет, который наполняется вещами для роддома. Список которых оказался каким-то слишком неочевидным. Набор для обработки пупка? Оказывается, вовсе не прикол и обязательная вещь для всех родителей. И даже рукавички-антицарапки не чья-то ошибка в типографии.


      Игорь добросовестно собирает нужное из перечня и оставляет почти всю зарплату в детском магазине. Награждая себя за выполнение дела маленьким пирожным неоново-зелёного цвета. Наверняка оно жутко химозное, но сдержаться не может. Так и объясняет Крохе, что это теперь их секрет.


      Но клятвенно обещает в дальнейшем сдерживать порывы.


      Так они и привыкают друг к другу. А через несколько недель Игоря ставят перед совершенно ужасным фактом — он уже может узнать пол ребёнка. Хочет ли он этого? И вот только значит они с Крохой условились по мелочи, а уже новые изменения и такие серьёзные.


      Хотя, кроха остаётся Крохой, даже после окончательного вердикта.


      Игорь поглаживает живот и с усмешкой говорит Аглае Михайловне, что даже не сомневался.


      На новой фотографии у Крохи уже есть тёмные волосы. А на личике, похоже, появляется улыбка. И Игорь очень надеется, что кроха знает, что на неё смотрят и улыбается она именно ему.


      А вечером он впервые включает ей пластинки отца. Рассказывает, какие из них он в своё время до дыр заслушал, а какие до сих пор ни разу не ставил. И что, возможно, они начнут слушать их вместе. Вот только стоит ещё немного подрасти.


      Сидя на работе, с чаем от доблестного Цветкова, Игорь пишет отчёт о проделанной работе для саратовского отдела и таскает с димкиного стола напротив какие-то то ли перекаченные, то ли неудачные, то ли вовсе и не сушки с запахом сыра. Не то чтобы по вкусу вкусно, но по сути вкусно.


      Но когда отрывается от компьютера, то видит как Димка пялится на его грудь во все глаза.


      Приходится, конечно, врать, что чай на себя пролил. И бежать за чем-то сменным в раздевалку. Ну дурак он, забыл, что надо поддеть спортивный под футболку и толстовку.


      Это ладно ещё, что только Димка заметил.


      Дома было проще, промокшую футболку сразу в машинку скидывал и надевал новую, чистую, пахнущую ариэлем.


      Теперь в груди иногда появлялось тянущее чувство и эта бесцветная жидкость, не доставляющая проблем. Ну кровать пока не промокала. Да и случалось пока достаточно редко, но вот так некстати.


      Иногда ещё больше обычного хотелось какого-то физического контакта, и чтобы обнимать кого-то в кровати. Так, что Игорь даже не торгуется сам с собой и покупает большого фиолетового мохнатика, не то гусеницу, не то длинную подушку и ночью закидывает на неё руки-ноги, зарываясь в мягкую шерсть лицом.


      Так спать становится гораздо удобнее.


      И уже одной проблемой меньше. Но они постоянно чередуются, так что Игорю иногда кажется, что у Крохи какой-то свой план для папы.


      Но он учится с этим всем справляться. В конце концов, он не один.


      А потом шарахнуло гормоном.


      Игорь уже привык, что такое иногда происходило. Ну как привык, он-то да, а вот оказавшимся рядом обычно как-то плохо становилось. Игорь краснел, в глазах тут же появлялись слёзы, и с ничего хотелось завыть.


      И перетёртого яблока с сахаром. И футболку с котиком. Но повыть больше.


      Он научился переключаться, как сказала Оленька, забегавшая к своему Скворцову, чтобы принести домашней еды.


      Она что-то такое щебетала, придерживая на руках высунувшую язык Ирочку, про отвлечение детей и переключение внимания. Игорь тоже высунул язык и Ирочка тут же заулыбалась, демонстрируя ямочки на щеках.


      Отдел, когда там появлялись дети, был совершенно оторван от работы и сосредоточен на только маленьком очаровательном человечке. Тут же находились и цветные фломастеры, и какая-то конфета, под строгим взглядом родителя тут же проанализированная, а на случай аллергий ещё и быстро спрятанная. И какие-то мягкие игрушки, которых точно никогда в отделе не было.


      А когда к ним однажды заехал Стерхов с переноской, так все, задержав дыхание, склонились над ней, наблюдая за спящим чудом. В отделе было так тихо, что даже Фёдор Иванович выглянул из кабинета, не понимая куда все пропали. Только не успел дверь придержать, и та хлопнула, в затихшем отделе это было как звук выстрела.


      Чудо тут же открыло глазки и издало звук сирены.


      И Игорь сделал мысленную пометку купить на двери заглушки.


      — Ну как там, накрыли они банду телефонных мошенников? — Присев на свободный стул рядом, Зайцева положила для него письма из саратовского отдела.


      Игорь сощурился, принюхался и проследил за её левой рукой, в которой был зажат пряник.


      Зайцева помахала им у него перед лицом.


      — Игорь?


      — Тайна следствия.


      — А за пряник?


      А за пряник он мог бы, наверное, и более страшные тайны раскрыть, но Игорь сдержался. Сглотнул голодную слюну, как будто не он пятнадцать минут назад съел йогурт, вафельку с чаем и огромное зелёное яблоко.


      И вернулся к отчёту.


      Но вечером, после очередного забега в архив, нашёл у себя на столе упаковку мятных пряников. Тянуло рассмеяться, почему-то вспомнился «нет, я хочу именно краденный». Он оглядывается по сторонам и воровато прячет находку в стол, к набору шоколадных батончиков и мятных желешек. И зефиркам. И мятным пастилкам, которые клёво пахнут. И вафлям Маринки, которые очень хорошо идут к чаю от Цветкова.


      Игорь всё забывает спросить у него, что с этим чаем не так. Вроде чай как чай, но оторваться невозможно.


      Так вот, гормон.


      Игорь вытащил из-под стола находящегося в отпуске Сысольцева пыльного плюшевого барана. У барана не было одного рога и повязанная на шею ленточка оказалась вся в грязи. На дружелюбной мордочке не хватало одного глаза.


      — Игорь, всё хорошо? — Дима положил руку ему на плечо и слегка погладил.


      Всё в общем-то было нормально. Только глаза щипало и нос почему-то потёк.


      — Давай я его постираю и новый рог сделаю? — Мягко предложил Дима, как будто ни разу не удивлённый, что напарник расчувствовался над мягкой игрушкой с тяжёлой судьбой.


      — А ты умеешь? — Шмыгнув носом, спросил Игорь.


      — Перед тобой мастер по возвращению исчезнувших частей тела. — Дима гордо вскинул подбородок. И тут же добавил: — Игрушкам. Вера, знаешь ли, до того, как стать ветеринаром, на мягких игрушках тренировалась. И я вместе с ней. Так что с Борей всё будет хорошо. Держи.


      — Почему с Борей? — Игорь обменял барана на салфетку и громко высморкался.


      — Потому что звучит. Баран Боря. — Дима бережно спрятал его в свой портфель под внимательным взглядом Игоря. — Ну что, на обед?


      Да, обед был отличной идеей. И Игорь тут же переключился на мысли о еде (Димка как будто тоже знал о секретном методе), которые обычно мало что омрачало. Даже тяжёлые судьбы баранов из-под чужих столов.


      Так что и с гормоном он более-менее справляется. Хотя, конечно, такое по календарику не отследишь, что только и остаётся — справляться.


      Ну, пока он не видит привезённые Игнатом сумки.


      Игнат был из небольшого списка людей, которые знали. Он честно сказал сразу, что планирует быть лучшим крёстным отцом, даже круче Марлона Брандо.


      Подогнал какие-то люксовые шмотки для беременных, хотя Игорь честно признался, что милее всего сердцу растянутые хэбэшные футболки. А вот за одежду для Крохи серьёзно предлагал деньги.


      Пинетки у него по-прежнему не вызывали трепета, а вот боди с пандами вдруг заставило умилиться. Правда, Кроха пока ещё и до таких размеров не доросла, но Игорь уже её в этом представил и глаза тут же стали мокрыми.


      Никак у него в голове не укладывалось, сколько же крохе ещё нужно набрать веса, чтобы эта одежда ей оказалась как раз. По всему выходило, что надо ребёнка лучше кормить.


      Так что дружеские посиделки с Игнатом они провели, подъедая запасы полезной еды. От подобного было не отвертеться, но друг с видом знатока запихнул в себя жутко полезную белую капусту в панировке, похвалил хозяина за блюдо и поворковал над фотографиями Крохи, которых уже скопилось довольно много. Назвал фиолетового монстра «ля, ну чисто Хануша. Ты где его достал?». Так сказать, выполнил программу на максимум.


      Игорь, почувствовав благодарного слушателя, не собирался, но выложил на стол рассказы о всех своих переживаниях, редких беспокойных снах и частых скачках настроения. Был клятвенно заверен, что один он никогда не останется, и что вся раздевалка мечтает увидеть маленького громовёнка, хотя, конечно, никто и никому ничего не рассказывал. Это же секрет, ну.


      И Игоря отпустило.


      А ещё через пару недель случилось. Он боялся упустить этот момент или перепутать с чем-то, но по всему выходило, что не с чем. Такого он точно раньше не испытывал. Как будто Кроха его локотком задела.


      Он прижал ладони к животу, замерев посреди участка, и улыбнулся, снова уловив слабое шевеление.


      Нашёл, потом, конечно, место поспокойнее, задрал толстовку с футболкой, приложил ладонь к животу и долго ждал, но нового толчка не последовало.


      «Дразнится», — с нежностью подумал Игорь.


      У Крохи очень скоро сформировался какой-то свой ритм жизни, очень часто не совпадающий с тем, что хотелось Игорю. Они просыпались вместе где-то в три ночи. Жевали что-то. И ворочались, Игорь на диване, а кроха внутри. И только потом засыпали.


      В туалет хотелось чаще. И время от времени сводило правую ногу, от чего Игорю приходилось разминать сведённую икру. Что совсем не способствовало сну.


      А утром, ещё до будильника, Игорь стал просыпаться от шевелений. Оказалось, что кроха чутко реагировала на свет. И на ночь приходилось занавешивать окно, чтобы ранние солнечные лучи никому не мешали.


      Игорь уговаривал Кроху ещё немного поспать, поглаживая живот. И чувствовал слабые толчки в ладонь. Кажется, ребёнку хотелось активности.


      Пришлось записаться в бассейн. Достаточно далеко от дома, чтобы никто ничего не заподозрил. Но очень удачно оказалось, что Савельев домой ездил в ту же сторону и подвозил его прям до нужного здания.


      Всё складывалось как нельзя лучше.


      После прогулки и плавания Кроха стала засыпать быстрее. По крайней мере, Игорю казалось именно так.


      А бассейне, в группе для беременных, он познакомился с другими родителями и даже обзавёлся рекомендациями к кому лучше идти на курсы молодых пап, кого следовало избегать, какими кремами от растяжек точно можно пользоваться, и как лучше начать прививать ребёнку понятие режима.


      С режимом Игорь знаком был, но оказалось, что всё совсем не так и в будущем нужно было куда как больше усилий, чтобы блюсти за нервной системой как своей, так и ребёнка. И режим этому способствовал и вообще был панацеей.


      А потом пришёл кто-то из новеньких и стал Игоря переубеждать. И вовсе режимы не нужны, ребёнок сам чувствует когда ему засыпать и просыпаться. И вообще всё неправильно. И было сломано много копий, и умиротворяющая атмосфера бассейна потонула.


      Игорь клятвенно пообещал Крохе, что решение они как-нибудь примут вместе, без чужих советов. И переключился на вечерние променады. Это которые неспешные, на которые обычно у Игоря терпения не хватало.


      И тут не остался один. Фёдор Иванович стал присоединяться к нему, рассказывая, как хороши вечерние прогулки для всех их участников. Даже самых маленьких.


      А потом дядя Федя, хитро улыбаясь в усы, достал упаковку фисташек, и Игорь против воли просиял. Солёного хотелось. Но не огурцов и квашенной капусты, а чего-то вот такого.


      — Ленка, помню, фисташки страсть как любила. А знаешь, как их было тяжело достать? Так я на своём железном коне на край города с твоим отцом мотался, между прочим. С рук брал. Чистил ещё, прежде чем ей отдать. Ты кушай-кушай.


      Так что они гуляют под осенними клёнами, и Игорь впервые за долгое время совсем успокаивается. Как-то вот всё складывается так, что не получается у него переживать больше положенного.


      А во вторник Дима вернул ему Борю, полностью целым. Новый рог был золотистым, бантик чистым, а глаз тот в точь каким и должен был быть.


      И ещё приложил рисунок, где благостный Боря стоял на лугу и щипал траву. И так всё это так приятно выглядело, что глаза конечно тут же защипало.


      — Крохе понравится, — сказал Игорь.


      Дима кивнул.


      И Игорь сделал то, что, наверное, уже можно было. Позвал его в пустой кабинет, и положил руку себе на живот. Не успел только сказать ничего, как Дима присел перед ним и сказал напротив живота:


      — Привет, Кроха.


      И так как-то само собой количество людей, которые знали про Кроху стало увеличиваться. Хотя, на двадцатой неделе заметить её было ещё сложно, особенно под мешковатой одеждой.


      И, видимо, Кроха очень пытается это исправить. Игорь добросовестно ел за двоих. Гулял за двоих. И сиял тоже за двоих.


      Вечером он теперь обязательно поёт на ночь крохе какие-то песни поспокойнее, чтобы она переставала ворочаться внутри. Подкладывает под живот мягкого Ханушу и сам не замечает, как засыпает уже около восьми вечера. Детское время.


      На новых фотографиях Кроха сосёт большой палец (хотя на деле он совсем маленький, как и вся кроха) и кажется Игорю довольной жизнью.


      В выходные Игорь развлекается тем, что учит правильное дыхание для самого главного дня. Дня, когда они с крохой смогут друг друга увидеть.


      Составляет список больниц, составляет бюджет, распределяет. Оформляет табличку экселя. Долго и придирчиво выбирает как будет лучше. О главном думает и старается не думать. Заранее чуть-чуть в ужасе. Деваться-то всё равно некуда, но успокаивает тот факт, что до родов ещё много времени. Вроде.


      Аглая Михайловна сказала, что с ребёнком всё хорошо. Развитие идёт по плану. Никаких опасений или переживаний из-за ребёнка испытывать не нужно.


      Но как будто бы Игорь мог. Всё равно волновался. Кроха была маленькой и очень ценной, и он учился проявлять о ней заботу так, чтобы всё было правильно.


      А ещё он на себе обнаружил какие-то пигментные пятна, совершенно ни с чего появившиеся тут и там на теле. Одно была похожа на коровью мордочку, у другого определённо были черты Бори, и даже маленькие рожки, если присмотреться. Возможно, Кроха так развлекалась, чтобы потом точно отличить своего родителя от других.


      Но это так-то мелочи. Больше Игоря беспокоят ночи, когда он просыпается с ног до головы мокрым как мышь. Мокрых мышей за свою жизнь он не видел, но был уверен, что им это тоже совсем не нравилось. Это вообще не способствует ни хорошему настроению, ни нормальному сну. Накатывает жаром, как будто он во влажных тропиках. Пережить можно, но неприятно. Он даже добирается до конца полки с чистыми футболками, потому что в какую-то неделю эти мокрые волны его не оставляют каждую ночь.


      А ещё Игорь понял, что замедляется. Во всех смыслах. И ладно ещё на прогулке он шел неспеша, вдыхая запахи уличной еды и прелых листьев. Но поднятие с кровати теперь занимало не меньше минуты, а то и двух. Уже как-то не получалось по-молодецки вскочить и побежать. Он по-тюленьи подползал к краю, спускал ноги на пол, нащупывал мягкие тапочки, потом принимал более-менее вертикальное положение, опирался одной рукой на кровать, другой держался за поясницу и так постепенно вставал.


      Выходило доху… Долго. Зато в глазах не темнело. А в процессе сразу же начинало хотеться в туалет. И поесть. А ещё чаю. Особенно изводило это его в выходные, когда Цветков рядом не тёрся и чайным рыцарем не работал.


      Игорь обещал себе, что выспросит, что это за чай такой и домой такой же купит. Но всё как-то забывал.


      Хотя с водой странно выходило. Потому что начали отекать ноги и это уже было пугающе.


      На работу он теперь выбирался исключительно в мягкой спортивной одежде, сурово смотрел на всех, пытаясь вычислить зачинщика шутки, и успокаивался, понимая, что в целом никому дела нет в чём он пришёл.


      Под спортивными штанами не видно компрессионных чулок, хотя ноги стягивает так, что Игорь о них забыть ну никак не может.


      А на работу он, кажется, приходит исключительно чтобы заполнять какие-то отчёты и пить со всеми чай. А ещё иногда выходит подышать к курилке, потому что в помещении время от времени ему становится душно. А запах сигарет напоминает об отце.


      Приходится бочком-бочком пробираться к нужному углу, чтобы никто не запалил. А то они, как Грома замечали, тут же всё тушили и расходились по своим делам. Исключительно несправедливо оставляя Игоря без желанной дозы никотина.


      У него лежала старая жёлтая упаковка. И он бы в жизни никому не сознался, что закрывал глаза и вдыхал знакомый с детства запах.


      Табак со временем, конечно, слежался и запах выветрился, но Игорь купил ещё одну пачку и спрятал туда же. А на днях нашёл, понюхал и заплакал, обнимая Кроху и обещая, что никогда-никогда её не оставит…


      Смешные тигриные полосочки он даже не сразу заметил. Было как-то не до того, потому что ребёнок снова начал толкаться и они разговорились на своём папа-ребёнческом. А потом он увидел полосы и первую секунду думал, что это аллергия. Мелькнула мысль, что последний мандарин был ошибкой. Или веточка мяты. Или гранатовые косточки!


      На панике он успел схватить телефон, но никуда не позвонил. Взгляд упал на тюбик с увлажняющим кремом. Точно. Растяжки.


      Игорь хихикнул, успокоил панику, успокоил замершую Кроху и принялся греть крем в руках. Потому что холодный гель на узи не нравился ни ему, ни ребёнку. По всему выходило, что холодный крем тоже.


      От геля полосы никуда не исчезают, конечно, но он находит в этом один безусловно важный факт — кроха хорошо набирает вес. А учитывая, что гоняет к холодильнику она отца, а тот добросовестно поедает всё припасённое, справляются они как отличная команда.


      Иногда случается непредвиденное, конечно. Когда Игорь в очередной раз за вечер субботы заглянул в забитый холодильник, абхазская мандаринка совершила свой коварный марш-бросок в сторону тумбы и коварно там затаилась.


      В былое время нагнуться и сунуть руку под тумбу было бы не проблемой. Но не сейчас.


      Нужно было что-то длинное. Швабра не помогла, толстая ручка никак не хотела пролезать под тумбу. Веник оказался бесполезен. Двигать несдвигаемую мебель, кажется даже прикрученную к полу, казалось безумием.


      Игорь засопел.


      Это было дело принципа.


      Путём хитрого и математически выверенного удара Игорь загнал под тумбу свёрнутые в шарик носки. Потом ногой задвинул тонкую книжицу о правильном питании, надеясь вытолкнуть фрукт. Потом в ход пошла старая железная линейка. И, о чудо, рыжий бок показался из-под тумбы.


      Игорь подвигал линейку ногой, и хитрая мандаринка стремительно выкатилась прямо к щели в ламинате у стены и закатилась туда.


      Такого коварства Игорь от неё не ожидал.


      Он от души выругался и кинул ей вслед смятый носок. В отместку съел сладкую помидорину и пяток пельменей. И мандарины с тех пор брал исключительно огромные, чтобы они никуда не могли забиться.


      Игорь правда сдерживался изо всех сил, но к тридцатой неделе у него на руках уже есть больничный лист для оформления декрета. И заметный живот. И очень близко расставание с любимыми коллегами.


      Участок провожает его всем составом. И все будто бы даже совсем не удивлены. Всячески желают здоровья Крохе и будущему отцу, обещают всяческую помощь, собирают два огромных пакета со всякой мелочью для ребёнка, и заверяют, что почётным караулом встретят около роддома.


      Игорь обнимается со всеми, смахивая набегающее на глаза солёное. И впервые чувствует поддержку такого количества людей, что становится понятно — точно не один. Попроси — и вот они все, рядом будут, не оставят. Помогут. Просто так, от души. Оказывается, так бывает.


      Цветков тоже едва ли не со слезами дарит большую упаковку чая. Как от сердца отрывает.


      И говорит Крохе, что если папка будет несносным, то есть у него один одеколон… Игорь только качает головой. Вот значит как, да? Сговоры уже за спиной отца устраивают?


      Обнимает его, конечно, и наказывает никому больше чайный секрет не раскрывать. Костя козыряет: «Так точно, товарищ отец!».


      Зайцева, промакивая глаза платком, обещает, что ему тут всегда ради и пусть забегает в любое время на чай и просто так. И дарит ему альбом «С первого удара сердца» для фоток Крохи.


      Димка помогает ему забраться в такси и говорит, что на выходных забежит, чтобы помочь с уборкой и всяким по мелочи. И так это убедительно говорит, что Игорю остаётся только согласиться с такой заботой.


      «Кроха, ты представляешь сколько людей уже тебя ждёт?»


      И так Игорь со спокойной душой остался дома, готовясь морально к последним десяти неделям, когда ему ни за что (но определённо любя!) прилетало по почкам и мочевому. Так и представлялось, что Кроха будет обожать футбол.


      Ну и, наверное, сериалы про ментов. Потому что Игорь подсел на них в последнее время.


      Так что вечером, когда он уминал сделанные на пару брокколи — рассказывал Крохе и Хануше про чудовищные ошибки в очередной серии. Ну кто ж так освобождал заложников? Вот согласно тактике спасения…


      Боря поглядывал на них с полки своими чёрными глазами-бусинками.


      И всё у них определённо складывалось хорошо. Не могло иначе. Кроха не даст соврать.