₪₪₪
Флемет, выпрямившись во весь рост, стояла возле огромного Элувиана, приложив ладонь к его поверхности. Сияющие волны света, словно рябь на воде, покрывали зеркало. Она находилась в какой-то глуши, где рядом с деревьями стояли древние статуи и сооружения. Царила тишина, лишь поверхность Элувиана, отзываясь на прикосновения Флемет, издавала тонкий и печальный звон.
— Это то самое зеркало, АшаʼБелланар? — спросил подошедший сзади Дайлен Амелл.
Она медленно повернулась к нему, опустив руку:
— Тебе не стоит находиться здесь, мой мальчик.
Дайлен выглядел уставшим, но спокойным:
— Я пришёл лишь для того, чтобы сказать, что я всё сделал.
— А Защитник? — спросила Флемет.
— Он отказался от предназначения, — Амелл покачал головой, — Я не знал, что такое возможно.
— Не испугался и прыгнул… — прошептала Флемет, — Мы можем ему только позавидовать, Страж. Да, он теперь вне игры, в отличие от нас… Он теперь свободен. А Вестник?
— Vir lath saʼvunin, Mithal.
— Как мило, — лёгкая улыбка скользнула по лицу женщины, — А ты, мой мальчик?
— Мне кажется, что я тоже готов, Флемет.
— Впереди ещё столько всего интересного, — продолжая улыбаться, сказала она, — Будут ещё люди, которые сыграют важную роль в будущем. Им тоже потребуются помощь и защита.
— А Великой Защитницы уже не будет к тому времени рядом? — спросил Дайлен.
Флемет опустила голову и ничего не ответила. Зеркало за её спиной мерцало призрачным светом. Они какое-то время молчали.
— Удивительно, насколько мало долийцы знают о своей истории, — начал Амелл, посмотрев ей в глаза.
Пока он говорил, Флемет задумчиво смотрела куда-то вдаль, иногда улыбаясь чему-то, что могла видеть только она.
— Вы не были богами, — говорил Дайлен, — По крайней мере, не такими богами, какими вас считают сейчас. Я могу только догадываться о том, каким могуществом обладали элвен в те далёкие годы. Видимо, наиболее могущественные из вас и стали именоваться богами. И вам поклонялись как богам, вас почитали как богов… вам служили. Ваши дворцы со временем превратились в храмы, где вы принимали почести и жертвы. Валласлин, что с гордостью носят сейчас все долийцы, — это ведь клейма рабов. Наследие, которое современные эльфы хотят вернуть — это рабство и угнетение? Я могу лишь порадоваться за них, ведь они не помнят этого. Верят в то, во что хотят, как всегда. Как показали дальнейшие события, рабство было единственной формой существования, способной сохранить ваш народ, Флемет. Но ни ты, ни твой старый друг не хотели в этом себе признаться.
Но вся беда в том, что несмотря на всё ваше могущество, вы, «боги», были… обычными. В телах богов бились самые обыкновенные живые сердца. Вы вели войны за каждый клочок земли, за каждого раба и каждую молитву. Чего стоит ФалонʼДин, затопивший кровью невинных людей ваши земли? Он жаждал поклонения и власти, был силён и непоколебим. Или же сошедшая с ума Андруил?
Но ты сразила его, Митал. Выступила против Фалон'Дина, потому что в глубине души понимала, что та жизнь, что вы ведёте — неправильна. Андруил ты тоже свергла. Ты очень хотела изменить жизнь вокруг себя, но не могла. Не знаю, может быть, ты попросту боялась или понимала, что если выступишь против всех, то проиграешь.
Но у тебя был союзник, старый друг, который так же, как и ты, был против рабства и нескончаемых войн, против ужаса, поселившегося в ваших землях. Ты знала уже тогда, что вскоре он, ФенʼХарел, не выдержит и выступит против остальных.
И случилось страшное: тебя предали. Не знаю, кто это был: ФалонʼДин или желающая отомстить Андруил? Так или иначе, ты была убита. Убита за то, что считала мир вокруг себя несправедливым и неправильным. И это стало последней каплей для Ужасного Волка. Он, именуемый «богом восстания», мстя за убитую Митал и прозябающий в угнетении народ, собрав все силы, сокрушил остальных богов. Скорее обманом, чем силой. ФенʼХарел заточил их, обрёк их всех на вечное заключение вне этого мира.
Наверное, ему казалось, что это — единственный способ остановить ужас, царящий вокруг. Богов больше не было, эльфы были наконец свободны. Но ты была мертва, а он остался совсем один с ответственностью на плечах. Он, опечаленный, оставшийся наедине с сожалениями, впал в многовековой сон. In uthenera na revas, ведь так? А эльфы, лишённые богов и правителей, остались одни, без контроля и управления.
Но ты не была мертва, Митал… ты смогла вернуться. Великой Защитнице было кого защищать в мире, где так мало любви. И ту частицу любви, тот обломок, за который хватаются в бурю, ты взрастила в себе, потому что знала, что рано или поздно Ужасный Волк проснётся.
И ФенʼХарел проснулся и впал в глубокую печаль. Он увидел, чем обернулся его поступок. Эльфы, лишённые хозяев, начали враждовать друг с другом и сами себя уничтожили. А выжившие, лишенные защитников, были добиты молодой расой людей. Поступок мятежного бога привел к тому, что элвен вымерли, лишились бессмертия, наследия, истории и свободы.
Я не могу представить, какую боль испытывал ФенʼХарел, проснувшись и увидев, как живёт его народ сейчас. И он захотел всё исправить, освободить заточенных им богов, чтобы вернуть элвен и их могущество. Ключом был фокай, древний эльфийский инструмент в виде сферы. Но после многовекового сна Ужасный Волк был ослаблен и не мог им воспользоваться.
И тогда он отдал сферу тому единственному, кто был достаточно могущественен, чтобы активировать её. Забавно, но Корифей, как и ФенʼХарел, тоже проснулся от долгого сна и осознал, что мира, который он знает, больше не существует. Какая ирония… Но Ужасный Волк снова ошибся: его поступок привёл к тому, что небо разорвалось на части, а мир заполонили демоны. Каждый его поступок, направленный на благо, оборачивается катастрофой. Вот они — плоды гордыни.
А теперь Брешь закрыта, а Корифей повержен. Но ФенʼХарел не учится на своих ошибках. Он не остановится ни перед чем, пытаясь исправить мир и избавить себя от вины…
— Ты веришь в то, о чём говоришь, мой мальчик — впервые за всё время Флемет его перебила, — Веришь… А ещё этот удивительный запах! Это прямо-таки трогательно. И достойно уважения.
— Но…
— Ты обыграл меня, Страж, — она снова перебила его, — А малышка Морриган прекрасно справилась, изрядно меня удивив. Ох, уж эти чудесные сердца… Твой сын дал мне то, что тоже пригодится моему старому другу. Может быть, оно и к лучшему, что Морриган не приняла от меня мой дар?.. Как бы там ни было, впереди ещё много всего интересного. Только помни, мой мальчик, одну простую вещь... Когда конец будет близок, когда ты приблизишься к чёрному финалу, когда от окончательной тьмы тебя будет отделять лишь одно-единственное последнее прикосновение, помни о том, что во сне наяву нет свободы, пока с кем-то его не разделишь.
Флемет выглядела сейчас невероятно слабой. Дайлен понял, что перед ним стоит старая и уставшая, задавленная прожитыми годами и невзгодами обычная женщина. Она была непривычно печальна, слишком задумчива и серьёзна. Она не смеялась леденящим душу смехом, не говорила загадками, не творила чудес. Она просто была.
— Ты умрёшь? — тихо спросил Амелл.
— Тебе пора уходить, мой мальчик. Он уже близко, — сказала Флемет, избежав ответа.
Её янтарные глаза блестели. Тени сгущались над поляной, на которой они стояли. Дайлен явно хотел ещё что-то спросить, что-то сказать. Он чувствовал острую необходимость в этом. Столько слов ещё можно было сказать этой удивительной женщине, Флемет, преданной всеми, преданной вместе с этим несчастным миром. Мир рыдал и страдал, разваливаясь на глазах. Страж хотел столько всего сказать этому несчастному миру, но вместо этого произнёс:
— Dareth shiral, AshaʼBelannar.
Дайлен Амелл исчез, окруженный густым чёрным дымом.
Флемет глубоко вздохнула и повернулась к Элувиану, вновь приложив к нему ладонь. Зеркало откликнулось печальным звоном, озаряя поляну мягким сиянием. А потом она услышала за своей спиной шаги. Поступь Ужасного Волка, грядущего избавить мир от самого великого сожаления.
— Я знала, что ты придёшь, — сказала она, повернувшись.
В воздухе медленно и неизбежно таял запах горячего песка, оливкового масла и моря.