Дверь открылась через пару недель. Она выглядела не так мрачно, как предыдущие, и аура её была светлее, но Шадия всё равно напряглась, увидев неистребимый в памяти знак солнца. Его в копытах держала земная пони с длинной гривой, словно талисман или амулет. Им он и был — если основываться на идущей к шее кобылки цепочке.

Пони на барельефе как будто молилась, сосредоточенно закрыв глаза и приняв самый смиренный облик, который Шадия когда-либо видела. По краям двери переплетался узор из розы ветров и какого-то цветка, похожего на лотос. А над головой молящейся виднелся внушающий ужас знак порчи. Шадия краем глаза заметила, как Флёрри вздрогнула всем телом и замотала головой, прогоняя наваждение.

— Какое странное место, — проговорил Сомбра, когда свечение погасло, и дверь приобрела совершенно обычный вид. — Интересно, что это за пони?

— Полагаю, мы должны найти её, чтобы справиться с этой задачей, — Шадия прислушалась к чутью. Каждый раз, когда Бесконечный коридор подкидывал им новые двери, внутри неё просыпалось нечто, что она не могла никак идентифицировать. Самое близкое понятие было бы «интуицией», но по механизму работы больше напоминало «инстинкт». Шадия знала, что надо делать, даже если требуемое казалось верхом глупости. «Так правильно» — говорила она в те моменты, и Сомбра подчинялся её словам. Флёрри же почти никогда не спорила, и очень часто даже спрашивала, не чувствует ли она что.

В этот раз оно приглушенно ворчало, словно уставшая собака у миски еды, и фигура кобылки казалась ключевой. Но на опыте прошлого путешествия, Шадия поняла, что это не всегда так. Да, пони, изображенные на дверях, были центральными героями историй, которые они исправляли. Но двери открывались лишь в те миры, где им суждено было уничтожить зло, и не всегда это означало убить злодея собственными копытами. Иногда нужно лишь легонько направить пони в нужное направление, дать подсказку. Это может показаться случайным дуновением ветра, неожиданно появившейся мыслью, той же интуицией, но на самом деле это они, Скитающиеся, легонько касаются силой чужого сознания и направляют на путь истинный. Шадия усердно училась этому искусству у отца, а он, в свою очередь, работал над тщательной защитой своего разума. В этих изнурительных тренировках прошло почти всё время их передышки — Шадия пыталась забраться в сознание Сомбры, а он защищался, выстраивая многослойные барьеры. За все эти дни Шадии удалось едва ухватиться за поток мыслей отца, и он похвалил её, но единорожка не могла отделаться от ощущения, что в глазах Сомбры затаился ужас. С похожим выражением на неё когда-то смотрела мать, и это тревожило Шадию, хотя она не очень понимала, почему.

Флёрри же с упорством, которому позавидовала бы даже Эпплджек, оттачивала заклинание щитов. Похоже, конструкции Белкета произвели на неё глубокое впечатление, и теперь аликорночка днями напролет разбирала компоненты заклинания, ставила защиту и разбивала её, отыскивая слабые места в самых прочных конструкциях. Шадия смотрела на это с улыбкой, и неожиданно находила в Флёрри черты Твайлайт Спаркл. Она её совсем не знала, но какое-то знание свыше подсказывало, что тетушка Флёрри вела себя точно так же. Разве что больше ковырялась в книгах и списках.

А уж библиотекой Бесконечный Коридор мог похвастаться просто прекрасной, ничуть не хуже той, что в Кристальной Империи. Здесь были собраны все знания мира или даже вселенной, а книжные полки уходили длинной в бесконечность, словно толстым пыльным томам не было конца и края. Здесь была вся информация, необходимая им для путешествий, но Коридор сам решал, к чему дать доступ. Некоторые книги не открывались, словно страницы залили клеем, а некоторые при попытке прочесть написанное перемешивали буквы. Подобная шалость была очень в духе Коридора, и Шадия просто брала то, что само падало ей в копыта.

И чутье подсказывало, что сейчас без книг не обойтись.

— Ну что, в путь? — Флёрри склонила голову набок, заглядывая Шадии в глаза. Единорожка помотала головой.

— Сначала в библиотеку. Кажется, ему есть, что нам сказать.

Сомбра тяжело вздохнул. Ему не нравился Коридор с его мерзким характером и неприятным чувством юмора. Можно было сказать, что неприязнь была взаимной, потому что над Сомброй Коридор измывался чаще всего и с особой жестокостью.

— Я останусь у двери. А то он опять передвинет её Дискорду за рога, и мы её два дня искать будем.

Шадия кивнула и вместе с Флёрри отправилась в библиотеку.

В ней было тихо и пыльно. Сегодня Коридор прикинулся готической башней с высокими потолками и узкими сводами, поэтому сначала им пришлось подняться по узкой винтовой лестнице, а затем отворить тяжелую массивную дверь из абсолютно черного дерева, отполированного так, что кобылки видели свои отражения. Читальный зал встретил их звенящей тишиной, в которой приглушенный стук копыт о зеркальный пол казался грохотом от взрывов. Флёрри кивнула в левую сторону, и Шадия, ответив тем же, свернула направо. Аликорночку Коридор можно сказать, по своему любил, по крайней мере, специально не творил гадостей, и Шадия могла не беспокоиться за безопасность подруги.

По крайней мере, в комнате, а не в гудящем от сплетения сил пространстве, наполненном закрытыми дверьми.

Шадия дёрнула плечами, скидывая с них цепкие коготки мороза, и вгляделась в пыльные книжные полки. Среди этого бесценного знания должно быть то, что подскажет им и путь, и выход. Одна из книг привлекла её внимание тем, что сама выползла с полки — она почти что упала на пол, но единорожка подхватила её телекинезом и раскрыла наугад. На страницах был изображен храм с стилизованным солнцем на пике крыши, и несколько молящихся пони. Среди них были пегасы, единороги, земные пони, но во вратах храма стояла аликорница, которую Шадия знала лично.

Селестия.

Единорожка нахмурилась, перевела взгляд на текст. Язык был как-то чудно исковеркан, и Шадии потребовалось некоторое время на расшифровку. В конце концов, основную суть она уловила.

— Значит, мистицизм, — задумчиво протянула единорожка, внимательно рассматривая рисунок с шестью земными пони вокруг аликорницы. — Похоже этой Селестии не хватало собственного могущества, поэтому она решила наложить копыто на природную магию единорогов? Как интересно. И чего она решила этим добиться?

Нужно было рассказать остальным, но кое-что ещё привлекло внимание Шадии. Изображение знакомых меток и магических аур, вспыхнувших на рогах нескольких единорогов, изображенных на другой странице.

Ядовито зелёные глаза, пузырящаяся фиолетовая аура, пенящаяся, как кислота.

Магия её отца. Тьма.

Она была здесь тоже.

Бровь Шадии дёрнулась, выражение её лица стало ещё более серьезным, но не испуганным. Так выглядит хищник, который увидел добычу — полный решимости нагнать жертву и разорвать её в клочки.

«За что ты меня так ненавидишь? — послышалось плаксивое. — Разве я не старалась тебя защитить?»

Печать на груди горела недобрым сиреневым светом. Отец, вероятно, уже всё понял. Их основная миссия — находить зараженные Тьмой миры и искоренять её. И здесь предстояла битва похлеще, чем с обезумевшим артефактом. Придется выжигать огнем и мечом.

— Нашла что-нибудь? — голос Флёрри заставил её вздрогнуть, но лишь от неожиданности. Единорожка левитировала ей книжку, и пока Флёрри читала, внимательно осматривала всё вокруг.

«От двери пахнет гнилью, — сообщил Сомбра, аккуратно ввинчиваясь в мысли Шадии. — Этот мир отвратителен, а мы даже не успели в него зайти».

«У меня ощущение, что Тьма настолько въелась в каждого жителя, что там некого спасать».

«Не соглашусь. Пони на картине. Мы должны спасти её. Она — единственная надежда этого мира».

— Это… это выглядит ужасно. Я не понимаю, зачем Селестии делать такое? — Флёрри с ужасом закрыла книгу и задёргала головой, чтобы прогнать дрожь. — Что это вообще за ерунда, пегасы и земные пони обладают собственной магией, зачем проводить подобную… переклассификацию?.. в общем, к чему этот мистицизм?

— Ты же помнишь, что ни Селестия, ни моя мать не позиционировали себя богинями? — тихо спросила Шадия. Флёрри кивнула. — А здесь слово «богиня» встречается на каждой странице и в каждом абзаце. Мне кажется, ключ где-то в этом направлении. Тьма может только пожирать.

«Выпью, выпью, выпью, выпью… Хочу её жизнь! Выпью!»

Шадия зажмурилась и стиснула зубы, подавляя желание зарычать. Печать предупредительно мигнула, и Флёрри мигом отреагировала — подставила крыло и прижала к теплому боку.

— Всё хорошо? — обеспокоенно спросила она, пока Шадия прижимала копыто к раскалывающемуся лбу. — Тьма буянит?

— Ага, — выдавила Шадия, глубоко вдыхая и выдыхая, как учил отец. Стоило ей о нем подумать, и Сомбра мигом очутился рядом, соткавшись из эфемерного дыма.

— Шадия! — воскликнул он, бросаясь к ней, но единорожка только покачала головой. В груди жгло неимоверно, совсем так же, как после того удара у Кристального сердца, а значит, приступ пережит.

— Всё хорошо, — Шадия выдохнула сквозь зубы и выпрямилась. На лбу выступил пот, виски прострелило болью. — Я в порядке. Сейчас, немного приду в себя, и можем отправляться.

— Уверена? Если Тьма ведет себя так развязно, значит, тебе пока нельзя открывать двери. Это чревато.

— Я знаю, но чем быстрее мы расправимся с этим рассадником паразитов, тем скорее я смогу её приструнить, — Шадия излагала лишь факты, и голос её был тверд. — Я справлюсь.

Сомбра лишь осмотрел её с ног до головы и прикрыл глаза. Потом коротко кивнул.

— Хорошо. Тогда вперед.

Через некоторое время они собрались возле двери. Теперь она не казалась такой уж жуткой, хотя от неё всё ещё несло гнилью. Шадия глубоко вдохнула, прогоняя боль и усталость, и приступила к заклинанию. Дверь словно ожила — ровно по центру вспыхнула ослепительно белая трещина, и створки распахнулись. Комната наполнилась ветром, который трепал черные полы плащей. Бесконечный коридор вновь отправлял своих рабов в путь. Шадия оглянулась на отца и Флёрри: маски скрывали их лица, а значит, их миссия начата.

Они шагнули в портал все вместе. Три копыта погрузились в золото-зелёный вихрь, и легкие на несколько секунд слиплись. Так было всегда — их тела как будто сжимали и растягивали во все стороны, но боль была скоротечной, и быстро забывалась. Шадия жмурилась, чувствуя, что пережитый припадок теперь ощущается гораздо сильнее, и как только они упали на сочную зелёную траву, зашлась сильным кашлем и сжала голову копытами. Солнце слепило, стоял яркий погожий день. Они очутились в месте, похожем на сад — несколько красивых деревьев качали ветками, обрамленными густой листвой, а под ними росли кусты; недалеко были разбиты клумбы с декоративными цветами и грядками клубники. И воздух — что Шадия отметила почти сразу — воздух был очень чистым, свежим.

— И куда мы попали? — поинтересовалась Флёрри, прикрывая глаза крылом. — Повезло, что мы оказались в таком пустынном месте.

— Да не сказал бы, что в пустынном, — Сомбра уже стоял, отряхиваясь от прилипшей травы. — Видишь, клумбы ухоженные, да и кусты тут явно стригут. Просто попали в то время, когда здесь никого нет.

Шадия осторожно, стараясь не двигаться слишком резко, поднялась на ноги. Сад и вправду выглядел очень ухоженным, хоть здесь и не было вычурных пафосных статуй и дорожек из гравия. Казалось, можно почувствовать, с какой любовью сажались эти цветы, и с каким трепетом за ними ухаживают. От этого Шадии стало жутко. Коридор без всякого сомнения говорил, что этот мир прогнил, а они попали чуть ли не в райский сад. Как место, где в воздухе чувствуется любовь, может быть гнилым?

— Скорее всего, это лишь обложка, — прочитал её мысли Сомбра. — Красивая картинка, чтобы отвести подозрения. Что-то здесь не так. Я это чувствую.

Шадия кивнула. Если прислушаться к себе, можно услышать, как пульсирует земля. Сухая и безжизненная. Что-то тут не так. Этот сад — всего лишь иллюзия, потому что на такой земле нельзя ничего вырастить. Или можно?

Шорох. Уши встали торчком, уловив звук чужих шагов. Кто-то, сильно нагруженный чем-то, шел сюда.

— В укрытие, — прошептала Шадия, и Сомбра моментально растворился, скрывшись в подпространстве. Флёрри зажгла рог и накинула на себя невидимость. Плащи скрывают их от чужих глаз, но лишь в толпе. Шадия скрылась за раскидистым деревом, слившись с тенью листвы.

В сад вошла земная пони с густой копной золотистых волос, несущая на спине коромысло с ведрами. Судя по всему, это она ухаживала за садом. Пони была одета в какое-то серое платье, по максимуму скрывавшее её тело. Это было странно, потому что погода стояла теплая, и одеваться было очень неразумно. Кобылка осторожно поставила ведра на землю, отряхнула рукава, и приступила к поливу клумб. На лице её сияла улыбка, а глаза светились довольством. Весь её облик вызывал благоговение перед ней, хотя Шадия и не могла сказать, что в этой пони такого особенного. И только когда она повернулась, чтобы полить следующую клумбу, до неё дошло — эта та самая кобылка, которую они видели на двери.

Она что-то напевала себе под нос, бережно отодвигая листья, касавшиеся земли, и чуть-чуть взрыхляла почву, чтобы вода быстрее впиталась. Работа спорилась в её копытах, и вскоре с поливом было покончено. Кобылка утерла лоб копытом и удовлетворенно оглядела поле проделанной работы.

— Скоро здесь всё зацветет и сад станет просто чудесным, да благословит его Солнцеликая.

Её слова прошлись по коже током. Шадия оказалась права: в этом мире Селестия и Луна действительно были богинями. Иначе бы выражение было иным. Богами не становятся просто так. А ещё Шадия заметила кое-что важное.

На шее кобылки болтался желтый кулон с точной копией кьютимарки Селестии.

Пони ушла, забрав вёдра, и компания вышла из укрытий для переговоров.

— Нужно как минимум разведать территорию, — решил Сомбра. — Найдем где остановиться, а если нет, то встречаемся здесь. Не попадайтесь на глаза местным. На закате встречаемся здесь же, а дальше смотрим по обстоятельствам.

Флёрри кивнула и взмыла вверх. Стоило Шадии на минуту помедлить, чтобы затем поднять глаза наверх, как аликорночки уже и след простыл. Шадия одобрительно ухмыльнулась. Чары невидимости Флёрри усвоила хорошо.

Сомбра мотнул головой и тоже растворился, став едва заметным облачком дыма. Шадия последовала его примеру, растекаясь тенью по земле. В подпространство уйти не давала боль, всё ещё сверлившая её виски, поэтому приходилось передвигаться от одной тени к другой, благо что солнце покатилось к горизонту.

«Встретимся на закате» — прозвучал в сознании голос отца.

Шадия решила последовать прямо за кобылкой, поливавшей сад. Она юрко скользила от дерева к дереву, а затем от куста к кусту, стараясь не упустить её следов. Вскоре ей удалось её нагнать — у небольшого копытного колодца, где пони набирала воду. Шадия притаилась под обвитым вьюном забором, пристально наблюдая за её действиями. В них не было ничего зловещего или жуткого: пони занималась рутиной, которой мог заниматься любой фермер.

— Сестра Люктус! — послышалось вдалеке, и кобылка резко подняла голову и навострила уши. К ней, спотыкаясь о крылья, бежала салатовая пегаска с торчащей серой гривой. На ней была та же одежда, что и на Люктус, и на шее болтался такой же медальон.

— Что случилось, сестра Оливия? — мягко спросила Люктус, смотря на пегаску со спокоствием и умиротворением. — Что потревожило тебя?

— Сестра Люктус! — чуть ли не задыхаясь выплюнула пегаска. — Там беда! У сестры Лауриэль припадок! Помоги, заклинаю тебя!

Умиротворение слетело с Люктус моментально. Она подобралась, движения её стали быстрыми и отрывистыми, а во взгляде и голосе проступила тревога.

— Веди. Сей же час.

Пегаса смазано кивнула и махнула крылом в сторону, куда поспешила побежать вместе с земной пони. Шадия рванула за ними.

Они промчались по зеленым тропинкам сада, пронеслись через огород, где гнули спины другие земные пони, одетые в те же серые одежды, мимо горного ручья и кучки маленьких домиков, размерами неприятно напомнившими Шадии её детскую комнату. Наконец, они приблизились к кучке пони, которые столпились вокруг катавшейся по земле кобылке. Та вопила и держалась копытами за голову, проклиная всё вокруг и избивая себя всем, чем могла попасть.

— Грязная! — донесся до Шадии визг. — Грязная, грязная, грязная!

Единорожка рискнула скользнуть в тени собравшихся, чтобы внимательно всё рассмотреть. Припадок, судя по всему, был истерический: пони билась в конвульсиях и рыданиях. Голубая шерсть запачкалась землёй, а одежда стала совершенно невообразимого цвета. Подол задрался, и разметавшийся хвост стелился по траве.

Если бы Шадия пребывала в физическом облике, её лицо приобрело бы выражение крайнего недоумения, поскольку магия сокрытия, позволявшая пони ходить без одежды, у этой кобылки не действовала.

Люктус и Оливия быстро приблизились к несчастной. Оливия шикнула на собравшихся зевак и начала увещевать их в том, что они предаются праздности вместо того, чтобы помочь ближнему или хотя бы продолжать работать, если не в их силах облегчить страдания. Толпа потихоньку растворялась, но пони все равно держались неподалеку, как будто желая посмотреть на то, что будет дальше. Шадия мысленно цыкнула. Пони не меняются. Хлеба и зрелищ им всегда мало.

— Сестра Лауриэль, тише, — проворковала Люктус, взяв кобылку за копыта. — Отринь тревоги и горести, да благословит тебя Солнцеликая.

— Грязная! — завопила Лауриэль, меча полубезумный взгляд. — Я грязная! Грешна, грешна!

— Она так уже полчаса кричит, — сказала Оливия, присаживаясь рядом. — Мы её успокоить пытали, но тут без твоего Дара никак.

«Дара?» — подумала Шадия и рискнула подобраться ещё ближе, переметнувшись в тень пегаски. Люктус вздохнула и ласково погладила Лауриэль по щеке, успокаивая бедняжку. Та прильнула к светлому копыту, но продолжала плакать. Люктус осторожно поместила кончики копыт на её виски и сосредоточенно закрыла глаза. Медальон на её груди завибрировал, словно магический амулет, и Шадия почувствовала жжение. Оно было ужасно похоже на удар Кристального Сердца, словно её гнали прочь, вытесняли из собственного тела и разнимали на куски.

Мощь, которая была схожа с ним, находилась в этой кобылке.

— Пусть солнце хранит твой покой, пусть разум очистит от горя, — прошептала Люктус, и сквозь тонкие веки хлынул яркий свет, ставший почти ослепительным, когда кобылка открыла глаза. Шадии хотелось закрыться копытами и сигануть в самую глубокую тьму, чтобы избавиться от нестерпимого жжения, словно шерсть плавится вместе с кожей и стекает по обнажающимся мышцам. Она сдавленно зашипела, но сумела сдержаться и не ринуться в сторону, привлекая всеобщее внимание. «Мне только кажется, со мной всё хорошо», — убеждала она себя, обещая, что потом осмотрит своё тело от кончика рога до кончика хвоста. Тем временем свет из глаз кобылки стёк к её копытам и впитался в виски притихшей пони, которая тут же выдохнула и глубоко заснула. Сон этот показался Шадии здоровым — она больше не дёргалась, грудная клетка вздымалась равномерно, а на лице даже появилась слабая улыбка.

— Отнесите её в келью, — скомандовала Люктус, не раскрывая глаз. Затем кротко улыбнулась, словно извиняясь за тон, и добавила. — Пожалуйста.

Несколько пони подхватили спящую и оттащили к домишкам. Люктус некоторое время сидела зажмурившись, а Оливия сочувственно гладила её по плечу.

— Мне очень жаль, сестра, — проговорила она виновато. — Мы правда не знали, что делать, травы ей не помогли, а применять насилие не в наших правилах…

— Всё в порядке, Оливия, — отозвалась Люктус, и Шадии показалось, что она слышит затаенную боль в её голосе. — Это мой долг. Мы должны помогать ближним своим, даже если мы этим вредим себе.

— Тебя проводить до кельи? — сочувственно спросила Оливия, отстраняясь, но Люктус помотала головой.

— Я справлюсь. Скоро молитвенный час, так что мои глаза сумеют отдохнуть.

Оливия кивнула и неловко отошла в сторону, всё ещё косясь на земную пони. Она периодически глубоко вздыхала, будто пыталась успокоиться или войти в состоянии медитации. Оливия кивнула ей на прощание, затем хлопнула себя копытом по лбу и попрощалась словами, а затем убежала в глубины сада. Шадия огляделась — недавняя сцена опустела, и больше никого не было рядом. Она осторожно двинулась под копыта Люктус, и увидела, что едва приоткрыте глаза затянуты белой матовой плёнкой. Она ослепла.

— Благодарю тебя, Солнцеликая, за дар мой, и смиренно прошу о снисхождении к рабе твоей, — прошептала кобылка, складывая копыта у груди и медальона-солнца. — Ибо есмь доля моя исцелять хворых и больных, приносить им благо и спасение. Не введи во искушение, ибо и зрячей и незрячей я буду нести волю Твою.

Она замолчала. Шадия поколебалась. Отец говорил, что с местными контактировать нельзя ни в коем случае, но эта пони была на двери, а значит, она может знать, что здесь происходит. Узнавать информацию из надежных источников лучше, чем ходить вокруг да около.

Единорожка скользнула к древесной тени и материализовалась. Её фигуру скрывал чёрный плащ, а лицо было под маской, так что случайный прохожий не заметил бы её, или, по крайней мере, не придал значения её присутствию. Что касается Люктус — она её и вовсе не видит.

Земная пони предприняла попытку подняться на ноги. Ей это удалось, но выглядела она потерянно. Поводив головой туда сюда, она опустила лицо к земле и вздохнула.

Шадия осторожно подошла ближе, чутко следя за каждым движением кобылки. Остановившись на расстоянии вытянутого копыта, она решилась подать голос.

— Извини, тебе помочь?

Люктус вздрогнула и заорзиралась по сторонам, пытаясь найти источник звука. Её уши прижались к голове: хоть Шадия и не хотела, но она напугала кобылку.

— Кто ты? Я не слышала, как ты подошла.

— Я, э… — Шадия замялась лишь на секунду, — новенькая здесь. Хожу, осматриваюсь вот. Точно помощь не нужна?

— Не слышала, чтобы у нас была новая послушница, — недоверчиво отозвалась Люктус, повернувшись в сторону Шадии, словно бы её нащупав. — Но что ж, ты начинаешь свои дни в монастыре с благих дел. Я поддалась гордыне, не приняв помощь сестры Оливии, и плачусь за то своей долгой слепотой. Если тебе не трудно, смиренно прошу, отведи меня в мою келью. Я укажу тебе путь.

Люктус сделала шаг в сторону Шадии, и та с готовностью подставила плечо. Кобылка оперлась на него, и даже сквозь грубую ткань единорожка чувстовала тепло, которое идет от её тела. Люктус вздохнула и объяснила, куда идти, так что они осторожно тронулись. Шадия подстроилась под её шаг и внимательно смотрела по сторонам, чтобы не наткнуться на случайных прохожих.

— Пока идем, не расскажешь мне про это место? — попросила Шадия. — Меня сюда привезли, но я почти ничего не знаю, так что буду очень благодарна объяснению от того, кто здесь живет.

— Удивительно, — Люктус казалась пораженной, — о храмах Трех богинь знают все жители Эквестрии. Из какого же ты городка, что остался вдали от благословения богинь?

«Трех богинь? — скривилась Шадия. — Не нравится мне это, ой как не нравится».

— Из очень далекой северной деревушки, — ответила она практически не задумываясь. — Там живет всего пара семей, а вот меня приезжий пони посоветовал сюда отдать.

— Что ж, благословение богини дошло и до вашего поселка, — улыбнулась Люктус и засмеялась тихонько. — Прости мне мою снисходительность, просто говор у тебя мирской. Сразу видно, что ты здесь недавно.

— Ну, коли останусь тут, буду говорить как местная, — усмехнулась Шадия. Кобылка кивнула.

— И вправду. Что ж, раз тебя направили в храм Селестии, значит, ты близка к силам света. Послушницы богини Солнца исцеляют больных, помогают несчастным и борятся с теми, кто склонен к разврату и греху. Но существуют и другие храмы. Храм Луны, или же Луноликой, занимается врачеванием душ, так как богиня Луна может проникать в сознания своих подопечных, и этому же искусству обучены немногие из её послушниц и послушников. А третий храм — храм Знаний. Там великие умы ищут способы избежать конца нашего и восславить наших богинь во всех землях мира. Храмы Солнца и храмы Луны делятся по половому признаку — есть храм для жеребцов и храм для кобылок. Все послушники дают обеты, которые должны соблюдать, чтобы богиня не лишила нас Дара. И каждого он свой. Мой дар — исцелять страждущих.

— Ого, как интересно, — потрясенно протянула Шадия. По коже бежали мурашки. Храмы? Обеты? Молитвы и вознесение до божественного уровня? Нет, конечно, и в её мире некоторые фанатики почитали правительниц Эквестрии божествами, но рождение Флёрри Харт доказало, что ничего божественного в их обладании и рогом, и крыльями нет, а здесь…

— И Храмов только три? — поинтересовалась Шадия, свернув к одиночным кельям, залитым солнцем. День клонился к закату. Люктус грустно вздохнула.

— К сожалению, да. Принцесса Любви отказалась возноситься и уехала далеко на север. Может, даже близко к твоему поселению.

Больше вопросов Шадия задавать не стала. Выходит, Селестия, Луна и Твайлат Спаркл решили заделаться богинями и обзавестись последователями. Но зачем? Что ими двигало? Власти предостаточно, силы — они аликорны, о чем идет речь, а что ещё может понадобиться бессмертным кобылам?

— Извини за нескромный вопрос, — вдруг начала Люктус, и Шадия мигом подобралась. — У тебя всё хорошо?

— В каком смысле? — приподняла бровь единорожка. Земная пони тихонько хмыкнула.

— Как бы это сказать… Я чувствую, когда кому-то больно или плохо. От тебя веет очень сильной тоской и… горечью? Скучаешь по родителям?

— Вроде того, — тихо и грустно усмехнулась Шадия. Предположение Люктус, конечно, не было полностью верным, но то, что её беда связана с родителями было вполне похоже на истинное положение дел.

— Кто-то идет, — вдруг проговорила Люктус, и Шадия оглянулась. К ним и правда направлялся высокий жеребец с бирюзовой шерстью, окутанную в черные одежды. Надо было прятаться и срочно. Пока он не видел их, и просто шел, но риск раскрыться был велик.

— Мне пора, — быстро прошептала Шадия и отбежала от кобылки, на ходу сливаясь с тенями. Люктус помотала головой, пытаясь понять, в какую сторону ушла собеседница, но почти тут же опустила взгляд в землю. Маска стерла все детали об их разговоре, оставив смутное ощущение, не больше. Шадия из своего укрытия видела, как глаза кобылки начинают проясняться, словно пелена таяла, как сахарная вата в воде. Люктус проморгалась, и стало заметно, что её глаза выглядят очень необычно для пони — вокруг зрачка змеилась золотая полоска, которая казалось светится на фоне розовой радужки, словно единорожья магия.

— Сестра Люктус, вот ты где, — жеребец, которого Шадия увидела, приблизился к ней достаточно, чтобы заговорить. Это был единорог — единственный, которого она здесь увидела, без одного глаза и вместо золотого медальона на его синем воротничке был закреплен такой же красный. — Мне рассказали о происшествии с сестрой Лауриэль. Слава Солнцеликой, что ты была неподалеку. Я поспешил сюда узнать, всё ли с тобой в порядке.

— О, отец Огаст, — Люктус подняла голову и улыбнулась. — Всё хорошо, Солнцеликая вернула мне зрение как раз к моменту вашего прихода. Простите, что заставила волноваться. Мы… — она запнулась, словно что-то забыла в ту же секунду, что начала говорить, а потом замотала головой. — Кажется, я перестаралась в этот раз. Извините. Я почти дошла до кельи своим ходом… наверное.

Отец Огаст смотрел на неё со снисхождением, но Шадия почувствовала, как он весь подобрался. Этот пони что-то подозревал. И то, как он оглядывал Люктус, которая держалась копытом за голову, пытаясь вспомнить, как именно она пришла сюда, будучи слепой, очень ей не понравилось.

— Дочь моя, солнце уже стремится к закату. Спеши же, ежели не хочешь пропустить отход ко сну.

Люктус кивнула, поблагодарила отче и побежала в сторону своей кельи. Шадия наблюдала за Огастом. Он оглядел всё небольшое пространство — несколько деревьев и пару скамеек, заглянул за всё, где мог в теории прятаться кто-нибудь, пару раз прошелся туда и обратно и, видимо, заключив, что полянка пуста, ушел. Шадия прождала какое-то время для верности, и шмыгнула в сторону сада, где они с отцом и Флёрри договаривались встретиться.

Флёрри уже была там. Шадия заприметила едва заметный золотой занавес, видимый, пожалуй, только им с отцом, и с облегчением шагнула под него, приобретая физический облик. Флёрри, увлеченно крутившая в копытах какую-то магическую головоломку, радостно улыбнулась и отложила игрушку в сторону. Шадия кивнула ей и улеглась рядом в корнях деревьев. Голова всё ещё болела. Единорожка положила её на передние копыта и прикрыла глаза. Фантомное жжение, которое она испытывала рядом с магией Люктус, больше её не тревожило. Отец ещё не появился, и Шадия задремала. Флёрри прикрыла её крылом, заслоняя её лицо от солнца.

Сквозь сон она слышала шелест листвы и клёкот птиц. Подобные звуки должны внушать спокойствие и умиротворение, но дрёма была тревожной. Под землёй что-то ворочалось, пульсировало и билось, словно сердце. Что-то живое, что-то голодное. И злое.

«Прочь! Прочь отсюда!»

Это кричала Тьма, отгоняя от себя и от Шадии цепкие жадные щупальца. На несколько длинных мгновений показалось, что каждая травинка высасывает из неё магию, юность и саму жизнь. Тьма ощерилась и утробно зарычала. Алчные стебли отступили, преклоняясь перед сильнейшим, и Шадия проснулась, пытаясь унять разбушевавшееся сердце. Флёрри была рядом — трясла её изо всех сил, и отец тоже держал её за копыта и пытался разбудить.

— Кошмары? — участливо спросила Флёрри. Шадия покачала головой.

— Не знаю, — неопределенно отозвалась единорожка. — Кажется, что здесь что-то… не так?

Земля толкнулась вверх, и компания едва удержалась на ногах. Шадия сверлила её взглядом, пока толчки не прекратились. Монастырь Святой Селестии был ничем иным, кроме как фасадом. Пазл начал складываться. Если Бесконечный Коридор убеждал, что аликорны решили наложить копыто не только на магию, которой могут опрерировать через рог, но и на природные способности земных пони и пегасов, значит, им нужно убедить пони отдавать их силы добровольно, «во благо».

Но зачем?

Сердце бухало о ребра. Шадия не могла разогнать цветные пятна, мельтешащие перед глазами назойливыми мушками. Тьма внутри неё ворочалась и утробно рычала, выгнув спину и ощерив клыки. Нечто, пытавшееся высосать из неё силы, отступало, но в носу всё ещё стоял запах гнили и гари. Флёрри хотела было что-то сказать, но Шадия помотала головой. Нужно было уходить отсюда в более безопасное место. «Как послушницы этого не чувствуют? — промелькнула у единорожки мысль. — Или они настолько привыкли к тому, что отдают свои силы аликорнам, что уже не замечают, как их пытается истощить сама земля?»

— Уходим отсюда, — голос Сомбры приобрел обычную твердость. — Здесь опасно оставаться. Встать сможешь?

Вопрос был обращен к Шадии. Она стиснула зубы и кивнула, поднимаясь на негнущихся ногах. Больно было ужасно. За грудной клеткой ломило, будто ей хорошенько зарядили по спине, а копыта, стоило на них опереться, становились ватными. Но единорожка не подала виду и гордо выпрямилась. Флёрри обеспокоенно протянула крыло, но, заметив предостережительный взгляд Шадии, сложила его. Сомбра слегка нахмурился, как будто считал её упрямство неуместным.

— Нужно найти безопасное место для ночлега. Где-то рядом, но не на территории монастыря.

Тон у отца был безапелляционным, но как будто с ним кто-то собирался спорить. Флёрри лишь едва заметно кивнула и огляделась. Монастырь располагался на горном склоне, разровненном копытным трудом. Шадия почувствовала, как начинает кружиться и болеть голова — знания поступали в её разум из бездонного колодца Тьмы, и процесс этот был не из приятных. За время, что она провела в Бесконечном Коридоре, их миссии требовали специфических знаний, которыми обладали немногие ученые и академики Кантерлотской Школы для одаренных единорогов. И если Сомбра и Флёрри могли не сомневаться в своих познаниях о мире, разве что слегка обновлять их время от времени, то Шадии приходилось наскоком постигать всё, чему нормальных жеребят учат годами. Тьма язвительно хихикала, что ей и так всё известно. Получать от неё знания было больно до зубодробительного скрежета, и Шадия оставила попытки, предпочтя им медленное чтение книг. А сейчас Тьма сама дарила ей знания: мозг продолжал упрямо отвергать их, отчего Шадия даже оступилась.

— Здесь наверняка есть что-то вроде пещеры, — проговорила она, стараясь не подавать виду. — Отправимся туда, всё обсудим и решим, что делать.

Сомбра окинул её взглядом, но Шадия предпочла не заметить в нем ни озабоченности, ни подозрительности. Она как можно тише выдохнула и снова огляделась. В таком горном хребте точно должно быть что-то подходящее, и чем дальше оно расположено от этого монастыря, тем лучше. Впрочем, если они отравили землю здесь, может быть, и вся гора тоже подвержена скверне.

Скверна.

Сомбра повел носом, будто принюхивался к воздуху, и уверенно кивнул в сторону каменистой тропы за садом.

— Оттуда они носят воду. Туда и двинемся.

Флёрри ненароком подошла ближе, чтобы в случае чего подхватить единорожку. Шадия лишь едва заметно дернула бровью. Боль успокаивалась. Идти становилось легче. Казалось, они уходили с проклятого места, разочарованного ускользнувшей из ловушки добычей. Вместе с болью уходила и злость, плечи и спину укрывал морозный плащ равнодушия.

С каждым шагом по колкой горной тропинке дышать становилось тяжелее. А ещё холоднее — они прошли всего ничего, а уже виднелись снежные шапки, и воздух становился более разреженным. Шадия подумала, что они могут встретить здесь кого-нибудь из послушников, но затем вспомнила, что за водой обычно ходят рано утром. Также было и в замке: прачки ходили к водопаду каждое утро, набирая как можно больше воды, чтобы хватило на весь день непрерывной стирки.

— Замерзла? — Сомбра оглянулся на Флёрри. Она уже шмыгала носом и пушила перья и мех на груди, хоть и стойко молчала об этом. Шадия подошла к ней вплотную, но тропинка стала совсем узкой, и пришлось снова идти гуськом. Сомбра молча накинул на Флёрри свой плащ.

— Да вы что, господин Сомбра, не надо! — запротестовала аликорночка. — А вы?

— А я потерплю, — Сомбра быстро взошел ещё выше, не давая Флёрри ни единого шанса вернуть одежку. Шадия фыркнула. Она шла за отцом, Флёрри замыкала, и через плечо она прекрасно видела, как зарделись у подруги щеки. Гадай теперь, от холода или от смущения.

Вытоптанная копытами послушниц дорожка была далека от понятия «удобной». За то время, что Шадия росла во дворце, и за недолгое пребывание в Кристальной Империи она уже привыкла к ровной и гладкой плитке, едва ли имеющей какие-то подобия стыков. Здесь же под копытами была каменистая почва, утоптанная сотней копыт, утром и ночью проходивших здесь. Мелкие камешки попадались под копыта колкими иглами, кое-где росли пучки травы, покрытой инеем. Чем выше они шли, тем отчетливее Шадия слышала журчание воды. От этого звука засосало под ложечкой. Шадия удивилась, насколько же она, оказывается, была голодна.

Становилось всё холоднее и холоднее. Вокруг всё ещё росли деревья. Очень скоро они увидели как по склону горы текут тонкие струйки. Они образовывали красивый водопадик, похожий на нанизанные на одну леску серебряные цепочки. Вода утекала в земляные трещинки, сновала среди густой поросли мха и травы. Они были яркими и сочными. Мох, казалось, совсем как губка, впитывал каждую обренную в землю каплю.

От воды веяло холодком. Если обитатели монастыря и вмешивались в здешнюю природу, то лишь на его территории — Шадия не видела даже деревянного стока, который мог бы облегчить пони подачу воды. «Это они что же, подставляют ведро под струи и ждут, пока туда вода набежит? А потом ещё и мокрое ведро на коромысло вешают? Ну и бессмыслица. В Кантерлоте хотя бы журавль стоит… Хотя он берет воду из глубокой реки, а здесь…».

— А водичка-то студеная, — Сомбра подставил копыто, обтер морду и перевел дух. — Бодрит.

— Смотри не заболей, — предупредила Шадия, не стремясь повторять за отцом. Флёрри же, напротив, обрадовалась возможности умыться и напиться, и теперь её щеки краснели абсолютно точно от холода.

— Я хоть и не поклонник низких температур, но уж холодная вода меня не проймет, — хмыкнул Сомбра, деловито подставив под журчащие струйки изящную флягу, которую всегда таскал с собой. Шадия смутно предполагала, что раньше там хранилась совсем не вода. На три четверти фляга была прозрачной, её основание и дно украшал витиеватый узор из кристаллов, но стеклянные стенки как будто подернуло мутью. От алкоголя или чего-то другого — этого Шадия не могла сказать.

— Далеко нам ещё до укрытия? — Флёрри закончила приводить себя в порядок и подошла к Шадии, так и не притронувшейся к воде. — Солнце уже почти село.

Шадия на мгновение закрыла глаза, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Глубоко внутри неё что-то откликнулось, и мир на секунду обрел серость. Сейчас Шадия была подобна летучей мыши — слух обострился настолько, что она буквально слышала расстояние между слоями земли, ощущала все выбоины в почве и щели в камнях. Одна из них была достаточно широкой, чтобы туда мог, склонившись, пройти взрослый жеребец. А следом за ней не такая уж и просторная, но пещера.

— Там, — Шадия мотнула головой и наваждение исчезло. — В тесноте да не в обиде.

— Да уж, — в голосе отца послышалась нотка раздражения. — Ну, с другой стороны нам не привыкать.

— Было бы славно развести костер, — Флёрри покосилась на единорога. — Но, боюсь, нас заметят.

— Тогда используем заклинание теплового барьера, — пожала плечами Шадия. — Да и не так уж холодно здесь, не преувеличивай.

Она и правда не чувствовала холода. Как будто он настолько укоренился в ней, что перестал ей мешать.

Пещера действительно была очень маленькой и узкой. Неудивительно, что её никто до сих пор не нашел. Им хватило ровно на то, чтобы обустроить одно большое спальное место. Сомбра проворчал что-то про отсутствие личного пространства, но больше ничего не сказал. Он устроился у стены, Флёрри примостилась рядом, а Шадия легла к другой стене. Так аликорночка смогла укрыть их крыльями, и под их покровом холод был не так страшен. Пока перья не отсыреют, конечно же.

— Итак, теперь, когда наш ночлег худо-бедно обустроен, пришло время крепко подумать над происходящим, и поделиться информацией, — Сомбра вздохнул, неловко поворачивая голову к кобылкам. — Я начну. Мне удалось разузнать о том, что монастыри появились относительно недавно. Они быстро заполнили территорию местной Эквестрии. Этот — один из многих, посвященных Селестии. Причем монастырь кобылий. Это значит, что мне или придется болтаться в виде тени, или прикидываться кобылой…

Флёрри прыснула. Шадия закатила глаза.

— Если так подумать, то и Флёрри придется прятать крылья. Сомневаюсь, что аликорн не привлечет внимания. Мы здесь практически бесполезны, печать не позволит долго поддерживать заклинание иллюзии или пребывать в тенях, а внезапное появление жеребца в кобыльем монастыре вызовет большой переполох… Если они не знают, кто я.

Веселье тут же сошло на нет. Шадия вздохнула. Печать не только блокировала почти весь арсенал темной магии, но и увеличивала затраты энергии на обычные заклинания. Колдовать в бою было значительно легче, чем скрываться в тенях. Шадия могла оставаться в них короткое время, в отличие от отца. Осторожность им не помешает.

— Не факт, что в этом мире я уже успела родиться, — Флёрри задумчиво потерла подбородок копытом и тут же накрутила на него кудрявую прядку. — Замаскировать крылья не столько проблематично, сколько неудобно, но под здешнюю рясу их точно не упрятать, слишком большие.

Она расстроено опустила голову, словно сожалела, что природа наградила её столь огромными крыльями. Магический потенциал Флёрри значительно увеличился с начала их путешествия, но заклинания скрытности всё ещё давались ей с трудом. Шадия слегка ткнулась щекой ей в шею.

— С этим потом. Лучше расскажи, что ты узнала.

— Ах, да, — Флёрри приободрилась и продолжила. — Я осмотрела окрестности с воздуха. Монастырь расположен на склоне горы, и до ближайшего населенного пункта идти довольно долго. Я увидела лишь едва заметный дым на горизонте и бескрайние лесные просторы. Ближе к горам — высокий частокол. Место они выбрали очень уединенное. Не думаю, что в случае опасности сюда быстро придет подмога. Разве что с воздуха, но у горного склона ветра очень сильные. Даже я не рискнула слетать ниже, а обычные пегасы вряд ли смогут даже подступиться.

— Что уж говорить о монахинях, — Шадия нахмурилась. — Пегаскам стригут перья. Больше похоже на тюрьму.

— С учетом того, что здесь какая-то жуткая штука высасывает силы — пожалуй, — согласно кивнула Флёрри. — Как будто специально выращивают для чего-то.

— Пони в этом мире обладают особыми способностями. Если я правильно понял, пегасы и земные пони обладают своего рода магией, и я сейчас не о Полете и прочем, — в глазах Сомбры горел интерес. — Они могут колдовать, как единороги, и силу им дает вера в трех принцесс. Возможно ли, что аликорны приблизились к божественности и утратили остатки личности? Отрешившись от мирской стороны жизни ради силы…

— А почему ма… принцесса Кейденс, — голос Флёрри дрогнул, — не присоединилась к ним?

— Любовь божественному противоестественна, — твердо ответил Сомбра. — Если бы она вознеслась вместе с ними, то не смогла бы быть с Шайнинг Армором. Я плохо знаком с Кейденс, но, полагаю, она бы ни за что не отказалась от своего супруга, какую бы силу ей ни предлагали.

Флёрри кротко улыбнулась, опустив глаза. Шадия почувствовала едва ощутимое колыхание в груди. Кейденс… В последний раз, когда она видела её живой, Шадия была с ней неоправданно жестока. Или это была не Шадия? Сочувственно засвербело в носу, а Тьма тихонько заскулила: Кейденс была добра к ней, и воспоминание болезненно царапнуло душу, проведя тонким коготком в ямочке между ключиц.

— Что ж, полагаю, моя очередь, — Шадия отбросила недобрые мысли, и голос её был тверд и сдержан. — Я… я ослушалась тебя, отец, и вступила в контакт с местными.

Сомбра ничего не сказал, лишь наградил промораживающим до костей взглядом. Славно, что в ней и так всё насквозь промерзло.

— Я сделала это не из вредности или неуважения к тебе, отец. Меня никто не запомнил, а я получила информацию, которая может оказаться нам полезной. В данном случае игра стоила свеч.

— Выкладывай, — единорог был, мягко говоря, не в восторге. Шадия знала, что ей стоит лишь сказать «так было нужно», и его молчаливый гнев тут же стихнет, но она не хотела. В конце концов, она имеет право принимать решения.

— Я нашла пони, которую Коридор показал на двери.

Только лишь это окупало все риски. Выражение Сомбры едва заметно смягчилось.

— Её зовут Люктус, она послушница в храме, как я поняла, всеми любимая и уважаемая, — Шадия поправила выбившуюся прядь челки. — Обладает даром исцеления, но… Как бы это объяснить… Он не проходит даром, уж простите за каламбур. После каждого сеанса она теряет зрение на какое-то время, говорит, так Селестия наказывает её за гордыню, хотя я ощутила сильный отток энергии. Как будто она тратит внутренние запасы и не восстанавливает их.

— Сильная форма магического переутомления? — предположила Флёрри. Сомбра задумчиво смотрел перед собой.

— Оно выглядит несколько иначе, по крайней мере, у единорогов. Если мы будем много и долго колдовать, в конце концов, мы не сможем больше даже пошевелиться, потому что магия начнет черпать силу из физических аспектов тела. При использовании высокоуровневых заклинаний есть вероятность потерять рассудок, сгореть, потеряв способности к колдовству в принципе, или даже умереть. Аликорны в этом плане куда выносливее, им не страшна смерть, но теоретически сгореть они могут. Правда, я ни разу такого не видел, но и аликорнов у нас по всем мирам не то, чтобы очень много.

— Это скорее что-то вроде платы за сотворенное чудо, — Шадия покачала головой. — Хотя по описанию очень похоже на сгорание, правда, тогда она восстанавливается довольно быстро. Что немаловажно, у послушниц не работает магия сокрытия. Поэтому они и ходят в одежде.

Лицо Флёрри залила краска. Сомбра повел бровью, пытаясь осознать услышанное.

— Боюсь спросить, как ты это узнала.

— У одной из кобыл случился припадок, видимо, истерический. Она каталась по земле и вопила не своим голосом, вот у неё ряса и задралась.

По выражению Сомбры можно было понять, что Шадии вовсе не обязательно было рассказывать об этом.

— Мне показалось это важным, — пожала плечами единорожка. — Но это ещё не всё. Люктус успокоила эту кобылку при помощи своего Дара. И… отец, он мне не нравится. Я затаилась в тенях рядом, но меня обожгло, как будто…

Она покосилась на Флёрри, прежде чем договорить.

— Как будто меня снова ударило Кристальное Сердце.

Флёрри виновато прижала уши и вжала голову в плечи. После изгнания они об этом не говорили. И пускай Флёрри поклялась ещё в Империи, что не желала ей зла, Шадия не могла забыть эту боль.

Боль от удара в грудь и предательства.

— Почему ты сразу не сказала? — Сомбра смотрел на дочь требовательно и обеспокоенно. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, не о чем волноваться, — Шадия закатила глаза. — Это не так важно. Люктус рассказала мне о храмах Трех Богинь, а также об обетах, которые они приносят, чтобы использовать свои Дары. Если я правильно поняла, то нарушив обет, пони лишается сил.

Сомбра какое-то время сверлил её взглядом, но всё же вздохнул, смирившись с упрямством дочери, хотя и не признав поражения.

— Что ж, есть над чем подумать. Значит, если у тебя получилось войти в контакт с местными, то ты и будешь распутывать это дело, — его голос не скрывал раздражительности и неодобрения. — А мы с Флёрри останемся здесь и будем прикрывать тебя.

Флёрри возмущенно пискнула. Они всё расследовали вместе, и перспектива прохлаждаться, пока Шадия всё узнает в одиночку, ей не нравилась. Но единорог, похоже, хотел проучить дочь за неповиновение и бессмысленный, на его взгляд, риск.

— Хорошо, — Шадия сдержанно улыбнулась, слегка обнажив клыки. — Я как раз хотела предложить то же самое.

Отец недовольно фыркнул и отвернулся, видимо, окончательно. Флёрри потерянно оглядывалась то на Шадию, то на него, пока единорожка не отвернулась к стене. «Пусть злится сколько хочет, — подумала она про себя. — Я могу справиться со всем и в одиночку. И я это докажу.

Никому, даже отцу, не стоит недооценивать меня».

Лишь окончательно устроившись на лежанке из листвы, уже подернутой пленкой гнили, Шадия поняла, что вымоталась. Выход из Бесконечного Коридора и так был процессом не из легких, а за день пришлось ещё и пережить неприятностей. Копыта и веки наливались свинцовой тяжестью, усталость брала свое, стягивая всё её существо в единую ниточку, вплетавшуюся в тонкую дымчатую грань между сном и явью.

Шадия снова стояла у огромной винтовой лестницы, спускающейся в темноту без дна.

Копыта легким холодком опутывал негустой туман, в котором то и дело вспыхивали горсти синих и лиловых искр. Пространство вокруг как будто заполнил вечный сумрак — не было ни темно, ни светло, словно время остановилось и не собиралось двигаться дальше. Не было ни горизонта, ни неба над головой. Сумрачная пустота, напоминающая бесконечно раскинувшиеся коридоры пещеры, но ни камня, ни потолка над головой. Лишь скопом вспыхивали искры, погасая и зажигаясь в другом месте. Как будто звали, манили куда-то. Безликое, пустое пространство, лишенное запаха и вкуса.

Липкий туман окутывал всё, кроме черной винтовой лестницы, концом которой была бездна. Резные ступени без перил издавали мерное гудение, будто были не кристаллом, а натянутой струной, ждущей, пока умелый музыкант сыграет мелодию. Из глубины доносился едва различимый звук, показавшийся Шадии отдаленно знакомым. Словно это был голос, пение без слов, три ноты, повторяющиеся в разной тональности.

Лестница призывала её. Жаждала, чтобы единорожка спустилась к самой последней ступени.

— Я бы не рисковала туда идти.

Шадия обернулась. Тьма стояла за её спиной, обеспокоенная и встревоженная.

— Я и не собиралась, — равнодушно отозвалась единорожка.

— Но ты об этом подумала! — парировала Тьма, раскрывая зловонные крылья. Запаха, правда, Шадия не чувствовала, словно в этой прослойке реальности его не было. — Не спускайся! Пожалуйста!

— С каких это пор ты стала так вежливо просить? — наигранно удивилась Шадия, но Тьма замотала головой, словно отмахнулась от будничных колкостей.

— Не спускайся, — уже спокойнее сказала она, убедившись, что единорожка ни на шаг не приблизилась к лестнице. — Там ничего для нас нет. Только боль и страдание.

— Если уж ты так говоришь, то нужно сделать ровно наоборот, — Шадия фыркнула, отвернувшись от аликорницы. Та ринулась вперед, выпростав крылья и оплетя гибкими суставами её грудь. Единорожка вздрогнула, почувствовав, как реально было это прикосновение. И дыхание — поверхностное, сбитое — над её ухом тоже было ощутимым.

— Я и так чуть не потеряла тебя сегодня! — заплакала Тьма, прижимая её крепче. — Послушай меня, не ходи, не надо!

Она рыдала, как маленький ребенок. Шадия недоуменно заморгала, пытаясь понять, что происходит. Аликорница опустилась на колени, становясь примерно одного с ней роста, но не спешила отпускать. Стоило лишь Шадии двинуться в сторону лестницы, она вцеплялась в неё сильнее.

— Не бросай меня! — закричала кобыла, расплескивая слезы и комки черной слизи. — Не оставляй меня!

— Перестань! — Шадия дернулась, но тщетно. Тьма лишь сильнее опутала её тело. — Не пойду я по ней, пусти только.

— Честно-честно не пойдешь? — голос Тьмы имел детские интонации, и от этого становился ещё более жутким. Но Шадия не смутилась. Она привыкла к тому, что сила внутри неё была порой сущим ребенком, маленьким, беззащитным и ранимым.

Как и она сама когда-то.

— Честно-честно, — вздохнула Шадия, и ощущение чужих копыт и крыльев исчезло, словно их и не было никогда. Она огляделась, но Тьмы больше не было рядом. Лестница всё также гудела, но вся притягательная сила, которая и привлекла внимание единорожки, пропала. Шадия огляделась. Пространство вокруг потускнело. Похоже, так для неё теперь выглядела Паутина Снов.

Каким же тоскливым местом она стала. Шадия невольно вспомнила, как мать учила её входить в состояние осознанного сна, позволяющего путешествовать по снам других пони и менять их, и как красочно выглядела Паутина Снов, когда ткань её пространства была подвластна копытам матери. Тогда здесь всегда горели звезды, а под копытами простирались нити сновидений, мягко светящиеся белым. Были и черные нити — кошмары, с которыми им предстояло бороться, но Луна всегда защищала своих подданных, честно и верно исполняя свои обязанности.

Шадия порочила элементы, вверенные матери древом Гармонии.

Мысли о матери неизменно портили настроение. Шадия решила пройти чуть дальше от лестницы в надежде найти уголок, в котором сможет отдохнуть, но, сколько бы она ни шла, лестница всегда оставалась на том же расстоянии. Оно менялось лишь тогда, когда единорожка делала шаг к ней.

— Я скучаю.

Тьма заструилась под ногами, словно ядовитый ручей. Шадия вздохнула и села, ожидая очередное откровение.

— Здесь было красиво, как ты помнишь. Я скучаю по тому времени.

— Тебя тогда даже не было.

— Неправда, я была. Я была даже раньше, чем Создатель слил нас с тобой.

Шадия приподняла бровь.

— О чем ты?

— А ты не знаешь? — удивилась Тьма, складывая копыта под подбородком и внимательным прищуром наблюдая за единорожкой. — Мы с тобой должны были быть одного возраста, но всё пошло не так, а мне из-за этого пришлось срочно расти.

— Это поэтому ты выглядишь, как взрослая, а глупости детские ляпаешь?

— Хи-хи, верно, — Тьма улыбнулась, казалось бы, по-детски, но её оскал сложно было назвать «милым». — Но я — лишь часть целого, которое ты должна собрать. И другая часть уже была в тебе до меня.

— А порой ты изъясняешься такими загадками, какими даже мудрецы не говорят… — устало вздохнула Шадия. Тьма переплыла к ней за спину, снова обняла и прижала к растерзанной груди.

— Мы нужны друг другу, — ласково проговорила она, копытом проводя по краю печати. — Я спасла тебя, помнишь? А ты стала для меня телом и духом. Друг без друга мы не можем существовать.

— Что значит спасла?

— После удара Кристального Сердца ты не погибла только благодаря мне. Этот артефакт разорвал твоё собственное сердце на куски! А я не дала тебе умереть. Так что я тебя спасла и вылечила. Забыла разве, как твои раны на груди затянулись? А теперь посмотри на мою — вот они, твои раны, все у меня! Я всю-всю твою боль забрала, ни капли тебе не оставила!

Шадия послушно посмотрела на грудь аликорницы. И правда — она была растерзана в клочья, мышцы свисали с костей лохмотьями, а из ран сочился черный гной, не позволяющий Тьме окончательно развалиться на части.

— А может, и не стоило тебе этого делать, — тихо произнесла Шадия без какого-либо выражения. — Если бы я умерла, всё осталось бы как прежде.

— Дура, ты не хотела умирать! — завизжала Тьма и оставила её, теперь уже насовсем. Шадия подернула плечами. Не хотела умирать. Это ведь ещё не значит, что она хотела жить.

Мысль о том, что её смерть была бы лучшим исходом, Шадию не волновала. Жить или умереть — какая разница? Разве ей есть за что бороться? Её удел — путь Скитальца, странствия по Бесконечному Коридору и проклятие, фиолетовым отсветом горевшее на груди. После слов Тьмы Шадия почувствовала дурноту, словно старая рана, скрывшаяся под руной чудовища, вновь открылась и стала кровоточить.

В конце концов, Шадия опустилась в туман и попыталась уснуть. Её физическое тело восстановит силы, в этом она не сомневалась, но от каждого такого сновидения её разум истощался, и контролировать Тьму, любившую в такие моменты буйствовать, становилось очень сложно.

И невыносимо терпеть оценивающе-сочувственный взгляд отца, который Шадия чувствовала спиной каждый раз, когда делала судорожный вдох.

Она не понимала, почему её это злило, но знала, что Тьму она никому не отдаст. Она принадлежит ей и только. И, как сама Тьма сказала, они не смогут друг без друга.

Раз уж всучил такую ответственность, то не смей отбирать.

Шадия сжала челюсть. С момента, как мать умерла, отец изменился. Он не был с ней жесток, вовсе нет, но он отдалился. И часто думал о том, как лишить её силы. Это Шадия слышала в отголосках его мыслей, в мимолетных взглядах и жестах.

Они доводили её до отчаяния и ужаса, запертого где-то в глубине души. Шадия чувствовала, как давят на неё стены чулана, в котором она выросла, как она бьется изо всех сил, чтобы вырваться из них. Разочарование в глазах отца снилось ей каждый раз, как она шла против его воли.

Но как иначе доказать, что она справится с той ношей, что он на неё возложил?

Шадия опускалась всё ниже и ниже в пучину сновидения, медленно утопая в тягучей пустоте и темноте. Она качалась на волнах зыбкой реальности, туман и лестница остались где-то далеко наверху, и пустота плотно прижала её шерсть к коже.

Далёкий голос звал её по имени, но его заглушали плотные слои реальностей, которые она уже преодолела. Набор звуков, который она слышала, уходя всё глубже и глубже, перестал казаться знакомым. Он утратил для неё значение, перестал принадлежать ей.

— Проснись, — влился в уши найсточивый незнакомый шепот, и она открыла глаза.

В них непривычно больно врезался свет. Единорожка зажмурилась и закрыла мордочку копытом, пытаясь прийти в себя и понять, что происходит.

Она была на улице. Каким-то образом выпутавшись из отсыревших объятий, Шадия умудрилась выйти из укрытия и теперь сидела на у водопада, где они вчера были. Солнце светило, нещадно слепя привыкшие к мраку глаза, а Шадия поняла, что она, похоже, умывалась. Щеки горели от ледяной воды, по подбородку текла студеная струйка. Она лунатила? Или это Тьма управляла её телом, пока единорожка пыталась дать своему разуму отдохнуть в глубинах Паутины Снов?

— Утречка, — донесся из-за спины сонный голос. Шадия оглянулась — Флёрри выползла из пещеры и теперь терла заспанные глаза крылом. — Ты чего в такую рань вскочила?

— Придумываю план по внедрению в монастырь, — сорвалась с губ очевидная ложь. Шадия немного помолчала, но не стала ничего добавлять. Своими предположениями она только напугает Флёрри, и отец снова будет смотреть с недоверием.

— Будь осторожнее, — Флёрри подошла и села рядом, следуя примеру Шадии. — Если что-то вдруг случится, я прилечу в любое время и вытащу тебя.

— Я в состоянии себя защитить, — фыркнула Шадия, отряхивая копыта от воды.

— Я просто беспокоюсь за тебя.

Единорожка не ответила. Флёрри тоже замолчала, как будто сосредоточившись на умывании. Недосказанность между ними висела звенящей тишиной, и даже пение птиц не могло её разрушить.

— Что ты придумала? — пытаясь возобновить разговор, спросила Флёрри. Шадия покачала головой.

— Пока ничего. Когда я разговаривала с Люктус, то представилась только прибывшей послушницей из северной деревушки. Но она забыла обо мне, стоило мне отойти. Если брать эту легенду, то нужно как минимум войти со стороны ворот. Да и какое-то рекомендательное письмо состряпать что ли. Можно, конечно, прикинуться сиротой, но при живом отце мне не хочется что-то изображать.

— Хорошая идея, — приободрилась Флёрри. — Бумага и перо у меня найдутся, а письмо с подписью господин Сомбра составит!

— И откуда у тебя бумага? — совершенно без удивления поинтересовалась Шадия. Флёрри всегда каким-то образом умудрялась брать с собой вещи, которые могли им понадобиться: то ли Бесконечный Коридор ей подсказки в уши нашептывал, то ли интуиция у аликорночки работала безотказно. Ну, или она слишком много общалась с тетушкой, привыкшей всегда и везде таскать с собой перо и бумагу, по крайней мере вместе с копытным дракончиком.

— Страшный девичий секрет, — загадочно хихикнула Флёрри и подмигнула ей, прижав копытце ко рту. — Главное, что она у меня есть!

Они какое-то время соображали, где и как раздобыть завтрак. Флёрри предложила пройтись по лесным зарослям, надеясь отыскать под припорошенными снегом травами какие-нибудь съедобные коренья или ягоды, и Шадия согласно кивнула. Отец ещё спал, но единорожка знала, что он накажет им быть осторожными и не отходить далеко. Флёрри оставила ему записку, и они вышли в пролесок.

Морозное утро вскоре дало о себе знать. Флёрри то и дело ежилась, пушила шерсть на груди и под крыльями, прядала ушами. У аликорночки даже нос и кончики ушей покраснели от холода. А Шадии хоть бы хны. Копыта встряхивали снежный покров, открывая глазам прибитую к земле зелень, жухлую, сухую и мертвую.

— Удивительно, — не попадая зубом на зуб, проговорила Флёрри, — как это так: внизу лето, и тепло, и зеленое всё, а тут словно уже поздняя осень.

— С монастырем что-то не так, — покачала головой Шадия, отрывая чудом уцелевший гриб. — А здесь всё как надо. Может, в монастыре специально поддерживается такая погода при помощи пегасов? А земля там хищная и голодная, словно зверь в клетке, странно, что там всё цветет.

— Может быть, — покивала Флёрри. — Мы столько путешествовали, что я и забыла, что погода меняется вкопытную. Ах, — она восторженно вздохнула, указывая копытом на землю, — смотри, костяника!

Обрадованные кобылки принялись собирать мелкие красные ягоды. На завтрак для трех пони этого было, конечно, мало, но хотя бы заморить червячка поможет. Там уже отец разберется, чем их с Флёрри кормить, может, опять через пространственный поиск удастся вытащить тарелку супа.

Они нашли ещё ягод, парочку грибов, спрятавшихся под снежком, один, правда, червивый, и на этом их поиски закончились. Отец послал зов, прося их вернуться. Он набрал воды и, как Шадия и думала, раздобыл им несколько бутербродов с ромашкой. Шадия оглядела защитный полог, и не без удовольствия отметила, что она стала лучше замечать подобные заклинания. Раньше полог скрыл бы отца от её взора, но теперь она ощущала и родную магию, и присутствие единорога. И, судя по растерянному виду Флёрри, эти ощущения были доступны только ей.

— С возвращением, — приветствовал их Сомбра, кивая на бутерброды. Флёрри помотала головой, когда он впустил их под заклинание. — Я достал нам завтрак.

— А ещё? — улыбаясь краешком губ подтрунила Шадия. Сомбра закатил глаза.

— А ещё несколько кобыльих зонтов и барсетку.

— И куда вы их дели? — удивленно заломила брови Флёрри.

— Бросил обратно в пространство, — пожал плечами единорог, иронично приподняв бровь. — Мне чужого не надо, хотя, полагаю, несколько аристократок этого мира будут потрясены отсутствием зонтиков в своих будуарах.

Флёрри захихикала, Шадия едва заметно фыркнула. Они принялись завтракать. Настроение у всех трех было на удивление безмятежное, и даже Шадия сумела скинуть с себя оковы утреннего беспокойства. Сомбра же как будто не помнил, что вчера у них возник конфликт, и смотрел на неё с той же сдержанной теплотой, что и всегда. Шадия вздохнула, понимая, что как только она заговорит о плане, всё пойдет прахом.

— Отец, мне нужно, чтобы ты написал сопроводительное письмо, — решилась единорожка.

Сомбра приподнял бровь, дожевал бутерброд и вопросительно кивнул.

— Что за письмо?

— Я представилась Люктус новенькой послушницей из северной деревушки. Она, конечно, этого не помнит, но легенда хорошая. Если её придерживаться, то мне нужно, чтобы ты написал письмо, в котором просишь взять меня под крыло, мол, проезжий знакомый заметил во мне какой-то особый дар. Или написать слезливую историю о том, что тебе нечем меня кормить, и поэтому ты умоляешь взять меня сюда. А про знакомого мне рассказал, чтобы я не думала, что ты от меня отказался.

Голос Шадии стал резче, чем ей хотелось бы. Сомбра нахмурился и недовольно вздохнул.

— Вот бумага! — услужливо протянула ему листок Флёрри, чернильницу и перо. Шадия даже не заметила, откуда она их вытащила.

— А если они спросят, почему твои слова и письмо разнятся?

Шадия пожала плечами.

— Я читать не умею.

Сомбра не удержался от улыбки, но глаза все-таки закатил.

Когда письмо было готово, Шадия пробежалась по нему глазами. Отец не стал давить на жалость и выбрал первый вариант, заявив, что особый дар дочери — большая честь, но ей нужно научиться контролировать его, чтобы не навредить себе и окружающим. Шадия наградила его тяжелым взглядом, который Сомбра демонстративно проигнорировал, делая вид, что ужасно занят.

До подножия горы они спускались вместе. Понадобилось время, чтобы обойти монастырь и пройти к воротам. Его границы были очерчены плотным частоколом, сквозь который даже мышь не проскочит. Шадия мимолетом ощупала его магией, проверяя, есть ли защитные конструкции, но ничего не обнаружила. Видимо, пони искренне считали, что забор спасет их от вторжения возможных врагов. Но, если учитывать миролюбивый нрав Эквестрии, вряд ли кто-то собирался нападать на монастырь Святой Селестии, особенно если аликорны действительно стали божествами.

Может, частокол защищал внешний мир от послушников Селестии?

За пределами монастыря была поздняя осень. Снег потихоньку укрывал засыпающие растения, жухлую траву и осиротевшие ветки. Настроения разговаривать или шутить не было. Шадия чувствовала, что отец всё ещё не согласен с её решением, хоть и признает его логичность и обоснованность. Даже Флёрри молчала, не рискуя встревать в конфликт между отцом и дочерью.

Когда они вышли к дороге, ведущей в монастырь, Сомбра остановился, оглядывая окрестности.

— Тракт не выглядит слишком уж оживленным, — заключил он после недолгого молчания. — Выходит, монастырь полностью автономен и не зависит от внешнего мира. Если тебе скажут, что тебя не видели на дороге, что ты ответишь?

— Что я двигалась ночью во избежание грабителей, — отчеканила Шадия. Одобрительный блеск в глазах Сомбры дал ей понять, что выбранная ею причина вполне годится.

— Пойдет, — а вот голос его одобрения не выражал. — Если тебе будет угрожать опасность, мы найдем способ вытащить тебя.

— Будь осторожна, — попросила Флёрри, осторожно протягивая копыто, словно боясь спугнуть единорожку просьбой о ласке. Шадия едва заметно кивнула и коснулась его плечом. Флёрри, ободренная, поспешила обнять её, пока можно.

— Всё будет хорошо, — проговорила Шадия, мягко высвобождаясь из объятий. — Не стоит беспокоиться.

Флёрри накинула на неё плащ и седельную сумку, в которую Шадия положила письмо. Сомбра вытащил из пространства несколько консервных банок и пузатую бутыль воды.

Шадия ступила на тракт, не оглядываясь. Она знала, что отец не смотрит ей вслед, а уже разворачивается и идет искать их новую базу, а Флёрри какое-то время топчется на месте в нерешительности, а затем бросается за ним следом.

Признаться честно, в этот раз Шадии было странно не слышать стука копыт Флёрри следом.

Они отошли достаточно далеко от монастыря, и Шадия быстро поняла, почему. Дорога размокла, превратившись в сплошное месиво. Видимо, совсем недавно тут шли дожди. Шадия подумала о том, что ей было бы славно полностью войти в образ. Путник, прошедший по такой дороге, не может выглядеть чистым и опрятным.

Шадия вздохнула, завязала волосы в хвост, и поскакала в сторону леса.

Через некоторое время её шерсть взмокла от пота, и только тогда единорожка остановилась. Теперь она выглядела как уставшая путешественница, прошедшая много миль. Волосы потяжелели и перестали шевелиться. В последнее время Шадия всё чаще замечала, что концы её гривы и хвоста как будто едва заметно шевелятся, как у матери. Даже то, как ей было удобно укладывать гриву, оказалось стилем Луны, но Шадия не испытывала по этому поводу ни зла, ни отвращения. Это казалось естественным. Было бы глупо отрицать, что они похожи внешне. Чем старше становилась Шадия, тем явственнее видела их сходство. В конце-концов, у них одна кровь.

Тьма только загадочно хмыкала в ответ на эти мысли.

Вернувшись на тракт, Шадия медленно пошла вперед, обдумывая в голове причины, по которым её могли отправить именно в храм Селестии. Если уж так посудить, ей было бы правильнее отправиться в храм Луны и заниматься тем, чему научила её мать, но Люктус здесь, а значит, нужно искать в себе способности к целительству.

«Я могу дать тебе то, что тебя интересует, — промурлыкала Тьма. — Только попроси».

Шадия мотнула головой, пытаясь отвязаться от сладкого голоса, подернутого гнилью. За такую услугу она потом будет головной болью весь день мучиться, а ещё как-то в монастырь надо будет внедряться!

А с другой стороны…

По расчету Шадии до монастыря оставалось совсем немного, и если она попросит помощи, а потом картинно потеряет сознание, её шансы попасть внутрь и остаться возрастут. Не выбросят же они бедную кобылку за ворота?

«Пожалуйста, даруй мне знания об исцелении».

Боль появилась не сразу, хотя скорее Шадия просто не смогла осознать момент, когда она появилась. Виски наливались тяжестью, словно ей на голову нацепили свинцовый обруч, впивавшийся в кожу глубже и глубже с каждым полученным знанием. Шадия понимала, как работает кровеносная система, в чем заключается лечение при помощи магических заклинаний и снадобий, как накладывать жгуты и повязки, но её неподготовленный мозг отрицал всю полученную информацию, отчего у неё перед глазами плясали цветные пятна.

В какой-то момент ей показалось, что она переоценила свои возможности не дойдет до ворот монастыря, а упадет прямо здесь, в грязь.

«Ну тише, тише, — Тьма расправила крылья, стараясь удержать равновесие. — Уже всё. Поднимайся».

«Ни за что, — Шадия ещё держалась на ногах, но силы оставляли её. — Больно».

И всё же единорожка поплелась вперед, шатаясь на каждом шагу. Её мутило, боль в голове перестала быть такой яркой, но теперь превратилась в назойливое жужжание где-то на фоне, от которого Шадия старалась отмахнуться, но никак не могла.

У ворот монастыря она смогла взять себя в копыта так, чтобы её не приняли за побирушку или полоумную. Грива взмокла так, что ей не нужно было даже бегать по лесу. Плащ тоже был мокрым.

Шадия прислонилась к воротам, прежде чем постучать, перевела дух. Дышать было всё ещё тяжело, но она набралась сил и постучала.

Какое-то время никто не отвечал, но затем открылось небольшое окошко где-то на уровне роста высокого пони.

— Кто стучится в обитель господню?

— Путница, — со всей возможной смиренностью в слабом голосе ответила Шадия. — Меня направил сюда незнакомец, обещал, что я найду здесь приют.

Дверь открылась. Шадия с трудом стояла на ватных ногах, словно готова была вот-вот свалиться в обморок. Говорил с ней рослый единорог с рыжеватой бородкой и голубыми глазами.

— Сие есть истина, приют всем страждущим эта обитель. Входи. Паломница аль странница?

— Меня рекомендовали в послушницы, — Шадия выдохнула, ступая через врытый порог. — Гость моей семьи разглядел во мне дар к исцелению. Сказал, что мне сюда, — она схватилась за грудь, отозвавшуюся жутчайшим спазмом, — дорога…

Копыта похолдели. Шадия не чувствовала подгибающихся ног. По вискам и лбу струился холодный пот.

Обморок должен был быть наигранным, но по итогу оказался самым настоящим.