На закате они стояли возле мертвого дерева.

На этот раз ритуальное одеяние не появилось — похоже, древняя магия решила, что намерения вампирки кристально чисты. Это предстояло узнать, но Флёрри всё равно немного нервничала. Переговоры начала она, ей же их и вести, а если что-то вдруг пойдет не так, смогут ли они сокрушить неубиваемого врага и его армию кровососов?

Аликорночка надеялась, что им удастся решить всё миром.

Им не пришлось долго ждать. Корни дерева зашевелились, расступились в стороны, и из-под земли вылезла уже знакомая белая мордочка.

— Добрый вечер, — обаятельно улыбнулась Зенда, поднимаясь из подземелья. Её мертвенно бледная шерсть скрывалась под изящным чёрным плащом, очень похожим на одеяние троицы. — Я подумала, что встреча на нейтральной территории будет более удачным решением. Да и скучно мне стало сидеть в склепе, в нем спать только можно, а так — тоска смертная.

Флёрри едва сумела сдержать смех. На лице Сомбры не дернулся ни единый мускул, но по глазам аликорночка поняла, что он тоже оценил шутку. Шадия же осталась безучастна, как будто вчерашняя вспышка гнева и последующая за ней нежность отобрали все эмоциональные ресурсы.

— Очень любезно с вашей стороны, — деликатно ответил Сомбра. — Полагаю, мы можем начать?

— Ну нет, — засмеялась единорожка, — фактически, мы всё ещё стоим на пороге моего дома. Я бы прогулялась по ночному городу, зашла бы в таверну, выпила вина… Вы пьете вино? А вы, юные девы?

— Предпочитаю напитки покрепче, — сдержанно ответил Сомбра. Флёрри улыбнулась и кивнула на вопрос Зенды. Шадия пожала плечами.

— Можем отправиться в «Гарцующего пони», если эта маленькая таверна ещё работает, — предложила единорожка. — Там подают лучшее вино, а ещё можно заказать отдельную комнату, где никто не станет подслушивать. То, что я хочу вам рассказать, не должно коснуться живых ушей.

— Но тогда условие не выполняется, ведь мы живые, — усомнилась Шадия. Зенда хмыкнула, кивнула головой, предлагая следовать за ней, и вышла на дорогу.

— Путешественники по Бесконечному коридору — это парадокс. Вы не можете назвать себя мертвыми, это так, ведь у вас бьется сердце, но вы и не живы, потому что ваша жизнь не движется вперед. Понимаешь, о чем я?

— Не очень, — призналась Шадия, широкий шаг которой позволял ей идти почти вровень с вампиркой. — Но я подумаю над этим на досуге.

— Ой, что это?! — воскликнула Флёрри, кивнула в сторону, и троица увидела коня из черных костей. Глаза, грива и хвост у него пылали фиолетовым пламенем. Он мирно пасся на пустом лугу, засыпанным пеплом, но вид его был до ужаса неестественным.

— Ах да, — Зенда махнула копытцем, призывая не обращать внимание на сущий пустяк. — Это Арвак, мой слуга. Не пугайтесь, он лишь присматривает за моими владениями, пока я отсутствую.

Сомбра предпочтел промолчать.

— Вот и чудненько, — Зенда топнула копытами в знак радости. Пыль осела на черных полах плаща. — А пока мы идем в город, можете поведать мне о своих путешествиях?

Флёрри уже было открыла рот, но Сомбра её опередил.

— К чему бы такая искренность? Кажется, только вчера мы собирались убить друг друга.

— Что было вчера, то было вчера, — отмахнулась Зенда. — Я уже сказала, что не собираюсь ни убивать, ни выпивать вас, а мне правда ужасно скучно. Я проспала последние, м, две или три сотни лет, мне кажется, и понятия не имею, что тут было за время моего отсутствия, а уж что творится в других мирах мне и подавно неизвестно. Путь неблизкий, что теперь, молча идти?

— Почему ты тогда не расскажешь свою историю, если так приспичило поболтать?

— А об этом мы поговорим уже за бокалом красного полусладкого.

«Не думаю, что рассказ о наших приключениях сможет навредить нам, — телепатически обратилась к единорогам Флёрри. — Ритуальные одеяния не появились, я думаю, это знак, что мы можем доверять ей».

«Доверять вампиру можно, когда он сыт, — осуждающе откликнулся Сомбра. — Впрочем, мы всё равно ничем не рискуем».

— Тогда, — уже вслух заговорила Флёрри, — с чего бы начать…

— А это как раз просто, — усмехнулась Зенда, оглядываясь на неё. — Начни с начала.

— В таком случае, — вздохнул Сомбра, — начинать следует мне.

Флёрри взглянула на каменно спокойную Шадию и приготовилась слушать вместе с заинтригованной вампиркой.

***

Сереющее пространство межи реальностей, где сон сплетается с предсмертным бредом. Огромный полуголый череп с раскрывающейся пастью притягивал истончающуюся душу аликорницы, опутанную красными веревками чар, лопающимися от натуги. На них почти распускались бутоны ликорисов, но им не суждено было покраснеть.

Сомбра держал нити заклинания, обдаваемый гнилым дыханием смерти, и его рог полыхал без остановки. Он не думал, что всё зайдет так далеко, по всем расчетам Шадия не должна была убить мать. Всё пошло абсолютно не по плану, а путей отхода Сомбра не рассмотрел, полагаясь на чутье. Как так вышло? Где он просчитался?!

Луна не должна погибнуть, и он тоже сейчас не должен умереть, иначе…

Дыхание смерти обдало лицо. На секунду единорог обмер от ужаса, и эта драгоценная секунда решила судьбу принцессы ночи.

— Луна! Луна!

Уже в реальности Сомбра держал в копытах бездыханное тело аликорницы, которое стремительно рассыпалось в пыль. С каждой секундой от её тела отделялся крохотный кусочек, взлетавший в воздух. Он съеживался, будто бумага от пламени, и растворялся, оставляя за собой едва заметный белёсый дым. Её рот был перепачкан в драконьей крови, но магический эликсир не помог, не спас, вернее, не спас он, Сомбра.

Единорог неверящим взглядом, медленно, словно в трансе, взглянул на окутавшую её тело дымку. Шерсть встала дыбом, а в ушах колоколом било: «это твоя вина».

Предсмертный хрип набатом стучал в ушах, разрывая барабанные перепонки. Луна задыхалась. От кончиков её копыт к сердцу протянулись перевитые вспухшие вены, разрываясь и причиняя перед окончательной смертью нестерпимую боль. Лопнувшие сосуды наполнили глаза аликорницы кровью, и Сомбра мог поклясться, что видит в них больше боли, чем когда-либо. Копыта вывернулись из суставов, и единорогу хватило одного наметанного взгляда, чтобы почувствовать всё на себе.

— Нет, нет, нет! — единорог задыхался от крика, прижимая бьющееся в судорогах тело аликорницы к себе, жмурился, силясь снова ворваться в сон Луны, но момент был упущен — челюсти Тьмы крепко захлопнулись, обрубив нити, связывающие их, смяв острыми зубами заклинание, которое могло спасти принцессу, если бы Сомбра не оступился.

Если бы не задумался о том, что будет, если он сейчас тоже погибнет.

— Луна!

Не спас.

Безусловно, смерть их обоих значила бы смерть для всего Эквуса. Тьма не удовольствуется одной лишь Кристальной Империей, она сметет всё, что будет хоть как-то её сдерживать, повергнет мир в хаос и разрушение, уничтожит его. И Сомбра обязан её остановить любой ценой, потому что сейчас пелена её безумия окончательно спала с глаз. Он увидел, что делает Тьма, как она питается, и даже его сердце содрогнулось от ужаса. Он не мог допустить, чтобы такая участь постигла всё живое в этом мире, пусть здесь и не осталось тех, кому он дорог.

— Луна!!!

Трус.

Её лицо исказил испуг, по холодным щекам катились слёзы, а спустя секунды и оно рассыпалось в прах и растворилось в воздухе, словно кобылки, которую он отправил на смерть, никогда не существовало. Сомбра забыл как дышать, невидящим замутненным взглядом упершись в собственные копыта, где только что лежала Луна. Он обнял сам себя, когда тело аликорницы полностью растаяло, и сейчас очень жалел, что у него нет когтей, которыми можно вспороть кожу и пустить кровь.

Ты знал, что она погибнет! Знал, и всё равно заставил её идти туда!

Я не знал! Я не предполагал, что всё зайдет так далеко!

Единорог взвыл и вцепился в волосы. Крик раздирал изнутри, сжимал гортань пылающим обручем, резал грудную клетку. Он вопил сквозь зубы и молотил копытами постель. Осознание ещё не пришло окончательно, и Сомбра всё же надеялся, что сейчас он увидит Луну рядом с собой, ведь не может же могущественный аликорн просто так умереть, сгинуть, не может же…

О чем ты думал, идиот?

Когда он открыл глаза, только едва уловимый аромат её волос, стремительно заглушаемый холодом, говорил о том, что Луна действительно была здесь.

В конце концов, его копыта начали источать мерзкий сладковатый запах, а в желудке свернулся противный склизкий комок.

— Как же так, — прошептал Сомбра, чувствуя, как по щекам стекает что-то горячее. — Как же так… Луна… Всё должно было быть по-другому!

Что теперь делать? Как остановить Шадию? Если тьма забралась в самое её сердце и уже сожрала душу, где найти силы, чтобы запечатать подобную мощь, сохранив жизнь ребёнка?

Жива ли ещё его дочь?

— Это я виноват, — ошеломленно прошептал Сомбра, медленно сползая с кровати и впиваясь острыми кромками копыт в плечи. — Я один во всем виноват. Что мне теперь делать?

Краем уха он услышал звенящее хихиканье. Оно было похоже на извращенный визг ребёнка, пущенный через несколько сломанных радиопризм. Шерсть встала дыбом, когда тональность сменилась, и восторженный хохот превратился в низкий, утробный кобылий смех.

Боль вспыхнула мириадами искр, скрутила тело и опрокинула короля на пол. Луна мертва! Шадия порабощена Тьмой! И всё из-за тебя! Из-за тебя, возомнивший себя богом придурок! Что тебе сделал этот мир? У тебя были те, кто любил тебя, и каждой из них ты навредил! Две кобылки уже мертвы, жизнь дочери под вопросом, если от неё вообще что-то осталось!

— Успокойся, — сквозь зубы прорычал Сомбра, ударяя себя по ногам. Копыта бились о кость, словно чугунные, но боль отрезвляла, хватала панику и истерику за горло. — Сопли на копыто намотай и успокойся, тебе они сейчас не помогут. Думай. Думай, король, ты должен. Думай, как выйти из положения, как спасти Шадию. Я заплачу любую цену, нужно просто найти силу, которая поможет.

И сила нашлась.

Он отыскал брешь в щите Мессии, встретился с Твайлайт Спаркл и Элементами Гармонии, показал им тайные тропы до убежища, в котором их уже ждали Кейденс, Флёрри и Санбёрст. Вместе они сумели разработать план по укрощению Тьмы, рисковый, шаткий, но вероятный.

Суровый взгляд Кейденс не предвещал для них с Шадией ничего хорошего.

— Ты же понимаешь, — сказала она, ухватив момент, когда он сидел в своем кабинете, оплакивая почивший в пожарище для замерзших стол, — что я не смогу позволить тебе жить дальше?

— И что же ты сделаешь? — без единого намека на дерзость спросил Сомбра. — Я осознаю, что мои действия привели Кристальную Империю к краю гибели, но мне искренне любопытно, что ты собираешься делать, если наш план пройдет удачно?

— Когда мы запечатаем Тьму, — Кейденс смотрела на него с несвойственной ей жесткостью и холодностью, — я позабочусь о том, чтобы твоей ноги не было ни на землях Эквестрии, ни в Кристальной Империи. Если будет нужно — ты снова отправишься в спячку в ледниках.

— Я понимаю твою ненависть ко мне, — вздохнул Сомбра. — Но прежде всего я хочу спасти дочь. И она вряд ли будет благодарна тебе, если ты лишишь её последнего родителя, ты ведь понимаешь?

— Естественно. Я не говорила, что её тоже простят.

Сомбра внутренне подобрался и вскинул голову. Он подумал было, что ему послышалось, но Кейденс, словно читая его мысли, повторила.

— Всё не будет так, как раньше. Шадия уже не запуганный ребенок, она стала монстром. Я потеряла веру в то, что её можно вернуть.

Они не закончили этот разговор, потому что в кабинет протиснулась Твайлайт, принесшая результаты расчетов действий заклинаний, но с тех пор в сердце Сомбры поселился червячок страха. Впервые за много лет.

Он запретил себе думать о Луне и о том, что голубой локон в его тайнике — единственное, что от неё осталось.

План прошел как по маслу. Пока Флёрри отвлекала Мессию, устроив гонки в небе, Кейденс и Шайнинг Армор выкрали Кристальное Сердце из хранилища, а Элементы Гармонии встали наизготовку. Сомбра подал сигнал, и Флёрри спикировала вниз, увлекая за собой Шадию.

Створки ловушки захлопнулись.

Электрический разряд погасил магию, лишив Шадию возможности защититься. Молнии били её тело одна за другой, и от крика сердце уходило в пятки. Запах палёной гниющей плоти пронзил ноздри, скрутил в желудке тугой комок. Сомбра едва сдержался, чтобы не позволить скопившейся желчи подступить к горлу. Шадия кричала и извивалась, замирая на мгновения ударов; по облезшим мышцам бегали синие искры, обугливая плоть, рог раскололся на части от напряжения. Что творилось с грудью, куда до этого пришелся удар Флёрри, Сомбра даже боялся смотреть. Даже сквозь закрытые веки он видел, как бугрится жидкая Тьма под корсетом истлевших мышц, как вспениваются остатки кожи и разрываются связки, превращая тело дочери в безобразное месиво.

Санбёрст и Старлайт привели жителей, Кейденс зажгла рог и поставила Кристальное Сердце на постамент, Твайлайт с подругами активировали элементы.

Радужный луч, стирающий контуры тела Шадии, словно мокрая тряпка мел, слился с трехцветным потоком любви, сметающим дымные тучи, возвращающим блеск и роскошь кристальным домам и мостовым.

От магии звенело в ушах, проносился мороз по коже, и каждая клеточка чувствовала, как неотвратимо приближается конец чего-то важного. Сомбра знал, чувствовал в глубине души, что пути назад нет. Кейденс не шутила. Когда схлынет магический вихрь, когда затихнут крики Шадии, над ними будут вершить суд. И, о Маласса, лишь бы Шадии сохранили жизнь, лишь бы ей дали шанс на исправление, ведь его удостоили даже Духа Дисгармонии!

Хрупкое, кажущееся совсем маленьким, измученное тело Шадии опустилось на блестящий под солнцем кристалл мостовой. Сомбра с облегчением выдохнул и, сбрасывая оцепенение, бросился к дочери.

— Назад! — вскинулся Шайнинг Армор, упругим ударом эластичной малиновой сферы отбросив его. Удар пришелся в грудь, и Сомбра на миг забыл как дышать. Сфера тут же разрослась, поглотив всё его тело, и приняла форму кандалов. Сомбра изумленно уставился на принцессу, но её лицо скрывала длинная челка.

— В темницу их обоих, — распорядилась она, кивая на единорогов. — Проверьте, жива ли она, и в камеру.

— Что ты делаешь?! — вскрикнул Сомбра, пытаясь вырвать копыта из оков. — Кейденс, ей нужна помощь!

Принцесса промолчала, отвернувшись. Её супруг, закончив колдовать кандалы на копытах и роге Шадии, тоже избегал смотреть ему в глаза.

«Я ведь не говорила, что её тоже простят».

Сомбра рычал проклятия сквозь зубы, пока их тащили в забытые всеми существующими богами катакомбы, которые он учредил после свержения императрицы. Шадия болталась в облачке телекинеза стражника как безвольная кукла. Она так и не пришла в сознание, сколько бы Сомбра ни пытался до неё докричаться.

Их бросили в раздельные камеры. С Сомброй не церемонились, впихнули чуть ли не пинком под круп, на что взъяренный король зашипел ругательства и угрозы, Шадию же осторожно положили на кристальный выступ, служивший постелью, и, заперев клетки, быстро ушли, не произнеся ни слова. «Боятся, — подумал Сомбра. — Они боятся её больше, чем меня».

Его темницы славились особым кристальным покрытием, не имевшим стыков. Из-за этого создавалось ощущение, что камеры были выдолблены из цельной кристальной глыбы. Отражающая поверхность мучила глаза, слепя и не давая отдых. Бесконечная череда бликов также служила сигнальной системой: если кто-то вдруг начнет колдовать, охрана узнает за считанные секунды.

Сомбра готов был отвесить самому себе из прошлого, гордящемуся собой за столь эффективную находку, сильный отческий подзатыльник за беспонячное отношение к пленным. Неудивительно, почему большая часть заключенных здесь рабов после нескольких суток здесь становились шелковыми — бедняги просто трогались умом.

Шадия так и не приходила в сознание. Он звал её, тщетно пытался дотянуться до решетки её камеры, но куда там. Заклинание Шайнинг Армора не развеялось, его копыта были так же спеленаты.

Кричать было бесполезно, да и не пристало ему, королю Сомбре, молить о пощаде. В душе смешались уязвленные гордость и самолюбие и беспокойство за дочь и её судьбу. И Сомбра поступил мудро. Он не стал тратить лишних слов и рассыпаться на пустые угрозы и шантаж, не стал сулить страшную месть.

Он с достоинством принял поражение, погасив гнев и гордыню.

Оставалось только думать. Думать о том, что уже сделано, искать ошибки, которые он допустил. Часть его считала ими вспыхнувшую привязанность к Шадии и Луне, другая убеждала, что причиной всех невзгод — его собственная неуемная жажда знаний и власти, и Сомбра терялся. Он не мог сказать, почему его так тревожит судьба единорожки, не мог себе объяснить, почему его так ранила смерть Луны, ведь он вел себя с ней безразлично, не показывая, скрывая своё настоящее отношение.

«Вот оно! — подумал Сомбра, ухватив нужную мысль за хвост. — Вот, здесь! Что я чувствую? Не думаю — чувствую?

Он колебался. Сомбра и раньше думал, что зря обратил Шадию, зря затеял всё это, но ему хотелось, чтобы пройденные им испытания не были напрасными. Он боролся за свою жизнь — и выжил. Необходимо было оставить наследие, передать свою власть, подчинить несогласных, чтобы его страдания были не напрасными.

Ведь сливаться с тьмой было очень больно.

Сомбра вспоминал последние разговоры с Луной, ночи, проведенные вместе, и чувствовал, как ломается под напором горечи и сожаления. Теперь он никогда не скажет ей, почему спасал её раз за разом, никогда не прижмет к груди, не затеряется копытами в эфемерной гриве. Только сейчас, когда сердце сжималось от боли, а в уголках глаз вскипали слёзы, Сомбра наконец понял, что всё это время любил её.

Слишком поздно.

Её образ отпечатался на внутренней стороне век, и единорог не мог его прогнать.

Не решался.

Тяжелые мысли прервал робкий стук по кристальной решетке. Сомбра открыл покрасневшие глаза и увидел Флёрри, смущенно глядящую в пол и положившую копыто на плечо.

— Привет, — севшим от молчания голосом поздоровался Сомбра. Ободренная его участием, Флёрри подняла голову и тихонько кивнула.

— Шадия так и не очнулась?

Негромкий голос аликорночки приносил облегчение. Сомбра покачал головой.

— Сколько мы уже здесь? Я потерял счет времени.

— Два дня, — Флёрри понурилась, бросив беспокойный взгляд на камеру единорожки. Шадия дышала, но очень тихо и почти незаметно. — Мама и тетя поехали в Кантерлот. Там что-то случилось с принцессой Селестией, и…

— Да, она потратила слишком много сил, пытаясь спасти сестру и племянницу, — Сомбра вздохнул и прислонился затылком к холодной стене. — Им повезет, если они застанут её живой.

— Принцесса Луна тоже мертва. Мы не нашли её тела, но почувствовали, что её больше нет.

Плечи свело судорогой. Сомбра собрал в копыто всю силу воли, чтобы придать голосу твердость.

— Я знаю. Я не смог её спасти. Не спас.

На какое-то время воцарилось молчание. Сомбра не смотрел на принцессу, стараясь сохранять спокойствие. «Опять ты себе лжешь, — прошипел внутренний голос. — Снова стараешься казаться безразличным, зачем? Что тебе это даст, покажет, как ты крут? Прекрати уже!»

— Мне жаль, — подчинился Сомбра. Флёрри испуганно вздрогнула. — Мне жаль, что всё это случилось. Мною двигала жажда власти и мести, но я слишком поздно понял, что это не то, чего я хотел на самом деле.

— Я… я вас понимаю, — прошептала кобылка. — Я тоже наделала ошибок и теперь сожалею о них. И я бы очень хотела всё исправить.

— Ты не знаешь, что теперь будет с Шадией? — спросил Сомбра в надежде, что Кейденс делилась своими планами с дочерью, или хотя бы советовалась. В конце концов, Флёрри тоже заинтересована в её судьбе, она её близкая подруга.

— Понятия не имею, — расстроено развела копытами Флёрри, как будто прося прощения за своё незнание. — Я только надеюсь, что её не… не…

— Не думаю, — мягко прервал её единорог, чувствуя, как у аликорночки встает комок в горле. — Всё же репутация Эквестрии не позволит им такую жестокость. Наверное, нас изгонят… куда-нибудь. Или пошлют в Тартар, как вариант.

— Я буду надеяться, что вам позволят остаться, — Флёрри опустила глаза. — Шадия моя…моя единственная подруга, и я переживаю за неё. Скажите, — она внезапно вскинула голову, и Сомбра увидел переполнявшие глаза слёзы, — зачем вы сделали её такой?! Какой власти вы хотели добиться ценой её жизни?!

Сомбра молчал. Флёрри смотрела на него с гневом и разочарованием, и они не спешили сменяться на привычный ей спектр эмоций. Она больше не восхищалась им, как прежде, не сострадала ему. По крайней мере, в этот момент.

Он выдержал этот взгляд. Не отвел глаз, не отвернулся. И ответил то же, что когда-то сказал Луне.

— Сделал, потому что считал, что должен был. У любого могущества есть цена. Ценой моей силы стала дочь.

— Зачем нужна такая сила, ради которой приходится жертвовать своей семьей?! — Флёрри вцепилась копытами в решетку. Сомбра опустил взгляд и устало уронил голову на грудь.

— Когда я заключал контракт, у меня не было семьи. И я искренне считал, что она мне не нужна…по крайней мере, я думал, что это я. Я легко отказался от того, чего никогда не имел, а когда пришел срок, выполнил свои обязанности, пусть решение далось мне крайне тяжело. Я не такое бездушное чудовище, каким меня считают. Это и для меня оказалось открытием.

Флёрри обессилено опустила голову. Его слова погасили в ней гнев. Сомбра говорил искренне, и его голос не лгал, она это чувствовала.

— Но теперь уже слишком поздно, — резюмировала принцесса. Она отошла от решетки и, бросив прощальный взгляд на Шадию, развернулась к выходу. — Я распоряжусь, чтобы вам принесли еды.

— Спасибо, — вздохнул Сомбра и закрыл глаза, проваливаясь в рваную реальность сна, где его ждали каленые иглы горячки и испуганный бирюзовый взгляд.

Когда он проснулся, на подносе у решетки стояла еда, а камера Шадии была пуста.

— Шадия? — медленно пробормотал Сомбра, прежде чем тревога прогнала остатки снов. — Шадия! Стража! Эй!

— Не вопи, — голос стражника отскакивал эхом от кристальных стен. — Единорожку в медицинское крыло перевели.

— Хорошо, — кратко кивнул Сомбра и осел на пол. Она жива. Шадия жива. Это главное.

Через несколько часов пришел Шайнинг Армор, мрачный, как туча. К еде Сомбра так и не притронулся. Принц зажег рог, и оковы перетекли в иную форму, позволяя двигаться с большим диапазоном.

— Зря не поел, — зло хмыкнул единорог. — Впрочем, это не моя забота.

— Я так понимаю, твоя жена и сестра вернулись?

Принц наградил его тяжелым взглядом исподлобья. И он Сомбре ой как не понравился.

— Поднимайся и иди за мной. Пришло время вашего суда.

Сомбра затаил дыхание. Осторожно переставляя ноги, чтобы не спотыкаться в кандалах, он шел за принцем, хранившим тягостное и суровое молчание, и лелеял умирающую надежду на милосердие, присущее эквестрийским правительницам.

Но надежда, как известно, глупое чувство.

Небо заслонили тучи. Сомбра удивился стальному блеску кристаллов, впитавших в себя серость и сумрак. Казалось, мир покинули краски, и даже грива впереди идущего принца резко перестала отливать синевой. Всё потускнело, почти как при его, Сомбры, правлении, и от этого у единорога во рту появился привкус желчи. Что случилось с погодой? Селестия наверняка достаточно окрепла, чтобы не заслонять небо тучами, а просто двигать светила.

А жива ли она вообще?

На улицах пустынно, все жители или спали, или сидели в своих домах и не казали носа на улицу. Даже стук копыт единорогов был глухим, словно они шли не по звенящему кристаллу, а по доскам в морском порту. Воздух сгустился, дышать было тяжело. Он прогрелся до невозможного, ещё немного — и им можно обжечь гортань. Беспокойство и тревога заполнили мысли короля.

Шайнинг Армор привел его под кристальную треногу замка, где стояло грубо сколоченное подобие эшафота. Сомбра сглотнул — их собираются убить? Да ещё и напротив Кристального Сердца? О чем думает Кейденс, это ведь противоречит естеству артефакта, кровь и страдания вселяют уныние и страх в сердца кристальных пони, ей ли это не знать!

— Что вы собираетесь делать? — голос непроизвольно дрогнул. Все боятся смерти, только у героев сказок не трясутся поджилки перед неминуемой гибелью. Шайнинг Армор повернулся к нему, и снова взгляд единорога обдал ледяной волной. Он повернул голову в сторону эшафота, и Сомбра последовал его примеру.

В ослепительном сиянии схлестнувшихся магических аур стоял Он.

***

Огни небольшого городка оборвали рассказ на самой интересной ноте. Зенда выглядела по-настоящему заинтересованной, даже нетерпеливо переступала копытцами, сожалея о столь быстром конце пути.

— Стой, кто идет?! — бравый бас стражника оглушил их. Зенда левитировала в воздух большой кошель с деньгами, а Сомбра ответил: «Добрые путники, отважный страж».

— Гм, проходите, — толстые деревянные двери после скрежета бесчисленных замков раскрылись, позволяя им по очереди проскользнуть в город. — Будьте осторожнее, по ночам в предместьях кровососы бродят.

Зенда едва сдержала хохот, пока Флёрри благодарно улыбалась и кивала.

— Ваша история дух захватывает! — поделилась единорожка, справившись со смехом. — Мне бы ещё дышать, ха-ха. И всё же, кто стоял там? С Шадией, как вижу, всё хорошо, да и вы вроде живы-здоровы, значит, вас не казнили.

— Да, — отрывисто ответил Сомбра. — Этой милости нас лишили.

— Вот как, — хмыкнула Зенда.

Они шли по грязной городской улочке, избегая пятен света от закоптелых фонарей.

Вымощенные камнем мостовые пестрили мусором, из углов воняло отходами, выбрасываемыми из окон верхних этажей. Желто-оранжевый свет делал всё ещё омерзительнее, но здесь была жизнь — из домов лился смех, где-то звучала музыка, за плотными ставнями тлели масляные лампы, и текло рекой пиво и мед. Флёрри оживилась, вертя головой по сторонам, Шадия равнодушным взглядом скользила по земле, стараясь не вступить в кучу, а Зенда уверенно шла рядом с Сомброй, возвышавшимся среди кобылок головы эдак на полторы.

Этот хмурый мир навевал тоску даже в городах. А на его просторах водились самые странные существа, которых они только могли представить. Среди засыпанных пеплом равнин парили странные животные, с которых местные жители получали съедобное желе, в морозных горах обитали тролли, тут и там были разбросаны склепы и древние захоронения. И яркими точками на карте отмечались города — большие и маленькие, похожие на деревеньки и защищенные огромными каменными стенами. Боги здесь были совсем другими. О Селестии и Луне никто никогда не слышал, зато поклонялись богине в облике сокола, и неким демоническим принцам.

Странный, невероятно странный мир. Совсем не похожий на Эквестрию в любой из альтернативных реальностей.

Сомбра давно заметил, что Бесконечный Коридор открывал им двери в миры, похожие на их родной. Отличаются, да, но основная канва истории оставалась прежней.

Он всегда сходил с ума и захватывал Кристальную Империю, как и Луна всегда обращалась в Найтмэр Мун.

Канва миров плелась на их горе, а поверх него шились узоры истории, отличающейся лишь цветами ниток.

Но ни в одном из миров не существовало Шадии. А когда Сомбра попытался спросить у Коридора, есть ли двери в такие миры, то в ответ получил отрицательный ответ. Хоть это и могла быть очередная шутка, Сомбре казалось, что Коридор предельно серьезен.

Её существование стало угрозой для родного мира, и потому ей пришлось исчезнуть из его истории.

История Кристальной Империи всегда отличалась, неизменным оставалось лишь Кристальное Сердце. Где-то они встречали единорожку Аморе, где-то — великую королеву Кристаллу, трагически умершую при родах, где-то правителем был безымянный пегас. Все они приводили Империю к величию, чтобы потом пасть под железным копытом темного единорога.

Кристальное Сердце тоже было канвой мира.

Но бывали и такие миры, как этот. Казалось, что мир лишь адаптировался под облик пони, а историческая канва стала совем другой. Они все гадали, смогут ли они попасть в мир, о котором когда-то рассказывала Флёрри Твайлайт Спаркл — в мир загадочных «людей», имеющих «руки» и ходящих на двух конечностях. Но пока что ничего похожего им не встречалось. Видимо, мир людей самостоятельно справлялся со своими проблемами. Или же погряз в них настолько, что даже силы Скитающихся здесь не помогут.

В каком-то смысле они были богами, вершащими чужие судьбы. И одновременно — её пленниками, спеленутыми в её переплетениях.

Единорог взглядом искал вывеску таверны. Рассказчик из него был так себе, в горле пересохло и очень хотелось пить. Желательно крепче вина и пива.

— Ваша история очень занятна, честно, — словно читая его мысли вдруг заговорила Зенда. — Я была рада выслушать её, пусть и не всю. Вы ведь закончите рассказ, правда? Если я правильно поняла, мы с вами побывали на одной стороне, только с тем различием, что я умерла, а вы обрели силу при жизни.

— Вы тоже заключили сделку с Тьмой? — выгнул бровь Сомбра. Зенда немного помолчала, прикрыла глаза и с толикой грусти ответила.

— Я тоже слишком поздно поняла, чего хочу на самом деле. О, а вот и таверна! Хоть что-то в этом мире вечно! — из её голоса тут же улетучилась грусть и печаль. — Надеюсь, комната для любящих уединение клиентов не занята!

Она проворно взлетела по ступенькам, остановилась, поджидая спутников, и, дождавшись, пока Сомбра любезно откроет дверь, проскользнула в залитую тусклым, но теплым светом шумную комнату.

Посетителей было много, в толпе новичков даже не заметили. Шумные компании рабочих пони, весь день таскавших тяжелые камни и бревна, маги-погодники, чинно сидящие за бокалами вина, завсегдатаи, болтающие с трактирщиком и свистящие вслед расторопным официанточкам, заливающиеся пением и бренчанием арф барды и поэтессы в костюмах арлекинов, поющие про терпкий запах ягод и тревожные волчьи сны, все они собрались в этот вечер в теплом зале, где горел очаг. Флёрри оглядывалась с любопытством, даже Шадия слегка оттаяла, навострила уши. Бард как раз сменил песню и инструменты, взяв в копыта гитару, а его товарищ — флейту. Шадия заинтересованно подошла, вслушиваясь в мелодию, и Сомбра в очередной раз отметил, что музыка привлекает её особенно сильно.

Зенда быстро огляделась, прошла вглубь зала и оценила ситуацию, заметив, что раньше музыка была куда скуднее.

— Я чаще всего слышала песни о великом герое, что вернется, когда в небо взмоют два черных крыла, и пропогандисткую чушь, — она скорчила рожу. — Как здорово, что теперь песни куда лиричнее. Да и, — она грустно усмехнулась, — крылатых существ в этом мире почти не осталось.

Шадия коротко кивнула, Зенда улыбнулась и шагнула к стойке. Сомбра встал рядом с дочерью, решив позволить ей дослушать эту песню. Земная пони пела заливисто, будто соловей, и даже ему понравилось исполнение печальной баллады о трагической и короткой любви, после которой на сердце осталась лишь глухая тоска.

Они послушали ещё несколько баллад с молчаливого позволения Зенды, и Сомбра даже щедро заплатил певице, на что получил в ответ улыбку и благодарный взгляд.

— Доброго вечера, господин хороший, — поздоровалась Зенда с трактирщиком, когда они наконец отошли. — У вас есть приватные комнаты для небольших компаний?

— И вам доброго, мадам, — улыбнулся трактирщик, скользнув взглядом по плащу вампирки. — Для вас и ваших спутников найдется. Тридцать серебряников за час.

Сомбра заметил, как слегка дёрнулся уголок губы Зенды. Видимо, серебро было для неё чем-то вроде чеснока для её сородичей из сказок параллельных миров.

— Вот, — единорог галантно поставил перед трактирщиком мешочек, туго набитый монетами. — Этого должно хватить, чтобы мы просидели там до середины ночи.

— Как мило с вашей стороны, — губами улыбнулась Зенда, благодарно наклонив голову. — И принесите нам выпить, будьте любезны. Вино ламбраско, алто и, хм, вы любите виски? — дождавшись молчаливого кивка, она продолжила. — И яблочный виски. Девочки?

Флёрри задумчиво приложила копытце к подбородку, Шадия пожала плечами.

— Воды, — твёрдо ответила единорожка. Флёрри пару секунд помедлила и кивнула.

— И кувшин воды, — закончила заказ Зенда. Трактирщик всё записал, и, окликнув официантку, показал копытом направление.

— Прошу за мной, я отведу вас.

Пока он возился с замком и ключами, Сомбра снова прислушался к музыке в зале. Он очень давно не слышал ничего мелодичного, хотя не мог назвать себя любителем искусства. Тем не менее, баллада о мертвой девочке, тихой словно тень, привлекла его внимание, заворожив ритмом барабанов. По ним били не привычными палочками, а копытами, а аккомпанировал и подпевал кобылке жеребчик с гитарой в резвых копытах. К его неудовольствию, окончание песни Сомбра не услышал — трактирщик открыл двери и впустил их внутрь.

— Как называется эта песня? — спросила Шадия, прежде чем войти внутрь, чем удивила всех присутствующих. Трактирщик прислушался.

— По-моему, это «Все пони смертны». Да, вроде она. Если захотите, я к вам бардов в комнату направлю.

— Нет, благодарю. Название — это всё, что мне было нужно.

Комната не впечатляла роскошью, но показалась Сомбре достаточно уютной — глубокие деревянные кресла, обшитые рогожкой, приглушенный свет канделябров, круглый стол, накрытый скатертью. Даже кружевные салфетки под каждого гостя. У заштукатуренных каменных стен, стояли серванты с дорогой посудой, окно напротив двери скрылось под тяжелыми шторами. Зенду, кажется, это помещение полностью устраивало, даже если оно выглядело иначе, чем сотни лет назад.

— Через минуту принесут напитки, — услужливо поклонился трактирщик и закрыл за ними дверь. Зенда опустилась на стул и вытянула ноги. Шадия уселась рядом с Флёрри, облюбовавшей место напротив двери, так что Сомбре оставалось лишь сесть спиной к выходу. Через обещанную минуту перед ними стояли бутылки и кубки, а когда официантка скрылась за дверью, Зенда взялась за бокал. Зелёный телекинез отражался от стеклянных стенок, и Сомбра заметил, что у Зенды нет отражения. Он глянул на пол, его догадка подтвердилась: тени у неё тоже не было.

— Что ж, полагаю, теперь моя очередь рассказывать истории… хотя рассказывать-то особо и нечего, — она покачала вино в бокале и задумалась.

— Можно задать вопрос? — вдруг спросила Шадия. Единорожка взглянула на неё и подняла бровь, давая молчаливое согласие. — Как вы можете пить вино, если вы вампир?

Флёрри заинтересованно подняла уши.

— Ах, это, — засмеялась Зенда. — Я могу пить не только кровь, мне подойдет любая жидкость. Вкус чувствуется, но побочные эффекты в виде опьянения или похмелья недоступны. Что касается еды — увы, здесь мой желудок крайне привередлив. Обойдусь без подробностей, пожалуй, если позволишь.

Шадия удовлетворенно кивнула. Сомбра вновь перевел взгляд на вампирку.

— Вы говорили о том, что мы можем вам помочь. Каким образом?

— Достать один артефакт, — кивнула Зенда. — Он хорошо охраняется и находится в руинах замка Кронгельсвельд, почти у самой крипты Ночной Пустоты. Вы должны были о ней слышать, если провели в этом мире хотя бы несколько дней.

— Та, где раньше творились темные ритуалы по призыву некого диавола? — уточнил Сомбра.

— Верно, — Зенда отпила вино и с наслаждением зажмурилась. — Отменный вкус. Но для того, чтобы вы понимали, для чего мне этот артефакт, стоит рассказать вам о том, кто я. Начиналось всё довольно банально…

С крика.

Я не помню, кем была до того, как стала вампиром. Не помню почти ничего о той жизни, кроме снедающего гнета и отчаяния, в котором можно захлебнуться. Я знала, что моя душа проклята, шестым чувством ощущала, что теперь не найду покоя. Я до смерти хотела стать целой, как бы странно это не звучало. Всё время ощущала сосущую пустоту, которую пыталась заполнить чужой жизнью.

Пришла в себя на дымящихся развалинах, в окружении пепла и тлеющих бревен, и в ушах стоял предсмертный вопль. Рядом со мной сидел крылатый колдун, он держался крыльями за голову, потому что передних копыт у него не было — валялись на обугленном полу рядом, и причитал без остановки. У его ног лежал артефакт — антрацитовый куб, чьи грани беспрестанно двигались. Создавалось впечатление, что эта штука поглощает свет, потому что ворох чёрных искр ни на секунду не переставал кружить рядом. Я поднялась, и меня тут же одолел голод. Я чувствовала, что в этом кубе что-то важное, меня тянуло взять его в копыта, сдвинуть грани, как у коробочки с двойным дном, и заглянуть внутрь… но колдун заметил меня, схватил куб и взмыл в воздух.

Я не успела даже заклинание сплести, как его и след простыл. А затем поднялось солнце, и мне пришлось на своей шкуре узнать, как оно губительно для вампиров. И я думаю, что именно он превратил меня в чудовище. Память ко мне так до конца и не вернулась, но у меня есть основания полагать, что я найду ответы, когда завладею той вещицей.

Сомбра расстроенно выдохнул. Аргументы Зенды не смотрелись достаточно убедительными, чтобы соглашаться на сделку.

— Пока я не вижу причин, по которым нам было бы выгодно помогать вам, — Шадия озвучила его мысли. — Мы не знаем, что это за артефакт, и что вы получите, когда завладеете им.

— Разумно, — кивнула Зенда. — Я бы тоже не прониклась историей такого плана. Но кое-что я всё-таки сумела вспомнить — этот артефакт как-то был связан с путешествиями между мирами. Подозреваю, что он, как и вы, не принадлежит этому миру. Может, это вас заинтересует?

«Ключ к порталам? — с сомнением протянула Шадия. «Похоже на то. Слишком мало информации, тебе лучше знать».

— А поподробнее? — Флёрри налила себе воды и внимательно смотрела на Зенду, видимо, считывала эмоции. Хотя насколько это эффективно в случае мертвых Сомбра не знал. Её умения и способности было сложно оттачивать: Сомбра завесил себя многослойными барьерами, предотвращающими вмешательство в сознание, а Шадия по какой-то причине была недоступна для её силы. Возможно, так сказывалась печать, или же Тьма специально не пускала в её разум никого, будто остервенело охраняла хозяйку.

— Колдун бормотал «теперь мне отсюда никогда не выбраться» и «она теперь там навсегда». Также я вспомнила огромные проходы, похожие на обычные двери или предметы, вроде груды камней. Главное, чтобы они создавали этакую арку, дверь, через которую можно пройти. И каждый раз в моей памяти всплывает туннель всех мыслимых и немыслимых цветов, в котором стоит чей-то силуэт. Чуждый. Родной. Знакомый. Но я, — Зенда поставила бокал, — не могу вспомнить. Даже как-то тоскливо от этого становится. Как подумаю о нем, так мне хочется и обнять, и разорвать его одновременно. И в каком-то смысле я даже восхищаюсь им.

Сомбра нахмурился. С одной стороны, Зенда что-то недоговаривала. С другой, если они найдут артефакт, способный открывать двери в Бесконечный Коридор, их жизнь заметно облегчится. По крайней мере, они разгрузят Шадию: двери из и в миры открывать было утомительно, у неё часто темнело в глазах, а грудь покалывало. Она не говорила ему, но Сомбра чувствовал это. Его девочка старалась быть сильной, и он должен доверять ей.

«Она знает? — в голосе Шадии послышалось удивление. — Пожалуй, нам действительно стоит заняться этим. По крайней мере, если этот артефакт — то, о чём я думаю, то нам стоит его заполучить».

— Вы говорили, что очнулись в руинах, — осторожно начала Флёрри. — А вы были там после этого? Может, воспоминания к вам вернутся, если вы, не знаю, осмотрите там всё?

— А это мысль, — признала Зенда. — Я не возвращалась туда…очень давно. Почти сразу же я основала своё гнездо, нашла способ добывать пищу… и впала в спячку. Мне потребовалось на это лет двести, но время летит незаметно, когда ты колдуешь без продыху.

«Ты веришь ей?» — мысленно обратился к Флёрри единорог. Аликорночка помялась, но ответила согласием.

«Мы всё равно ничем не рискуем. Можно узнать у местных побольше о тех руинах и крипте, но вряд ли это кто-то помнит. Судя по рассказу Зенды, почти четыреста лет прошло».

«Мне нравится идея с опросом населения, — влезла в беседу Шадия. — Пожалуй, так и поступим. Разделимся. Мы с Флёрри найдем зацепки, а ты сходи с ней на руины. Пороемся в местных библиотеках и легендах».

«Только не как в прошлый раз».

Обе кобылки одарили его обиженным взглядом. Сомбра хмыкнул, понимая, что это лишь повод послушать баллады и рассказы бардов. Они почти всегда работали в паре, и Сомбра тихоннько радовался этому. В конце концов, им обеим нужен был друг.

Зенда, расслабленно вытянувшаяся в кресле, довольно жмурилась, как кошка. Она переводила взгляд с единорога на аликорночку и обратно, и улыбалась, обнажая клыки. Сейчас они не вызывали у Сомбры беспокойства. И сама Зенда стала… менее пугающей, что ли. Теперь-то её не надо убивать.

— Постараемся вернуть вашу память, — Сомбра сделал глоток. — Я не знаю, можем ли мы вам доверять.

— Я точно вас не съем. Мне не выгодно убивать единственную троицу, способную мне помочь или хотя бы поверить, — Зенда вздохнула. — Да и мне хочется услышать окончание вашей истории, Сомбра. Очень хочется. Как и узнать, кем я была до смерти, и кто сделал меня такой. Я убиваю, потому что хочу жить, пускай моё существование и нельзя так назвать.

— Наша задача — устранять зло, — Сомбра встал из-за стола и обошел его, вставая рядом с дочерью. — И мы полагали, что это вы. Пока поступим так: мы помогаем вам вернуть память, а вы не трогаете пони и никого не убиваете. Идет?

Зенда посмотрела на него с легкой ноткой презрения, как будто предстоящая голодовка была ей совсем не по вкусу, но протянула копыто. Перемирие было заключено.

Они неторопливо допили вино и виски, кобылки опустошили бокалы с водой. Ночь вступила в свои права полностью.

Отправиться на руины решили сейчас же. Шадия и Флёрри откланялись, договорившись приступить к исследованиям утром, а Сомбра и Зенда покинули трактир чуть позже. Единорожка выдержала тяжелый взгляд экс-короля, и неохотно заговорила.

— Ты прав, я помню кое-что ещё, иначе я бы не говорила об одной стороне. В той жизни я кого-то любила. По крайней мере, я так думаю. И я точно знаю, что моя неокончательная смерть как-то с ним связана. Что я сделала или не сделала что-то, что могло нас спасти. И я хочу узнать, что случилось. Где именно я оступилась и погубила себя… да и его, наверное, тоже. Тебе ведь это знакомо, не так ли?

Сомбра промолчал. На улице было пустынно, холодный ветер дул в спину, и запах городских улиц гнался за ними по пятам. Свет оставался позади. Темнота окутывала их со всех сторон, но единороги прекрасно видели дорогу, гоняя пепельную пыль. Деревья вокруг обступали тропы, махровыми лапами поглаживая по макушке любого путника. На их верхушках лежал снег: по крайней мере, так казалось. Вдруг Зенда грустно усмехнулась.

— Никогда бы не подумала, что мне будет важно чье-то доверие. Вы первые, кому я рассказала о своих воспоминаниях.

— Путь до руин неблизок, но до рассвета ещё долго. Считай, что на эту ночь ты меня убедила, — произнес Сомбра, и лицо единорожки осветила клыкастая улыбка.