Он открыл глаза. Первым ощущением стал ледяной пол сквозь тонкую ткань подобия одежды. Упал с кровати? Нет, лёг здесь намеренно, ведь так бессознательное безумие ощущалось ярче. Вторым ощущением стали мокрые щёки. Слёзы давно должны были иссякнуть, но всегда являлись итогом его позабытого путешествия. Третьим ощущением стал… Взрыв. Себастиан подскочил на ноги. Грохот сопроводила вибрация каждой поверхности в его маленьком обиталище. Затем последовал хриплый вой, и корни страха расползлись по всем конечностям. На негнущихся ногах он отошёл к стене и вжался в неё. Глаза устремились во мрак сквозь прутья решётки. Они снова выпьют его досуха. Снова беспроглядный кошмар, в котором нет места ничему кроме него самого. Ни прошлого, ни будущего, ни даже прогорклого настоящего, только перемешанные обрывки всех сортов отчаянья. Чудовище в рванье чёрного плаща пролетело мимо. После ещё одно. И ещё. Десятки дементоров. Их гнали как стадо оленей мимо его камеры, их гнал свет. Сотканный из счастья маленький зверь преследовал здешних надзирателей, вынуждая покинуть свой пост в страхе перед чистотой чувства. Всё равно что вылить на мучаемого жаждой целое озеро.
В аду забрезжила жизнь. Редкое явление, но невозможное. Доставили новую пропащую душу, либо явились с проверкой. Даже власть здесь имущие предпочитали держать дементоров на расстоянии на время своего недолгого пребывания. Всё объяснимо, не вписывался только начавший всё грохот. Себастиан отделился от стены, с который не вышло срастись, и сделал попытку несмелого движения. Любопытство ещё не умерло, а если и так, то точно оставило после себя призрак, и он вёл всё ближе и ближе к решётке. Послышались шаги, но их обладателя пришлось подождать. Он вплыл в поле зрения спокойно подобно тени, в которую был обёрнут. Тёмное длинное одеяние, прячущее тело с ног до головы, чей поворот показал маску вместо лица. Не мракоборец.
-Кто вы… — собственный почти утраченный голос покоробил слух. Задушил недолгий кашель.
Незнакомец приблизился. Он точно смотрел на него сквозь узкие прорези. Изучал.
-Себастиан?
Произнесённое имя оттолкнуло вглубь камеры словно удар и выбило из лёгких весь воздух, который они тут же постарались вернуть рванными вдохами. Голос. Голос. Голос. Верный ли голос. Определённо верный.
-Отойди ещё немного, пожалуйста.
Из-под рукава показалась палочка. Светлая древесина, кажется, кипарис. Закручена в мягкую спираль. Сердцевина — волос единорога. Факты в потревоженном разуме, что не несли за собой ничего. Абсолютно ничего кроме всепоглощающей тоски. Её владелец часто направлял её на него, но никогда всерьёз. Только улучшение навыков, только победа. Её владелец часто направлял её на других, но никогда искренне. Только вынужденно, только победа.
Сейчас противником стали прутья решётки, что упорно сопротивлялись, ведь ещё не знали исхода. Зато он знал. Сомнений не было. Металл стал раскаляться, источая жар и огненно-красные отблески вокруг, чтобы превратиться в патоку, что послушно тянулась в нужные стороны, образуя проход и застывая. Выход. Сквозь резко исчезнувший жар к нему протянулась рука, призывавшая покинуть его конец. Заторможено ладонь оказалась во власти чёрных перчаток, и его вытянули в начало. Крепко прижали к себе. Прозвучал шёпот:
-Мы уходим.
Их проводил вернувшийся хриплый вой вперемешку с людскими криками, что могли принадлежать как пришедшим в чувства заключенным, так и подоспевшим мракоборцам. Неважно. Их здесь больше не было. Они ушли.
Они вновь начали существовать под шум волн и режущий ветер. Босые ступни погрязли в мокром холодном песке, гораздо лучше, чем вечный камень под ними. Зажмуренные глаза отказывались открываться, но он заставил их, и они устремились в глубокую ночь с редкими звёздами на пасмурном небе. Бесполезная красота. Объятия не исчезли. Стали только крепче, но в них не было ответов, острая нужда в которых спровоцировала разрушение. Пришлось отпрянуть. Себастиан сорвал капюшон и нашёл под ним рыжие локоны до плеч, которые тут же раскидал порыв ветра. Как же правильно. Маску постигла та же участь без малейшего сопротивления, и она упала на песок. Светлая кожа с небольшой россыпью веснушек на ней. Правильно. Шрам поперёк носа. Правильно. Глаза, вторившие морю в его самые умиротворённые дни. Правильно. Правильно. Правильно. Ведомая исковерканным желанием рука потянулась к правильному лицу. Такая уродливая рука на нежной щеке, по которой покатилась солёная капля и споткнулась о палец.
-Ты жив… — пролепетали собственные губы несусветную чушь.
Разве он мог быть мёртв? Нет. Но и жив не был. Не жив, не мёртв, а где-то между. Так и застыл в последнем моменте, проведённом вместе. Себастиана забрали прямо из школьного лазарета, милостиво позволив коснуться руки напоследок, но на этом милость закончилась. Никаких прощаний. Никаких встреч. Никаких писем. Полностью отрезан.
-Нам нужно двигаться дальше. Ты сможешь идти? — его ладонь убрали от лица и сжали в своей.
Себастиан кивнул. Страшно было представить, как далеко придётся идти, чтобы их невозможно было отыскать. Страшно было представить масштабы этих поисков. Побег. Вот что произошло. Побег из тюрьмы, что не знала поражений в своём деле. Репутация даст трещину, и её постараются немедленно залатать. Латать будут безжалостно.
Путь по побережью оказался не так долог. Они остановились около огромного валуна, что тянулся ввысь.
-Помнишь, как мы попали из дома Исидоры в Крипту? Сейчас произойдёт то же. Готов?
-В Крипту?
-Нет. Лишь принцип тот же, место другое.
Это всё не несло такого уж большого значения. Касание к камню, и мир вокруг изменился. Ненавязчиво и неумолимо их окружили стены из тёмного дерева, пространство внутри которых заполнилось необходимостью: стол, стулья, диван с креслами перед незажжённым камином, узкая лестница, ведущая на второй этаж. Дом. Самый обычный дом, пахнущий позабытым. Его потянули к столу, на котором обнаружилось многообразие еды, от вида которой свело желудок, и к горлу подступила желчь. Слегка надавив на плечи, его усадили на стул.
-Ешь медленно, хорошо? Остановись сразу, как почувствуешь, что достаточно. Ты сможешь поесть ещё позже. Сейчас лучше начни с фруктов.
Его собирались оставить.
-Ясон? — имя. Настоящее имя. — Куда ты?
-Я скоро вернусь, — он замер на ступенях лестницы. — Я подготовлю для тебя ванну и вернусь. Кушай.
Нельзя терять его из виду надолго, иначе он может стать неуловим. Себастиан вгрызся в дольку яблока, рецепторы запаниковали, ощущая ядовито-кислый вкус. Прожевать и проглотить. Повторить и повторить. Запить чистой холодной водой. В том месте не морили голодом, разве что порой, но лучше бы морили всегда. То, что давали, имело отвратительный запах и никакого вкуса. Неизвестно, кто занимался пародией на готовку, но приносили еду дементоры, отчего та покрывалась коркой из льда и страха. Последнее беспокоило больше, ведь никогда не знаешь, пришли покормить или покормиться сами, а может, всё и сразу.
-Себастиан?
Из руки выпал кусок какого-то хлеба и оказался на полу. Словно продираясь сквозь мёд, Себастиан поднял склонённую голову. Ясон стоял рядом, он бережно погладил костяшками пальцев его щёку и спросил:
-Готов к ванне?
-Да?
-Умница. Идём.
Ясон провёл его на второй этаж, что представлял собой спальню, небогатую мебелью — только широкая кровать и грузный шкаф. Ещё была обнаружена дверь, при открытии которой Себастиана обдало горячим паром. В маленькой комнатке стояла медная ванна, наполненная почти до краёв, на поверхности плавала пышная пена.
-Я подготовил для тебя новую одежду, — Ясон указал на стопку вещей, лежащих на низком табурете. Поблизости возвышалось зеркало. — Зови меня, если тебе что-то понадобится. Я буду за дверью.
Опять исчез. Ненадолго застыв в одиночестве, он всё же стянул с себя ненавистные тряпки. Он бы порвал их, если бы были силы. Себастиан погрузился в тепло, не давая телу и секунды на раздумья, отчего его сразу же повело. В нос забилась пена, и изгнать её пришлось чихом. Абсолютно ненужная деталь. Он занялся тем, ради чего был здесь. Вероятно, когда он закончит, вода будет чернее смоли. Только сидя в аромате трав и цветов, до него дошло, как отвратительно пахла его роба, оставшаяся на полу, как отвратительно пах он сам. Как же ужасно невыносимо было находиться рядом с ним всё это время. Обнимать его. Себастиан прикусил и так донельзя искусанные губы. Теперь станет лучше. Он соскребёт с себя всю эту вонь. Она пропадёт пропадом.
Покидать ванну было куда сложнее, чем залезать в неё. Но он уже был близок к тому, чтобы раствориться в этой грязной горячей воде, так что пришлось это прекратить. Себастиан потянулся к одежде и столкнулся лицом к лицу с тем, чего следовало бы избегать. Отражение — уродство. Иссохшее тело с бледной кожей, сквозь которую выступали кости словно у фестрала. Обритая голова, затравленный взгляд, впалые щёки и веснушки, что почти пропали и превратились в тусклые капельки грязи. Это всё был он. Это всё будет он долгое время. Это соскрести не получится. Тусклый свет масляной лампы задрожал, разбрасывая тени по стенам. Тени росли, множились и пожирали. Свет потух. Достаточно.
Он кричал. Не знал почему, но остановиться не мог. Сильные руки пытались удержать его неясные порывы и вернуть на кровать. Тихий, но уверенный голос повторял одно и то же по кругу, пока смысл наконец не достиг разума. Себастиан обмяк на одеялах, а крик перерос в осознанность.
-Зачем?! Зачем они сделали это со мной?! Я знаю зачем, но зачем?! Я не могу так больше! Я больше не могу… Ясон, я правда не могу…
-Они не делали этого, слышишь меня? Они не делали этого с тобой. Они не отказывались от тебя.
-Ложь!
-Я не лгу. И я уверю тебя в этом, но после того, как ты хорошо отдохнёшь. Тебе нужно поспать. Прошу тебя.
Постепенно рыдания стихли, и им на смену пришли редкие всхлипы, пока его баюкали как дитя, бережно оглаживая по спине, рукам и голове. Биение сердца стало спокойнее. Под мерные обещания полной безопасности он впитывал ласку как выжженная солнцем земля влагу. Вот теперь любая ложь могла стать правдой. Предательство — верностью, деревянный дом — крепостью, а минуты — вечностью. Только эти минуты до того, как он упадёт в очередное забвение, но в этот раз наполненное тишиной.
Тишина стала проводником и его пробуждения. Она и пустая половина кровати, уже утратившая тепло тела, к которому Себастиан отчаянно жался до тех пор, пока не лишился. Голова гудела и с усилием оторвалась от подушки, затуманненый взгляд зацепился за кусок пергамента на простыне. Осмыслить чернильные строки удалось не с первого раза. Может быть, даже не со второго.
«Если ты очнёшься, а меня нет рядом, то не волнуйся. Я скоро буду здесь. Обязательно поешь. Можешь выйти наружу, но, пожалуйста, не уходи далеко от дома. Ты поймёшь, когда стоит остановиться.»
Он определённо был не из тех, кто понимал, когда стоит остановиться. Записка была сложена и спрятана под подушку, а Себастиан занялся утренней рутиной, что на самом деле не являлась для него таковой. Обычные действия, обычная возможность не чувствовать себя грязным и униженным — безмерно ценно. Спустившись на первый этаж, он взял со стола подготовленный для него завтрак или обед, или даже ужин и устроился перед зажжённым камином. Опрометчивое решение. Потрескивающий огонь пытался показать ему воспоминания — сияющие, хорошие, полностью отравленные произошедшим. Он отказался их смотреть. Они делают больнее, а в этом нет смысла, пока он один. Спастись можно, двинувшись дальше по предложенному пути. Наружу.
На двери была прикреплена ещё одна записка: «Оденься. Там холодно.» На вешалке рядом висели пальто и шарф. Себастиан послушно надел их и на секунду уловил чужой аромат, который тут же растворился. Только после нескольких попыток ещё раз поймать желанные нотки и провала он отворил дверь и ступил на белизну. Его ждал замерший зимний лес — укрытые инеем высокие деревья, тянущиеся из плотной снеговой подушки, пугающий лёгкие чистый воздух и обещанный холод, отличающийся от въевшегося в его кости. Этот холод не казался враждебным, таким и не являлся. Он просто был в своём праве. Как же странно. Почему же зима дала ему это право? Почему она сама властвовала здесь? Слишком поздно или слишком рано, а может, слишком далеко. Время и место потеряли своё значение. Себастиан не был уверен, что спросит об этом позже. Это трудно. Выдохнув густое облако пара, он медленно двинулся по припорошенным следам прочь от дома. Они вели его меж деревьев всё дальше и дальше, но резко оборвались, заканчивая путешествие. Трансгрессия унесла их хозяина отсюда. Не только следы были предупреждением об остановке, но и помутневший воздух, будто тонкая плёнка, дрожащая на отсутствующем ветре. Она уходила ввысь к серому небу. Бездумно он переступил черту, разделявшую всё на «безопасно» и «небезопасно», и замер. Хотя мысль всё же была, и поначалу показалось, что она ошибочна, но затем слева раздался хлопок.
-Прошу, не выходи за барьер без острой необходимости. Или, по крайней мере, не делай этого без меня.
-Прости. Я…хотел, чтобы ты вернулся.
-Вот оно что… — на лице промелькнула вина. — Мне жаль, что заставил ждать. Теперь я здесь. Так…хочешь ещё прогуляться, или вернёмся в дом?
Он уже добился, чего хотел.
-Дом.
Ясон кивнул и первым ступил на проторенную тропу, позволяя наблюдать за своей спиной, что стала чуточку шире. Всё же небольшие изменения неизбежны. Дом встретил их искрами на углях тлеющего огня в камине. Ясон отложил принесённый свёрток в сторону и принялся подкладывать лежащие неподалёку поленья.
-Как ты себя чувствуешь? — спросил он, не отрываясь от своего занятия.
-Так словно спал вечность.
-Вот как, — Ясон издал короткий шелестящий смешок. — Обоснованно, ты спал почти три дня. Иногда приходил в себя, но ненадолго.
Себастиан согласно промычал. Мог бы проспать и пять дней, и десять — разницы никакой. Удовлетворившись количеством, Ясон направил палочку на поленья, но немного помедлив, опустил её. Он посмотрел на Себастиана, который поймал его слегка робкий взгляд, и протянул палочку.
-Зажжёшь?
Ещё одна обыденность.
-Не выйдет. Твоя палочка слишком верная и не станет меня слушать.
-Да, она верна мне, и именно поэтому послушается тебя. Попробуешь?
Осторожные вопросы почти на каждое предложение или намерение. Так похоже. Себастиан взял великодушную палочку и направил на камин. Заклинание соскользнуло с губ, прошлось кусачими мурашками по руке и обожгло напряжённые пальцы, а затем вырвалось потоком пламени, заставляя дерево трещать. В горле встал ком, а тело затрясло. По-прежнему волшебник. Это не отняли, это не отнимут. Из его будто сведённой судорогой ладони забрали палочку. Мягко усадили на диван.
-Получилось даже мощнее, чем нужно, — тихо сказал Ясон с нежностью на приподнятых уголках губ. — Огненные заклинания всегда выходят у тебя впечатляюще.
-Люблю яркую магию.
-Да, я помню. Бери мою палочку, если потребуется. Или если просто захочешь, — Ясон взял его руку в свою и начал разминать ладонь, слегка надавливая большим пальцем то тут, то там. — Мы раздобудем тебе собственную позже.
-Мы?..
-Да, мы. В этом доме только я, но я не единственный, кто причастен. Ты же знаешь это.
-Они не стали бы мне помогать. Ты единственный. Вот что я знаю.
На них нет вины за сделанный выбор, но от этого не легче.
-Неправда, — мимолётное касание к скуле заставило поднять опущенную голову. — Оминис пытался помочь тебе задолго до того, как я смог присоединиться. Попытки оказались тщетны, всё уже слишком далеко зашло, но…он не отказывался от тебя. Как и она.
Себастиан бессильно рассмеялся.
-Нет, выслушай меня. Они не выдавали тебя. Они приняли решение и не изменили ему. Мракоборцы сами до всего дошли, а после надавили на Энн, угрожали ей, что с тобой произойдёт самое страшное, если она не сознается. Но даже так… Концом всего стала твоя палочка…
-…со всеми тремя Непростительными на ней, — закончил Себастиан.
Так ли всё было? Пусть будет так. Хорошая версия, немного нескладная и мутная как болотная вода, но хорошая. Она станет основой для его исчезающего мира.
-И что теперь? — надломленный голос, стал ещё более жалким. — Зачем ты… Что ты наделал, Ясон? Вломился туда… Они же… Такое не прощается, самое страшное произойдёт с тобой.
-Не вламывался, — Ясон нагнулся и потянулся к оставленному свёртку. Из него выкатилась пара яблок, но не они его интересовали. Он достал газеты. — Посмотри.
Себастиан взял шероховатую бумагу и принялся листать. Ни одна статья «Ежедневного пророка» не смогла зацепить его взгляд. Неважные слова о неважных событиях страница за страницей, до самой последней. Вопрос не успел слететь с языка, до него дошло. Ничего. В газетах совсем ничего не было. Такое попадает на первую полосу.
-Они решили всё скрыть, — сказал Ясон, найдя понимание на его лице. — Никакого побега никогда не было. Меня там не было. Конечно, они будут искать и усиленно, но в методах они будут ограничены своим молчанием. И они не преуспеют. Никогда не найдут нас. Я обещаю.
-И что это меняет?.. Твоя жизнь всё ещё угроблена. Из-за меня. Скрываться вечно? Бояться?
В который раз ему подарили тепло своего тела, прижимая к себе. Объятия и ласковые поглаживания. Любимые проявления воспалённого сознания.
-Ничего не угроблено. Мы что-нибудь придумаем. Мы научимся. Я достаточно силён для этого. И ты тоже.
-Разве?
Счастливый финал невозможен. Как бы сильно он не старался представить его, не вырисовывался даже путь.
-Ты такого не заслуживаешь, — прошептал Себастиан, вытирая лицо о его рубашку.
-Такого? Я сделал то, что я хотел сделать. Я там, где я хочу быть. С тем, с кем хочу быть. Всё закономерно. И последствия этого преодолимы.
-Это глупость. Ты творишь бессмыслицу. Зачем? Такую бессмыслицу ради… Я тебе почти никто.
-Враньё.
Да. Всё враньё.
-А что же тогда правда?
Её нет. Уже не существует.
-Ты знаешь. Я знаю, что ты знаешь.
Дом затрещал по швам. Себастиан запрокинул голову так резко, что хрустнула шея. Алчущие губы скользнули по губам и отпрянули в страхе. В голубых глазах не было отторжения. Его и не могло там быть. Собственные гадкие и печальные желания находили в них отражение. Были заложены с самого начала. Обхватив щёку, его притянули обратно. Так ощущался поцелуй? Поцелуй. Древесина скрипела и ломалась, всё крича и крича о конце.
Невозможно. Неправильно. Ещё не время. Слишком рано. Всегда рано. Святотатство. Никогда не цветя, всё обречённо завяло.
Снова.
Он открыл глаза. Первым ощущением стал ледяной пол сквозь тонкую ткань подобия одежды. Упал с кровати? Нет, лёг здесь намеренно, ведь так бессознательное безумие ощущалось ярче. Вторым ощущением стали мокрые щёки. Слёзы давно должны были иссякнуть, но всегда являлись итогом его позабытого путешествия. Третьим ощущением стал… Взрыв.