Достоверно известно, что колдуньи умирают, как только чернила испарятся на дне, дальше передавая всю силу своим наследникам.
Сегодня, тридцать первого июля, колдунья Нина Игоревна Милославская жила последний день. Ей было давно за сто, и она ждала этого момента уже много лет. Её дети покинули село и забыли дорогу домой, внуки успели сами стать родителями, а их дети — потеряться в семейном древе. И вот, спустя три поколения её сила наконец-то вернулась в правнуке, которого она никогда не видела и не знала.
Ей не было грустно. Колдуньи не умирали навсегда.
Не было страшно. Колдуньи не боялись смерти.
Нина Игоревна прибрала дом, полила цветы и позвала в дом гостей. Они приготовили пироги, сварили зелья: лечебные, дающие сил, призывающие сон неглубокий и вечный. Юные колдуньи сдерживали слёзы, но помогали, а охотники потрошили свои склады с самыми лучшими ингредиентами. Пара старых подруг успела подсунуть в ящичек несколько особых, родовых ядов.
Верная кошка, что прожила с ней с самого детства, громко урчала, лежа на плече. Нина Игоревна поглаживала свою кошачью сестру каждый раз, как ее руки освобождались от подготовки.
Потом они праздновали. Колдунья взяла кинжал, что остался после смерти мужа, и показала, как ловко он может танцевать в старых сморщенных пальцах. Кинжал подхватили охотники, он пошёл по рукам, иногда сверкая воспоминаниями о своем владельце.
А под вечер они разожгли во дворе огромный костер. Были вынесены все ковры, от мала до велика: и те, что старуха сделала сама, и те, что она сплела вместе со школьными подругами. Их сложили в костер, так, чтобы он полыхал еще больше и дольше. Колдуньи взялись за руки и бросились в ритуальный пляс.
Старели тела; колдуньи не старели.
Ночью Нина Игоревна осталась одна. Она погладила кошку-фамильяр, погрозила пальцем паукам и прикормила домового. Его соломенная шляпа мелькнула в углу, прошуршали шепотки по дому, будто бы и он прощался с ней.
Колдунья зажгла свечу, ущипнув фитиль — из пальцев тут же брызнули искры. Она достала лист бумаги, достала волшебное перо и остатки чернил. Обмакнула перо и стала писать:
"Сим я завещаю дом и силы свои Милославскому Яну Александровичу, моему родному правнуку, наследнику по крови..."
Под конец завещания закончилась и последняя капля особых чернил. У каждой колдуньи была чернильница ровно того размера, сколько ей бы понадобилось на написание волшебных контрактов в жизни. Если юная колдунья создавала лишь маленькую чашечку, знали: её первый ребёнок будет ранним и с его совершеннолетием она уйдёт. Если она не могла создать ничего, значит, оборвётся её волшебный род. Когда-то, в прошлом веку, почти во сне, маленькая девочка Нина создала свою чернильницу из воздуха, речной воды, еловых ветвей, самых дальних закутков души и влажной глины и обрадовалась тому, какая большая вышла тара — да почти кружка! В ней можно заваривать чай каждое утро и напиваться до полного живота!
И колдунья действительно прожила долгую жизнь. Нянчила детей, повидала войну, излечила сотни охотников: сначала отцов, потом детей. Сколько костров она сожгла! Сколько проклятий рассеяла! Сколько танцев вознесла к небу...
За минуту до полночи Нина Игоревна вышла во двор. Замурчала грустно кошка, приостановились часы, замерли огоньки. Темно было, сияли звёзды на небе, освещая путь. В лесу пели древние твари, кричали лешие, плескались русалки и кикиморы. В деревне пели молодые девушки, сидя у окон в своих домах и держа в руках шитьё. Дым стоял в воздухе, щекоча ноздри.
"Прощайте!"
Колдунья взяла кота на руки и под гулкий звон часов, извещающих наступление первого дня августа, шагнула в костёр. Одна вспышка — и её не стало. Девушки, сидящие у окон, заплакали одна за другой, закричали дикие звери, завыл домовой. И лишь бесплотный смех Нины Игоревны Милославской смог перекрыть эту какофонию: колдуньи не умирали навсегда.
...Где-то в Санкт-Петербурге Ян Милославский задул свечи в окружении своих бестолковых друзей.