Раньше Астарион не задумывался, что тьма, мрак, темнота бывают такими разными. С тяжёлым сумраком дворца Касадора пришлось свыкнуться. В доме хозяина и мучителя негде спрятаться, негде отдохнуть. Из любого, даже самого дальнего от главной залы и кабинета тёмного угла Касадор мог призвать раба и содрать с него кожу.
Ночь в городе переливалась разными запахами, красками и огнями, смотря где вампир бродил. Полумрак вечерней таверны не назвать приятным, слишком много вещей вокруг раздражает, но он так же, как и темнота улиц, особенно на Драконьем перекрёстке, принадлежал ему, Астариону. Здесь он охотился, а в свете канделябров лицедействовал, завлекал и обманывал. Никакие «связи» не проживали дольше одной ночи. Он бы не смог их сохранить, даже если бы захотел.
Больше всего, пожалуй, Астариону нравилась темнота ночи в городском парке. Была в ней и мягкость, и ухоженность. А ещё встречались припозднившиеся чистенькие аристократы. Сколько раз Астарион представлял, как заманивает кого-нибудь в самый тёмный, тихий и живописный уголок парка. И утоляет свой голод.
Муки, не мечты. Бродя по городу, он мог рассчитывать в лучшем случае на кошку или быка. Однако коты, проворные твари, сматывались, едва почуяв его приближение. А за быков отродье получало очередную кару от скелета — надзирателя Касадора.
После ночей в большом городе тьма Андердарка оказалась совершенно иной. Было в ней что-то немного уютное. Не роскошное, не безопасное, но… многообещающее. Здесь можно охотиться целый день, вдали от испепеляющего солнца. Но как иронично, что Астарион оказался здесь, уже получив защиту от солнца, и теперь ужасно скучал по тёплому и ласковому свету.
И вот теперь он соприкоснулся с землями, отравленными вечной ночью и тенью. Ни с чем не сравнимое ощущение. Вокруг беспокойные, хищные и злые тени, в которых не спрячешься. Они будто живые и голодные, а ты сам уже и не хищник вовсе, а всего лишь добыча.
Но пока Астарион всматривался в темноту и ужасался ей, Гейл вдруг бессовестно признался, что всматривался в Лив. Может, это в нём заговорил страх перед концом из-за привета от его дражайшей Мистры — и чёткого приказа подорвать сферу в Лунных Башнях и убиться вместе с сердцем Абсолют. Может близость проклятых теней доканала мечтателя или ещё какая блажь, но прозвучало его признание настолько по-идиотски, что Лив уточнила, что волшебник хотел сказать.
— Не могу от тебя взгляд отвести, — признался Гейл. — Но сейчас не время и не место давать волю чувствам.
«Да какого хрена?!»
Астарион настолько опешил, что проигнорировал обращённый к нему взгляд Лив. Да и чего она на него-то косится? Для волшебника он и вовсе будто бы стал пустым местом в этот момент. У вампира даже появилось мерзкое чувство, схожее с тем, что возникало у него, когда он смотрел в зеркало и ничего там не видел. Багаж в виде прошлой любви к богине и приказ пожертвовать собой, конечно, не добавляют Гейлу преимущества… Да и нет, в общем-то проблемы в том, чтобы поделиться. Но если делиться не захочет волшебник?
И всё же, какого хрена?!
***
Там, где укоренилось зло, обнаружились Арфисты. Вот только выкорчевать это великое зло у них никак не получается, и они сидят под защитой жиденького лунного барьера и пугаются каждого шороха и тени по ту сторону заслона. Как забавно. Астарион бы и вслух похохотал над атмосферой страха, пропитавшего воздух. Высокие слова, клятвы и кодекс всё же всегда могут оказаться пустым звуком, стоит смерти подобраться на расстояние укуса. Да и тифлинги, как выяснилось, недалеко ушли и теперь плачут, и ноют в таверне.
Но пришлось ухмыляться, не разжимая рта, чтобы не светить клыками. Мало ли. Атмосфера напряжённая, а внимание пристальное, так ещё и возглавляет Арфистов легендарная Джахейра. Впрочем, Лив не дала легенде ослепить себя и зелье правды пить не стала. Не прогнулась, молодец. Про себя Астарион был готов к очередному побоищу, но его дроу снова как-то сумела всё решить миром и болтовнёй.
Что важнее, здесь же их поджидал и Рафаил. С видом будто и не поджидал вовсе, но сразу же перешёл к главному — обещал назвать цену знанию. Ответу на вопрос Астариона. Пообещал и исчез. С дьявола станется замучить его ожиданием. Маловато отчаяния? Но Рафаилу от них всё-таки что-то нужно, а раз так, остаётся надеяться, что своей выгоды дьявол долго ждать не захочет.
Лив не одобряет сделку с Рафаилом, это видно по её взгляду. И наплевать! На всё наплевать, если он получит ответы.
Если бы ещё в голову перестали лезть глупые слова Уилла, что дьявол потребует самое дорогое и возьмёт не что-нибудь, а всё. С одной стороны, Астарион сколько угодно может говорить, что у него ничего нет. И ничего ему не дорого. Кроме себя самого. Отнимет ли дьявол у Астариона его самого? Как это уже сделал ранее Касадор? Но какая ему с того выгода? Всё остальное Астариону не важно. Кого угодно из отряда Рафаилу отдаст, если придётся…
Кого угодно…
Вампир чуть не прикусил себе щёку со злости.
Ну, Уилла точно отдаст с удовольствием. И Гейла. И Хальсина в придачу.
Да и Арфистов этих всех может забрать.
«Адова сера… только бы цена и правда оказалась сподручной…»
***
Лив, конечно же, обещала помочь и Арфистам, и тифлингам. И потащилась сидеть в засаде с воинами добра, свободы и справедливости. Наверно, она не изменится. Есть какой-то тайный смысл или там заповеди богини — помогать всем и каждому в час опасности и нужды? Астарион понимает, что они взаимно не одобряют взгляды друг друга. Периодически Лив пытается воззвать к его совести и добрым качествам. С тем же успехом можно призывать благодать на весь мир. Удивляет его то, что Лив ничего не требует взамен.
А ещё она не похожа на тех, кого он соблазнял все свои двести лет вампирской жизни. Она не жертва. Ни его, ни чья-то ещё. Так странно, но он не хочет, чтобы кто бы то ни было посмел ей навредить. У Лив ласковый взгляд, он давно заметил. Сам он каких только взглядов ни удостаивался от своих жертв, но в основном взгляды эти были заинтересованными, алчными и похотливыми. Все велись на обёртку, хотели её облапать и сорвать, но вот то, что было у него внутри, фигурально выражаясь… хотя и откровенные маньяки ему несколько раз тоже попадались… в общем, никого не волновало то, чего хотел он.
Этот взгляд Лив и вообще её отношение к нему… немного пугают, сбивают с толку. Может, ему лишь кажется? Или он жалость принимает за что-то другое? Он ведь потеряшка, только с ним говорить можно без зелья и магии, в отличие от пса и медвесыча. Жалость — это не то, что… ему нужно? Или не то, чего он хочет? Он не знает. Неопределённость так раздражает!
За раздумьями Астарион едва не проворонил начало драки. На дороге в облаке яркого света появились гоблины и… чудовище, от одного взгляда на которое Астарион почувствовал отвращение. Драук. Наполовину дроу, наполовину паук. Полубезумный, многоглазый и… жалкий. Видать, у Паучьей Госпожи с мужиками совсем не ладится, раз она их так ненавидит и превращает вот в это… И славно, что Лив ей не поклоняется…
«Чем стать таким, уж лучше сдохнуть».
Тем удивительнее было увидеть на лице Лив точно такое же отвращение и почувствовать, как тошно ей смотреть на этого уродца.
Она обманом выудила у драука лунный фонарь, а потом ринулась в бой. Стоило бы просто отправить этого паука дальше — без фонаря, без защиты, прямиком во тьму. С другой стороны, если он превратится в тень и потом вывалится на них, хорошего будет мало. Ну и Арфисты просто не могут отпустить гоблинов. Великое Добро не может существовать без Врагов.
Что ж, как бы то ни было с лунным фонарём проклятые земли станут для них немного светлее и проходимее… Если их не сведут с ума кровожадные вопли пикси…
***
Отдых на проклятой земле так себе. Даже с кольцом из факелов и всеми волшебными примочками друида и жрицы. Проклятье и погибель всё ещё рядом, сложно найти хоть где-то здесь более безопасное место.
Кетерик собирает армию. Намечается грандиозная и гадкая заваруха, масштаб которой стал доходить до Астариона только сейчас. План по всеобщему контролю, значит. И начать Абсолют решила с Врат Балдура. Что будет делать Касадор, если на его город нападут? И почему больше не посылает за беглым отродьем лакеев? Знает ли он, где Астарион? Ждёт? Терпением старый вампир никогда не отличался…
Лив не спешит идти прямиком в Лунные Башни, но уже разведала местность и подобралась к крепости на довольно близкое расстояние. Вымерший городок навевал жуть. И отвращение ко всему вокруг быстро стало постоянным спутником. Пока Хальсин талдычил о необходимости снять проклятье и найти местного духа леса, а Шедоухарт рвалась облазить каждый угол в старом святилище Шар, Уилл готов был вломиться в Лунные Башни и что было сил кричать «Отец!», чтобы наверняка его найти.
Лаэзель местное проклятье, как показалось Астариону, изрядно напрягало. Пугало даже, но упрямая гитиянка ни за что бы в этом не призналась. Карлах просто нужно было спасти всех, кого можно и нельзя, и попутно раздобыть побольше адского железа для своего мотора. Гейл вечерами принимал особенно тоскливый вид. Лив посматривала на него с подозрением, вампир заметил, но продолжения к внезапному признанию в огромной симпатии и… чтении всего подряд не последовало. А на недавней вылазке во тьму Гейла едва не удушили какие-то мерзкие твари. Повезло волшебнику, что он был в компании сердобольных дам — Лив, Шедоухарт и Карлах. Они и тварей перебили, и удавку сняли, и спинку кашляющему бедняжке растёрли. Рассказывал об этом волшебник так умильно красочно, будто дамы дракона завалили одними зубочистками, а не победили горстку нечисти.
За всей этой суетой Астарион начал чувствовать себя обделённым. Рафаил назвал цену. Убить чудовище в недрах древнего святилища Шар. Они нашли святилище и обследовали первый его ярус. После чего Лив заявила, что к спуску нужно как следует подготовиться. Это заняло время. На нижних ярусах они обнаружили нежить. И пешку Кетерика — жутковастенького, но в чём-то невероятно харизматичного уродца Бальтазара, которому пока что решили подыграть. Исследование храма затянулось. Даже Астарион потерял счёт времени, пусть и раньше не особо-то за ним следил. Всепоглощающий мрак святилища, казалось, пытался запустить когти в мысли. Утраты, боль, обиды — всё можно оставить Шар, а в себе взращивать месть. Удобно, многие ведутся. Возможно, Шар даже бы приняла молитвы вампира… Но Астарион не собирался это выяснять. Лучше он будет капать на мозги Лив.
***
Как только ортон заговорил, по позвоночнику пробежал холодок. Астарион яростно огрызнулся:
— Мы должны с ним не говорить, а убить его! Как можно скорее!
Всё просто! Убить! Узнать про письмена на спине. Конечно же это важнее, чем узнать возможные тайны Рафаила или что-то об этом проклятом храме!
Он готов броситься на ортона один… или укусить Лив, если она продолжит спрашивать. Да с неё станется даже этого монстра пожалеть!
Лив недовольно поджала губы в ответ на его окрик, но обнажила оружие.
Они убьют ортона, как и требовал Рафаил.
Карлах ранее обмолвилась, что ортоны любят закидывать врагов бомбами и не любят, когда эти бомбы возвращают, бросая их им в лоб. Своевременный совет и в целом недюжинный талант к убийству врагов решили исход боя. Но после него Астариону пришлось тащить Лив в лагерь, закинув себе на плечо, а она всю дорогу ворчала, как её бесит увёртливость и удачливость вампира. Карлах же взяла под мышку отключившуюся жрицу.
Слушать усталое ворчание Лив оказалось немного приятно. Не в садистском ключе, нет. Она выбрала его, Астариона. Сделала, как он хотел. Очевидно, что Астарион нигде и, вероятно, никогда больше не найдёт такую же соратницу, как Лив.
Никогда раньше он не испытывал к кому-либо такой теплоты… от этого и страшно, и противно. Противно от себя настолько, что тепло мигнуло, как огонёк, и потухло, исчезло, а нутро свело от липкого и холодного волнения.
В лагере пострадавших подлатал Хальсин, а Гейл залез в свой запас целебных зелий. Лаэзель громко сокрушалась, что пропустила великолепный бой. Чокнутая всё же. Нет, бывали весёленькие сражения, в которых всё было предрешено с самого начала. Но такие бои, когда жизнь оказывалась на волоске, что его, что компаньонов, которые раздражали меньше всего, Астариона не веселили.
Оклемавшись, Лив наградила вампира мрачным взглядом. Он зловредно улыбнулся.
«Да, радость моя, я тоже надеюсь, что оно того стоило».
Когда Лив поднялась, Астарион вновь испытал волнение. Что ещё? Она недовольна. Будет обвинять? Что они упустили такие-сякие возможности? И что она сожа…
— Повторяй за мной, — уперев руки в бока, проговорила Лив крайне сурово. — «Спасибо за помощь. Очень мило с твоей стороны».
Он опешил. Дроу сверлила его совершенно серьёзным и требовательным взглядом.
Знает она, как взимать плату всё же…
Вздохнув, Астарион медленно произнёс:
— Спасибо за помощь. Очень мило с твоей стороны.
Лив выслушала, сощурилась и удовлетворённо кивнула.
***
Правда о знаках… о ритуале… о том, что он всего лишь жертвенный баран, которого создали, использовали двести лет, унижая и ломая, как вздумается, — и всё для того, чтобы потом за его счёт вознестись… Такого Астарион не ожидал. Семь отродий — и Касадор станет вознёсшимся вампиром. Ему больше не будет страшно солнце. И голод перестанет быть властен над ним. Он… всё равно что оживёт, сохранив и приумножив свои вампирские силы. А жалкое отродье должно будет сдохнуть.
Как всё просто!
Чудовищно!
Смехотворно!
— Ты… молчишь?
Астарион перевёл затравленный взгляд на Лив. Напугана? Расстроена. Сочувственна. И рядом с ним.
«Рядом… это то, что мне нужно».
— Это не то, с чем я могу справиться в одиночку, — помолчав, проговорил Астарион.
— Конечно, — подозрительно горячо заверила его Лив. — Мы помешаем его планам.
Помешать планам мало. Вот если бы он, Астарион, мог занять место Касадора и присвоить могущество себе. Ценой каких-то шести жизней его жалких собратьев-отродий. И самого Касадора, разумеется.
— Если я ключ к его ритуалу, возможно, я сумею развернуть это себе на пользу. Я бы смог избавиться от червяка в голове и по-прежнему разгуливать под солнцем. И вечный голод перестал бы мучить меня. Разве не прекрасная награда за всё, что мне пришлось пережить?
Пылкое участие на лице Лив сменилось тревожным подозрением. Она и правда наивная душа. Ну чему она так удивляется и расстраивается? Почему сносит все его выходки? Ему не по себе. Хочется дёрнуть её посильнее. Укусить посильнее. Чтобы… что? Она нужна ему, чтобы свершить месть. И потом… после мести.
Вот как… Нужна ему? Но Астариону осточертело обманывать её. Адова сера, Лив заслуживает большего. Даже он это признаёт…
— Помоги мне. Прошу тебя, — собравшись с духом, совершенно серьёзно и честно попросил её вампир.
В её разноцветных глазах промелькнула грусть, но Лив ответила:
— Я не оставлю тебя одного. Обещаю.
И она сдержит слово. Он верит, просто смотря ей в глаза. Он безмерно благодарен. Вот оно как ощущается, когда огромный камень с плеч падает? Лив… она стала особенной для него. И она заслужила право узнать об этом… Пока он не сожрал себя изнутри из-за чувства вины, что вновь макает в грязь кого-то… кому он, похоже, правда не безразличен. Что ведёт себя в точности как с его жертвой.
«О боги, она же меня убьёт, потом воскресит и снова убьёт… И будет права… Или, что ещё хуже, просто скажет, что всё кончено».