Голова гудит, словно наутро после попойки в самом третьесортном баре, а при попытке открыть глаза в них начинает резать так, будто под веки насыпали битого стекла. Желудок сводит то ли от тошноты, то ли от голода. В первые минуты пробуждения ото сна и попыток почувствовать собственное тело, Персиваль ощущает себя так, будто его половину ночи избивали ногами. Руки затекли и онемели, но при попытке пошевелиться и сменить позу Перси вдруг обнаруживает, что это невозможно — обе его руки надёжно зафиксированы за спиной, связанные вместе за запястья.
Он заставляет себя открыть горящие от боли глаза, и сквозь паутину трещин на разбитых стёклах очков видит перед собой тёмную комнату. Здесь нет ни единого окна, и полоска тусклого света, просочившаяся на пол из-под двери, служит единственным освещением.
Каждая попытка напрячь память или предпринять умственное усилие отзывается ноющей болью в голове, а каждая мысль ощущается неподъёмной тяжестью. Персиваль силится вспомнить, что происходило с ним перед тем, как сознание погрузилось в темноту, но ни нападения бандитов с ударом по голове, ни тем более грандиозных пьянок в баре на ум не приходит. В памяти всплывает только чашка чая, о которую Перси грел озябшие руки в случайной забегаловке.
Они добрались лишь к сумеркам. Маленький недружелюбный городок, в котором они условились встретиться с остальной командой, встретил их с Ваксом метелью и холодным ветром. Заметив окна, теплящиеся приветливым желтоватым светом, лишь едва освещающим неприметную деревянную вывеску, они, продрогшие до костей, были почти счастливы.
На этом воспоминания Персиваля обрываются. В голове его панически бьётся, отдавая стуком в виски, лишь одна мысль.
«Вакс… Где Вакс?»
Перси дёргает руками, пытаясь ослабить верёвки на своих запястьях, но они не поддаются ни на сантиметр, больно впиваясь в кожу. Зато спустя несколько минут бесполезной возни он ощущает слабое движение позади себя, совсем близко за его спиной. Раздаётся короткое тихое мычание, похожее на жалобный стон, а затем Перси слышит тихий хриплый голос Вакса.
— Перси? — зовёт он его по имени. — Перси, ты здесь? Где мы?
Персиваль ощущает, как пальцы Вакс’илдана несмело касаются его запястья — ровно настолько, насколько могут дотянуться в том незавидном положении, в котором они оба оказались. Однако, прикосновение действует на него успокаивающе. Вакс здесь, рядом с ним, и по крайней мере жив. Одним поводом для волнения меньше.
— Не имею ни малейшего представления, — отвечает Перси, — но кажется, в том чае что-то было.
— О чёрт, — выдыхает Вакс с нервным смешком. — А я говорил тебе, что стоит брать пиво.
Вакс’илдан пытается шутить, но судя по дрожащему голосу, прекрасно осознаёт серьёзность ситуации. Перси слышит, как он возится позади, пытаясь освободиться точно так же, как он сам несколькими минутами ранее. Вместе с тем Персиваль ощущает, как верёвки, оплетающие его собственные руки, натягиваются сильнее, пережимая запястья.
— Всё ещё хуже, чем я думал. Мы связаны одной верёвкой, — мрачно замечает Перси.
— Я надеюсь, что Векс будет в безопасности, — вздыхает Вакс. — Наверняка она уже ищет нас, а пока остаётся только ждать.
Перси не перестаёт удивляться тому, как сильно Вакс’илдан верит в свою сестру, и как безгранично он способен полагаться на неё. Персиваль с трудом признаётся в этом даже самому себе, но порой в его жизни не хватает кого-то, кому он мог бы довериться настолько же сильно. Единственный человек, на которого привык надеяться Перси — он сам, и прямо сейчас этот человек подводит его.
— Меня тошнит, — жалуется Вакс. — Голова кружится.
— Дыши глубже, — советует Перси. — Сначала медленно набираешь воздух полной грудью, а затем также медленно выдыхаешь. Держи голову ровнее и постарайся зафиксировать взгляд на… видишь перед собой какой-нибудь предмет?
— Разве что трещину в стене, — неуверенно отвечает Вакс.
— Пойдёт, — кивает Персиваль.
Глаза слезятся, вызывая невыносимое желание потереть их пальцами. Перси закрывает их и вслушивается в то, как шумное дыхание за спиной постепенно выравнивается, становясь размереннее и глубже. Трезвость рассудка постепенно возвращается к нему, и вместе с ней приходит чёткое осознание: они оба по уши в дерьме. Вопреки здравому смыслу, это возвращает Перси некоторую веру — он обязательно что-нибудь придумает. По крайней мере, это не первый раз в жизни Персиваля, когда он оказывается в плену.
— Они сняли все мои ремни, — снова заговаривает Вакс, и тон его голоса звучит блекло и безжизненно. — Чёрт возьми, они же не будут кормить Саймона.
— Его надо кормить? — с удивлением спрашивает Перси. Стыдно признать, но он никогда об этом не задумывался.
— Представь себе, да, — в голосе Вакса проскальзывает тень усмешки.
— Мы попытаемся вернуть его, — обещает Перси, и это самое большее обещание, которое он способен дать сейчас. — Полуэльфы ведь видят в темноте лучше обычных людей, так? Ты можешь описать мне, что перед тобой?
— Ммм… Стены, — неуверенно отвечает Вакс’илдан. — Просто голые серые стены и ничего больше.
Ответ неутешительный и малоинформативный. Персиваль отчаянно перебирает ногами по полу, пытаясь избавиться от верёвок на своих щиколотках. Вряд-ли в этом есть какой-то смысл, даже если им удастся подняться на ноги. Они безоружны, связаны по рукам и заперты в тёмной комнате, за дверью которой — неизвестность. Худшего сценария нельзя и придумать. Но просто сидеть и ждать, когда кто-то соблаговолит спасти их, и надеяться на руку помощи извне — хуже смерти.
Снаружи доносится тихий звук шагов, становясь всё яснее и чётче. Неизвестная фигура останавливается прямо за дверью, загораживая собой источник света. Перси замирает. По спине стекают капли холодного пота, и он содрогается от липкого некомфортного ощущения, сводя лопатки.
Сидя в заточении в подвале замка собственной семьи, Перси узнал, что приближающиеся шаги и тень в дверном проёме не сулят ничего хорошего. Со временем он научился различать их: цокание каблуков леди Брайрвуд и тяжёлый размеренный шаг лорда, спешный стук шагов доктора Рипли и шаркание подошв учителя. Так он определял, что ждёт его этим вечером.
Делайла всегда начинала издалека, с притворным участием, заговаривая зубы своим сахарным голосом, называла его «милый Персиваль» и «бедный мальчик», но очень скоро он становился «щенком де Роло» и «дрянным мальчишкой». Сайлас по обыкновению предпочитал добиваться ответов грубой силой, и это было в целом самым выносимым.
Рипли во всём отдавала предпочтение конкретике без лишних предисловий, в том числе и в пытках. Обычно она раскладывала на столе свои инструменты, будто хирург перед операцией, натягивала перчатки и лишь после этого обращалась к Перси: «что же сегодня выбрать?» Он знал, что от его решения ничего не зависит, каким бы оно ни было.
Профессор Эндерс уже не скрывал своих сальных взглядов, от которых становилось грязно и склизко, но старательно изображал сочувственный тон: «мне жаль, я ничем не могу помочь тебе, мой мальчик, но я ещё могу постараться облегчить судьбу твоей сестры». Его прикосновения оставались липкими отпечатками, которые хотелось содрать с себя вместе с кожей.
Тогда враги имели конкретные имена и лица. Сейчас Персиваль не знает, чего ждать от той безликой тени, что стоит за дверью. И это, пожалуй, хуже всего. Дыхание учащается и к горлу вновь подкатывает ком тошноты. Во рту едкая горечь. Перси пытается последовать собственному совету и дышать глубже, но горло сводит спазмом.
— Что вам нужно?! — срывается он на хриплый крик. Злость туманит рассудок, лишая возможности трезво мыслить. — Я уничтожу каждого, кто причастен к этому, как только выберусь отсюда! Я снесу ваши мерзкие лица!
Перед глазами мелькают знакомые лица его давних мучителей, сменяя друг друга в бешеном круговороте. Перси сжимает ладони в кулак, в приступе бессильной злобы пытаясь разорвать верёвки, стирающие его запястья в кровь. В прошлый раз он не смог защитить Кассандру, теперь не сможет защитить Вакса. И всё, что он может — поступить так же, как поступал и тогда.
— Не трогайте его, возьмите меня! — угрозы становятся мольбами, а голос дрожит и со звоном разбивается на части.
Кончики тёплых пальцев касаются ледяных костяшек Перси и бережно гладят их. Напряжённо сжатые кулаки расслабляются, и ногти перестают до боли впиваться в ладони. Вакс’илдан цепляется одним пальцем за его указательный палец, скрепляя их вместе.
— Перси, тише… — просит он неожиданно мягким тоном. Так обычно разговаривают с детьми и умалишёнными. — Всё хорошо. Мы здесь одни.
Тень в проёме исчезает, и полоса света на полу вновь освещает небольшое пространство между ним и дверью. Персиваль тяжело сглатывает скопившуюся во рту горькую и вязкую слюну и снова может дышать. Кончики пальцев Вакса невесомо поглаживают ребро его ладони.
— Вакс, я… могу попросить тебя об одном одолжении? — Персиваль внутренне сгорает от стыда, но то, о чём он собирается просить, сейчас важно для него как воздух.
— О чём угодно… в пределах моих скудных возможностей, само собой, — как-то виновато усмехается Вакс, слабо дёрнув руками.
— Ты мог бы… подержать меня за руку? — Перси чувствует себя по-детски нелепо, когда просит об этом, но он не знает, сколько продержится в ясном уме, и сейчас Вакс’илдан единственный, кто способен удержать его на грани безумия.
Вакс пытается, насколько может с зафиксированными руками, обхватить его ладонь. Перси тянется к нему в ответ, и они сплетают пальцы. Он чувствует, как от тепла и трогательной нежности прикосновений его щёки трогает предательский румянец. Сейчас совсем не время для сантиментов из книг и наивных юношеских фантазий, но Перси представляет, какими были бы объятия Вакса. Должно быть, такими же тёплыми и бережными, как его руки. И если даже простое переплетение пальцев способно унять тревогу, наверняка объятия могли бы принести утешение и долгожданный покой.
Перси откидывает голову назад и касается затылком макушки Вакса. Тот, по всей видимости, не возражает. Мысли об объятиях, пусть и оставляют на щеках Персиваля отпечатки жаркого стыда, всё же успокаивают. Вакс’илдан держит его за руку, и Перси, закрыв глаза, балансирует на краю пропасти, у которой не видно дна. Не так страшно вдребезги разбиться, как падать в неизвестность. Но сейчас тёплые пальцы, лежащие между его пальцами — единственное, что по-настоящему реально.
Яд в его теле продолжает действовать, и Перси безуспешно сопротивляется сонливости, навалившейся на него давящей тяжестью. Сквозь полусон он слышит скрежет ключа в замочной скважине, царапающий слух и нервы. Ему кажется, что звук этот длится бесконечно долго. Дверь открывается, и в глаза, привыкшие к темноте, сквозь закрытые веки ударяет свет, заполнивший комнату. Перси сильнее стискивает руку Вакса в своей и пытается открыть глаза, чтобы увидеть лицо вошедшего.
— Кое-чему я у тебя всё же научилась, братец! — Перси узнаёт голос Векс’алии.
— Тебе однозначно есть, над чем работать, сестрёнка, — усмехается Вакс’илдан.
Близнецы препираются о чём-то на эльфийском. Перси различает знакомые слова, но у него нет сил напрячь память, чтобы перевести их. Вакс отпускает его пальцы, но лишь затем, чтобы позволить сестре разрезать верёвки на их запястьях.
— Поберегите руки, — предупреждает Векс, присаживаясь на корточки и доставая кинжал брата.
Вакс за его спиной вздыхает с облегчением и потягивается. Персиваль со стоном разминает затёкшие плечи и растирает занемевшие запястья. Боль в каждой мышце тела вновь напоминает о себе с каждым движением. Вакс’илдан подходит и присаживается напротив него с кинжалом в руке, чтобы перерезать плотную верёвку, связывающую ноги. На пару мгновений он поднимает взгляд, как-то по-особому внимательно вглядываясь в лицо Перси, и едва заметно улыбается.
— Вот видишь, я же говорил тебе, что Векс придёт за нами.
Вакс выпрямляется и протягивает Перси руку, помогая подняться на ноги и давая ему чувство опоры. Векс торопит их на выход, и сейчас она совершенно права. Остановившись в дверях, Персиваль наблюдает за тем, как Вакс’илдан возвращает на место все свои ремни и крепит кинжалы.
— Прости, я… так и не нашла твой револьвер, — обращается к нему Векс’алия, словно прочитав его мысли, и её раздражённый тон сменяется виноватым.
В груди холодеет от пока ещё неосознанного ужаса.
***
Персиваль улыбается, но что-то в его улыбке, что не укрывается от внимательного взгляда Вакса, выдаёт фальшь. Он отвергает помощь целителей, говоря, что в полном порядке, но Вакс’илдан замечает, что лицо Перси выглядит бледнее обычного, приобретая пепельный оттенок и почти сливаясь с его волосами. Персиваль ускользает от лишних взглядов и закрывается в своей мастерской, но что-то внутри подсказывает Ваксу, что стоит пойти за ним.
— Я хотела отнести ему поесть, но он сказал, что не голоден, — вздыхает Кейлет, возвращаясь в столовую с полной тарелкой ещё тёплого ужина.
К этому моменту за общим столом остаются только Вакс, в котором после всех злоключений проснулся небывалый аппетит, и Векс, составляющая компанию брату.
— Не переживай, дорогуша, — успокаивает подругу Векс’алия. — Перси уже взрослый мальчик и может о себе позаботиться. Я думаю, ему просто нужно время, чтобы отойти.
Вакс’илдан поднимается из-за стола и, ни слова не сказав, выходит за дверь. Хочется верить, что сестра права, но он вспоминает панически срывающийся голос Перси, его дрожащие, мертвецки ледяные пальцы, которыми он цеплялся за его руку, будто за единственное спасение. Вакс должен убедиться, что с ним всё в порядке.
Решимость покидает его возле двери мастерской. В конце концов, кто он для Перси? Сокомандник, боевой товарищ и не очень близкий, но всё-таки друг. Лучше, чем ничего, но вряд-ли этого достаточно такому, как Персиваль, чтобы открыть душу. Но в то же время, по стечению обстоятельств, Вакс — единственный, кто оказался рядом с ним в момент слабости.
Собравшись с духом, Вакс’илдан стучится в плотную глухую дверь, призванную отделять Персиваля за его работой от всего остального мира. Спустя полминуты тишины, дверь слегка приотворяется. Вакс по-прежнему не может видеть Перси, но слышит его тихий севший голос.
— Я уже сказал, я не голоден!
— Я не за этим, — Вакс хватается за ручку двери раньше, чем Перси успевает раздражённо захлопнуть её перед его носом. — Я хочу поговорить.
Неожиданно хватка с другой стороны двери ослабевает, и она с лёгкостью распахивается. Персиваль стоит на пороге, одетый в мятую свободную рабочую рубашку. На пальцах следы чернил, а на столе позади него разложены какие-то схемы, в которых Вакс совершенно ничего не смыслит. На полу возле стола — куча смятых и разорванных листов. Но внимание привлекает не это, а покрасневшие глаза Перси и такой же красный, слегка припухший кончик его носа.
— Векс’алия сказала тебе что-то? — Перси затягивает Вакса в комнату и немедленно захлопывает дверь за его спиной, да так резко, что тот слегка вздрагивает. — Она узнала что-то о похитителях?
— Ей было немного не до этого, она была занята нашими поисками. Но судя по всему, это было обычное похищение с целью выкупа, — пожимает плечами Вакс. — Должно быть, они надеялись получить кругленькую сумму от правящего дома Вайтстоуна, а я стал сопутствующей жертвой.
— Я виноват… прости, — рвано выдыхает Персиваль, поворачиваясь к нему спиной. Вакс’илдан замечает, как опускаются его голова и плечи.
— Вовсе нет, — возражает он, и пытается осторожно подвести Перси к теме его состояния. — Кейлет очень за тебя беспокоится.
— Знаю, она заходила. Наверное, я был слишком груб с ней, — и снова этот виноватый тон, вызывающий у Вакса лишь желание схватить Перси за плечи и хорошенько встряхнуть. — Я извинюсь перед ней, обязательно. Но сегодня у меня нет сил кого-то видеть.
— Но мне же ты открыл, — пожимает плечами Вакс.
Он внутренне злится на Перси — за его глупую, неуместную гордость, за его упрямство и попытки закрыться — но всё же понимает, что сейчас он абсолютно в своём праве вытолкать его в коридор. И ещё сильнее понимает, что оставить Персиваля одного прямо сейчас — худшее, что он может сделать.
— Мне очень стыдно за то, что тебе пришлось стать свидетелем моего срыва, — Перси тихо шмыгает носом и подходит к своему рабочему столу, склонившись над схематичными чернильными изображениями оружия. Вакс’илдан прекрасно знает, сколько силы скрыто в этом худощавом теле, но сейчас Персиваль кажется совсем хрупким и уязвимым. — Это было очень недостойно с моей стороны.
— Знаешь что, Персиваль?! — не выдерживает Вакс, повышая тон. — Прекращай изображать стоицизм и строить из себя кремень! Тебе нужно найти кого-то, кому ты сможешь доверять, и научиться принимать помощь!
Он видит, как Перси вздрагивает и выпрямляется, словно натянутая струна. Это явно было лишним, и если прямо сейчас Вакса ожидает удар по лицу, он примет его как должное — заслужил.
— К чёрту! — надрывно восклицает Перси, и комкает в ладони лист бумаги, одним движением руки сбрасывая оставшиеся со стола на пол.
Вакс’илдан не сразу осознаёт, что гнев Персиваля обращён не к нему. Сняв очки, Перси кладёт их на стол, и поворачивается к нему ещё сильнее раскрасневшимся лицом. Он нервно трёт пальцами запястье под расстёгнутым манжетом рукава, как если бы невидимые верёвки по-прежнему стягивали его руки.
— Перси… — только и шепчет Вакс, осторожно ступая к нему навстречу с протянутой рукой.
Перси стоит неподвижно, безжизненно потупив глаза, и не отстраняется, даже когда Вакс берёт его за руку и задирает манжет рукава, обнажая запястье. На нём до сих пор видны красноватые следы от верёвок, натёрших нежную бледную кожу до саднящих полос. Но кроме того, Вакс’илдан замечает множество продольных неглубоких царапин, как если бы Персиваль расчёсывал собственное запястье ногтями на протяжении долгого времени. Задрав второй манжет — Перси на это лишь издаёт короткий протестующий звук — Вакс обнаруживает под ним ту же самую картину.
— Могу я обнять тебя? — спрашивает он.
Персиваль коротко молчаливо кивает и тут же неожиданно сам льнёт к плечу. С трепетной осторожностью Вакс’илдан обнимает его и гладит ладонями по спине, немедленно ощущая, как Перси прижимается крепче. Как сжимает его в объятиях с такой силой, что становится немного трудно дышать. Как кладёт подбородок на его плечо и утыкается лицом в волосы. Вакс чувствует, как едва заметно подрагивают лопатки Перси под его ладонями, но не говорит ни слова.
Время замирает. Персиваль успокаивается и затихает в объятиях, ослабляет хватку, которой он так отчаянно вцепился в Вакса, будто боясь, что он уйдёт, и сам расслабляется в его руках, вверяя себя их заботе. Вакс’илдан продолжает гладить ладонями его спину и плечи, и надеется, что это лишь первый шаг, сделанный навстречу друг другу. Он хочет стать тем самым «кем-то», кому Перси сможет доверять. У Вакса и самого за душой слишком много невысказанного, о чём молчать проще, чем рассказывать (вот только проще — не значит легче).
И прямо сейчас он нуждается в этих объятиях ничуть не меньше, чем Персиваль.