***

Дарья Васильевна сидела в беседке и собирала букет цветов, срезанный сенными девушками. Солнечные лучи нежно касались её бледных щёк, переплетались с пышными ресницами, играли со свисающимися русыми кудрями, падали на капот кремового оттенка. В фарфоровой расписной вазе стояли разные цветы: ирисы голубого и жёлто-фиолетового оттенков, нежно-розовый пион размером с голову маленького ребёнка, белоснежный тюльпан с красными полосками у зеленоватого стебля и веточка тускло-розовой аквилегии. Рядом с букетом лежали ножницы и разбросанные кончики стеблей разных размеров и толщины.

На террасе сенаторского дома появился высокий мужской силуэт. Он немного постоял, понаблюдал за плавными движениями Дарьи Васильевны и, после некоторого времени, спустился по лестнице на пыльную землю. С каждой секундой некто приближался к графине. Она заметила его боковым зрением, однако даже не подняла голову и, немного нахмурившись, продолжала поддерживать руками головки ирисов.

— Дарья Васильевна, доброе утро! — подойдя ближе, проговорил мужчина. Ради приличия графиня подняла голову и встретилась взглядом со своим женихом, Алексеем Николаевичем. На лице юноши сияла улыбка.

— Я не ожидала гостей с утра пораньше. — немного с равнодушием произнесла Дарья Васильевна, продолжая рассматривать композицию, сделанную собственными руками. — Если бы меня предупредили, я бы оделась подобающе.

— Ну что вы, Дарья Васильевна, — Алексей Николаевич удивлённо вскинул брови и развёл руки в разные стороны. Было видно, что он немного растерялся, — Вы прекрасно выглядите!

Дарья Васильевна промолчала. Ей не хотелось нарушать природную тишину и заглушать своим голосом утреннее пение птиц. В траве раздавался стрекот насекомых. Где-то неподалёку шумела река. Оттуда же доносился девичий смех. Графиня посмотрела вдаль и увидела, как Прасковья, девчушка шестнадцатилетнего возраста, шла с тяжёлой корзиной выстиранного белья. Дарья Васильевна окликнула крестьянку, и та, отвлекшись от своих мыслей, подошла к барыне, заодно поклонившись и Алексею Николаевичу.

— Прасковья, можешь поставить букет в столовую? Ты можешь оставить бельё здесь. — девчушка кивнула и поставила корзину на белоснежную скамейку. Дарья Васильевна с трудом подняла вазу с цветами и аккуратно передала её Прасковье.— Только прошу — будь аккуратной! Он очень тяжёлый.

Прасковья пискнула: «Как прикажете» и ушла под строгим взором Алексея Николаевича. Когда крестьянка скрылась за стеклянной дверью сенаторского поместья, он повернулся к своей невесте, которая, кажется, лишь холодно окинула его взглядом и бессильно присела на скамью.

— Дарья Васильевна, сегодня я был в нашем поместье, — проговорил Алексей Николаевич, следом присаживаясь на край скамьи и целуя руку своей невесты. — осталось совсем немного: и вскоре мы можем вместе туда приехать и всё осмотреть.

— Очень хорошо, — проговорила Дарья Васильевна, отводя взгляд от своего жениха. Ей было противно. Этот поцелуй был не того человека, которого графиня желала видеть своим мужем. Она хотела высвободить руку от оков Алексея Николаевича, но понимала, что это будет дурной поступок — в особенности для дочери сенатора. А потому ей просто приходилось терпеть.

Алексею Николаевичу тоже было не лучше. Он не любил сенаторскую дочь, лишь создавал иллюзию их любви, чтобы отцы были счастливы своим «удачным выбором». Граф любил другую — молоденькую танцовщицу из Малого театра, Екатерину Фёдоровну. Она тоже была к нему неравнодушна, любила всем сердцем и мечтала стать его женой. Однако общество не приняло бы такого неравного брака, а потому им было суждено идти разными дорогами. Да и сам молодой граф чувствовал, что вскоре разлюбит свою пассию. Также Алексей Николаевич знал возлюбленного своей невесты. Это был Григорий Александрович, его старый друг, что нынче ходит поручиком.

— Дарья Васильевна, — наконец сказал Алексей Николаевич своей невесте. Она посмотрела на него и в глазах он увидел искры горечи. — Может, мы полюбим друг друга, когда будем жить вместе?

— Граф, — обратилась к жениху Дарья Васильевна, вскакивая со скамьи. Глаза её блестели злостью. Сжав ладони в кулак, она проговорила: — Хватит бросать ложные надежды. Мы оба прекрасно знаем, что никогда не сможем полюбить друг друга.

— Может, стоит всё-таки попытаться? — с надеждой в голосе проговорил Алексей Николаевич, теребя в руках бархатную треуголку, обшитую серебром.

Дарья Васильевна вздохнула. Она прекрасно понимала, что ничего у них не получится. Граф ветреный и заключение брака с сенаторской дочерью его не остановит. Если не будет изменять в обществе, так будет изменять с сенными девками в их общей постели. Графиня ничего невозможного не требовала от Алексея Николаевича, однако в её голове возникли мысли о некоторых условиях, которые, наверное, помогут ей легче пережить годы брака.

— Алексей Николаевич, — немного тише проговорила Дарья Васильевна, присаживаясь обратно на скамью. — Вы можете изменять мне с сенными девушками сколько хотите и я буду закрывать на это глаза, однако прошу вас о некоторых условиях.

— О каких же? — с удивлением произнёс Алексей Николаевич, натягивая треуголку на затылок.

— Я не требую от вас любви, — начала было говорить Дарья Васильевна. На глазах образовалась туманная дымка слёз, но она тут же исчезла. — Однако прошу об уважении. Если в доме будут царить хорошие отношения, то всё будет в порядке и в обществе. Сама же я буду верной вам женой.

Душа у Дарьи Васильевны болезненно ныла, терзалась и рвалась на мельчайшие кусочки. Перед глазами мимолётно проносились воспоминания, когда она была счастлива с Григорием Александровичем и как давала обещание быть его женой. Но теперь графиня сидит перед своим нынешним женихом и просит об одолжении, за которым скрывается надежда на счастливое будущее. Дарья Васильевна отвернулась от Алексея Николаевича и немного вздрогнула, когда граф схватил её маленькую ручонку и прижал к своей груди. Она слышала, как сердце юноши билось в бешеном ритме.

— Дарья Васильевна, — проговорил Алексей Николаевич, целуя руку невесты. Он был уверен, что сможет не изменять своей будущей жене. Графиня залилась краской. — Вы можете не сомневаться и в обратном: я буду верным мужем и хорошим другом.

Дарья Васильевна кивнула, отвернув голову. Стыд-то какой. Щёки графини налились пунцом, сердце билось в жутком смятении. Такое откровенное признание с тяжестью легло на душу Дарьи Васильевны. Мерзко и ужасно.

— Я согласна с вами, — наконец Дарья Васильевна смогла выдавить из себя хоть слово. Другого человека любить можно душой, но никак не телом. Иначе будут проблемы, что со стороны общества, что со стороны совести. Наверное, эта мысль и связала помолвленных. Дарья Васильевна встала со скамьи и, взяв Алексея Николаевича под руку, проговорила: — Пойдёмте выпьем чаю и обсудим все детали. Скоро венчание, стоит поторопиться с приготовлениями.

***

Тёплый свет, исходящий от хрустальных люстр и золотистых канделябров, наполнял просторную залу. Ночной полумрак таился в объёмных, широких окнах. Спокойная мелодия и тихие разговоры аристократов, что превратились в общий гул, были даже в самых укромных уголках помещения. Сенные девушки с серебряными подносами в руках подходили к каждому гостю, что заходил в залу и с улыбкой на лице предлагали бокал красного вина.

Тяжёлые двери распахнулись и в комнату прошёл высокий красавец-офицер. Он осматривался по сторонам, кого-то искал в толпе. На плечах блестели погоны-эполеты, на которых раскинулись узкая голубая линия и три маленькие серебряные звёздочки, обращающие внимание на то, что он — поручик. Молодые девушки направляли на него свои лорнеты, со смешками переговаривались и изредка оставляли поручика без внимания.

Алексей Николаевич разговаривал со своими приятелями на разные темы, обсуждал придворные дела и иногда смеялся на заезженные анекдоты. Всё было бы хорошо, пока дворецкий не отвёл его в сторону и не предупредил о человеке, которого Алексей Николаевич не хотел бы видеть. Узнав о том, что прибыл Григорий Александрович, граф сразу стал серьёзным. Он поправил свой сюртук тёмного цвета, обшитый серебром, распрощался на миг со своими приятелями и покинул их общество. Сердце его немного волновалось. Алексей Николаевич боялся, что его старый друг увидит Дарью Васильевну и убедит её уехать от него. Однако отгонял все эти мысли прочь. Почему-то надеялся, что его жена помнит про обещание и откажется от затеи Григория Александровича. Да к тому же, прожив с Дарьей Васильевной бок о бок целых два года, он уже получше узнал её.

— Григорий Александрович! — радостно воскликнул Алексей, заперев все переживания в выдуманный чердак. Пухлые губы Григория Александровича расплылись в улыбке. Оба друга пожали друг другу руки и стали расспрашивать про свои личные жизни.

— Ну, рассказывай, — отозвался Григорий Александрович, взяв у сенной девки бокал вина. — Как жизнь? Женат?

— Уже как два года, — неловко улыбнувшись, проговорил Алексей Николаевич. В его серых глазах плясали невидимые искорки настороженности, — Моя прелестная жена родила мне прекрасного сына.

Григорий Александрович улыбнулся и уговаривал Алексея Николаевича познакомить их, как бы сильно он не отпирался. В конце концов он сдался и сейчас они направились к дамам, что бурно о чём-то беседовали, сидя на мягком диване. И среди них находилась Дарья Васильевна, сильно выделяющаяся от своих ровесниц: подол тёмно-красного бархатного платья аккуратно касался сияющего пола; на груди женщины красовалась дорогая брошь с рубином, а на оголённой шее — бусы из жемчуга; белоснежная шаль, что была подарена в день венчания, немного спала с плеч графини; русые волосы, которые когда-то весело развивались по ветру, сейчас собраны в аккуратный пучок. Взгляд у Дарьи Васильевны был немного уставшим, но она, гордо приосанившись, всё равно продолжала вести долгие беседы.

Сердце Григория Александровича трепетало, а щёки невольно налились пунцом. Он вновь почувствовал себя тем юношей, что, в порыве своей любви, готов был сбежать из дома и примчаться к своей любимой. Тогда его пылкий нрав разве что мог остановить сенатор, отец Дарьи Васильевны.

— Это моя жена, — шепнул на ухо Алексей Николаевич, указывая на графиню. Дикая боль, словно ядовитый укус змеи, пронзила пылкое сердце Григория Александровича. Внутри всё заледенело. На лбу поручика выступили капельки холодного пота. Он медленно повернулся к своему другу и Алексей Николаевич увидел в карих глазах офицера ужас. Губы Григория Александровича задрожали. Он не в силах был что-либо сказать.

Дарья Васильевна заметила их и ужаснулась. В мыслях она стала перебирать варианты развития событий, но в голове у неё было только одно — дуэль. Графиня прекрасно знала Григория Александровича и боялась, что он, в порыве своих эмоций, вызовет её мужа на дуэль. Дарья Васильевна приняла решение поскорее уйти, чтобы сильнее не тревожить полученную душевную травму поручика, соврав, что беспокоится за сына и хочет проведать его. Встав с кресла, она тотчас направилась к выходу.

— Это шутка? — судорожно спросил Григорий Александрович, поднимая взгляд на своего друга. На глазах появилась туманная дымка слёз. Мир его перевернулся. Он надеялся, что когда сможет достичь более высокого положения, то отец Дарьи Васильевны даст согласие на их брак. Но судьба решила иначе. Не дождавшись ответа, Григорий Александрович потупил взгляд, сухо попрощался и покинул залу.

В коридоре было намного тише, чем в зале. Здесь практически никого не было. Лишь изредка где-то проскакивали слуги, но Григорий Александрович уже никого не видел. По крайней мере, не хотел. Пусто. В душе пусто. Было такое ощущение, как будто бы вырвали часть его души, отобрали смысл жизни. Григорий Александрович бессмысленно бродил по коридору, не думая даже искать выход. Ноги его сами вели, а он им доверял. В итоге офицер пришёл к одной из тех дверей, что бесконечно сопровождали его. Она отворилась и к нему вышла Дарья Васильевна, которая никак не ожидала этой встречи.

— Что вы здесь делаете? — немного с равнодушием произнесла Дарья Васильевна. Однако Григорий Александрович услышал нотки грусти в её голосе. Он ничего не ответил. Ему тяжело было произнести хоть одно слово.

— Дарья Васильевна, — кое-как проговорил Григорий Александрович и протянул было к графине руки, но она тут же отпрянула. Офицер упал на колени и Дарья Васильевна видела, как горячие слёзы текли по его щекам, — умоляю вас, давайте уедем отсюда. Я заберу и вашего сына, буду воспитывать как своего родного. Только прошу, будьте со мной! Вы же знаете, как я люблю вас!

Последние слова эхом отозвались в голове Дарьи Васильевны. Она это знала. Она с удовольствием бы уехала с Григорием Александровичем от злого светского общества, но у неё не было никаких шансов и надежд на это спасение. Графиня дала обещание быть верной женой, а потому ничего не могла сделать. С горечью вздохнув, она проговорила:

— Григорий Александрович, вы должны знать, — немного с волнением проговорила Дарья Васильевна. В голове крутились мысли и о Григории Александровиче, и об Алексее, и об их сыне. Однако лезли мысли и о том, какой она должна быть сдержанной. Дарья Васильевна немного приосанилась и сжала ладони в кулак, — Я вас люблю. Однако судьба предпочла отдать меня другому, а значит, я буду верна ему до своего последнего вздоха, и вы ничего с этим не сможете сделать.

Боль накатила с новой силой на раненое сердце Григория Александровича. Он долго приходил в размышлениях и не мог встать. Тело почему-то ломило, болезненно ныло и рвало изнутри. Даже пуля была не так страшна, как эти слова, сказанные от любимого человека. Кое-как встав, Григорий Александрович, немного пошатываясь, направился к выходу. Дарья Васильевна провожала его взглядом и, когда офицер скрылся за поворотом, то с тяжестью опёрлась на дверь. Она прижала руку к корсету, будто ей не хватало воздуха.

— Барыня, вам нехорошо? — спросила у Дарьи Васильевны вышедшая служанка.

— Нет, всё хорошо, — сказала Дарья Васильевна, распрямившись. Она не могла понять, что с ней творится. С одной стороны, былые чувства к Григорию не остыли, однако с другой — у неё сейчас есть муж, ребёнок, к которым она тоже питает сильные чувства.

Дарья Васильевна вернулась в залу, к гостям, чтобы хоть немного отвлечься от накативших мыслей. Она прошла к собеседницам, что мило общались между собой, и с гордо поднятой головой заняла своё место. Девушки шутили, смеялись, делились своими впечатлениями о том или ином кавалере, однако Дарья не слушала их. Её не покидало ощущение, что за ней следят. Графиня посмотрела вокруг и встретилась взглядом с Алексеем Николаевичем. Он находился в компании двух московских генералов, но вовсе не вникал в их разговор. В его взгляде Дарья Васильевна заметила глубокую благодарность и некие тёплые чувства, похожие на любовь.