Силуэт горных пиков в свете луны

Ши Цинсюань нервно оправил рукава ханьфу, придирчиво рассматривая результат. Из зеркала на него смотрела молодая девушка с приятным, не лишенным округлости лицом. Из-под просторных, но все же по-летнему тонких одеяний цвета глицинии в сумерках проглядывались очертания ее плавной и пленительной фигуры.

Вряд ли кто-то из небожителей опознал бы в этой прекрасной деве Повелителя Ветра, неизменно следующего за братом и предпочитающего скромные одеяния даоса пышным светским нарядам. По крайней мере, Ши Уду строго следил за тем, чтобы на Небесах его видели именно таким, а любые попытки Ши Цинсюаня показать иную сторону своей души пресекал на корню как вредные и ненужные.

Муж, идущий по Пути, чтобы достичь вечной весны и вознестись, в развитии духа и тела должен уподобиться бессмертным. Женщина же прежде должна уподобиться мужчине. Если речь не идет о низших богинях материнства и домашнего очага, к коим Повелитель Ветра, конечно же, не относился.

А потому небожитель, стремящийся, напротив, быть женщиной, иным мог показаться если не сумасшедшим, то, по крайней мере, весьма странным. Эпитет крайне вредный для того, кто стремится к влиянию и могуществу. Не то чтобы Ши Цинсюаня это в действительности заботило, но Ши Уду упорно рвался к вершинам и готов был тащить за собой брата едва ли не волоком. Что ж, он был таким всегда – ставил почти невозможные цели, а после всякий раз достигал их.

Ши Цинсюаня не обижали выпады дорогого брата, который искренне считал формой какого-то позорного извращения «игры с переодеванием в женщину». Его только печалило то, какая стена непонимания встала между ними в этом вопросе.

Ши Цинсюань не хотел становиться какой-то женщиной. Он только хотел быть собой. Тем или скорее – той собой, которая носила на гору дорогому брату обеды, постигала изящные искусства, играла со сверстницами, не слишком задумываясь, насколько отличаются их тела… Той собой, для которой смысл ее безоблачного настоящего состоял в том, чтобы радовать брата, а будущего – стать достойной женой. Пусть для Ши Уду все это виделось лишь бездарным спектаклем, разыгранным, чтобы запутать демона.

Еще со времен до своего вознесения у Ши Цинсюаня остались друзья на средних небесах. Пусть Ши Уду и не слишком одобрял то, что брат упорно продолжал поддерживать отношения, теперь не вполне подходящие его статусу. Пожалуй, узнай он о том, что Ши Цинсюань ускользнул на праздник, устроенный чиновниками средних небес, он бы уже выказал бы свое недовольство. А уж если бы узнал, в каком виде…

К счастью, Ши Уду отсутствовал в небесной столице по неотложным делам. И даже если кто-то из небожителей снизошел бы до скромного празднества, едва ли это грозило инкогнито Повелителя Ветра. В крайнем случае, из многолюдной толпы всегда можно улизнуть прежде, чем придется отвечать на неудобные вопросы.

Ши Цинсюань поправила заколку в виде веточки кизила в волосах, покрутила в руках веер в нерешительности – и все-таки спрятала в рукаве. Пусть это слишком приметный артефакт, для Ши Цинсюань он был как продолжение руки, а потому оставить его даже на вечер казалось немыслимым.

Чиновники средних небес любили отмечать «двойную девятку» прежде всего потому, что, в отличие от пышного и официального празднования Середины осени, в этот день можно было расслабиться и покутить в свое удовольствие. Само мероприятие не предполагало соблюдения многочисленных приличий, обязательного для пиров в Небесной Столице. А самые могущественные и надменные небожители, чье присутствие всегда делало атмосферу особенно напряженной, не находили времени на подобные глупости.

Как и многие годы до этого, служащие выбрали гору, на которую надлежало взойти, не слишком крутую и высокую, чтобы не утомить себя чрезмерно долгой прогулкой. Тропа уже была приготовлена – разведана, расчищена и украшена множеством фонарей. В конце этой приятной прогулки всех желающих ждал возведенный павильон, где можно было отведать хризантемового вина и легких закусок, а потом всю ночь любоваться луной.

У подножия горы Ши Цинсюань уже поджидала шумная компания из знакомых и не слишком небесных чиновников, которые бурно обсуждали свои дела – как видно, еще не успев отпустить заботы минувшего дня и настроиться на грядущее веселье.

Они дружно двинулись наверх, обмениваясь веселыми историями и шутками. Доставалось немного и небожителям с высших небес. Впрочем, когда Ши Цинсюань казалось, что разговор начинал перетекать в недоброе русло сплетен и оскорблений, она находила новую тему для разговора, более безобидную и отвлеченную, и ее живо подхватывали.

Поддерживать приятную атмосферу в облике юной девы Ши Цинсюань всегда было особенно легко, отчасти оттого, как окружающие относились к ней – молодые мужчины старались угодить и не обижаться на порой довольно резкие замечания, и любая, даже не вполне удачная, шутка звучала особенно прелестной. Странным образом это очарование работало даже на тех ее друзей, которые прекрасно знали и о другой стороне ее сущности.

Павильон на вершине, украшенный пышными желтыми хризантемами и ветвями кизила, был словно окутан теплым золотистым светом. Столы были уставлены сладостями, а чаши уже наполнены.

Ши Цинсюань взяла свою чашу и вышла за пределы ярко освещенного павильона, где чиновники толпились вокруг столов, под стреху к деревянной резной ограде, опоясывающей павильон. Ветер лениво катил громады холодного воздуха над верхушками деревьев, и порывы его порой налетали на павильон, шелестели листвой, силились сорвать с плеч полупрозрачную шаль. Но небожителям нет необходимости беспокоиться об осенней прохладе – божественные силы надежно защищают от подобных неудобств.

На прозрачно-медовой глади вина кружились, тревожимые движениями руки, желтые лепестки. Луна плыла высоко в ясном небе.

Темы для разговоров исчерпались, и потому служащие из храмов литературы устроили соревнования в красноречии, выдавая экспромтом одно стихотворение за другим. Но, как это часто бывало, увлеклись настолько, что и участники, и наблюдатели быстро потеряли нить и сбились со счета, и никак не могли определить победителя.

Ши Цинсюань рассеянно слушала стихи, в которых ясность луны, красота цветов и скоротечность жизни, как и прочие фигуры изящной словесности, успели повториться столько раз, что набили уже оскомину. И даже самые остроумные и выверенные фразы потеряли свое очарование, потонув в блеске многих других таких же фраз…

Смакуя терпкий вкус, сочетающий цветочную горечь и сладость груши, Ши Цинсюань думала, что возможно, все прекраснейшее в этом мире не выразить словами, сколько ни пытайся.

В таком меланхоличном настроении Ши Цинсюань, пожалуй, слишком отстранилась от мира, а потому голос над самым ухом застал ее врасплох и заставил вздрогнуть от неожиданности:

Вот над горами вышла луна в облаках,

Это ли повод с солнцем прощаться в слезах?

Дикие гуси тянутся клином на юг,

Будущим летом снова найдут здесь приют.

Ветер осенний гонит меня в дальний путь,

Но о разлуке я не жалею ничуть.

В час самый темный друг постучит в мою дверь.

Временно все – даже нынешних бремя потерь.

Ши Цинсюань не стала поворачиваться к собеседнику, лишь скользнула взглядом по его руке в позолоченном наруче, чтобы убедиться, что рядом с нею стоит генерал Пэй. Вряд ли его приглашали, но кто бы посмел указать на это богу войны севера?

По спине пробежали мурашки от осознания, что если Пэй Мин узнает ее, то непременно расскажет обо всем брату, и уж тогда не избежать очередной неприятной сцены.

– Вы не играете? – спросил генерал чуть разочарованно, уловив растерянное выражения лица Ши Цинсюань.

– Отчего же? – пусть стих застал ее врасплох, ей понадобилась пауза не длиннее вдоха, чтобы сочинить ответ:

Мир зыбче горного тумана –

Не удержать, не уберечь.

Но сердце, пусть непостоянно,

Умеет все же сожалеть.

Когда-то вспомнишь те же строки,

Та же луна осветит даль.

Но память о былом жестока,

И на душе одна печаль.

Полагая, что на сей скорбной ноте игра и завершится, она снова обратила взор к луне. По правде, говорить о сожалениях и печалях в обращенных собеседнику стихах было не принято, а потому последние ее слова должны были оказаться достаточно ясным знаком, что беседа едва ли сложится.

Однако Пэй Мин не торопился уходить, напротив, не сдвинулся с места, будто ожидая чего-то. Ши Цинсюань непроизвольно повела плечом. Это не укрылось от внимательного взгляда генерала, он преувеличенно заботливо осведомился, не мерзнет ли молодая госпожа в таком легком платье. И в этом вопросе, бессмысленном по своей сути, Ши Цинсюань расслышала неприятный намек и натянула шаль на плечи, пусть невесомая ткань едва ли могла что-то по-настоящему скрыть.

Размышляя, как бы избавиться от необходимости вести дальнейший разговор и на всякий случай разведать, не наткнется ли она еще на каких-нибудь знакомых, Ши Цинсюань наудачу спросила:

– Интересно, что за добрый друг смог убедить вас отбросить все дела ради любования луной? Он здесь?

– Луну можно созерцать в любой день, – заметил Пэй Мин. – Я предпочитаю недостижимой красе более милые сердцу виды.

– Цветы? – спросила Ши Цинсюань шутливо, прекрасно понимая, что хризантемы едва ли когда-то волновали сердце генерала. Но, может быть, чтобы возразить ей, он вспомнит, зачем пришел сюда, и решит попытать удачу с более расположенными к разговорам небожительницами.

– Прекрасных дев из храма литературы… Обычно я могу любоваться только их затылками, пока они склоняются над бумагой. Прелестными затылками, надо сказать. Как прискорбно, что столь одаренные и талантливые особы вынуждены портить свой цвет лица, засиживаясь допоздна в окружении пыльных свитков…

– Но, верно, за сегодня вам удалось налюбоваться ими всласть?

– Нет, – с какой-то странно игривой интонацией ответил генерал Пэй.

Ши Цинсюань с трудом подавила смешок, размышляя, стоит ли посоветовать генералу обернуться в павильон, чтобы исправить это досадное недоразумение. Но Пэй Мин опередил ее:

– Увы, весь вечер я не могу отвести взгляда от вас одной.

Наверняка это было пустым комплиментом, и Пэй Мин даже не утруждался восхождением по тропе, но от мысли, что весь вечер кто-то мог наблюдать за ней, оставаясь незамеченным, стало неуютно. Захотелось удалиться с праздника немедленно, наплевав на всякие приличия. Поставив чашу с недопитым вином, Ши Цинсюань натянуто улыбнулась:

– Как некстати я нарушила ваши планы. Похоже, мне стоит удалиться, чтобы не заслонять вам вид…

– Постойте, – Пэй Мин, ничуть не стесняясь интимности этого жеста, обхватил локоть Ши Цинсюань, удерживая ее на месте. – Не притворяйтесь, что мы незнакомы. Я узнал вас.

Ши Цинсюань неосознанно схватилась за веер и сжала его до боли в пальцах. Но после подумала, что, раскрыв его, непременно выдаст свою подлинную личность. Даже последняя фраза почти наверняка была обычной чепухой, которую генерал плетет всем женщинам, лишь бы те почувствовали себя особенными. Едва ли, в действительности узнав Повелителя Ветра, Пэй Мин стал бы вести себя так распущенно.

– На небесах больше ни у кого нет таких чарующих зеленых глаз… – продолжил мурлыкать Пэй Мин, только подтверждая эту мысль. Высвободив руку, Ши Цинсюань попятилась, но очень некстати наткнулась спиной на столб. Генерал тут же воспользовался преимуществами местности и шагнул навстречу, встав так близко, что, избегая неловкого прикосновения, Ши Цинсюань боялась даже вздохнуть.

– Право, еще немного, и я обижусь, – вдруг без тени игривости сказал Пэй Мин. – Разве я давал вам повод избегать моего общества, младший господин Ши?

Ши Цинсюань нервно выдохнула:

– Ха, а вы шутник…

Напряжение вдруг покинуло ее. Действительно, Пэй Мин едва ли искренне обрушивал бы весь этот неистовый поток комплиментов, зная, кто перед ним. А значит, все это было, пусть и немного неприятной, но все же – шуткой.

Ши Уду не раз говорил, что дева без сопровождения всегда выглядит уязвимой целью, даже если она могущественная небожительница. Возможно, Пэй Мину пришла в голову та же мысль, потому он и решил проучить ее…

– Отчего же? Я вполне серьезен. – Пэй Мин улыбнулся открыто и широко. – Приятно говорить правду. А вы действительно прелестны сегодня. Ну же, господин… то есть… госпожа Ши, не смотрите так сурово! Что мне сделать, чтобы вы смягчились?

Новый порыв ветра заставил Ши Цинсюань вдохнуть мужской, резкий и мускусный, запах, исходящий от Пэй Мина. В этом запахе не было ничего утонченного, но странным образом он всколыхнул внутри доселе незнакомое чувство, сродни тревоге от близости дикого зверя. Забыв об осторожности, Ши Цинсюань раскрыла веер с иероглифом «Ветер» и приложила к кончику носа, вдыхая более свежий мятный аромат, исходящий от бумаги.

– Прежде всего – отступить хотя бы на шаг, – сказала она, скрывая лицо за веером, чтобы случайно не выдать своих чувств.

– О, так жестоко просить об этом полководца. Отступление… – проворчал Пэй Мин, впрочем, вполне благодушно, и вернулся к ограде. Это позволило Ши Цинсюань выдохнуть. Однако теперь, когда путь к побегу оказался открыт, ее разбирало любопытство.

– А что, это обычно работает?

– Что именно? – Пэй Мин обернулся и удивленно приподнял бровь.

– Ну, весь этот… напор, – Ши Цинсюань нервно усмехнулась. – По моим ощущениям, вышло довольно пугающе. Я едва не сбежала.

Последнее откровение она договорила, понизив голос, как будто не хотела, чтобы генерал расслышал его. Пэй Мин, однако, только улыбнулся благодушно, как будто Ши Цинсюань сказала милую глупость:

– Вы меня расстраиваете. Я же не какой-нибудь злодей, чтобы запугивать красавиц. Просто обычно природная скромность мешает им осознать свои желания без особой… настойчивости. Но вам подобное без надобности, вы и так весьма смелы.

– Можно, полагаю, быть более обходительным… – Ши Цинсюань пожала плечами. Вообще-то она и не собиралась поучать генерала, в делах любовных у нее не было никакого опыта, скорее поделилась мыслью просто так, чтобы поддержать разговор.

– Но стоит ли оно того? Маленькая победоносная война всегда лучше многолетней осады. Когда потрачено слишком много времени, результат, скорее всего, разочарует.

Ши Цинсюань, разглядывая дно чаши, подумала, что, похоже, ее собеседник ценит свое время дороже золота, если считает, что никакие сокровища чужой души не способны оплатить лишний год ожидания бессмертному небожителю. Впрочем… когда генерала интересовали души? Верно, тем, кто скользит по гребням волн, никогда не познать скрытых под ними глубин.

– Хм, похоже, вы избалованы легкими победами.

– Выбрать верную цель – уже половина победы.

– А сегодня вы лихо просчитались, – почти злорадно заметила Ши Цинсюань.

– Я всего лишь подумал, что прелестная дева без сопровождения может оказаться в затруднительном положении. Как бы я смотрел в глаза Ши-сюну, если бы я знал, что я видел вас, но не предложил своего общества?

– Такое чувство, что в вашем обществе я в большей опасности.

Слова сорвались с губ против ее воли, прежде, чем она успела осознать, что сказала. Пэй Мин даже замер от неожиданности, впрочем, мгновение спустя расплылся в самодовольной улыбке:

– А это лестно.

Встретившись взглядами, они одновременно рассмеялись. Куда завел их этот странный разговор?

Пэй Мин услужливо подхватил пустую чашу из рук Ши Цинсюань и отправился наполнить ее снова, а вернувшись, не стал возвращаться к этому разговору. И вообще каждым своим действием демонстрировал, что вообще-то Ши Цинсюань может чувствовать себя вполне свободно, не боясь ни жестоких шуток, ни осуждения и нотаций. Как будто проводит время с давним другом.

Генерал оказался приятным собеседником, чего обычно не ожидаешь от бога войны. И Ши Цинсюань позволила себе поддаться его очарованию, рассудив, что не так уж плохо провести время в компании того, к кому Ши Уду всегда относился с уважением, тем более, что Пэй Мин оставил попытки сблизиться теснее, чем того требовали приличия.

Впрочем, чем выше поднималась луна, тем более фривольными становились его рассказы. Может быть, то было влияние вина, а может – талант Пэй Мина излагать самые непристойные истории так, что, при всем желании его прервать, любопытство брало верх над приличиями.

Особенно когда речь заходила о других богах войны, которые так старались поддерживать репутацию стойких к соблазнам, благочестивых мужчин, что из-за этого влипали в самые нелепые истории. Иные из них в смертной жизни были приближенными государей и людьми во всех отношениях образованными, впрочем, при виде женщины все же предпочитали позорно бежать, что стало отдельной неиссякаемой темой для шуток среди служащих средних небес. Порой девы из храмов литературы даже вели счет, скольких генералов смогли распугать одной своей милой улыбкой.

– И все-таки, пока вы за всех отдуваетесь, совершенного владыку Цзюйяна ославили куда как более громким титулом…

– Это, знаете ли, еще ничего не говорит о его талантах, - немедленно возразил Пэй Мин, чем вызвал смех Ши Цинсюань.

– Вы обиделись?

– Отнюдь, – он наклонился к самому ее уху. – Скажу вам по секрету: не все любители нырять глубоко находят жемчуг.

Ши Цинсюань немедленно зарделась так, что даже тонкий слой пудры не смог скрыть ее смущения. И будто специально дождавшись этого момента, Пэй Мин вдруг спросил:

– Ну а вы не обидитесь, если я задам вопрос?

Предполагая уже его содержание, Ши Цинсюань повела плечами:

– Если вы постараетесь меня не обидеть…

– То, что ваша женская форма имеет больше духовных сил, как-то связано со способом самосовершенствования?

Такая формулировка сильно озадачила Ши Цинсюань. В действительности, в самом начале ее пути на Небесах не было никакой разницы, какой облик она примет. Так или иначе, ее силы тогда зависели только от могущества брата. Но, лишенная возможности являться в женском облике на Небесах, она чаще прибегала к этой своей форме, когда спускалась по поручениям в смертный мир. Потому среди ее почитателей и сложился образ богини, а не бога ветра, и после собственного ее вознесения даже составленная лучшими литераторами красивая легенда о молодом господине, наливающем вино, не смогла затмить народной молвы, полной преданий и сказок о молодой Повелительнице Ветра. И, как это часто бывает, две совершенно противоречащие друг другу истории без особенных сложностей уложились в человеческих головах независимо друг от друга.

И все же – для женщины или мужчины нет большой разницы в способах самосовершенствования: упражнения и медитации, паломничества по местам силы. Но Пэй Мин явно подразумевал нечто определенное.

Увидев совершенно растерянный взгляд Ши Цинсюань, он попытался объяснить:

– Например, упражнения, описанные Ли Ниванем?

Однако у Ши Цинсюань не возникло ни единой мысли, о каком труде идет речь. Тогда Пэй Мин попытался объяснить во всех смущающих подробностях, каким образом уважаемый Ли Нивань предлагал приумножать инь женщинам.

Вначале Ши Цинсюань крепилась, пытаясь вникнуть в объяснения со всей серьезностью, но в конечном итоге сдалась:

– Нет, нет, я не понимаю. И даже не могу представить, зачем бы я делала нечто подобное? Пожалуй, принцип воздержания от страстей кажется мне более разумным…

– Так вы дойдете до того, что и от вина откажетесь. И какая это будет потеря для Небес!

Эта фраза почему-то рассмешила Ши Цинсюань, впрочем, она и без того весь вечер смеялась.

– Во всяком случае, я ответила на ваш вопрос, – наконец, выдавила она из себя, предполагая, что подвела черту этого неловкого разговора.

Пэй Мин долго смотрел на нее, пристально, но все так же благодушно, прежде чем спросить:

– И вы никогда не хотели попробовать?

– Пожалуй, я слишком неопытна для таких практик.

– Возможно, вам больше подходит парное самосовершенствование? Я мог бы показать несколько приемов.

Эта мысль показалась Ши Цинсюань забавной. Может и правда, в этом действительно что-то есть? Если тело – лишь инструмент, кто знает, действительно ли могут существовать иные способы задеть нужные его струны, чтобы…

Что?

Приумножение сил, по правде говоря, мало интересовало Повелительницу Ветра, и без того обласканную любовью многочисленных верующих. Но с другой стороны, она до обидного мало знала о том, что могла бы почувствовать в этой своей форме. Возможно, слишком пристыженная нападками брата, она никогда всерьез не касалась себя и не пыталась достичь какой-либо формы мирского удовольствия.

– Ши Уду будет в ярости, – прошептала она, используя это как последний аргумент, но Пэй Мин только заулыбался шире.

– А кто ему расскажет? Вы? – Пэй Мин картинно округлил глаза: – Я?

Они улыбнулись друг другу так, будто только что стали частью хитрого заговора, впрочем, отчасти так оно и было.

– И когда же вы планируете… проводить урок? – раскрытый веер затрепетал в руке Ши Цинсюань, как стрекозиное крыло, выдавая ее волнение.

– К чему откладывать?

Пэй Мин взял ее за запястье и потянул прочь от павильона, во тьму причудливых лесных теней. Чаша с недопитым вином выскользнула из руки Ши Цинсюань и укатилась куда-то в траву.

Они удалились не слишком далеко. Порывы ветра еще доносили стихающие усталые голоса. По правде, если какой-нибудь служащий решил бы прогуляться в тиши, он мог бы с легкостью застать их. И от этой мысли дух захватывало, будто от полета. Что бы стало тогда с ее репутацией? Что бы сказал брат? Все это перестало казаться важным. Остатки благоразумия утонули в волнительном предвкушении, остался только мерных шорох крон где-то в вышине, головокружение и запах, резкий, хищный, такой притягательный запах близости…

Пэй Мин прижал Ши Цинсюань к стволу дерева, вовлекая в долгий, дразнящий поцелуй. Он медлил, давая привыкнуть к остроте ощущений, и прикасался нежно, почти невесомо, словно оглаживал не женский стан, а лепестки хрупкого цветка.

Оторвавшись от приятной ласки, генерал принял ужасно серьезный вид.

– Чтобы исполнить упражнение Ли Ниваня правильно, вам необходимо будет следить за дыханием: оно должно быть ровным и глубоким. А также постарайтесь очистить разум от мыслей и позвольте энергии свободно течь по меридианам. Когда вы почувствуете, что инь в теле пришла в движение, а кровь воспламенилась – это будет вернейшим знаком того, что вы все делаете верно.

Этот наставнический тон вновь заставил Ши Цинсюань рассмеяться. Впрочем, чем это было, если не очередной шуткой, зашедшей ужасно далеко. И ведь, в действительности, даже если никакого Ли Ниваня и его трактата вовсе не существует, она не сможет поймать генерала на лжи.

– И все-таки – что именно делать?

– Просто дышите, – Пэй Мин опустился перед ней на одно колено, – Остальное я сделаю сам.

Он осторожно взял за щиколотку левую ногу Ши Цинсюань и потянул на себя, заставляя ее сильнее вжаться в шершавую кору спиной, чтобы удержать равновесие. Расшитая туфелька слетела со стопы. Ночной холод заставил Ши Цинсюань поежиться, но руки генерала оказались приятно горячи. Они неторопливо массировали стопу, оглаживали ногу все выше, постепенно отодвигая шелк юбок…

Вдруг Ши Цинсюань вздрогнула, почувствовав невесомый поцелуй на своем колене, а после – еще один – выше и откровеннее. Вереница поцелуев протянулась по внутренней стороне бедра и, подобравшись совсем близко к цели, Пэй Мин неожиданно и чувствительно прикусил нежную белую кожу.

Ши Цинсюань едва не стукнула его веером по голове: мало того, что Пэй Мин заставил ее стоять на одной ноге, как цаплю, теперь еще позволяет себе невесть что. Он, улыбнувшись ей снизу вверх, предложил положить ногу ему на плечо для удобства, а после стремительно нырнул под полог юбок.

Совет оказался действительно дельный, не положи Ши Цинсюань бедро на плечо генерала, она непременно потеряла бы всякую опору, почувствовав, как сокровенные ступени к яшмовым вратам опаляет сначала дыхание, а после – прикосновение губ и языка.

От ощущений мгновенно перехватило дух, и то, что казалось раньше простейшей рекомендацией – сохранять дыхание глубоким и ровным – стало совершенно невыполнимой задачей. Платье удушающе стягивало грудь, а каждый выдох вырывался из сдавленного горла со стоном.

Пэй Мин действовал с уверенной точностью мастера, его язык, словно кисть, то вырисовывал прихотливые листья орхидеи, то коротко отчерчивал коленца бамбука.

Постепенно жар, рождающийся внизу живота, заполнил все тело Ши Цинсюань до кончиков пальцев. Слившись с ощущениями своего тела, с самим его естеством, она чувствовала, как нечто до этого спящее и тяжелое, всколыхнулось внутри и образовало пространство пульсирующей пустоты, зовущей, требующей восполнения. И это чувство затмило сырые запахи леса, ощущение растрескавшейся коры под пальцами, обжигающе-холодного ночного воздуха и даже самих ласк. Словно сама она стала лишь зыбкой оболочкой вокруг этой сердцевины.

Однако, хотя его ласки стали куда более смелыми и настойчивыми, но все же Пэй Мин не спешил углубляться по пути инь. В какой-то момент Ши Цинсюань с досадой подумала, что, не исполнив это естественное и неотвратимое желание – быть наполненной, она никогда не почувствует облегчения. Но эта мысль быстро ускользнула от нее, а через несколько мгновений духовная энергия, возвысившись до предела, полилась через край, подобно мутной воде, прорвавшей дамбу в весеннее половодье. Все ее тело свело судорогой. Несколько мгновений она чувствовала только сияющее блаженство, не нарушаемое ни одной мыслью, сладкое, как нектар цветов горы Пэнлай.

Обессиленная, она начала оседать, но генерал Пэй заботливо подхватил ее, а после помог отыскать туфельку, отброшенную прочь в листву.

Смертные, как Ши Цинсюань прекрасно знала, часто сравнивали достижение сияющего пика с вознесением на Небеса. Пережив оба эти события, она наверняка могла сказать, что первое намного приятнее второго.

Придя в себя, Ши Цинсюань думала уже прощаться, но Пэй Мин никак не хотел выпускать ее из объятий.

– Если мне придется когда-то признаться, что я доставил удовольствие женщине только раз за ночь, я сгорю со стыда, – посетовал он.

Ши Цинсюань оглянулась. Что ж, одно дело стоять, прислоненной к дереву, совершенно иное – лечь на сырую от рос траву и стылую землю. Может быть, генерал и привык к подобным условиям, она не видела в этом никакого удовольствия.

– Если вы надеетесь на продолжение, стоит позаботиться о ложе…

Тайком, по темноте, словно воры, они пробирались к подножию горы, где для удобного возвращения служащими средних небес был начерчен круг «путешествия на тысячу ли». А после так же осторожно они пробирались по задворкам Небесной Столицы. Вряд ли могло произойти что-то ужасное, даже если бы они прошли рука об руку по главной улице, скорее, генерал разыгрывал такую таинственность, просто чтобы подогреть интерес, придать обычной интрижке вид захватывающего приключения.

Во дворце Мингуана царил полумрак, по воздуху плыл дразнящий сладковатый запах благовоний.

Одеяния слой за слоем падали на пол. Тело Ши Цинсюань, уже познавшее радость близости, дрожало в напряженном предвкушении… Заколка в форме веточки кизила выпала из ее волос и с тонким звоном полетела куда-то на пол. Локоны, долгое время скрученные в сложной прическе, разметались по плечам прихотливыми волнами.

Чувствуя чужое нетерпение, Пэй Мин нарочно теперь растягивал удовольствие от поцелуев и ласк, словно впереди у них целая вечность, а не краткий обрывок ночи. Он касался кончиками пальцев, щекотал своим дыханием ее запястья, сгибы локтей, ключицы. Медленно, с наслаждением выцеловывал путь в ложбинке между грудей.

Ши Цинсюань чувствовала его возбуждение от случайных прикосновений, когда он наваливался на нее всем телом, вжимая в ложе, впрочем, после отступал, снова продолжая почти целомудренные ласки, подобные игре на музыкальном инструменте, и Ши Цинсюань с неохотой выпускала его из объятий.

Когда ее собственное возбуждение стало так велико, что любовный нектар, истекая, намочил атласные простыни, Пэй Мин, наконец, решил, что этого достаточно, и тесно прижался к ней всем телом.

Ши Цинсюань почувствовала, как он вторгается в ее тело, преодолевая сопротивление еще не разведанного никем пути. Это продлилось недолго: продвинувшись достаточно, он снова вовлек ее в долгий и откровенный поцелуй, чтобы сгладить неизбежно неприятное чувство, будто внутри нее раскрылась саднящая рана, и только после начал двигаться со всей осторожностью.

Вначале его движения походили на легкую рябь на поверхности воды, и Ши Цинсюань почти не чувствовала их, но постепенно эта рябь превратилась в штормовые волны. Их дыхание стало единым для двоих, а тела переплелись, как корни древних деревьев. И снова Ши Цинсюань достигла восхитительного пика наслаждения, даже скорее, чем того ожидала.

Однако в этот раз Пэй Мин не отстранился и не дал ей даже короткой передышки. По-прежнему твердый и полный желания, он только решил сменить позицию и перевернул Ши Цинсюань на живот. В таком положении он проникал в нее глубже, и это ощущалось даже несколько болезненно, но трепетные прикосновения, звук его дыхания и дразнящий запах его кожи снова распалили в теле желание. Вспомнив о недавнем наставлении, Ши Цинсюань отбросила все мысли, сосредоточившись на внутреннем ощущении наполненности, на том, как сквозь нее течет чужая энергия.

Но в шаге от новой вершины, она почувствовала, как Пэй Мин вышел из ее тела и прилег рядом, восстанавливая дыхание. На мгновение она растерялась. Она что-то не то сделала? Или, может быть, не сделала того, что должна? Пэй Мин, впрочем, довольно улыбался, как будто все шло именно так, как должно.

– Что-то не так? – не выдержала Ши Цинсюань после неловкой паузы.

– Все хорошо, – Пэй Мин расслабленно потянулся, – я просто устал.

– В самом деле? – посмотрела на орудие, все еще находящееся в полной боевой готовности, и Пэй Мин перехватил ее взгляд.

– Да, знаете ли, долгие упражнения утомляют спину. Но если вы все еще хотите…

Он перевернулся на спину и красноречиво посмотрел на нее. Ши Цинсюань поняла, что это была уловка. Ей не хватило бы смелости оседлать генерала в первую же ночь – слишком уж развратной выглядела эта поза, однако теперь, когда тело ее изнывало от желания и близости разрядки, ей будто не осталось иного выбора.

Раскрасневшись сильнее, чем прежде, Ши Цинсюань перекинула ногу через бедра генерала и нависла над ним. Пэй Мин поймал ее губы своими, провел по ним кончиком языка. Но эта дразнящая игра больше не увлекала надолго. Понимая, что ей сложно преодолеть стеснение, Пэй Мин сам направил орудие и помог ей насадиться на него сверху.

Выпрямившись, Ши Цинсюань вдруг почувствовала себя неловко под жадным обволакивающим взглядом. От смущения она даже прикрыла грудь рукой, но Пей Мин только усмехнулся и опустил взгляд к тому месту, где теперь соединялись их тела.

Не вполне понимая свои желания, вначале она попробовала повторить ритм его движений, но постепенно, прислушиваясь к позывам своего тела, замедлилась, выровняла дыхания и наконец поймала миг на грани, на расстоянии толщины сливового лепестка до того мгновения, когда достигнет вершины, а после сорвется вниз.

Пэй Мин позволил ей наслаждаться этим состоянием достаточно долго, однако и не думал упускать из виду свои собственные желания. Придерживая ее за бедра, он задвигался быстрее и жестче, приближаясь к собственному мигу блаженства. Но даже в такой момент он не мог позволить себе забыть о Ши Цинсюань. Проникнув пальцами между нежных лепестков ее цветка, он без труда нашел то место, прикосновения к которому особенно чувствительно отзывались в ее теле.

Они возвысились духом совместно, и это оказалось ни с чем несравнимым чувством, изгладившим впечатление о прошлых вершинах. Пламенная энергия ян наполнила Ши Цинсюань, зажигая звезды в пустоте небес.

Еще долго после этого Ши Цинсюань лежала в состоянии, близком к абсолютной чистоте разума, прильнув всем телом к Пэй Мину, положив голову ему на плечо.

Она подумала, что зря, пожалуй, так прохладно относилась к нему раньше. Что они могли бы подружиться, проводить больше времени вместе. Вести приятные беседы и порой…

Ши Уду мог бы смириться с этим. Разве он не считал генерала Пэя своим другом?

– Знаешь, есть одно место в горах… Там невероятно красиво в это время. Составишь мне компанию?

Пэй Мин улыбнулся, искренне и немного печально, поцеловал ее в лоб и после прошептал:

– Не стоит. По правде говоря, я совершенно вам не подхожу.

Все слова нежности словно обратились кусочком льда, который Ши Цинсюань пришлось проглотить. Удивительно, как одна фраза способна разрушить столь искусно сплетенную иллюзию единения.

– Пожалуй, вы правы, – отстраненно ответила она.