Сузуно осторожно наклеил охлаждающие пластыри себе на лоб и шею, любезно протянутые стоящим рядом Нагумо, а после взял из его рук бутылку с едва прохладной водой. Он сделал несколько больших, но ленивых глотков. С уголка губ быстро сбежала к подбородку тонкая прозрачная струйка.
— Всё же я ненавижу жару… — Прошептал Сузуно, сквозь дрожащие ресницы глядя на отражение собеседника в грязном стекле. Ему было плохо — сейчас скрывать это и отнекиваться было уже бессмысленно — жара убивала, нещадно нагревая тело с вечно пониженной температурой, буквально расплавляя его. — Ещё немного, и придётся тебе домой возвращаться с мумией.
— Ха-ха. Очень смешно. — Нахмурившись, с сарказмом сказал Нагумо и коснулся пальцев чужой руки, а после щеки и лба рядом с пластырем — всё было горячим. Это было так непривычно. Сколько Нагумо помнил, у Сузуно ни разу не было жара, он вообще почти не болел, а если и умудрялся простыть, то даже в таких ситуациях его температура не превышала нормы. И даже в самое жаркое время года и после нагрузки, в том числе и после футбольных матчей (что профессиональных в юности, что любительских сейчас) его руки всегда были холоднее льда. Было так приятно, когда он касался ими его лба или щёк, остужая пыл или просто успокаивая — это всегда отменно работало. Однако были и минусы — порой это отвлекало в моменты близости: холод попой сбивал с нужного настроя. Но с годами молодые люди накопили варианты для решения этой небольшой проблемы.
— Я не понимаю, как я согласился на эту авантюру… — Тихо сказал Сузуно, выходя следом за Нагумо из туалета и потухшим взглядом осматривая территорию базы для туристического сафари.
— Просто ты любишь меня. А ещё я хорошо умею убеждать. — Пожав плечами, спокойно сказал Нагумо. Он улыбнулся, пытаясь приободрить собеседника, но тот говорил с ним, уже не глядя на него.
Нагумо хоть и мог проявлять чувства в людных местах (в юности он частенько прибегал к этому), но зная отношения Сузуно к подобному, сейчас уже не везде решался на такое — провоцировать лишний раз ссоры он не хотел. Однако тут, заграницей, на сафари с англоязычными туристами и гидом, он мог позволить себе говорить что угодно на корейском или даже японском языках. И Сузуно даже сейчас поддерживал его в этой маленькой игре, также позволяя себе с абсолютно невозмутимым лицом высказываться о чём-то интимном на азиатских языках.
— Ты прав, я действительно люблю тебя. И похоже эта любовь меня не только ослепила, но и оглушила, и вообще лишила разума. Мы уже столько лет вместе, а я всё равно не перестаю удивляться таким вот безрассудным поступкам. Ты дурно на меня влияешь в этом плане.
— Сказал человек, который каким-то чудом затащил меня в Норвегию, где даже летом холодно. Нам ещё так повезло в той поездке, что там температура была не сильно выше, чем у нас в Инчхоне нас зимой…
Сузуно усмехнулся в ответ на саркастический выпал любовника и поморщился от боли. Он медленно сел на диван и облокотился на жёсткую спинку, едва прикрытую твёрдой подушкой.
— У нас есть ещё вода?
— Да. Вот, возьми. — Нагумо достал ещё одну бутылку и вздохнул — нужно будет сейчас купить что-то похолоднее. — Но хоть там и было холодно, но мне понравилось. Там очень красиво.
— Не смотря на эту жару и духоту, тут тоже довольно неплохо. Если бы не это, — Сузуно сделал жадный глоток и, положил руку на уже нагревающийся от его жара и внешней температуры пластырь, — то это был бы очень неплохой день.
***
Этот день начался рано и обещал быть насыщенным, ведь молодым людям предстояло проехаться на джипах по пустыне, заглянуть к бедуинам, узнать об их обычаях и укладе жизни, покататься там на верблюдах, а потом уже самим сесть за руль багги и квадрациклов, рассекая на них по пустыне.
Это был грандиозный план.
Угнетало лишь предчувствие неизбежной жары — Сузуно она беспокоила довольно сильно, ведь он с самого детства не очень хорошо её переносил и вообще по возможности избегал. А тут деться некуда, и было страшно от предчувствия её воздействия, всё же это бы сказалось на самочувствии, а значит и на настроении, а портить настрой Нагумо, отказываться от ожиданий и приключения из-за этого не хотелось. Однако скрыть это волнение от человека, который наизусть знает все твои привычки из-за знакомства практически длиною в жизнь, просто невозможно. Поэтому Нагумо передавалась эта тревога. Он не особо понимал её причины, но понимал, что они есть по Сузуно, снова по старой привычке, возникшей ещё в подростковые годы, в успокаивающем ритуале запускавшего тонкие пальцы в белоснежные волосы. Прилюдно Нагумо не мог подойти слишком близко и, заглянув в голубые глаза, зарыться руками в чужие волосы, накрывая ими холодные ладони, а после, медленно высвободив пряди от них, ласково прикоснуться к ним губами. Приходилось искать иные методы: мягко по-дружески пихнуть в бок, постучать по плечу и на что-то указать, переключая внимание Сузуно на что-то другое. Впрочем всё это было не новым — в Корее молодые люди также не афишировали свои отношения.
Утром всё началось довольно неплохо: вкусный завтрак, довольно приятное солнце и сильный прохладный ветер.
Сузуно повернулся к порывам лицом и втянул через нос сухой воздух. Ветер трепал волосы цвета снега и белую хлопковую ткань свободных брюк и рубашки с короткими рукавами.
— Хорошая погода, согласись, Снежинка? — По-корейски сказал Нагумо, останавливаясь рядом с Сузуно и лениво потягиваясь. На нём тоже были брюки из лёгкой натуральной ткани, только вот не широкие снизу, а утянутые резинкой. Также в отличие от любовника, его одежда не была однотонной — рубашка была яркой, как и сам молодой человек.
— Да, Огонёк, ты прав. Сейчас погода действительно хорошая. — Сузуно улыбнулся и прикрыл глаза, подставляя лицо тёплым и не обжигающим лучам. — Весь день бы так.
Нагумо улыбнулся — ему нравилась эта их игра с прозвищами: порой милыми и отражающими суть их характеров, как, например, сейчас, а порой и саркастичными. Так взрывной холерик Нагумо вдруг становился «Мистером Спокойствие», а ценящий тишину флегматик Сузуно — «Душой компании». Эти прозвища пошли ещё со времён их юности, когда они только приблизились к черте, переход через которую стал стартом их уже не дружеских отношений. В то время они звучали мило в своей наивности и лишь порой, когда они были в компании, как шутка. Но сейчас в этих словах (даже если они имели саркастичный подтекст) звучали трогательные и нежные нотки, полные искренних чувств. Поэтому прозвища со временем всё реже звучали в людных местах, становясь чём-то сакральным и интимным. Но сейчас им не нужно было прятаться: у входа в отель они стояли одни, да и ещё кого-то говорящего на корейском или японском в отеле они не встречали.
Вскоре подъехал японский джип. Из него выскочил молодой египтянин, на ломаном английском уточняя имена туристов. Они оказались последними по списку, и джип резво помчался в сторону пустыни.
За окном был весьма однообразный пейзаж: чёрная дорога, бежевый песок и безоблачное голубое небо. Кондиционер не работал, и от духоты спасали лишь открытые настежь окна, в которые врывался пока ещё прохладный ветер.
Вскоре джип свернул с ровной асфальтированной дороги на песчаную колею. Он то и дело подпрыгивал на кочках, тряся пассажиров, которые едва ли не прикладывались головой о потолок — от этого их спасало только то, что они упирались руками в потолок, ведь больше держаться было не за что.
Сузуно перевёл взгляд в окно — за ними мчался ещё один джип, точно такой же, как и у них, но видно его было плохо из-за поднимаемого в воздух песка. Молодой человек сглотнул и, облизав пересохшие губы, задумчиво коснулся пряди около левого уха.
— Всё хорошо?
— Да… Просто задумался, — невозмутимо сказал Сузуно, даже не повернувшись к собеседнику, но убрав руку от волос. Он молча смотрел в окно, на брызги песка из-под колёс, и явно был погружён в свои мысли. Нагумо же тоже перевёл взгляд на пейзаж за окном.
Напротив них сидела пара девушек, они поглядывали на молодых людей и тихо переговаривались, явно обсуждая их видимо в надежде, что они не заметят. Но Нагумо не только заметил, но и улыбнувшись, вслушался в их диалог. В нём не было ничего интересного или оскорбительного, но слушать, как тебя обсуждают, ему не хотелось, потому он обратился к Сузуно, но уже на английском языке:
— Удивительно, как люди тут живут.
— Без благ человечества в виде кондиционера? — Улыбнулся Сузуно, посмотрев на Нагумо и мимолётно бросив взгляд на девушек, которые тут же замолчали и смущённо отвели взгляды. Нагумо вздохнул, покрутив серебряное с внешней стороны кольцо на безымянном пальце. У Сузуно же кольцо снаружи было золотым, но с внутренней части всё было наоборот. Кроме того там были гравировки, делающие их кольца парными.
— Думаю, они привыкли. Но представить это сложно — ещё утро, а тут уже жарко. — Продолжил Сузуно, отвернувшись обратно к окну.
— Ага.
Джип остановился, и дверь открылась, выпуская туристов на свежий воздух. Сузуно вышел первым, жадно вдыхая уже горячий воздух.
— Блин, только десять утра, а тут реально уже пекло… — Сказал Нагумо, встав рядом.
— Ничего не говори… — Усмехнувшись, сказал Сузуно и сделал глоток воды.
Они вместе с другими туристами стояли в тени соломенного тента, их одежду и волосы трепал ветер, обманчиво вселяющий надежду на прохладу. Рядом стоял гид, громко рассказывая об этом туристическом уголке в пустыне, о жизни бедуинов, которые каждый день приходят из-за близлежащих гор, чтоб заработать деньги. Там были и мужчины, и женщины. Даже не женщины, а девочки. Одна из них была облачена во всё чёрное — она была замужем, однако на вид ей было лет шестнадцать. Впрочем, насколько точно можно угадать возраст, если видишь только подведённые чёрным глаза девушки?
— Она замужем и не может говорить с другими мужчинами, только со своим мужем. — Вещал гид, принимая из рук девушки только что испечённый ею хлеб — лепёшка из нескольких ингредиентов, добываемых бедуинами в пустыне. Там же гостям предложили местный чай — крепкий, но очень похожий на обычный травяной. И это вполне себе напоминало какие-то посиделки у костра в походе. Огонь трещал под камнем, на котором девушка-бедуин готовила хлеб, интересные, но не самые увлекательные истории от гида, нетерпеливые вопросы от туристов, горячий чай. Только вот был не вечер, а утро, и было отнюдь не прохладно, к тому же и ветер становился под стать всему окружающему всё горячее с каждым часом.
Когда рассказ был окончен, пришло время небольшого интерактива — прогулка на верблюде под жарким солнцем пустыни. Но перед этим гид каждому повязал на голову арафатку, чтоб защитить голову от солнца, а лицо от песка, который поднимал в воздух сильный ветер, из-за которого надеть просто шляпу было плохим вариантом.
Бедуины в ряд уложили несколько верблюдов и жестами поманили гостей, выкрикивая что-то на своём диалекте арабского языка, который сами египтяне понимали с трудом.
— Пойдём, Снежинка, те два красавца нас заждались.
Сузуно улыбнулся — не смог не сделать этого, но удержался от того, чтобы уверенно сжать горячую ладонь Нагумо. Вместо этого он медленно пошёл рядом, прикрывая ладонью глаза от солнца.
Нагумо первым вскочил в седло и улыбнулся, посмотрев на Сузуно, севшего на соседнего верблюда. Мгновение, и всадников резко накренило вперёд — не будь на седле деревянной ручки, можно было бы запросто скатиться кубарем с животного, пока оно встаёт, выпрямляя задние конечности. Ещё несколько секунд, и молодых людей качнуло назад — верблюды встали. Бедуин что-то крикнул им и потянул на себя поводья, животные степенно пошли за человеком, мягко ступая по песку и чуть качая пассажиров.
— Довольно убаюкивающе. Тебе так не кажется?
— Я бы назвал это релаксацией. — Тихо отозвался Сузуно, закрывая глаза и делая медленный вдох. В этот момент Нагумо сделал снимок, и тот с шелестом вылез из фотоаппарата. Он взял фотографию и, пару раз тряхнув, посмотрел на запечатлённого на ней блондина: спокойствие и безмятежность Сузуно завораживали.
— Кажется, я могу вечно смотреть на тебя.
Маска спокойствия упала с лица Сузуно, и он усмехнулся.
— Я тоже нередко любуюсь тобой, мой цветок пустыни, — лукаво улыбнувшись, прошептал Сузуно, заставляя на лице Нагумо расцвести улыбке и лёгкому румянцу. Или же на светлой коже так начал проявляться загар?
— Цветок пустыни… Что-то новенькое.
— Тебе не нравится?
— Вовсе нет. Очень колоритно. Ну, если я цветок, то ты, видимо, оазис?
Молодые люди переглянулись, мягко улыбнувшись друг другу. Не переставая улыбаться, Сузуно покачал головой. Он не ассоциировал себя с оазисом, он только шёл к этому и, к слову сказать, проделал уже большой путь в этом направлении: от ледяной пустыни к крохотному уголку жизни посреди неё.
Верблюды продолжали свой размеренный шаг по бескрайним песчаным просторам, а впереди виднелись извилистые силуэты гор, за которыми скрывались ото всех бедуины. И от этого захватывало дух.
Жить вне цивилизации молодым людям казалось практически невозможно, даже несмотря на их попытки время от времени сбежать от неё ненадолго. Но им она была необходима, необходим ритм большого города.
Однако вскоре бедуин повернул верблюдов, и они пошли в обратную сторону, где маячили джипы, небольшие постройки, другие верблюды и люди.
— Очень быстро.
— А ты думал, тебя тут целый час катать будут?
— Хотелось бы, но нет. — Со вздохом сказал Нагумо и посмотрел вниз. В поле зрения попадали длинные ноги животных, так мягко ступающих по песку. — У них такие забавные ноги…
Сузуно, опустив голову и открыв глаза, улыбнулся — Нагумо был прав. Ему ноги верблюда напоминали одновременно лося и слона — первого по форме, а второго по структуре. Он не мог объяснить, как пришёл к этой мысли, но, снова улыбнувшись, сказал об этом Нагумо, который, улыбнувшись и задумчиво почесав затылок, кивнул.
Когда каждый желающий прокатился отведённые ему минуты на верблюде, группе показали прочий бедуинский зверинец: осёл, кобыла, козы и бараны были классическим примером хозяйства для многих стран, экзотическими были лишь молодые верблюды, выпрашивающие воду и с удовольствием пьющие из бутылок, протянутых туристами. А потом все снова погрузились в нагревшиеся на солнце джипы. Из-за поднимающейся следом за солнцем температуры и обилия кочек дорога до следующей остановки оказалась сложнее и приближалась к статусу «Испытание». Однако настоящие сложности ждали впереди. И даже не во время езды по пустыне на багги. В лёгком автомобиле трясло, но пристегнуться было нечем, впрочем и держаться было толком не за что, разве что взяться за раскалённую крышу. Несмотря на её наличие, нагревался руль, из-за чего держать его было всё сложнее. В лицо дул ветер, всё ещё пытаясь создать иллюзию того, что он отгоняет жару. Особенно это прочувствовалось во время десятиминутной остановки посреди пустыни вдали от любого источника тени.
— Как тебе? — Спросил сидевший за рулём Нагумо, повернувшись к Сузуно.
— Довольно необычно. Давай поменяемся? — Улыбнувшись, сказал Сузуно.
Он чувствовал, что долгое пребывание на жаре уже начинает сказываться — организм начинал посылать сигналы всё с большим усердием. И от этого хотелось отвлечься. А ещё хотелось оградить Нагумо от переживаний, чтобы он больше сконцентрировался на впечатлениях — хотелось, чтоб тому запомнилось больше позитивного из этой поездки, а дискомфорт можно и потерпеть немного.
Нагумо молча вылез из машины, уступая место Сузуно, который поспешно перебрался за руль двухместного автомобиля.
На обратном пути до базы молодые люди улыбались, пока багги мчался по небольшим барханам. Руки обжигало солнце и нагревающийся руль. Но Сузуно всё равно улыбался, чувствуя, как время от времени Нагумо бросает на него украдкие взгляды и тоже улыбается. И Сузуно даже на некоторые время показалось, что сердце ускоряет свой бег не от жары, а от приятных эмоций.
— Это так здорово! — Чуть повысив голос сказал Нагумо, с улыбкой оглядывая бескрайнюю пустыню. И Сузуно в этот момент пожалел, что не мог сделать снимок, как это сделал его любовник, сидя на верблюде. На его заворожённое и довольное лицо хотелось смотреть вечно. Казалось, что он не был таким счастливым, сидя за рулём.
— Я очень рад, что тебе нравится тут. Но, учти, Огонёк, что навсегда тебя сюда я не отпущу. — Усмехнувшись также громко сказал Сузуно. — Без твоего света и тепла мне будет очень тоскливо в Инчхоне.
Это прозвучало чуть более серьезно, но озорные нотки всё равно улавливались в его голосе.
— Ещё чего, ты от меня так просто не отделаешься!
Они оба рассмеялись, будто бы это была самая смешная в мире шутка.
Тем временем поездка закончилась, они припарковались и выскочили на солнце, тут же спеша в тень. Сузуно ужасно хотелось в этот момент сжать руку Нагумо, а в мыслях всплыла похожая ситуация, произошедшая с ними ещё в юности. Они также смеялись и спешили в укрытие, но только от дождя. И там они не постеснялись взяться за руки, ведь никаких лишних глаз не было видно. По той же причине они целовались под крошечным навесом, прижимаясь друг к другу. Лицо Нагумо тогда светилось также.
— Я так люблю тебя, — краснея не то от жары, не то от смущения (когда ещё он на улице в окружении людей скажет такое), сказал Сузуно, в упор глядя на собеседника. На мгновение на лице Нагумо отразилось удивление, а потом он тихо сказал:
— Я тоже тебя люблю…
Он хотел было протянуть к любовнику рука и привлечь его к себе, но вместо этого лишь поджал губы: вокруг много людей из разных точек планеты, и их реакцию сложно предугадать, а омрачать день внешним негативом не хотелось.
— Нужно будет подождать, пока предыдущая группа вернётся с поездки на квадроциклах. — По-английски объявил один из сотрудников базы.
— А сколько ждать?
Однако вопрос девушки, которая в джипе сидела напротив Нагумо, остался без ответа, и туристы, пожав плечами и тихо переговариваясь, разошлись.
— Пойдём мороженое возьмём? — Предложил Сузуно, прикрывая глаза от солнца и мимолётно касаясь рукой лба — тело уже успело нагреться. Мороженое же подарило чувство прохлады, пусть и кратковременное, и только внутреннее, но это на некоторое время придало блондину бодрости. А потом началось будто бы вечное ожидание, во время которого Сузуно начал расклеиваться, хоть и старался держаться бодро и непринуждённо. Нагумо, чувствуя, что что-то не так, решил обратиться к лишь отдалённо связанной с путешествием теме, чтоб отвлечь любовника.
— Как думаешь, Кадомичи посчитал бы меня абьюзером? Всё же я, зная тебя столько лет, не только затащил тебя в Африку летом, но ещё и уговорил на сафари…
— Да ладно тебе.
— Я серьезно. Уверен, что он не смирился с тем, что ты выбрал меня. И, что он во всём найдёт намёк на то, что наши отношения нездоровые.
— Более нездоровых отношений у меня ещё не было, — саркастически усмехнулся Сузуно, сразу же вспоминая действительно такую связь с Хирото, основанную на манипуляции и эмоциональном насилии. Нагумо тоже помнил эти отношения: как они начались, как закончились, что было с Сузуно во время «принадлежности» Хирото, что с ним было после разрыва, и даже как он чуть снова не провалился в то, от чего так старался убежать. — Хорошо, что я с ним не обсуждаю наши отношения. Он действительно нелестного мнения о тебе и наших отношениях. Только вот мне в этом вопросе его мнение не интересно, и он держит его при себе.
Сузуно пожал плечами, садясь на неудобный диван для гостей и доставая новую бутылку воды — она тоже уже начала нагреваться.
— Почему ты вообще о нём вспомнил?
— Хотел отвлечь тебя…
— От чего?
— Брось, я же знаю тебя почти двадцать лет. Ты никогда не проявлял особой любви к лету и всему, что с ним связано. — Нагумо вздохнул и сел рядом. — Мы в детстве бегали на речку, но ты никогда с нами не ходил, всегда оставался дома. Прикрывался школой, образом Газеля, уроками, экзаменами, а потом…
— А потом мы уехали в Корею.
— Да. Но и там летом были вечные отговорки.
— Потому что мы с тобой учились и работали, чтоб нам было что есть и где жить. Мы только пару лет как начали зарабатывать нормальные деньги, не убиваясь при этом на нескольких работах без возможности вздохнуть спокойно.
— Почему ты просто не можешь признаться, что лето тебе не нравится?
Сузуно сделал глубокий вдох и повернулся к Нагумо, а после медленно произнёс, чувствуя, как горят его щёки.
— К лету я отношусь нейтрально.
— А что тогда? — Нагумо едва совладал с собой, чтоб не повысить голос. Сузуно не смотря ни на что был ужасно упёртым, и порой это выводило из себя. Нагумо знал, что тот прекрасно понимает, что он имеет ввиду, и также видел, что он намеренно уводит диалог от первоначального вопроса. Борьба с этой его привычкой давалась пока сложнее всего.
Нагумо вздохнул и потёр глаза.
— Я просто переживаю…
— Со мной всё в порядке, Огонёк. Наверное, это связано с акклиматизацией. Другой часовой пояс и климат.
— Как скажешь, Снежинка.
Повисла тяжёлая пауза, которую прервал Сузуно, заведя диалог про предстоящую морскую прогулку, который Нагумо с мягкой улыбкой подхватил — пускай Сузуно сейчас молчит о том, что его тревожит, рано или поздно он поделится этим, особенно если почувствует, что сам перестаёт справляться.
Их разговор навевал мысли о прохладе, о богатом морском мире Египта, о красивых видах и о свежих морепродуктах на обед. По большей части Сузуно слушал, но иногда он вклинивался в мечтания Нагумо, так живо всё это представляющего, но на самом деле ни разу не видевшего ничего подобного и даже не бывавшего на морской прогулке. Нагумо так живо это рассказывал, что Сузуно даже на мгновение показалось, что рядом пахнет морем.
Их уединение начали нарушать возвращающиеся туристы, и Нагумо чуть сжал плечо Сузуно:
— Скоро мы поедем, а потом мчим отсюда, а там на пляж и в море…
Нагумо улыбнулся, посмотрев на любовника, который тоже растянул губы в улыбке, только та на мгновение показалась какой-то усталой.
— Я на минуту. Подожди меня тут.
С этими словами Сузуно поднялся и поспешно удалился в сторону туалета. Там он посмотрел на своё отражение: на щеках появился красноватый оттенок. Молодой человек поспешно умылась прохладной водой и выпил таблетку от головы — не хотелось распыляться ещё и на мысль о том, что болит голова, хватит мыслей о том, что он плавится. Вздохнув и ещё раз посмотрев на себя, Сузуно вышел на улицу под палящее солнце. Как же хотелось обратно в тень, даже если там душно… А душно было везде — вентиляторы не помогали, а просто гоняли горячий воздух.
К этому моменту за ними уже пришёл молодой человек, выполняющий роль инструктора. Туристов отвели к квадроциклам и кратко рассказали, как ими управлять, а потом начали рассаживать по таким же, но расставленным в тени. Сузуно с нетерпением ждал, когда укажут на него, но он оказался последним — его посадили на тот, на котором проводили инструктаж, на тот, что стоял на солнце, из-за чего молодой человек с другом сдержал вздох разочарования.
Был дан старт. Инструктор тронулся с места, и за ним один за другим поехали остальные. Сузуно оказался вторым, а Нагумо ближе к концу. В лицо дул горячий ветер, а из-под колёс летел песок, из-за чего приходилось щурится даже в очках. Квадроцикл буквально подпрыгивал на любой неровности, и только начавшая проходить головная боль стала вновь напоминать о себе, впрочем Сузуно старательно переключал своё внимание на дорогу, чтобы не въехать в инструктора и не скатиться куда-то в сторону.
На стоянке к Сузуно подскочил Нагумо, расспрашивая о впечатлениях. Сузуно, радуясь тому, что его лицо закрыто арафаткой, а глаза скрыты тёмными очками, постарался ответить бодро, что у него, кажется получилось. Он чувствовал, как по телу стекает пот, как пульсирует кровь в висках, как солнце обжигает кожу рук сквозь слой защитного крема и даже сквозь рубашку. Чтобы отвлечь любовника, Сузуно поспешно встал с квадроцикла и предложил сделать пару снимков. Несколько на телефон: каждого отдельно и вместе, а потом на фотоаппарат, из которого тут же вылезла фотокарточка, ради которой Сузуно стянул с покрасневшего лица клетчатую ткань (хорошо, что на снимке красноты на коже особе не было видно). Они улыбались и касались друг друга плечами, глядя в камеру, а где-то даже как бы по-дружески обнимали друг друга за плечи. Но на втором напечатанном фотоаппаратом снимке Нагумо всё же пошёл дальше и поцеловал Сузуно в щёку. Пока снимок печатался блондин поспешно отстранился, но Нагумо схватил его за запястье:
— Чего ты хотел этим добиться?
— О чём ты?
— Ты, чёрт возьми, горячий, у тебя будто температура. — Нервно выпалил Нагумо, тут же понижая голос до шёпота. — Зачем? Почему ты не сказал, когда я спрашивал тебя, пока мы ещё не укатили чёрт знает куда?
— Я… — Сузуно посмотрел на свою руку, на которой возможно останутся следы от несколько грубого прикосновения Нагумо. Он тяжело вздохнул, осознавая, что изнутри его начинает разъедать чувство вины: он действительно хотел скрыть от любовника недомогание, чтобы тот не переживал о нём, а наслаждался поездкой, о которой грезил последние несколько дней. — Отпусти, пожалуйста. Мне больно.
— Ой, прости… Я не хотел.
Только Нагумо отпустил запястье любовника, как их разговор прервал непонятно откуда возникший гид, вежливо на английском языке попытавшись узнать, что происходит.
— У вас всё в порядке?
— Да, конечно. — Непринуждённо ответил Сузуно, тут же одарив любовника одним из своих фирменных взглядов, призывающих к сохранению спокойствия и говорящих, что он разберётся сам. — Просто мой друг переживает, из-за того, что я, кажется, не очень хорошо переношу такую жару. Но пока всё нормально.
— Если Вы нехорошо себя чувствуете, Вас могут сопроводить до базы.
— Не стоит. Сейчас всё, правда, нормально. Но если что я обязательно к Вам обращусь, спасибо. — Сузуно сдержанно улыбнулся и, дождавшись, пока гид уйдёт, обсуждая что-то на арабском с ещё одним сопровождающим, он вздохнул, а после тихо и спокойно сказал на корейском:
— Я понимаю, что ты переживаешь за меня, Нагумо.
— Тебе следовало мне сказать, что у тебя жар.
— Я его не чувствую, мне будто бы просто жарко. Это непривычно, но мне пока ещё кажется, что всё в порядке. И я уверен, что как только мы окажемся в прохладном месте, мне сразу станет лучше.
— Ладно… — Недоверчиво сказал Нагумо и поджал губы.
— Не обижайся, Огонёк. — Сузуно коснулся левой рукой, запястье которой Нагумо недавно сжимал, чужого плеча. — Знаешь, мне ужасно не хотелось оставлять тебя без этой поездки, не хотелось лишать тебя этих эмоций и впечатлений. Не хотелось и самому терять такую возможность. Это ведь даже несмотря на такие непривычные для меня погодные условия очень интересно. Не уверен, конечно, что готов повторить это в августе, но на следующей раз мы это учтём. Да?
Сузуно улыбнулся, но Нагумо лишь поджал губы.
— Слушай… Мы же не раз это обсуждали. — Молодой человек провёл рукой по лицу, как бы пытаясь стереть подступающее раздражение. — Ты, чёрт возьми, людям помогаешь бороться с теми же самыми проблемами, что и у нас. И я не понимаю, как происходит так, что у других ты их замечаешь, а сам поступаешь как они. Ну как? — Он вздохнул и потёр глаза, — Знал бы ты, как иногда я всё же хочу тебе врезать.
— Ты слышишь, что я тебе говорю? — Сказал Сузуно, сложив руки на груди, но тут же, осознав сделанное, опустил их. Он прекрасно понимал, что имеет ввиду Нагумо, но как быть в этой ситуации он не знал. Любой вариант казался ему дурным.
Если он признается сейчас, скажет, что ему очень плохо от жары, то они просто уедут в отель. Это породит разочарование у обоих, а он будет чувствовать себя ещё более виноватым. Они потеряют такую возможность на сафари, Нагумо расстроится (и, кстати, тоже постарается скрыть насколько сильно), ведь он ждал этой экскурсии больше остальных.
Если бы он сразу отказался, то, возможно, изначально лишил бы Нагумо возможности поехать, или испортил бы ему настроение, обрекая их на утомительные диалоги о сафари. А ещё у них бы не было совместного приключения.
Потому решение скрыть недомогание показалось ему наиболее оптимальным. Он потерпит дискомфорт, но зато потом они будут с теплом вспоминать эту историю.
Сузуно тяжело вздохнул:
— Ты волнуешься, и я это прекрасно понимаю. Постарайся понять и меня. Ладно?
— Ладно. Но дай мне знать, если тебе вдруг станет хуже.
— Хорошо.
Сузуно облегчённо выдохнул, глядя вслед удаляющемуся к своему квадроциклу Нагумо, который в это время снова и снова мысленно прокручивал диалог с любовником. Он обвинял во всём Сузуно, хотя и сам был хорош. Кроме диалога в мыслях начали вспыхивать другие воспоминания: как Сузуно не раз настойчиво предлагает поехать в Египет позже, ближе к зиме, как закупался средствами от солнца, от теплового и солнечного ударов, как купил даже ручной вентилятор, как рассказывал про них Нагумо, как и что он спрашивал про экскурсии у гида, и как смотрел на него, соглашаясь на ту или иную поездку. Кажется, Сузуно ещё в Инчхоне одолевали тревожные мысли, обсуждение которых так и не начиналось.
Сев на свой квадроцикл, Нагумо посмотрел вперёд, где должен стоять Сузуно, но не увидел его — вереница квадроциклов была длинной, да все один за другим начинали трогаться с места.
Солнце, горячий ветер и целых двадцать минут в их компании по пути на базу.
Нагумо чувствовал, как жара давит на него: физически и морально. Первое — из-за того, что молодой человек всё же не привык к столь длительному пребыванию на жаре, а второе — из-за Сузуно, их недомолвок, недопонимания и ссоры.
Нужно будет обязательно извиниться! Однако Сузуно сделал это первым, как только они оба слезли с квадрациклов. И Нагумо в ответ тоже прошептал слова извинения.
***
— Как вы? — Обеспокоенно спросил гид, подойдя к молодым людям, расположившимся в тени. Сузуно лишь покачал рукой, как бы говоря, что не особо — обычно такой жест используют под водой дайверы.
— Он всё же перегрелся, — тихо пояснил Нагумо, подойдя ближе к собеседнику, который раздосадовано покачал головой.
— Пойдёмте со мной.
С этими словами он махнул Нагумо рукой и повёл его к бару, где на арабском языке объяснил ситуацию.
— У них есть лёд, но нет никакой салфетки, чтоб завернуть его. — В его словах звучали извиняющиеся нотки. Нагумо закусил губу и бросил быстрый взгляд на Сузуно. Чистой ткани у них с собой не было, впрочем и у местных её тоже не наблюдалось, единственным вариантом была — арафатка. Это явно лучше, чем ничего, ведь лёд, приложенный к голой коже, мог сыграть злую шутку в виде обморожения — только его сейчас не хватало. Купив воды и завернув кубики льда в клетчатую хлопковую ткань, Нагумо вместе с гидом вернулся в тень, к сидящему там молодому человеку.
— На трассе вас будет ждать другой автомобиль, с кондиционером. Вы пересядьте в него из джипа, и он довезёт вас до отеля.
— Спасибо… — Растерянно прошептал Сузуно, сев чуть ровнее. Нагумо же поблагодарил гида более живо, широко при этом улыбаясь.
Дальше Сузуно в их диалог не вслушивался, но, кажется, он улавливал, что гид говорил о том, что нужно будет сделать, чтоб стало лучше, а ещё слышал какие-то шутки и смешки (нервные) в исполнении Нагумо.
Сузуно был погружён в свои мысли. Изнуряя молодого человека, тело будто бы горело изнутри, а на коже выступал пот, создавая неприятное ощущение липкости и не охлаждая (не справляясь с жаром). Горячий воздух казался густым и тяжёлым, он с трудом проникал в лёгкие, и будто бы не нёс в себе кислород, а лишь давил на органы дыхания, из-за чего время от времени у Сузуно мелькали мысли о том, что он вот-вот задохнётся. Он расстегнул ещё одну пуговицу на рубашке, но это не помогло. Голова раскалывалась от боли, которая усиливалась от каждого удара набирающего скорость сердца, и мысли, обычно довольно чёткие и ясные, стали туманными и мутными, как будто бы они находились где-то посреди болота, утопая в илистом дне.
Прохладная вода, принесённая Нагумо, чуть отгоняла чувство дурноты и тошноты, даря краткие мгновения передышки. Ледяной компресс, чрезмерно быстро тая, из-за чего холодные капли стекали по лицу и шее, немного притуплял боль.
— Хочешь ещё воды?
— Мне от неё уже тошно. — Протянул Сузуно, покачав головой.
— Придётся потерпеть. Когда в отель приедем, я в аптеку сбегаю. И будешь для восстановления баланса электролитов как миленький пить всё, что дам.
— Всё нужное у меня есть. Я предвидел что-то такое…
— Никогда не думал, что ты можешь быть таким красным, — пытаясь отвлечь молодого человека, сказал Нагумо. Он поставил на стол бутылку воды и развёл в ней порошок, который позволит привести потерявший много жидкости организм в норму. Он сел рядом на кровать и отдал лекарство, приподнявшемуся на локтях Сузуно, который, нехотя сделав несколько глотков, вернул молодому человеку бутылку. Он снова опустился на подушку, и Нагумо поймал себя на мысли, что ему хочется лечь рядом и прижать Сузуно к себе, но вот это вряд ли помогло бы ему остыть. А вот в обратной ситуации это действительно могло бы спасти. Если вдруг у Нагумо поднималась температура, то Сузуно частенько после заботливой выдачи всех лекарств и помощи мог лечь рядом. Такой прохладный и ласковый. Он обнимал Нагумо, привлекая к себе, и сразу становилось легче, ощущение защищённости усиливалось, казалось, что вообще ничего больше не страшно и неважно.
— Я похож на варёного рака? — Нарушив тишину и размеренность мыслей любовника, тихо спросил Сузуно.
— Только если немного… Может это вообще загар?.. — Нагумо нервно усмехнулся и увеличил интенсивность кондиционера. Сузуно вслепую нашарил руку любовника и сжал её, слабо улыбнувшись.
— Хорошо, Огонёк. Будем считать, что это загар. — Губы Сузуно тоже растянулись в улыбке.
Примечание
Спасибо за прочтение! 🫰🏻
Приходите поболтать: https://t.me/Thoughts_whale