***

Адриан придирчиво оглядывает себя в зеркале. Не то чтобы он слишком сильно зациклен на своей внешности, вовсе нет. Просто он привык одеваться не только комфортно, но и стильно — привычка, которая вгрызлась зубами под кожу за все девятнадцать лет его жизни. Ладно, ладно, хорошо: пятнадцать — Адриана начали снимать для журналов с трёхлетнего возраста. Как говорится: привычки-то не пропьёшь. Особенно когда ты рос в соответствующем окружении.

— Как думаешь, лучше с галстуком или без? — обращается он к Плаггу спустя полчаса раздумий.

Плагг, сидящий на его кровати в своём человеческом образе, задумчиво чешет подбородок. Потом щурится, внимательно изучает одежду Адриана и ещё раз чешет. На его лице появляется плутовская улыбка.

— А какая разница, в чём ты будешь, после первого стакана?

Адриан закатывает глаза и швыряет в Плагга футболкой. Тот получает возмездием прямо в лицо, но от этого его хохот становится всё громче.

— Мы идём туда не только для того, чтобы наклюкаться до потери пульса.

— Я серьёзно, пацан, — Плагг заталкивает футболку под подушку и с удобством вытягивается на кровати. — Спустя пятнадцать минут все уже будут навеселе, а после — и вовсе пьяными. И, поверь, будут стремиться снять одежду, а не разглядывать, подходит галстук к глазам или нет.

— Такое ощущение, что с ростом у тебя увеличился и уровень занудства, — раздражённо фыркает Адриан.

Он отворачивается от Плагга, берёт в руки один из галстуков. Прикладывает его к груди, напряжённо думает, а затем отправляет его в полёт к прочей куче одежды.

Нет, пожалуй, и без галстука всё прилично.

Тем более что Хлоя, ставя условие для вечеринки в честь своего восемнадцатилетия, выразилась предельно ясно: чтобы была хоть одна жёлтая вещь в костюме. Остальное — на усмотрение, но без всяких причуд в виде аксессуаров как у акуманизированных. Интересно, его блондинистые вихры подойдут? Не выставит же Хлоя своего лучшего друга за дверь, верно?

— Не парься, пацан, — хохочет Плагг. — Всё равно это лишь сутки или двое. Потом вернусь в обратное состояние и буду меньше надоедать тебе своим раздутым эго.

Адриан только усмехается. Как же, как же.

Бросив последний взгляд в зеркало, он кивает Плаггу, чтобы тот следовал за ним, берёт со стола подарок для Хлои, и вместе они покидают комнату.

Накинув куртки — конец осени, как-никак, — они располагаются на заднем сидении автомобиля Агрестов. Горилла ведёт машину мягко и плавно, избегая резких поворотов — всё, как обычно. Что-то никогда не меняется. Как и Плагг, который сейчас вытаскивает из кармана брюк приличный кусок сыра и с удовольствием наслаждается им.

— А фто такое? — фырчит он на недовольный взгляд Адриана, адресованный ему и камамберу. — Это помогает мне держать себя в форме. Ты же не хочешь, чтобы батенька твой расстроился, когда ты вдруг останешься один-одинёшенек посреди толпы одноклассников?

Горилла еле слышно фыркает на переднем сидении, но Адриан благодаря чересчур хорошему слуху прекрасно слышит его. Ни слова не говоря, он откидывается на спинку и ненадолго прикрывает глаза.

Несмотря на то, восемнадцать исполнилось ему год и два месяца назад, отец продолжает рьяно опекать сына. И когда Хлоя прислала приглашение на своё совершеннолетие, то месье Агрест-старший соизволил отпустить Адриана с условием, что с ним пойдёт кто-нибудь из более старших приятелей: видите ли, он уезжает из города на неделю, и не хочет, чтобы с сыночком что-нибудь случилось. Аж зубы сводит. Ну, хотя бы не телохранитель — и на том спасибо! Было бы неприятно портить праздник его унылой физиономией.

Адриан не противился отцу лишь по одной простой причине: до двадцатилетия он не мог получить доступа к трастовому фонду, который был открыт мадам Агрест на имя сына. Разумеется, деньги с участия в фотосессиях исправно поступали на личный счёт Адриана. Однако для того, чтобы полностью стать независимым от отца, ему нужно было получить наследство матери — тогда и только тогда он мог вырваться, наконец, из золотой клетки. А чтобы Габриэль не узнал про планы Адриана на дальнейшую жизнь, нужно было импровизировать и делать вид, что во всём ему потакаешь и слушаешься. Притворяться хорошеньким сыночком, который не скажет ничего поперёк.

Но Адриану это до чёртиков уже надоело.

Именно поэтому сегодня вместо одного из реальных сыновей какого-нибудь крупного шишки с ним идёт Плагг. Совсем недавно выяснилось, что квами могут на некоторое время принимать человеческий облик, и это стало спасением. Плагг с Адрианом мастерски запудрили отцу мозги, и тот без особых возражений отпустил сына.

— Приехали, — басит телохранитель, вырывая Адриана из мыслей о будущем.

— Ты можешь быть свободен, — говорит Горилле Плагг, выходя из автомобиля. — Я верну вашего птенчика домой, в каком бы он ни оказался состоянии.

Он хохочет и утаскивает Адриана ко входу в отель. Агрест-младший напоследок в подтверждение кивает телохранителю, и тот, хмыкнув, уезжает.

Они входят внутрь. Украшенная под стать имениннице обстановка холла поражает воображение; гости активно прибывают и громко переговариваются, смеясь. Играет приятная мелодия, а на входе Хлоя встречает их в компании неизменной Сабрины.

Именинница облачена в жидкое золото с расклешённой юбкой и обнажёнными плечами — ей невероятно подходит это платье, а волосы красивыми локонами обрамляют лицо; Сабрина же красуется в зелёном платье с жёлтым поясом, который хорошо гармонирует с нижней юбкой — оно отлично подходит под цвет её глаз.

— О, Адрикинс, я рада тебя видеть, дорогой, — Адриан с Хлоей обмениваются дружескими поцелуями в щёчки. — Ты принёс мне подарок? Какая прелесть!

— Конечно же, я с подарком, — смеётся Адриан и протягивает коробочку Хлое, которая ту с радостью принимает. — Это же твой день рождения.

Она фыркает и кривится.

— Знаешь, что подарил мне папуля? Машину, — Хлоя закатывает глаза. — Я бы предпочла что-нибудь, что можно носить с собой и вспоминать его. А не этого монстра. Я открою его попозже, хорошо? — она сама откладывает подарок на изящный столик сбоку.

— Разумеется.

Адриан знает о натянутых отношениях Хлои с родителями; он прекрасно понимает её. Вот только отец не дарил ему машину. Боится, что сынок ненароком попадёт в аварию или чего похуже? Он же постоянно твердит как опасен мир за стенами дома. Адриана ведёт от распираемого изнутри смеха: отец даже не в курсе, что у его сына есть водительские права. И не только для автомобиля, но и мотоцикла.

— Не представишь нас? — Хлоя с любопытством смотрит на Плагга, который глазеет в сторону шведского стола.

— Ах да, — Адриан запускает пятерню в волосы, лихорадочно соображая: насчёт имени-то они и не подумали. — Это…

Но Плагг сам спасает ситуацию.

— Меня зовут Алексей¹, — усмехается он, слегка кланяясь. — Сын одного из друганов бати этого пацана, — и он хлопает Адриана по спине.

^{| 1 Для французов имя «Лёша» в буквальном смысле звучит как «кот, котик» — Le chat — «лё ша». Поэтому Плагг отсылается именно на это.}

— Не припоминаю тебя, — хмурит лоб Хлоя, но тут же отмахивается и хлопает в ладоши. — Впрочем, неважно, идите и веселитесь. Официальное начало через полчаса, но бар уже открыт. И да, Адриан, — она на секундочку тормозит его и указывает на лимонную розочку в пиджаке Плагга. — Нужно, чтобы было что-то жёлтое надеть. Где твоё?

Адриан указывает на свои волосы, расплываясь в ухмылке.

— Чем тебя не устраивает это?

— Ах ты проказник, — Хлоя и Сабрина смеются. — Ну, ты прямо как Дюпен-Чен! Правда, у неё был золотой браслет.

Они отвлекаются на следующих гостей, а у Адриана всё внутри замирает от упоминания Маринетт.

В последнее время они общались уже более-менее сносно. По крайней мере, Маринетт теперь не так шарахалась от него, как это бывало в коллеже. Конечно, она порой и сейчас могла нести какой-то милый бред рядом с ним, особенно когда они оставались наедине, но это только добавляло ей очарования.

Ледибаг всё ещё нравится ему — ну, или Адриан привык так считать. Однако стоит им с Маринетт всякий раз пересечься в школьном коридоре или во время ланча (они учатся в разных классах, к сожалению), как внутри каждый раз что-то обрывается.

Как и сейчас, когда он вдруг замечает её, спускающуюся по лестнице второго этажа в компании Альи и какой-то красноволосой девушки.

Сначала Адриан, конечно же, замечает лишь стройные ножки, обутые в туфли на невысоком каблуке. Его взгляд скользит выше, по икрам, слегка острым коленкам; бёдра, которые обычно обтянуты в джинсы, скрыты за воздушной юбкой платья персикового цвета. Поверх атласной ткани дрожит тонкая сеточка, украшенная нежными бутонами, и это так в стиле Маринетт. Тонкий пояс подчёркивает талию, и Адриан сглатывает, когда видит, что у платья почти нет рукавов — только всё та же сеточка с цветами прикрывает ключицы выше плотного лифа.

Маринетт смеётся над шуткой Альи, запрокидывая голову. Адриан переводит взгляд на её лицо и тут же замирает, как громом поражённый.

Он никогда ещё не видел Маринетт с распущенными волосами. Особенно когда они нежными кудряшками игриво ниспадали на её плечи.

Ему кажется, или её волосы стали гораздо длиннее, чем обычно?

Адриан чувствует, как у него сбивается дыхание. Плагг над ухом смеётся и хлопает друга по плечу, помогая прийти в себя.

— Очухался? — со смешком спрашивает он.

Адриан заторможенно моргает и понимает, что прошло меньше минуты. Маринетт ещё не успела спуститься с лестницы, а у него уже поджилки трясутся от того, насколько милой она выглядит в этом платье. Наверняка, сама сшила.

Он сквозь зубы выдыхает и прикрывает глаза.

Это нехорошо.

Это очень нехорошо.

Он должен…

А, собственно, что он должен? Кому должен? Ледибаг всё равно уже который год строит из себя недотрогу, отказывая раз за разом. Может, стоит внять совету Плагга, плюнуть на всё и делать, что хочется? Прекратить строить из себя послушного мальчика и дать волю, наконец, нуаровской сущности, которая так активно ждёт своего момента чуть ли не с рождения Адриана?

Он поворачивается к Плаггу.

— Где там, Хлоя сказала, бар у неё?

Плагг усмехается и тянет друга через толпу. Краем глаза Адриан замечает, как Плагг косится в сторону аловолосой спутницы Маринетт, но потом напрочь забывает об этом.

***

Хлоя позвала на праздник не только нынешних и бывших одноклассников. Она, разумеется, пригласила и некоторых детей важных людей Франции, которые учились в других учебных заведениях. Народу пришло более, чем достаточно. Многих Адриан даже знал лично. После кучи поздравлений музыку включили на полную катушку, и веселье пошло гораздо активнее. Особенно когда многие пропустили по первому за вечер бокалу алкогольного коктейля.

Адриан, задумчиво покручивая в руке стакан с виски, косится на Плагга. Тот, выпивая уже, наверное, десятый коктейль за вечер, продолжает выглядеть абсолютно трезвым. Ведёт себя адекватно, пританцовывает под задорную музыку и подмигивает кузине Маринетт — той самой аловолосой девушке. Она в ответ закатывает глаза и отворачивается.

Впрочем, в личную жизнь квами он лезть не будет, разумеется. Хотя Адриану и любопытно, откуда взялась эта таинственная кузина.

Он смотрит на виски, потом на список коктейлей, кивает сам себе и залпом выпивает. Лишь лёгкое покалывание на кончиках пальцев твердит ему что-то — то, чего он сам ещё пока не понимает. В голове лишь слегка плывёт, несмотря на то, что бокал, кажется, был точно не первым, и не третьим по счёту. Ну, может, чувствует себя чуть смелее, да и только.

— Плагг, я не пойму, почему мы не отключаемся как он, — Адриан показывает на порядком захмелевшего Макса, который уже признаётся в любви Маркову. — Я имею в виду…

— Я тебя понял, — фыркает Плагг и пересаживается так, чтобы их никто не мог слышать. — Видишь ли, всё дело в ускоренном метаболизме. Мы, квами, вообще не пьянеем. Ты, как носитель, будешь чувствовать лишь лёгкую эйфорию даже если выпьешь целый бидон самого крепкого самогона.

Адриан удивлённо приподнимает брови, а затем с недоумением смотрит на очередной бокал, который бармен ставит перед ним.

— Выходит, даже не напиться толком, если приспичит? Почему ты тогда дома меня стращал?

— Я просто тебе голову морочил. Так что радуйся, — хохочет Плагг, хлопая его по плечу. — Не каждый может похвастаться этим.

— Мне оно как будто надо, — фыркает Адриан и отворачивается к залу.

Вокруг грохочет музыка, все смеются, танцуют или просто бесятся.

И Адриан пьянеет от атмосферы, а не от градусов напитков, которые ему то и дело подталкивает Плагг в промежутках между сумасшедшими танцами. Веселье заряжает позитивом, радостью и чем-то ещё.

Адриан расслабленным взглядом скользит по людям и — он старается не заострять на этом внимания — подсознательно ищет персиковое платье и длинные вьющиеся чёрные волосы, отливающие синими бликами. Вот только вместо Маринетт он натыкается на Кагами, которая целенаправленно движется к ним с Плаггом сквозь толпу. Из его горла непроизвольно вылетает недовольный стон. Адриан резко отворачивается и просит бармена налить ему ещё чего-нибудь покрепче.

Сегодня ему везёт — Плагг сообщает, что Кагами кто-то перехватывает по пути. Адриан выдыхает, чувствуя, как с души как будто камень падает. Видеться сегодня с мадемуазель Цуруги он никак не настроен.

Пару раз они ходили вместе на некоторые официальные мероприятия, да и Кагами иногда заскакивала к нему на фотосессии. Все вокруг — даже отец — думали, что они могут начать встречаться. Хотя Габриэль всякий раз щепетильно напоминал Адриану, что ему сейчас должно быть не до девочек: имидж, все дела; впрочем, Кагами, как и её мать, никогда не нравились Агресту-старшему, хоть ему и приходилось работать с Томоэ Цуруги.

Однако это всё не значит, что Кагами так уж сильно ему нравится.

Интуитивно Адриан понимает, что Кагами ждёт от него последнего шага, но всё, что ему хочется в данный момент, так это посмотреть на нежные цветочки на персиковом платье. Или, возможно, даже провести по ним пальцами, почувствовать шероховатость ткани кожей.

Он чувствует, как внутри снова натягивается до предела пружина.

— Нормальная же девчонка, — деланно-равнодушно пожимает плечами Плагг, отвлекая его от мыслей. — И нравишься ты ей.

Адриан фыркает.

— Я нравлюсь как минимум половине Парижа, так мне что, встречаться со всеми ними, что ли?

— А попробуй, что такого, — смеётся Плагг, и Адриан понимает, что квами снова издевается над ним в своей привычной манере.

— Просто отвали, — огрызается он в ответ.

— Слушай, пацан, — Плагг вдруг резко становится серьёзным. — Если ты чего-то хочешь — делай это, не оглядываясь. Людская жизнь — штука короткая. Это у меня есть куча времени на то, чтобы валять дурака перед Сахарочком, а вот у тебя-то нет.

— Спасибо, утешил.

Плагг хлопает его по плечу и вдруг улыбается, безо всякого ехидства или прочей ерунды.

— Ничего страшного не будет в том, чтобы просто попробовать. Всегда можно сделать шаг назад, и в этом нет ничего плохого, — он вдруг щурится и, наклонив голову, интересуется. — Напомни мне, сколько раз ты пытался?

— Очень много, — качает головой Адриан. — Ей как будто нет до меня дела.

Но если раньше боль от отказов Леди частенько скручивала его тело, то сейчас это всё отдавалось лишь неприятными покалываниями. Или это он просто зачерствел за всё время?

— Тогда не вижу проблемы переключиться на какого-нибудь другого, — подытоживает Плагг и обводит зал рукой, в которой крепко держит очередной стакан. — Ты можешь выбрать любую, и она будет твоей.

Адриан на мгновение задумывается, а потом с грустной улыбкой качает головой. Та, с кем он не против что-то начать, вряд ли видит в нём парня. К тому же ей разве не нравился Лука?

И тут он вдруг вспоминает пересланные Маринетт конспекты и валентинку, которую получил в первый свой год в коллеже. А почерка же всё-таки очень и очень похожи. Особенно та маленькая завитушка над буквой «i».

Краем глаза Адриан вдруг замечает ту, которую ищет уже так долго и нощно за последний час. Рядом с Хлоей, которая сидит на коленях у рыжеволосого художника и теребит пуговицы на его рубашке, вдруг появляются Маринетт и Алья. Девушки весело смеются, что-то говорят, от чего Натаниэль ужасно краснеет, а потом расходятся в разные стороны. Маринетт вновь исчезает в толпе, оставляя Адриана несколько обескураженным своим резким появлением и таким же быстрым исчезновением.

Ему кажется, что становится трудно дышать, поэтому расстёгивает пару пуговиц на вороте, радуясь, что сегодня он без галстука.

Приходит Адриан в себя только от толчка Плагга в бок.

— Иди, — в его глазах горит лукавый огонёк. — Оставь на время старого квами в покое и повеселись с друзьями. Если я почувствую акуму, то смогу обезвредить её, пока нахожусь в этом облике. Не беспокойся.

Эти слова буквально выталкивают Адриана со стула в зал. Дежурно улыбаясь тем, кто узнаёт его, он проталкивается сквозь в толпу. За последние два года Адриан сильно вытянулся, поэтому он гораздо выше многих, и с высоты своего роста отлично замечает, в какую сторону уходит Маринетт. Краем глаза он видит беседующих Кагами и Луку. В голове даже проносится мысль, что они неплохо смотрятся рядом, но тут же уходит в сторону, стоит ему только выйти из душного громкого зала.

Приятная тишина несколько обескураживает. Адриан пару секунд растерянно хлопает ресницами. И только стройный силуэт в конце коридора подрывает его с места, манит за собой нежным отблеском персикового цвета.

Он находит Маринетт в соседнем зале, в котором обычно проходят обеды. Сейчас здесь темно, и только свет уличных фонарей задорно скачет по предметам интерьера. Маринетт стоит у барной стойки, прислонившись боком к столешнице, и пьёт воду из кулера.

Адриан осторожно подходит ближе, боясь ненароком спугнуть Маринетт. В голове совесть голосом Плагга ухмыляется, сетуя на то, что, вот, мол, зачем так бежать следом, если не знаешь, что и сказать-то при встрече.

Хмурясь, он отмахивается и делает ещё шаг вперёд.

— Привет.

Маринетт вздрагивает и оборачивается к нему; её глаза слегка расширяются от того, кого она видит перед собой. Возможно, Маринетт ожидала, что придёт Алья или кузина, но никак не Адриан. Сунув руки в карманы, он смотрит на неё немного дезориентированным взглядом, да и выглядит более взъерошено, чем обычно.

Она делает последний глоток и немного нервно сминает стаканчик в руке.

— А-Адриан? — если честно, Маринетт не уверена, что ей сейчас не мерещится его присутствие здесь. — П-Привет.

Она поворачивается к нему всем корпусом, и Адриан наконец-то замечает блистер таблеток в тонкой ладони. Кажется, обезболивающее?

— Ты в порядке?

— Голова разболелась от этой музыки, — признаётся Маринетт, поджав губы. — Всё-таки я не привыкла ходить на такие вечеринки.

— Да я тоже, — усмехается Адриан и неловко почёсывает шею. — Может, тогда выйдем на воздух? Там должно быть полегче.

— Там довольно холодно. Я в порядке, правда. Немного побуду здесь и вернусь в зал, после того, как голова пройдёт. Наверное.

— Давай тогда присядем, — улыбается Адриан и, осторожно взяв Маринетт за руку, тянет на ближайший диванчик.

Прикосновение к её бархатной коже отзывается приятным томлением во всём теле. Адриан и подумать не мог, что даже такая мелочь заставит его нервно выдохнуть. В голове крутятся не очень приличные мысли, когда Маринетт, слегка изогнувшись на диване, точным броском выбрасывает в неподалёку стоящую мусорку пустой блистер и смятый стаканчик. Он тяжело сглатывает и старается не коситься на длинные стройные ноги.

— Я думала, ты часто бываешь на… ну, в подобных местах, — смущаясь, начинает разговор Маринетт, поглядывая на Адриана из-под длинных ресниц.

Это действие выбивает воздух из его лёгких, и он не сразу отвечает. Адриан завороженно наблюдает за отблеском света на щеках Маринетт. Он только сейчас с поражающей ясностью понимает, что её ресницы лишь слегка тронуты тушью — такие длинные они у неё от природы.

— Ты же знаешь моего отца, — пожимает Адриан плечами, отводя взгляд куда-то в сторону и не замечая, как Маринетт прикусывает губу от досады. — Несмотря на то, что я уже совершеннолетний, он контролирует каждый мой шаг. Как бы печально это ни звучало. Пожалуй, сегодня мне ужасно повезло, что он отпустил П… Алексея со мной, а не телохранителя.

— А кто он? — Маринетт с любопытством наклоняет голову, продолжая изучать профиль Адриана. — Впервые вижу его.

— Один мой приятель, — отмахивается Адриан, лихорадочно придумывая какую-нибудь историю про таинственного «Алексея», который вовсе не был квами, конечно же. — Он друг одного из знакомых отца, старше меня на пять лет, и, возможно, именно поэтому меня сегодня отпустили без охраны. Мол, проследит, — он усмехается.

— Меня тоже отпустили только вместе с Кейтлайн², — Маринетт видит вопросительный взгляд Адриана и поясняет: — Моя кузина. Наверное, ты её видел, с красными волосами такая. Она не отсюда, — быстро добавляет она. — Приехала на пару дней, и родители сказали, чтобы она сходила со мной. Всё-таки довольно поздно для обычных посиделок.

^{| 2 Кейтлайн («чистая» с фр.) — верно, это Тикки.}

Она пожимает плечами и робко улыбается, а Адриан чувствует, как у него ёкает сердце. Ещё чуть-чуть, и он точно свихнётся. От её присутствия, нежного голоса и этого едва уловимого сладкого аромата клубники.

— У тебя вкусные духи, — чуть хрипло выдаёт Адриан, не в силах совладать с тем, что говорит.

— М-мои любимые.

Маринетт скромно опускает голову чуть ниже, стараясь спрятать от Адриана заалевшие щёки, но слишком поздно. Он замечает её смущение и остро понимает, что ему это чертовски нравится. А ещё — чем дальше, тем сложнее ему себя контролировать.

Он внимательно наблюдает за Маринетт, не отрывая взгляда, в то время как она изо всех сил старается не смотреть на него и изучает люстру над головой. Кончики пальцев до сих пор покалывает от приятного ощущения её кожи; ему хочется снова взять Маринетт за руку и насладиться мгновением.

Плагг прав. Всегда можно попробовать что-то новое. Особенно если от этого ему уже давненько сносит крышу.

Ему очень хочется о ком-то заботиться. И чтобы кто-то точно так же заботился и о нём. Душа Адриана рвётся к этому, ему ужасно не терпится погрузиться в то, что люди называют отношениями. Отсутствие тепла со стороны единственного родного человека оставило на Адриане весомый отпечаток. Он тоже хочет быть для кого-то столь важным. Ледибаг уже заботится о ком-то, что мешает и ему тоже делать это? Тем более, что Адриана всегда тянет к Маринетт не хуже магнита.

Она такая милая. Настолько милая, что от этого чувства ему больно в груди. Если и она ему откажет…

Адриан с тяжёлым вздохом откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза. Маринетт в недоумении поворачивается к нему и осторожно спрашивает, всё ли в порядке. Он слышит, как слегка подрагивает её голос, поэтому тут же распахивает веки и пристально смотрит на неё. Темнота не скрывает вновь порозовевшие щёки Маринетт. Это тоже выглядит безумно мило. Особенно когда Маринетт слегка наклоняет голову в ожидании ответа, и её волосы струятся по нежным плечам.

Как зачарованный, Адриан протягивает руку и заправляет прядь волос за ухо. Маринетт краснеет ещё больше, но не отводит от него пытливого взора своих ярких сапфировых глаз.

— Ты красивая, — шепчет Адриан.

Он не может больше держать это в себе. Он последует совету Плагга, а дальше — будь, что будет. Если она оттолкнёт его, значит, так тому и быть. Если нет — он изо всех сил постарается сделать так, чтобы Маринетт ни о чём не жалела.

Он не будет сравнивать. Как бы сильно она не напоминала ему Ледибаг. Сейчас — и всё время — он зачарован нежностью Маринетт. Пусть оно так и останется. А период его чувств к Ледибаг Адриан оставит в прошлом и будет вспоминать с тёплой улыбкой.

Дыхание Маринетт сбивается. Она тяжело сглатывает, смущается, но продолжает неотрывно смотреть на него.

— Неужели? — вдруг срывается с её губ.

Они оба ошарашены этим неожиданным словом.

Маринетт ещё больше заливается краской и отворачивается, пряча лицо в ладонях.

Адриан смеётся и чувствует, как внутри бабочки щекочут его своими маленькими крылышками. Он наблюдает за Маринетт, которая яростно поворачивается и торопится оправдаться:

— Я-я имела в виду вовсе не то, что имела в виду. Бла. Это случайно вырвалось, я не хотела, правда.

Она говорит что-то ещё, взмахивая ладонями, но Адриан больше наблюдает за ней, чем вслушивается в то, что она говорит. В любом случае, они поработают над этим, если она скажет «да».

Ему так хочется дарить ей цветы.

Хочется видеть её нежную улыбку, адресованную только ему. Хочется обнимать, уткнуться носом в макушку, наслаждаясь едва уловимым запахом корицы. Хочется держать за руку в кинотеатре, поглаживать большим пальцем тыльную сторону ладони и слышать её судорожный вздох, когда он скользнёт поцелуями по обнажённому плечу.

Ему хочется подарить ей счастье.

Но сначала…

Ему ужасно хочется поцеловать её.

— Маринетт.

Ладонь Адриана осторожно касается её плеча, и он судорожно облизывает пересохшие губы, когда она замирает и поворачивается к нему, растерянная, немного растрёпанная и взбудораженная.

— Д-да? — слегка заикаясь, спрашивает Маринетт, бессознательно повторяя его жест языком.

Его глаза темнеют, когда он замечает это движение.

— Ты правда очень красивая, — мягко говорит он, а сам скользит ладонью по обнажённой руке; секунда — и вот, Адриан уже обхватывает её тонкие пальчики своими. — Наверное, мне стоило сказать тебе об этом раньше. Но сейчас мне кажется это правильным.

Он чувствует, как Маринетт мягко сжимает его ладонь в ответ, словно собирается с мыслями.

В её голове царит ужасная неразбериха. Боль отступила, но её место заняла куча мыслей.

Четырнадцатилетняя Маринетт готова сорваться с места и спрятаться от Адриана под столом, но нынешняя, восемнадцатилетняя Маринетт, студентка выпускного класса лицея «Франсуа Дюпон» вовремя взнуздывает прошлую себя, осаждает пыл, хотя внутри всё переворачивается от голоса и взглядов Адриана на неё.

Всё же Тикки была права, когда буквально впихивала её в это платье. Она хотела, чтобы он наконец её увидел, и, кажется, это сработало.

— Ты тоже, — выдыхает наконец Маринетт. — Очень.

Дрожь проходит по позвоночнику Адриана. Он мягко поглаживает её ладони большими пальцами, чувствует её тепло — и это сносит крышу. Она не убегает. И это вселяет надежду.

— Скажи, Мари, — он сглатывает, судорожно пытаясь подобрать нужные слова. — Что если… Что ты скажешь на то, если мы попробуем… Ну, быть вместе?

Её глаза расширяются, а рот слегка приоткрывается в изумлении от услышанного. Сердце Адриана бьётся с перебоями, но он не подозревает, что с Маринетт творится то же самое. Он чувствует её дрожь, однако это не похоже на страх или испуг.

Адриан с трудом заставляет себя оторваться от созерцания её нежных губ и переводит взгляд выше, к глазам. Он надеется, что она не откажет. Только не в пользу брата Джулеки, нет. Иначе его кулаки точно захотят почесаться о его лицо.

Маринетт отмирает, понимая, что молчит слишком долго; она видит, как встревожен Адриан, и это вгоняет её в краску стыда.

— Попробовать? — поспешно переспрашивает она.

Всё ещё не может поверить в услышанное. Происходящее продолжает казаться сладким-сладким сном.

— Да! — чуть громче, чем следует, отвечает Адриан и тут же тушуется. — Может… Может, у нас что-то сможет… получиться? Как думаешь? — и он слегка наклоняет голову, всматриваясь в глаза Маринетт своими пронзительными изумрудами. — Ты мне очень нравишься, Маринетт. Правда.

Маринетт медленно моргает, осознавая, что это, похоже, всё-таки не сон. Адриан Агрест в самом деле сейчас, в данный момент, предлагает ей начать встречаться? Серьёзно?

Кажется, эта мысль отрезвляет её, выводит из прострации и возвращает на землю. Маринетт вздрагивает, негромко охнув, и сильнее сжимает ладони Адриана.

— Адриан! Я… Ох… — лепечет она, однако мгновенно совершает над собой усилие, беря себя в руки. — Н-но разве ты не говорил, что… Я думала, тебе нравится кто-то другой. Нино говорил, что…

Адриан качает головой и подаётся чуть ближе, касается ладонью её щеки. На его губах играет ласковая улыбка, а прикосновение вызывает бурю эмоций у обоих.

— Это… было раньше, — он осторожно подбирает слова. — Но сейчас я говорю о тебе. Ты правда мне нравишься, Маринетт. Если же это я не нравлюсь тебе, а кто-то другой нравится тебе, то…

Она закрывает ему рот, чтобы заставить Адриана замолчать на какое-то время. Вовсе не потому, что ей не нравилось слушать его ласковые слова, которые предназначены только ей. Нет! Просто Маринетт нужно буквально пару минут, чтобы собраться с мыслями. Происходящее ужасно волнует её, и она опасается оплошать.

Адриан послушно замолкает и терпеливо ждёт от Маринетт ответа. Он наслаждается приятным ощущением её пальцев на своих губах и боится пошевелиться, чтобы ненароком не оттолкнуть резкими действиями.

Наконец, Маринетт поднимает голову. В её глазах плещется такая решимость, что Адриан задыхается.

Она убирает руку и уверенно улыбается ему.

А голос звучит на грани шёпота, ударяя в самое сердце:

— Я не против. Мы… Могли бы попробовать.

Его ладонь на её щеке приходит в движение, опаляя жаром. Адриан осторожно зарывается пальцами в шёлковые волосы, ликуя: как же давно ему хотелось это сделать — и вот, у него есть официальное на то разрешение.

— Тогда… Я могу тебя поцеловать? — хрипло спрашивает он.

Маринетт кивает, не в силах выдавить из себя хоть слово. Впрочем, это не так важно.

Их лица сближаются, а сердца бьются в унисон. В висках отчётливо бьёт набатом пульс, ошеломляя, заставляя судорожно выдыхать воздух.

Они не отрывают друг от друга глаз.

Это было непривычно, почти дико — и оттого ещё желаннее.

Его губы, слегка искусанные от волнения, прижимаются к её, к таким тёплым, мягким. Таким податливым.

Секунду, другую они не двигаются. Просто пытаются осознать, что это действительно происходит — здесь и сейчас. Мир застывает вместе с ним, и только сердце с грохотом отсчитывает пройденные километры жизни.

А потом Адриан приоткрывает рот и осторожно касается влажным языком губ Маринетт, и этим выбивает все оставшиеся мысли напрочь. Тихий стон, вырвавшийся из её груди, говорит ему, что он всё делает правильно. Пальцы в её волосах ложатся на затылок и притягивают ближе. Маринетт подаётся вперёд, и её веки, дрогнув, опускаются.

Они целуются медленно, словно боятся, что в любую секунду это окажется сном. Приятным, чувственным, желанным, но сном.

Когда Маринетт кладёт руки ему на грудь, Адриан отстраняется, с трудом переводя дыхание. Он и подумать не мог, что поцелуи с Маринетт выбьют почву из-под его ног настолько, что даже после лёгкого прикосновения к её губам, он будет задыхаться по-настоящему.

Она медленно открывает глаза и внимательно смотрит на него.

Никто не говорил ей, насколько приятным это было на самом деле.

Никто не говорил ему, насколько ошеломительным может быть чувство безграничной радости.

Вдалеке, на задворках сознания, грохочет пульс вместе с музыкой в соседнем зале. Стрелки часов на руке Адриана тикают непозволительно громко.

— Адриан… Я…

Маринетт глубоко вдыхает и выдыхает, неотрывно смотря в глаза Адриана. В свете уличного фонаря ей кажется, что они мерцают мягким зеленоватым цветом, а в глубине, в чёрных, как чёрные дыры космоса, зрачках, набирая силу, рождается что-то… что-то…

Она не успевает додумать.

Мир взрывается вместе с агрессивным рывком Адриана вперёд, к ней, от чего Маринетт ахает и еле-еле успевает вцепиться в его плечи, чтобы не соскользнуть вниз с дивана; губы жадно врезаются в её губы, а руки крепко притягивают к себе, не давая упасть. Его запах, мужской, невозможный и выносящий мозг, делает ноги ватными. Горечь выпитого им виски дразнит язык. Губы скользят лихорадочно, слишком беспорядочно — заставляя голову буквально взрываться от эмоций.

Адриан наслаждается теплом Маринетт, её откликом и ответными жаркими поцелуями. Не сдерживаясь, он стонет, когда она скользит ладошками по его груди выше, дразня прикосновениями кожу шеи, а потом зарывается пальчиками в волосы. Импульс возбуждения проходит по всему телу, заставляя дрожать и задыхаться. Он обхватывает её обеими руками за талию и вынуждает пересесть к нему на колени.

Впрочем, Маринетт не против. Она поддаётся его напору, перекидывая ногу через него, и удобно устраивается на бёдрах, обхватывает коленями бока. Вышивка на её платье слегка царапает кожу на руках, но Адриан безумно рад, наконец, почувствовать это.

Задыхаясь, они целуются снова и снова. До головокружения, до пятен перед глазами и тихих томных вздохов.

Когда они отрываются друг от друга, воздух с оглушительной болью рвёт им лёгкие, однако никто не обращает на это внимания. Они тяжело дышат, чувствуют, как грудные клетки сталкиваются от судорожного дыхания. Похоже на столкновение галактик, когда двое умирают, рождая нечто новое на остатках старого.

— Ох, это было… Вау, — на выдохе шепчет Маринетт.

На её губах играет улыбка, и Адриану в темноте она кажется больше шаловливой, чем смущённой.

Он подаётся вперёд и целует её в подбородок. Тихий смех заставляет внутри всё перевернуться с ног на голову; Адриан улыбается и скользит влажными поцелуями дальше, дразня нежную кожу языком. Его зубы смыкаются на шее Маринетт, вырывая из её груди протяжный стон.

— Адриан!

Женские пальцы сжимают его волосы, и это до одури приятно. А когда она подаётся ближе всем своим существом, вжимаясь в него, словно желая слиться воедино, Адриан не выдерживает. Он подаётся ей навстречу и одним резким движением мягко опрокидывает на диван, нависая сверху.

Маринетт ахает от неожиданности и краснеет. И без того короткая юбка скользит вниз по бёдрам, повинуясь силе притяжения, но Адриан успевает перехватить подол до того, как ситуация выходит за рамки приличия. Они устраиваются так, чтобы обоим было максимально комфортно, и смотрят друг другу в глаза.

— Я не хочу потерять тебя, — шёпот на грани слышимости, но Маринетт ловит каждое слово Адриана — как и всегда. — Я имею в виду, если мы вдруг зайдём дальше, а потом у нас ничего не получится. То есть… Знаешь, ты одна из немногих настоящих людей в моей жизни, кто мне очень дорог. Я не хочу, чтобы ты вдруг ушла из неё. Если… если я где-нибудь оплошаю. Я ведь на самом деле не мастер во всём этом. Ну… Ты поняла, о чём я.

Тронутая его словами, Маринетт с улыбкой гладит Адриана по щеке. Он тут же ластится к ней, и её сердце пропускает удар. Нет уж. Раз Адриан сам захотел отношений, сам предложил ей попробовать что-то изменить между ними, так просто она его не отпустит. Он должен быть её, только её. И он будет.

Сейчас он смотрит на неё так, словно она единственная, кто его волнует в этом мире. И Маринетт обязательно приложит все усилия, чтобы так это и оставалось в дальнейшем. Она не смогла сделать первый шаг, однако именно в её руках их шанс на счастье, на то, что у них получится быть вместе, несмотря на трудности. А их точно будет немало.

— О, Адриан, я обещаю, что ты не потеряешь меня, — её улыбка выбивает воздух из его груди. — Я слишком долго бегала от тебя и вела себя как дурочка. Мне так жаль. Я клянусь, ничто не заставит меня оборвать все мосты, если у нас ничего не выйдет. Ты тоже мне очень дорог, моё сердце всегда билось чаще только от одного твоего присутствия рядом. Я слишком долго тебя…

Она смущается и замолкает, но даже уже сказанных фраз достаточно, чтобы заставить Адриана судорожно выдохнуть. Зажмурившись, он касается губами её губ, а потом утыкается носом в шею.

Умиротворение и чувство необъятного покоя затапливают его с головой, когда Маринетт осторожно проводит ладонями по широкой спине, перебирает пальцами волосы у него на затылке.

— Мне… Мне никто ещё такого не говорил.

— А Кагами? — её голос звучит несколько приглушённо.

Адриан поудобнее устраивает голову на плече Маринетт и негромко произносит:

— Мы сходили всего на пару свиданий… Хотя все эти приёмы я бы не назвал полноценными свиданиями. И… я не уверен, что так уж сильно ей нравлюсь. В смысле, настоящий я, не картинка в журнале, — и он замолкает, опечаленный.

Лишь пара человек знает и принимает его таким, какой он есть. Но этого мало, этого всегда мало. Однако что-либо изменить Адриан пока что не в силах.

— Ты мне нравишься. Такой, какой ты есть, — уверенно говорит Маринетт: она старательно отбрасывает прочь все свои детские заикания, хоть и понимает, что окончательно отбросить смущение перед Адрианом у неё не сразу получится. Но она постарается, ради них обоих. — И мне легче с тобой, когда ты не улыбаешься мне дежурными улыбками, когда тебе на самом деле плохо. Извини, я, наверное, несу какой-то бред, но…

Он не даёт ей договорить, прижимает пальцы к её губам, не в силах справиться с охватившими его эмоции. Адриан прекрасно понимает, что именно имеет в виду Маринетт: за последние годы они хорошо сдружились вчетвером — он, Нино, Алья и Маринетт, и перед этими тремя замечательными людьми он может вести себя так, как хочет. Разумеется, с Ледибаг тоже — она его четвёртый, тайный, лучший друг. А ещё Хлоя: почти-сестра, почти-двойняшка, одновременно похожая и непохожая на него. Они — его отдушина в мире, где приходится носить маску в виде собственного лица.

— Спасибо, — он с благодарностью целует Маринетт в щёку, а потом и в губы, когда она поворачивается к нему. — Это очень много для меня значит. Я всегда боялся, что чем-то ненароком пугаю тебя.

— Ты видел свои фотки в моей комнате, — обречённо стонет она, вспоминая неловкий эфир несколько лет назад. — Это не похоже на то, чтобы я «пугалась».

Усмехаясь, Адриан нависает над Маринетт, опираясь о локоть. От неожиданности она замолкает и, прикусив губу, смотрит на него из-под своих офигенных ресниц.

— Я уже спрашивал о них у тебя. Ты сказала, что ты любишь моду.

— Мало ли что я говорила, — фыркает Маринетт.

Она неожиданно резко выгибается ему навстречу. Выдох вырывается из его груди, а Маринетт порывисто целует Адриана, прежде чем заговорить снова.

— Я устала делать вид, что ты мне безразличен, — произносит она, и сердце Адриана замирает. — Если ты хочешь, чтобы мы были вместе, тебе стоит привыкнуть к тому, что я могу быть несколько… одержима тобой.

Вопреки смущению Адриан удобнее устраивается между её бёдер; он медленно проводит ладонью по её волосам, раз за разом перебирает пряди, пытаясь собраться с мыслями. Чистосердечное признание Маринетт зеркально отражает его собственное состояние. Он и впрямь одержим ею, и, похоже, это вовсе не лечится.

А потом на его губах появляется дурацкая ухмылка; Маринетт слегка напрягается, когда он весело сверкает глазами.

— Значит, всё это время ты?..

— Мне стыдно за ту себя, за эту себя, за свои ноги, потому что лучше бы я пришла в брюках, честно слово, в них хотя бы лежать было бы спокойнее. Я стеснялась, стесняюсь и буду стесняться дальше, особенно если ты продолжишь так лежать на мне и доводить меня до исступления, потому что, право, я не знаю, как совладать с эмоциями, — тараторит Маринетт и жутко краснеет. — Просто дай мне умереть, пожалуйста.

Она отворачивается и досадливо стонет куда-то ему в плечо, отчего Адриана насквозь прошибает очередной волной возбуждения, и он опасается, как бы Маринетт не стало несколько… дискомфортно из-за некоторых особенностей мужского организма. Но он только смеётся и ласково кусает её за подбородок.

— Это было довольно проникновенно, мадемуазель.

— Я старалась, — фыркает она ему в плечо, и пару минут они оба сдавленно хохочут.

Нет, они не пьяны из-за выпитого сегодня алкоголя. Магия, струящаяся по их телам, позаботилась об этом. Они веселы и расслаблены только потому, что не нужно наконец прятаться хотя бы друг от друга и собственных ощущений.

Веселье вьётся, обволакивая сознание. Адриан считает, что сегодня один из лучших дней его жизни.

А потом вдруг на задворках сознания встаёт лицо Габриэля Агреста; Адриан тут же замолкает, прикусывая губу. Маринетт видит его озадаченный взгляд и гладит по плечу. Она не понимает такой резкой смены настроения и терпеливо ждёт, когда он объяснит ей.

— Мой отец, — кривится Адриан. — Он…

Маринетт поджимает губы. О, конечно же, она прекрасно знает, каков её кумир на самом деле. Им с Нино и Альей довольно часто приходилось очень долго упрашивать Натали или телохранителя пройти внутрь дома, чтобы поработать над совместным проектом, или чтобы Адриана отпустили куда-нибудь погулять. Частенько он сбегал сам, разумеется. Но это же абсолютно ненормально.

— Ты думаешь, он не одобрит… нас? — печально спрашивает она, неосознанно сжимая пальцы на плечах Адриана.

Только Маринетт успела порадоваться неожиданному сюрпризу, свалившемуся на голову, как жизнь решила сразу же отобрать его у неё. А запретный плод сладок, он манит, особенно после того, как уже вкусил его.

— Боюсь, он не одобрит никакие мои отношения, — качает головой Адриан. — Кагами он вообще на дух не переносит. Видимо, из-за мадам Цуруги. Она вечно чем-то недовольна в их партнёрстве. Да и он же создал для меня определённый имидж, который меня жутко бесит. А всё ради денег!

Он отворачивает голову в сторону, боясь встретиться с Маринетт взглядом. Что она подумает о нём? То предлагает отношения, то даёт попятную, вспомнив о папочке? Ну уж нет, Габриэль Агрест не помешает ему хотя бы в этом аспекте его жизни — его обычной, не супергеройской жизни.

— Имидж, да? — вспоминает Маринетт, задумчиво постукивая себя пальчиком по губам. — «Незанятой мальчик-красавчик, который продвигает компанию «AGRESTE Corporation» своей популярностью».

Адриан ворчит.

— Да, и я… Стоп! — он осекается и с хитрой усмешкой косится на неё. — Маринетт, ты что, только что процитировала одну из тех дурацких статей?

— О да, у меня же их целая уйма, забыл? — она до одури знакомо закатывает глаза, но Адриан тут же одёргивает себя: он обещал себе, что не будет сравнивать, что будет просто наслаждаться теплом и приятной компанией Маринетт. Большего ему и не надо. — Я же твоя фанатка.

Он натыкается на её взгляд темноте и слегка теряется. Слишком пронзительный, слишком внимательный, такой… слишком-слишком, от которого так приятно тянет низ живота. Хочется зацеловать её до тихих стонов, и… Адриан одёргивает себя. Рано. Несмотря на их вызывающую позу — рано. Он должен думать в первую очередь о том, чтобы было комфортно Маринетт, а не своих низменных желаниях. Это подождёт, если речь идёт о Маринетт. Если она сама попросит — да, разумеется! Но никак иначе.

Стараясь отвлечься, он утыкается носом ей в шею, но это ни капли, на самом-то деле, не помогает.

— Чья фанатка? — смеётся Адриан, ласково поглаживая её спину. — Меня или моего отца. Или его одежды, что на мне?..

Он осекается, когда ладошка скользит по его груди, торсу и обводит контуры кубиков пресса. Никогда прежде Адриан не думал, что такое невинное, простое прикосновение может так подействовать на него. Мозги коротит, когда он смотрит, Маринетт облизывает пересохшие губы и на выдохе, еле слышимом, но таком чарующем, произносит:

— А ты как думаешь?

Приходится перехватить руку, чтобы сосредоточиться на разговоре, а не том, как бы перевести его в горизонтальную плоскость. Хотя… Адриан мысленно усмехается оценивая их позу: тела прижаты максимально близко, ноги безнадёжно путаются, а сквозь джинсы он отчётливо чувствует тепло тела Маринетт и то, как она слегка ёрзает, пытаясь устроиться поудобнее. Он стискивает зубы, пытается восстановить дыхание.

— М-Маринет, погоди. М-мы не договорили. О-о том, что делать дальше.

Маринетт гордится собой. Она считает, что победила, заставив его заикаться. В то же время она лихорадочно думает, что им делать, и вскоре простая в своей сущности мысль оглушает её, взрываясь привычным красно-чёрным цветом.

— Ну, знаешь, мы можем видеться втайне.

Это и есть решение. К тому же, если Бражник вдруг раскроет её личность, он хотя бы не сможет манипулировать ею через Адриана. Ведь никто не будет знать об их отношениях. Он чрезвычайно дорог ей, и Маринетт ни за что себе не простит, если по её вине он попадёт в неприятности. Но разве она сама тоже не заслуживает кусочка счастья для себя? В награду за то, что ежедневно спасает Париж.

— Я имею в виду, поцелуи и всё такое, — продолжает развивать мысль Маринетт, видя, что Адриан ждёт от неё пояснений. — Мы и до этого спокойно общались, и если это вот, — она показывает на их позу, — мы не будем никому показывать, а оставим на виду то своё обычное общение, никто ничего не заподозрит. Твой отец же не может отрицать то, что мы как-никак друзья.

— Ты к чему это? — он озадаченно смотрит на неё.

Маринетт усмехается, снова подаётся ему навстречу. Ладонями проникает за шиворот рубашки на спине и слегка царапает кожу. Это отзывается приятными мурашками у обоих.

— Типа… совместные проекты по учёбе можно делать и без «пряток» у кого-нибудь на дому. Откуда им знать, чем именно мы будем заниматься? К тому же ты всё ещё мой репетитор по китайскому, если ты не забыл.

Она лукаво смотрит на него, и до Адриана резко доходит весь смысл сказанных слов. Он задыхается от нахлынувшей на него волны ошеломительной нежности и трётся поцелуями о шею Маринетт.

— Мне безумно нравится, как это звучит.

Маринетт жмурится, плавится в его руках, таких тёплых и ласковых. Она снова скользит ладонью к его торсу, дразня прикосновениями, играет с пуговицами рубашки, словно думает, переступать ли через черту. Ведь назад пути уже не будет.

— Напомни, на чём мы там остановились? — мурлычет она.

— Кажется, на этом.

Адриан ласково кусает её за шею, оставляя красные пятнышки; одной рукой он тянет вниз «собачку» молнии, обнажая нежную спину, и проводит по коже подушечками пальцев. Когда Маринетт тихо стонет протяжное «А-Адриан» ему на ухо, он не выдерживает и непроизвольно толкается бёдрами вперёд, вырывая нежный «Ах» из её горла.

Она неосознанно разводит ноги чуть шире, тянет его на себя. Такая податливая, такая нежная — его, только его. И ничья больше.

— Жаль, что мы не у меня дома, — жарко шепчет Адриан ей на ухо, ошалев от вседозволенности.

— М-м-м, чем тебя не устраивает это? — выдыхает Маринет, опаляя кожу за ухом горячим дыханием.

К чёрту правила и мысли о том, чтобы быть хорошей послушной девочкой. Она слишком давно его хотела, так часто ласкала себя по ночам из-за парня, который так дразняще трётся о её бельё, что все границы стоит послать к чертям собачьим.

— Отец с Натали уехали по работе в Америку на неделю, — мурлычет он ей в губы. — Поэтому мы могли бы пошуметь как следует.

Маринетт стреляет глазами куда-то в сторону, а потом гладит его по плечам.

— Думаешь… Думаешь тут нас услышит кто-нибудь?

В качестве ответа вдалеке хлопает дверь и раздаётся взрыв оглушительного хохота. Они замирают, словно шпионы, пойманные на горяченьком, и около минуты даже не дышат, пока компания не возвращается обратно в зал.

— Что ж, я думаю, нам и впрямь лучше передислоцироваться, — ворчит Маринетт.

Адриан со смешком поднимает её и помогает застегнуть платье. Они ещё немного целуются, прежде чем встать. Для того, чтобы по-тихому улизнуть, им нужно отыскать свои куртки в гардеробе, а до него, к сожалению, придётся проходить через зал, полный пьяных веселящихся молодых людей.

Вот и первая проверка на то, как долго они смогут держать свои отношения в тайне от других.

— Оставайся здесь, — наконец решает пойти Адриан. — Я что-нибудь придумаю.

— А тебе нормально будет… эм, идти так? — она стреляет глазами на внушительный бугор на его джинсах.

Адриан тихо крякает то ли от досады, что им пришлось прерваться, то ли от того, что нет возможности остудиться прямо сейчас, и старается не краснеть. Он оттягивает ворот рубашки.

— Полагаю, там сейчас половина в таком состоянии. Я ничем не буду отличаться.

Он поспешно покидает Маринетт и старается проникнуть в зал как можно более незаметно. Проводив его взглядом, Маринетт с визгом плюхается на диван и прижимает пальцы к губам. «Если это сон, то пусть он длится как можно дольше», — думает она, когда воспоминания последнего получаса ярко вспыхивают перед глазами.

Всё время, пока Адриан «охотится» за верхней одеждой, Маринетт пребывает в радостной эйфории. Она прокручивает раз за разом в голове каждое слово, каждый жест, каждый поцелуй и чувствует, что сердце готово вот-вот выпорхнуть из грудной клетки.

Вскоре объявляется Адриан. Маринетт вскакивает ему навстречу, и он тут же обнимает её, как только подходит ближе.

— Надо же, я становлюсь зависимым от твоих духов, — смеётся он. — Так бы и съел тебя.

Щёки Маринетт снова обдаёт жаром. Она смущённо обнимает его за талию и смотрит на куртку в его руках.

— Ам…

— Прости, я забыл спросить, в чём ты пришла, поэтому обойдёмся тогда моей, — обезоруживающе улыбается он.

И, не давая Маринетт сказать и слова, Адриан помогает ей надеть куртку. Она безропотно подчиняется, и только когда он застёгивает на ней молнию, до неё всё доходит.

— Эй, — недовольно восклицает она. — А как же ты? На улице конец ноября!

— Я справлюсь, — подмигивает он ей. — А ещё мне следует немного остудиться.

Маринетт косится ниже его пояса и резко отводит взгляд в сторону. Добродушно усмехаясь, Адриан обнимает её за плечи и через запасной вход выводит на улицу.

Ночь оказывается довольно тёплой для ноября. Впрочем, это вовсе не мешает Маринетт продолжать беспокоиться за Адриана. Она говорит ему об этом, но он только переплетает их пальцы и тянет за собой.

— Главное, чтобы тебе было тепло.

Он улыбается, глядя на её недовольное личико. Волосы взъерошены, куртка слишком большая для такой хрупкой девушки — только сейчас Адриан остро осознаёт, насколько он выше и крупнее Маринетт. А ведь когда-то они были почти одного роста! Ему ещё больше хочется заботиться о ней, оберегать и защищать от всего на свете.

— Ты можешь заболеть и простудиться, — дуется она, отводя взгляд в сторону.

Адриан целует её в висок и тянет за собой. Маринетт такая милая, когда упрямится.

Они идут по тёмным улочкам Парижа, выбирая самую короткую дорогу до особняка Агрестов. Он хоть и расположен не столь отдалённо от центра, но не так уж и близко. Около получаса ходьбы в среднем темпе и без остановок. А они чуть ли не каждые пять минут тормозят, чтобы урвать очередной сладкий поцелуй.

Их пальцы нежно касаются друг друга, когда они идут бок о бок. Эти ощущения рождают тысячи шаровых молний под кожей, которые довольно явственно чувствуются внизу живота. Несмотря на то, что холодный воздух должен притупить острое возбуждение, охватившее их, всё происходит совсем наоборот.

По пути они негромко переговариваются о всякой ерунде, которая так важна для обоих. О скором выходе новой части любимой игры, о заданном проекте и о том, какую им выработать тактику относительно того, чтобы их не спалил кто-то левый. Будь то Алья или Нино. Или кто-то ещё.

— А что делать с камерами? — с любопытством спрашивает Маринетт, пока Адриан ищет ключи и открывает ворота.

— Я потом почищу запись. Макс недавно показывал мне интересный способ, вот как раз и попробую.

В доме гораздо теплее, чем на улице. В коридоре тихо и пахнет ландышами — любимый аромат Эмили, с которым отец всё никак не расстанется. Это вызывает ностальгическую улыбку и странное жжение в глазах.

— Ты в порядке? — Маринетт настороженно оглядывается на него.

— Более чем, — Адриан сжимает её в объятьях; становится гораздо легче. — Идём наверх. Ты не голодна? Хочешь фруктов? У меня было немного в холодильнике.

Маринетт с улыбкой гладит его по спине.

— Была бы не против.

Когда они оказываются в комнате Адриана, Маринетт стягивает куртку, аккуратно вешает её на спинку стула и обращает всё внимание фортепиано. Горит лишь ночник, мягко освещая чёрную лакированную поверхность. Как зачарованная, Маринетт любовно гладит её пальцами, наслаждается приятной прохладой музыкального инструмента.

Адриан подходит к ней с тарелкой фруктов и ягод и мягко целует в шею, отвлекая.

— Хочешь, сыграю?

Маринетт забирает у него посуду и кивает.

— Хочу.

Она облокачивается бедром о край фортепиано, отрывает несколько виноградин с веточки и закидывает в рот. Пару раз Маринетт видела, как играл Адриан, но никогда ещё он не делал это специально для неё. Сердце и мысли замирают в сладострастном предвкушении.

Адриан медленно проводит пальцами по нескольким клавишам. Приятный звук наполняет всё тело, и с каждой нотой, с каждой нажатой клавишей начинается строиться — виться-кружиться ниточка мелодии. Умелые музыкальные пальцы разгоняются, беря всё выше, затем резко замедляются и снова набирают темп — и так несколько раз.

Маринетт прикрывает глаза. Она позволяет музыке влиться в тело, в душу, в мысли. Нежные быстрые переливы больше напоминают весну, нежели будущую зиму, и это так невообразимо приятно.

Когда Адриан спустя некоторое время заканчивает, Маринетт всё ещё продолжает с улыбкой и закрытыми глазами стоять. Мелодия всё ещё звучит внутри, не отпускает.

— Это Моцарт, — поясняет Адриан, а Маринетт просто кивает. — Тринадцатая соната.

— Хотела бы я когда-нибудь научиться играть, — усмехается она, открывая глаза. — Но мне безумно некогда.

На его губах играет лукавая улыбка.

— Хочешь, я научу?

— Не думаю, что из меня сейчас хорошая ученица, месье Агрест, — смеётся Маринетт. — Да и в общем. Ходячая катастрофа только напортачит.

— И всё же, я настаиваю, мадемуазель Дюпен-Чен.

Спорить с ним не хочется. Особенно когда он смотрит такими умоляющими глазами. А перед Адрианом Маринетт всегда пасовала. Поэтому она со вздохом подчиняется и позволяет притянуть себя на стул.

— И как же…

Фраза обрывается в воздухе, когда Адриан обнимает её и, обхватив женские ладошки своими, кладёт их на клавиши. Маринетт больше сосредоточена на контрасте: её маленькие тонкие пальчики в его сильных и больших ладонях. Когда он умудрился вырасти из милого солнечного мальчика в сражающего наповал парня?

— Расслабься, — чуть хрипло просит он, и Маринетт подчиняется.

Позволить чужим рукам делать с твоими всё, что хочется: расставить правильно пальцы, нажимать поочерёдно то на чёрные, то на белые клавиши. Руками Маринетт Адриан играет начало «Лебединого озера», а она думает, сколько всего он знает. Чем он ещё удивит её?

Она чуть отклоняется назад и прижимается к его груди, кладёт голову ему на плечо. Адриан, мысли которого блуждают в опасном направлении, замирает. Музыка обрывается на ноте, повисая в воздухе. Аромат Маринетт снова окутывает его, что хочется снова уткнуться носом в нежную шею да навсегда остаться так, в сплетении тел.

Слегка подрагивающей рукой он отодвигает волосы в сторону и проводит языком по раковине ушка. Маринетт вздрагивает, на мгновение замирает натянутой пружиной, а потом крепко сжимает его другую руку.

— У тебя сегодня волосы длиннее, чем обычно, — хрипло говорит Адриан, уткнувшись лицом в спутанные чёрные пряди.

— Это Алья, — тихо отвечает Маринетт. — Сказала, что с этим платьем волосы нужны подлиннее. А у меня, ты же сам знаешь, не такие. Поэтому вот, — и она свободной рукой отодвигает часть локонов в сторону, показывая маленькие заколочки, которыми Алья перед вечеринкой крепила накладные волосы.

— Всё равно очень красиво.

Он ласкает её шею лёгкими поцелуями, вырывая из груди тихие вздохи. Как утопающий за соломинку Маринетт цепляется за его ладони, обхватывает запястья, очерчивая пальцами тонкие венки, выступающие под кожей. Как давно, как долго она мечтала об этом мгновении. Когда она сможет без страха прикоснуться к нему, провести ладонями по предплечьям, ласково погладить крепкие мышцы.

— Маринетт, — мягко мурлычёт он и трётся поцелуями о щёку, подбородок.

Безмолвно просит повернуться. И она поворачивается. Их губы встречаются который раз за этот вечер, но ощущения всё равно до одури приятные. Адриан думает, что, наверное, никогда не сможет в полной мере насытиться её поцелуями. Больше, сильнее, глубже. Импульсы возбуждения токами проходят под кожей, вновь и вновь заставляя сводить ноги, чтобы ненадолго ослабить вспыхнувшее желание.

Адриан запускает пальцы в копну тёмных волос и углубляет поцелуй. Язык Маринетт робко встречает его, когда он раскрывает её губы, целуя сильно, жёстко, вминаясь своим горячим ртом чуть ли не в самое сердце.

Глухой мурлыкающий стон срывается с его уст, когда Маринетт на секунду отстраняется и робко скользит губами по мужской шее, туда, где так бешено бьётся пульс.

— Маринетт…

Руки Адриана притягивают ближе, сильно сжимая тонкую талию. Мозг плавится, все мысли, что правильно, а что нет, улетают в небытие, и остаётся только неизменное желание быть ближе, настолько, насколько это вообще возможно.

Маринетт снова седлает его, поражаясь собственной смелости, и опять прижимается к губам. С тихим стоном Адриан скользит ладонями ниже, чувствуя царапающую кожу ткань, наслаждается близостью девушки, которая заполняет собой сознание, выбивает напрочь то, что остаётся вдалеке, за бортом их океана новых ощущений.

— Держись, — вдруг выдыхает он и, подхватывая Маринетт под ягодицы, поднимается.

Она сочно вспыхивает, но не отстраняется. Наоборот, обнимает его шею руками, касается носом переносицы, судорожно пытаясь восстановить дыхание. Хочется остановить это мгновение, нажать на паузу, чтобы поймать этот миг, запечатлеть, когда они смотрят друг другу в глаза, ловя каждый вздох приоткрытыми губами. А потом — отдать собственное дыхание, до самого конца, не глотая кислорода, пока лёгкие не скрутит от жгучей боли.

Это зависимость; это лучше всякого алкоголя. Вот только им обоим он и не нужен — всё равно не поможет впасть в эйфорию из-за проклятого супергеройского метаболизма. Единственное, что важно — чужие руки, губы и бесконечные поцелуи.

Мышцы Адриана напрягаются, когда они преодолевают то короткое расстояние, разделяющее фортепиано и кровать.

Странный звук вырывается из его горла, напоминающий то ли рычание, то ли ругательство, когда он больно ударяется мизинцем о подвернувшуюся так некстати ножку кровати. Он едва не падает на Маринетт, но успевает в последний момент упереться ладонью о матрас. Дыхания смешиваются, опаляя лицо судорожным вздохом.

— Осторожнее, — шепчет Маринетт и невинно целует его в щёку.

Немного подтянувшись на постели, она запускает пальцы в светлые волосы, ласково гладит, вырывая из его груди стон удовольствия.

— Ещё.

Адриан подставляется под её руки, наслаждается нежными поглаживаниями — ему так не хватает тактильного контакта. Маринетт с удовольствием угождает ему. А сама плавится под прикосновениями горячих ладоней, лихорадочно скользящих по спине. Ноги вплотную прижимаются к его бокам, а пряжка ремня — будь она неладна, чёрт возьми — неудобно упирается в низ живота. Маринетт ёрзает, устраиваясь поудобнее; его напряжённый член упирается ей в промежность, и они оба хрипло выдыхают. Адриан кусает её за подбородок и слегка отстраняется.

— Мы можем подождать, если… если ты ещё не готова, — с трудом произносит он, потому что он-то как раз-таки готов. На всё и даже больше.

— Нет, — мотает она головой и дёргает бёдрами, вырывая очередной стон. — Я так давно тебя хотела… Поэтому если ты сейчас остановишься, клянусь, Агрест, я тебя кастрирую.

— И не подумаю, — усмехается он и хочет поцеловать её, но замирает.

Маринетт обеспокоенно смотрит на Адриана.

— Ты в порядке? Я… — она мнётся, отводя взгляд, думая, что делает что-то не так. — Прости, те слова, я не хотела, я не кастрирую тебя, если…

— Ш-ш-ш, — его пальцы касаются губ Маринетт, и она замолкает. — Я пытаюсь вспомнить, куда я подевал презерватив, который Нино заставил меня взять в начале вечеринки.

Он заметно удивляется, когда Маринетт вдруг фыркает и смеётся, утыкаясь лбом ему в плечо. Растерянность и недоумение моментально отражаются на лице Адриана, поэтому Маринетт, вскинув голову, быстро поясняет:

— Просто Алья мне тоже запихала… Чёрт, я оставила свою сумочку в зале, — разочарованно стонет она.

Если они тут же что-то не придумают, она просто взорвётся от напряжения во всём теле. Ей остро требовалась долгожданная разрядка.

Адриан задумчиво засовывает руку во внутренний карман рубашки. Он усмехается, и Маринетт понимает, что им всё-таки чертовски везёт.

— Надо будет потом как-нибудь отблагодарить его, — бормочет Адриан ей в губы.

Маринетт соглашается про себя, а потом ей становится не до этого, когда Адриан несильно сжимает грудь сквозь плотную ткань платья. Она изворачивается в его руках, тянется вперёд, чтобы помочь расстегнуть молнию. Собственные руки не слушаются. Маринетт тянется к пуговицам на его рубашке, чувствуя, как подрагивают пальцы.

Адриан проводит ладонью по обнажённой спине, наслаждаясь её нежностью, мягкостью и податливостью. Он поспешно стягивает верх платья и облизывает пересохшие губы: бюстгальтера под низом не было. Вздох Маринетт вибрацией отдаётся во всём теле, когда он бережными трепетными поцелуями скользит от плеча к аккуратной груди. Обхватывает губами сосок, слегка прикусывает зубами. Острые ноготки вонзаются в бок, но это только распаляет. Маринетт стонет под ним, тянет руки к волосам и несильно оттягивает, наслаждаясь лаской.

Адриан оставляет влажную дорожку поцелуев до другого полушария, уделяет и ему повышенное внимание. Соски становятся твёрдыми от его немного неумелых ласк, но судя по звукам, которые издаёт Маринетт, ей это ужасно нравится. Она прижимается ближе, снова ёрзает. Тихий рык вылетает из его горла.

Нежная. Невозможная. Его.

Он опирается на локти и нависает над ней, смотрит в лихорадочно блестящие синие глаза, ласкает взглядом припухшие от поцелуев губы.

— Ты красивая, — шепчет Адриан и наклоняется к ней. — Любовался бы вечно.

Она тихо всхлипывает, когда он опускается ниже и прикусывает мочку уха. Кончиками пальцев ведёт от ключиц ниже, к груди, сжимает сосок, вырывая очередной вздох, дёргает платье ниже. По коже проносится рой мурашек. Маринетт хочется провалиться сквозь землю от внезапного чувства стыда, накатившего на неё, но она усилием воли заталкивает его как можно дальше.

Совместными усилиями они, наконец, избавляются от платья.

— Так нечестно, — дуется она, дёргая его за полы рубашки. — Я почти без всего, а ты…

Адриан хрипло смеётся. Отстраняется, садясь на колени, стягивает рубашку через голову и откидывает её в сторону. Маринетт как завороженная скользит взглядом по перекатывающимся под кожей мышцам и протягивает руку вперёд, касается пальцами подрагивающего живота. Адриан слегка дёргается, но скорее от пронзившего его импульса возбуждения.

— Нравится? — хрипло спрашивает он.

— Да, — с придыханием отвечает она и вдруг резко подаётся вперёд, чтобы прижаться обнажённой грудью к его груди, а губами выпить изумлённый вздох.

Сильные руки обхватывают Маринетт за талию, и они падают обратно на матрас. Он обеспокоенно заглядывает в её глаза. Лихорадочно пытается вспомнить и осознать, что для них обоих это будет впервые, а для Маринетт окажется не так хорошо, как хотелось бы.

— Будет не очень приятно.

Она прикрывает веки, глядя на него из-под пушистых ресниц.

— Я знаю.

— Мы ещё можем остановиться, — для него в первую очередь важно её состояние, а потом уже всё остальное.

— Мне всё равно, — мотает головой Маринетт. Она уже всё решила. — Я хочу тебя.

Слова с грохотом обрушиваются на Адриана подобно лавине. Член дёргается, и становится нестерпимо больно в этих чёртовых узких джинсах. А Маринетт даже не думает облегчать задачу. Её ладонь осторожно касается низа живота, скользит к ремню и нетерпеливо дёргает пряжку.

— Можно? — нежный шёпот окончательно срывает все оставшиеся моральные устои.

Он тоже хочет её.

До безумия, до боли в паху.

Он наощупь находит ремень, расстёгивает непослушную пряжку, дёргает вниз «собачку» молнии. Затем прижимается к ней всем телом, сжимает ладонями упругие ягодицы и тихо стонет, когда она царапает его кожу.

Пульс неистово бьётся в голове, оглушая, не давая рационально мыслить. Но это и не нужно. Маринетт никогда ещё не чувствовала себя такой умопомрачительно счастливой, как сейчас. Когда Адриан — боже, сам Адриан Агрест — тихо рычит ей в шею, кусает за плечи и дразнит прикосновениями подтянутый живот по краю резинки нижнего белья.

Дыхание прерывается, когда мужская ладонь скользит ниже.

Она забывает, что тоже хочет что-то сделать и замирает, напряжённая.

— Тише, — колено Адриана не даёт ногам плотно сжаться. — Расслабься, Мари. Пожалуйста.

Он знает — наслышан, начитан — о том, что в первый раз не все девушки чувствуют всю гамму эмоций, по сравнению с их партнёрами. Поэтому лучше, легче для них обоих, если он сначала доставит ей удовольствие по-другому. Её удовлетворение — важно для него. Пожалуй, важнее собственного.

Ласковые поцелуи бабочками вспыхивают на коже, расцветая красноватыми пятнышками на ключицах. Они сменяются укусами, хаотичными касаниями языка. Вскоре Маринетт уже сама тянется к нему, неприлично ёрзая, бездумно раздвигая ноги.

Безумие охватывает их с головой.

Нервы напряжены до предела, когда длинные пальцы цепляют тонкую полоску ткани, стягивают вниз по длинным стройным ногам, а потом касаются горячей плоти. Маринетт отчаянно сжимает плечи Адриана, когда он делает первый пробный круг. Надавливает на сплетение нервных окончаний, видит перебой в её дыхании и подрагивание ресниц. Ласкает быстро увлажнившуюся расщелину.

Она такая влажная. Такая горячая. Так тихо стонет и подаётся навстречу бёдрами, что у него чуть ли не взрывается голова. Ладони на его плечах, тяжёлое дыхание в шею. Маринетт касается губами его шеи, чувствуя солоноватый привкус кожи, а потом резко впивается зубами, заглушая стон, когда Адриан проникает одним пальцем внутрь.

Они замирают — на одно долгое, томительное движение.

Ноги сами собой хотят сжаться, но Адриан не даёт. Он начинает ласкать её внутри, описывая круги, заставляя выгибаться навстречу, сводя с ума голой грудью. И желать получить больше. Больше жадных поцелуев, больше сводящих с ума касаний и мимолётных толчков внутрь.

— Ещё, — жадно выдыхает, ловя ртом крупицы так необходимого сейчас воздуха. — Адриан, пожалуйста…

Его имя отчаянно срывается с губ Маринетт.

Он остервенело рычит её имя в нежную шею.

Движения пальцев ускоряются; он входит уже двумя пальцами, заставляя Маринетт вскрикнуть от неожиданности. Она сжимает зубы, утыкается лбом ему в плечо и тяжело дышит; бёдрами подаётся навстречу, когда не в силах уже терпеть это давление, этот жар внутри и сумасшедшую агонию, которая охватывает всё тело.

Адриан буквально вырывает её крик, когда сдавливает клитор двумя пальцами. Он с жадностью смотрит на лицо Маринетт, когда она откидывает голову назад, растворяясь в оргазме. Её бёдра дрожат, грудь ходит ходуном.

— Адриан, — протяжно зовёт она и притягивает для поцелуя.

Член снова дёргается, напоминая о себе. Адриан с безграничной нежностью целует Маринетт, растворяясь в ней, и не сразу замечает, как женские ладони касаются грубой ткани джинсов.

— Не хочешь присоединиться ко мне? — шепчет она ему на ухо.

Он тихо матерится сквозь зубы, когда пальцы Маринетт скользят за резинку боксёров. Приходится перехватить её настойчивую ладонь, пока он окончательно не двинется. Потом как-нибудь Адриан обязательно позволит ей это, но не сейчас, когда он готов кончить от одного её взгляда и трепетного взмаха ресниц.

Она дуется и обиженно смотрит на него.

— Потом, — смеётся он.

Старается поскорее избавиться от мешающей одежды. Рвёт зубами шуршащую обёртку, немного неумело натягивает резинку и снова стискивает Маринетт в объятьях. Она расслаблена после оргазма, но всё равно напрягается. Вздрагивает, когда его член прижимается к бедру. Даже сквозь преграду в виде презерватива, она чувствует, насколько он горячий. Волна возбуждения вновь охватывает всё тело.

Адриан находит её ладонь и переплетает их пальцы.

— Постарайся расслабиться. Я постараюсь аккуратно.

Маринетт кивает. Прижимается ближе и разводит ноги. Сердце готово вот-вот выпрыгнуть из груди, когда головка вжимается в клитор и движется ниже. Адриан тихо матерится сквозь зубы. Войти сразу не получается, и только на второй попытке он наконец скользит внутрь.

Маринетт распахивает глаза, забывая, что нужно дышать. Ещё никогда прежде она так ясно не осознавала, что её давние мечты стали реальностью.

Адриан целует её, отвлекая, а затем сильно толкается вперёд одним резким движением.

Вскрик оглушает на несколько секунд.

Маринетт до остервенения стискивает пальцы, жгучее чувство внизу живота оглушает и затмевает возбуждение. Опираясь о локоть, Адриан медленно, неторопливо целует её, скользит губами по щекам, слизывая выступившие слезинки, словно безмолвно извиняясь за причинённую невольно боль.

Это выворачивает душу, рвёт на части и складывает всю её перед ним.

Адриан старается лишний раз не шевелиться, чтобы не причинять ещё большего дискомфорта. Его заполняет волна нежности, бешеная, кипящая, смешанная с нестерпимым желанием, однако он взнуздывает себя. Нужно немножечко подождать. Самую малость.

— Ты как? Очень больно?

Маринетт что-то бормочет в ответ. Слегка дёргается, цепляясь за него одной рукой, а второй сжимая его ладонь.

— Терпимо, — выдыхает она.

Он ласкает её шею поцелуями, отвлекая. Сердце грохочет в груди, оглушая, когда Адриан чувствует её отклик. Пальцами скользит по стройному телу, пересчитывая рёбра, слегка щекочет талию, гладит по ягодицам. Маринетт напоминает комок живых нервов, жаждущий ласки. Она подаётся навстречу прикосновениям как росток к солнцу; бёдра дёргаются навстречу ему, и она раздосадовано шипит как кошка, когда жжение внизу живота снова напоминает о себе.

Всё совсем не так, как пишут в женских романах. Возбуждения, наслаждения не ощущается физически — они скорее на ментальном уровне; когда Адриан так нежен с ней, когда целует везде, где может дотянуться. Когда делает первый осторожный толчок.

Маринетт аккуратно высвобождает пальцы и обнимает его двумя руками. Они не отрывают друг от друга взгляда; Адриан начинает двигаться очень осторожно, размеренно, боясь причинить малейший дискомфорт. Зелёные омуты глаз утягивают Маринетт в пучину водоворота. Она со стоном тянется к нему и получает награду в виде головокружительного поцелуя.

Адриан с трудом сдерживается, чтобы не начать двигаться быстрее. Нестерпимый жар внутри Маринетт, её ноготки, вонзающиеся в плечи, сводят с ума, затапливают мозги, сводя внутренности до приятной боли. Пульс бешено бьётся внутри черепной коробки, врывается тягучим напряжением внизу, по всей длине члена, заставляя глухо стонать в податливые губы.

Его имя, срывающееся с её уст, только подгоняет. А когда Маринетт вдруг достаточно резко подаётся вперёд, обнимая его ногами за поясницу, Адриан тихо рычит ей в шею и усилием воли понукает себя не сорваться.

— Маринетт, — он тяжело дышит, двигаясь всё увереннее.

— Мой, — жарко шепчет она, выгибаясь в его руках.

Пламя охватывает их обоих. И если Маринетт плавится от поцелуев, Адриан задыхается от её внутреннего жара и того, как сильно она сжимает его изнутри. Его невнятный шёпот доносится до Маринетт как сквозь пелену тумана, но это и неважно. Важен только момент единения их тел, когда они двигаются как одно целое, сгорая и умирая.

Сильные пальцы стискивают ягодицы, направляя, а зубы прикусывают бьющуюся жилку на шее.

Дыхание застревает в лёгких, царапает горло, разрастается пожаром в груди, где рассыпается многочисленными искрами, которые вместе с бешено пульсирующей кровью разносится по всему телу.

В последний момент его движения делаются более жёсткими, заставляя Маринетт вскрикивать от лёгкой боли, которая на самом деле никуда не ушла, затаилась, выжидая.

— Адриан, — она кусает его за плечо, пытаясь совладать с собой.

Но Адриан не даёт ей опомниться. Он слегка отстраняется, не переставая двигаться, а его пальцы находят нещадно ноющий клитор. Громкое «Ах» срывается с её губ, когда он принимается описывать круги. Она снова заводится от его ласк, от движений его члена внутри; её бёдра дрожат, а ногти одурело царапают мощную спину. Боль и наслаждение смешиваются воедино. Бесконечность, когда не знаешь, где начинается одно и заканчивается другое.

Секунда — и Маринетт снова взрывается. Тяжело дыша, она откидывается на подушки; в голове словно вакуум, бесконечный и безграничный.

С глухим стоном Адриан делает последний рывок и сгорает во власти оргазма. Он чуть ли не падает сверху на Маринетт, в последний момент успевая подставить локоть, и упирается мокрым лбом ей в плечо.

Маринетт ошалело прислушивается к их одному на двоих уничтоженному дыханию, чувствует, как сперма наполняет презерватив. Вдруг становится так легко, что хочется смеяться.

Неохотно Адриан выходит из неё, стягивает презерватив и, скручивая в узел, выкидывает в мусорку. Пока он отсутствует, Маринетт успевает забраться под одеяло; Адриан возвращается в её объятья и умиротворённо выдыхает, наслаждаясь приятными поглаживаниями в волосах.

Он закрывает глаза, и Маринетт любуется тем, как дрожат его ресницы.

— Прости, если было очень больно, — наконец говорит он.

— Всё нормально, — она целует его в лоб и обнимает за плечи. — Особенно если потом будет лучше.

— Будет, — заверяет её Адриан. — Нарочно я никогда не причинил бы тебе боль.

Маринетт улыбается и закрывает глаза, наслаждаясь его ласковыми пальцами на талии.

— Я знаю.

Они не знают, что будет через год или два. Но череда будней, которые наступят с завтрашнего утра, сулит им новое очаровательное приключение. То, которое они пройдут вместе. И, кто знает, может, оно будет тянуться как можно дольше.

Адриан засыпает под довольное сопение Маринетт и уже не слышит, как телефон уже который раз вибрирует в его сумке, тщетно пытаясь привлечь к себе внимание. Сквозь сон он, кажется, лениво отмечает про себя, что нужно что-то сделать с этим несносным будильником, однако Морфей окончательно уносит его в свои владения.

А обескураженные Алья и Нино так и не могут найти своих двоих лучших друзей.

Но, как говорится, утро вечера мудренее, верно?