Объект в целом не любил эксперименты, но, если бы ему пришлось выбирать между двумя супругами Колби, первым делом он точно отмёл бы Локи. Вспыльчивый и до ужаса самодовольный, Локи мог раскричаться просто из-за того, что у него не сходятся цифры в расчётах. Если каким-то опытом руководил именно этот изобретатель, ситуация обязательно становилась хуже – было не избежать ругани, оскорблений и летающих по лаборатории канцелярских принадлежностей.
Поэтому Объект не удивился, когда услышал его крик из кухни.
— Крыса! – он вопил с отвращением, сжимая в руках небольшой прозрачный контейнер, в котором панически металось несчастное животное. Это был совсем маленький грызун с тёмно-серой шерсткой и крохотными розовыми ушками. Она карабкалась на стенки контейнера, царапая их своими маленькими коготочками, билась от одного угла к другому и пыталась даже допрыгнуть до крышки.
Нервный наблюдал за ней, выглянув из-за угла, как зачарованный, пока по лестнице не спустилась Цирцея. В более радостном расположении духа, чем обычно, она наклонилась к коробочке в руках мужа, разглядывая маленькое пушистое создание.
— Тебе такое нравится, да? – поморщился Локи, протягивая ей контейнер.
— Верно! – довольно ответила она, перенимая клетку с несчастным существом, - Какая она хорошенькая. Я её заберу.
— Как будешь использовать?
— Пока подумаю. Я давно хотела испытать один новый миорелаксант…
— Звучит замечательно.
Они начали обсуждать, откуда крыса могла взяться. Возможно, она прибежала со старой вышки, располагавшейся совсем неподалёку. Локи был в ужасе от мысли, что это могло быть началом заражения их дома крысами, а вот Цирцея выглядела спокойной, даже довольной. Пока она говорила, она легонько поглаживала пальцами крышку запертой коробки, где ждала своей страшной участи маленькая зверушка.
Нервный легко мог представить себя в этой коробке. Она даже была чем-то похожа на его подвальную комнатушку – маленькая и квадратная, доступная взгляду двух ученых со всех углов. Да, они точно держали бы его в контейнере с дырками для воздуха, положив туда подстилку и пару книжек, чтобы он не заскучал, и периодически трясли бы коробку – наблюдая, изучая, записывая.
Как и с крысой, Локи вопит от ярости – швыряется в нерадивого приемного сына всем, что попадается ему под руку, оскорбляет его, разбрасывает по лаборатории листы бумаги, исписанные формулами. Цирцея же обычно не кричит – она только щурится и продолжает наблюдать. Она сосредоточена и внимательна, пока перебирает колбы с разными жидкостями, пока набирает вещества в шприц, пока накладывает жгут на его руку перед взятием крови.
Они оба делают ему больно, но она хотя бы не ухудшает ситуацию криками или кулаками. Она ценит свои силы и не растрачивает их на бесконтрольное выплескивание ярости. Иногда она даже не оскорбляет его.
Этот контраст двух Колби создавал в отношении Объекта серьёзный перепад. Смущающий и вызывающий вопросы.
Если бы Объект мог, он всегда выбирал бы её. Когда Цирцея проводит опыты одна, Объект понимает, что ловит каждое её прикосновение с жадностью. Она прижимает к местам пункций вату, осматривает в перчатках вены на его тонких руках, щупает запястья, измеряя пульс, пальпирует височные мышцы, оттягивает его веки, оценивая состояние глазных яблок… и он млеет от восторга и страха, почти подаваясь вперед, надеясь быть ещё ближе. Может, если ему повезет, она коснется его предплечьем. Или, может, надавит рукой на его плечо, заставляя вернуться в прежнее положение:
«Лежи и не дергайся».
Через холодную латексную перчатку или рукав медицинского халата почти можно почувствовать тепло её тела. Это недосягаемое тепло живого, мягкого человека, для Объекта недоступное. Это тепло чувствует Локи, когда Цирцея обнимает и целует его – Объект может наблюдать это с дивана из гостиной, когда она возвращается с работы.
Объект же чувствует не это тепло – его подобие, жалкую пародию. Только по утрам во время взятия крови и во время обследования черепных нервов.
Примерно через неделю Цирцея появилась среди гостиной ужасно довольной, пряча за спиной что-то небольшое. Локи, сидя на диване, перебирал принесенные с работы бумаги, а Объект чуть поодаль развлекался тем, что наблюдал за летающей по комнате мухой. Появление Цирцеи отвлекло их от их занятий.
— Та-да!
Ученая присела перед журнальным столиком и поставила на него то, что держала в руках.
Это была та самая крыса с темной шерсткой и крохотными розовыми ушками – только в виде чучела. Теперь она навеки замерла в одной позе - спокойно стоя на четырех лапках, подняв носик в воздух и принюхиваясь. Ее ножки были приклеены к небольшой деревянной подставке.
- Как живая, - криво улыбнулся Локи.
Цирцея сияла от энтузиазма – редко её можно было такой видеть. Сколько же удовольствия, видимо, доставила ей возня с этой зверушкой! Объект молча наблюдал, как учёная пересказывает Локи всё, что она успела сделать с крысой.
— Сначала я решила проверить ту старую теорию с тауцином, помнишь? И гепатозащитная гипотеза подтвердилась! – изобретатель держал ее за руку с ласковой улыбкой, больше любуясь тем, что его жена радуется, а не осмысляя тонкости медицинских терминов, которые она произносила, - И эффект от введения парацетамола даже не помешал мне опробовать миорелаксант…
— Это замечательно, любимая.
— Если поймаются ещё крысы, неси их мне. У меня осталась парочка идей для сульфата цинка.
— Хорошо, солнышко.
Объект перевёл взгляд на чучело на журнальном столике. Его чёрные глазки-бусинки блестели в тусклом освещении гостиной.
До того, как крысу набили паклей и закрепили на подставке, она успела помочь медицинской науке, приняв несколько лекарств. Интересно, Цирцея из всех своих подопытных сделала бы чучела? Захотела бы она оставить тело Объекта после его смерти? Возможно, он помог бы ей в испытании каких-то бальзамирующих средств. Надо же, каким полезным он может быть, даже если будет мертв.
В голову полезли разнообразные мысли, как Цирцея пускает по его мертвым артериям формалин и спирт, обтирает его тело салициловой кислотой…
— Я хочу поставить её на столике у кровати, - торжествующе произнесла учёная.
— Нет, любимая. Исключено. Никаких крыс в спальне.
Объект понимает, что он с радостью стоял бы на деревянной подставке в её комнате и наблюдал всю свою загробную жизнь, как она спит.
И краснеет.
Этот перепад в отношении действительно вызывал много вопросов.