Обоюдоострый клинок

Под ногами колко хрустит ледяная корочка наста. Альбедо проваливается в снег по колено, но упрямо продолжает идти по сугробам в свою лабораторию на Хребте.

Горы извилисто и гротескно возвышаются над головой алхимика, но он не замечает их угрожающей массивности. Он снова и снова возвращается мыслями к той, в кого он, кажется, оказался безответно влюблён.

Люмин хаотичная. Люмин неправильная. Она вносит беспорядок в его мироощущение. У Люмин цветы в шелковых волосах, а взгляд слаще топленой карамели. Клинок в её руках сияет, словно солнце. Она приносит с собой аромат звёзд и пронзительный азарт приключений. Люмин так незабываемо прекрасна, что он не может ни дня провести без мысли о ней. И когда она вернулась в Мондштадт, Альбедо почувствовал, что может сойти с ума. Он ловил каждое слово и каждый взгляд, никак не мог сосредоточиться и вообще вёл себя странно. Слава архонтам, его состояние заметил только Кэйа. Цокнул насмешливо и посоветовал или напиться или проветриться. Вот Альбедо и проветривается, потому что уподобляться Кэйе и заливать горе вином — не для него.

Он запахивает поплотнее ворот плаща, хоть ему и не холодно. Он — почти совершенное создание, холод ему нипочем. Все его несовершенство лишь в отметине, что осталась ему как напоминание о своей природе. Но теперь, возможно, не только в ней.

Тот, второй, хоть и тоже неудачное творение, но гораздо безупречнее, чем Альбедо. Столь же прекрасен, зло скалит белые зубы, когда Альбедо пристально смотрит ему в лицо, копию своего. Альбедо предлагал ему выбрать уже имя, но брат по созданию упрямился. Он отказывался звать себя Первым, и отказывался зваться Нигредо, поскольку не считал, что пребывает на этой стадии. Имени, данного ему Рейндоттир, оба уже не помнили, а выбрать новое он тоже не желал. Про себя же Альбедо всё равно звал его Первый. Иногда Старший. Хотя сам Первый своего старшинства не признавал. И всё чаще Альбедо называл его Другой. Другой Я. Ибо чуствовал их единство всё сильнее.

Первый встречает Альбедо в лагере. В их лагере, где они продолжали, уже вдвоём, изучать останки их брата, Дурина, ставить опыты и помнить. Он досадливо качает головой, безошибочно считывая настроение Альбедо.

 — Ушла?

 — Конечно. Ей незачем оставаться в Монде.

 — Это хорошо. Она отняла бы тебя у меня, а ты — всё что у меня есть.

Звучит это шутливо, он часто повторяет эту фразу, видимо ожидая ответной. Но Альбедо нечего сказать в ответ. У него есть его работа в Ордо Фавониус. У него есть надёжные помощники в экспериментах. У него есть Кли, о которой он заботился и которую он нежно любил, как родную сестру. И есть Люмин, которая стала его безответной страстью.

Всё это и пытался отнять у него Другой, в чём не преуспел. Всё это отделяло их друг от друга, не давало им стать единым целым, тем, для чего они были созданы. Но теперь они работали сообща, что медленно и неуклонно двигало их к совершенству.

— Я — всё, что есть у тебя. Но ты — не единственное, что есть у меня, — отзывается Альбедо.

 — О, так ли это? Ты лжёшь мне или себе? — он усмехается и проводит рукой по лицу напротив, касаясь виска и скулы. Жесты его выверенны и нежны. Он знает точно, какой момент выбрать и как прикоснуться. Альбедо отводит его руку.

 — Не стоит.

 — Зато, пока ты остаёшься лжецом, мне есть зачем существовать в этих унылых снегах, — проговаривает двойник и хватает его за волосы.

Целуются они как дерутся — гневно, сталкиваясь зубами, кусая губы. Не в первый раз и не в последний. Опрокидывая конспекты и даже в такой момент предпочитая падать наземь, нежели разбивать драгоценные колбы с экстрактами.

 — Ты не последуешь за ней. Мы — наследие Рейндоттир, мы — память о Каэнри’ах. — говорит Другой. Голос его искажённый, ломкий, — Ты — всё что у меня есть, а я — всё, что есть у тебя, я не оставлю тебя в покое, я буду преследовать тебя даже если ты меня покинешь. Я сделаю всё, что ты пожелаешь. Я дам тебе всё! Мы будем едины, ты и я, и только так достигнем высот искусства!

Они смотрят друг другу в глаза. Радужки глаз двойника дрожат, наливаются янтарём и мёдом, волосы удлиняются, черты лица утончаются. Он начинает перевоплощаться в Люмин так же легко, как дышит, но Альбедо хлёстко ударяет его по щеке. Следа не остаётся, но двойник остаётся лежать на полу, прижимая к лицу руку в перчатке. Это смотрится жалко, ведь такое совершенство не должно сравниваться с чем-то, хоть и абсолютно прекрасным, но не идеальным.

— Не смей, никогда! Когда только научился? — кричит Альбедо. Он в смятении. Чувствует диссонанс, ведь всё должно оставаться на своих местах, подчиняться законам мироздания и алхимии. Люмин должна оставаться Люмин. А он должен оставаться собой. Оставаться Альбедо, кем бы Альбедо ни являлся.

 — Как следует препарировал метаморфов, — заливается смехом Другой. Он оскорблён и этого так не оставит. — Я бы и тебя научил…

Альбедо поднимается и нависает над ним, уже вернувшим себе прежний облик. Сдавливает его в объятиях так, что могли бы хрустнуть рёбра. И почти беззвучно продолжает:

 — Ведь я — всё, что у тебя есть.

 — Ты — всё, что есть у меня, Я — всё что есть у тебя. Мы — единое целое, мы — память Каэнри’ах, мы — обоюдоострый клинок, несущий погибель установленному порядку.

Глаза в глаза, руки в руках, их голоса сливаются воедино, метка на горле Альбедо начинает невыносимо печь. Он чувствует, что отделиться невозможно, это будет противоречие, это неправильно. Они дополняют друг друга.

Они оба несовершенные части совершенного клинка, две его стороны, и обе невероятно острые.

Они оба — лишь идеальное творение, не более.