Миса просыпается поздно — она слишком долго вставала первой по утрам, считают Рей и Анос, а потому помогают ей начать спать дольше, крепче, теплее.
Миса встает к обеду — и растрепанная, рассеянная отправляется на кухню.
Анос тоже рано не просыпается — он привык, что либо спит сутками, месяцами, либо не спит. На войне и такое бывает, и владыке демонов впадать в своеобразный анабиоз после решающих битв… позволяется.
У Рея в прошлой жизни режим был аналогичный, только с одним отличием — сна не было никогда. И он по старой привычке встает утром рано-рано, едва первые лучи солнца касаются светлых век.
Идет готовить завтрак.
Варит кофе и садится с большой дымящейся кружкой за стол, читая какой-нибудь очередной человеческий роман — ведь в прошлой жизни он был рожден человеком, и его соплеменники за время его смерти написали столько хороших книг.
Иногда следом за ним встает Анос — и, не открывая глаз, спускается в кухню, присаживается на корточки, высокий, кладет на плечо Канона тяжелую голову и выдыхает, досыпает словно — не двигается, пока Рей его не разбудит.
Рей улыбается и дочитывает главу, когда спускается Миса.
Та, продирая глаза, улыбается тоже — мягко и ласково, глядя на сопящего на плече Героя людей в неудобной позе владыку демонов. Губы мягко прикрывает сложенными вместе пальцами, смеется едва слышно.
Анос дома и на войне — разные совершенно демоны, и дома, в окружении тех, кому бесконечно доверяет, он меняется — становится пушистыми, шипы втягивает и характер смягчает, говорит негромко и смеется тепло, обнимает. И доверчиво подставляет спину.
Миса и Рей это видят и ценят.
Анос, чувствуя, что его не предадут, настраивается на внешние угрозы, и пока его магия не звенит, предупреждая о нападении, мурлычет под руками своих избранников и сердец.
Сердца же их стучат размеренно, и мягкие, еще рассеянные со сна улыбки согревают, кажется, весь особняк.
И время в доме как будто останавливается.