— Ты ж мне пиши, что ли, не знаю. Как там твоя дурья башка, рассказывай. И не забывай свою сестрёнку. Только ведь попробуй забыть, я тебя мигом в рожок скручу… — Ирка мялась в коридоре, наставляя брата, как правильно себя вести, когда её рядом не будет, и через каждую минуту напоминала ему, чтоб он писал ей, звонил и так далее.

— Может, в рогалик? — Лёшка улыбнулся.

— Да хоть и в рогалик. Мне всё равно, — огрызнулась рыжая и больно ткнула локтём парню в живот.

— Не всё равно, — ещё шире улыбнулся парень, уворачиваясь от очередного удара в живот.

— Ты так ей и не сказал?

— Придёт время, она узнает.

— И почему ты такой мудак?..

— Ир, — мягко сказал парень.

— Да-да, тебе пора. Знаю-знаю. Прости уж, что проводить не получится.

— Всё хорошо.

— Вали уже…

Пытаясь сдерживать непрошенные слёзы, Ирка крепко обняла Лёшку на прощание. Через час поезд парня уже должен был отходить.

***

— Руслана, девочка, с тобой всё хорошо? — мама постучалась в дверь.

— Мама. Всё хорошо. Я тебе уже говорила. Не трогай меня сейчас, пожалуйста, — как можно чётче выговорила девушка, стараясь вновь не сорваться.

— Чайку принести?

— Мама.

— Как хочешь, — за дверью Русланы послышались шаги, что означало, что мать уже ушла к себе в комнату заниматься своими обычными делами, оставив дочь в покое.

Руслана уже битый час сидела на своём любимом стуле возле компьютера и слушала музыку. Точнее, пыталась слушать, пыталась хоть как-то успокоится, оторваться от своих мыслей и наслаждаться приятными слуху мелодиями. Впрочем, всё это выходило у неё неважно. Уже несколько дней минуло с их разговора с Леной. Руслана как раз подхватила простуду, когда из университета шла домой с открытым горлом, мало обращая тогда внимания на то, как она одета.

На столе как обычно красовался творческий беспорядок. Слева на столе лежал раскрытый ежедневник, который никогда не использовался по назначению. Все его страницы были испещрены какими-то рисунками, записями из жизни и прочей всячиной. Под ежедневником валялись тетрадки, с домашним заданием. Взглянув на них, Руслана поморщилась. Справа же лениво развалились на столе пара учебников, ручки, карандаши, чашка с остывшим кофе и много ещё прочей лабуды.

Прямо рядом с монитором лежал сложенный пополам лист, который, видно, уже был потрёпан временем. Это было Лёшкино письмо.

Каждый раз вспоминая слова парня, Руслана невольно смотрела на этот лист, думая, а пришло ли время? Так ли всё плохо? Стоит ли читать это письмо? И каждый раз девушка отдёргивала руку, словно говоря себе успокоиться. Мол, не так уж всё и плохо. Однако, как выяснилось немного позже, было нехорошо. Причём более чем. Руслана, роясь в компьютере, просто наткнулась на их общую фотографию с Леной.

И вновь что-то остро кольнуло внутри. Сосущая пустота, прежде успокаивающая девушку и не трогавшая её, теперь же казалась сущим адом. Что-то тянуло вниз и неумолимо затягивало в чёрную воронку.

Руслана думала, что пустота, своеобразная внутренняя пустошь, если быть точнее, спасёт её, угнав на свои бескрайние и одинаковые поля. Но девушка ошиблась. За маской пустоты не скрыть тихую боль. И самообманом себе не помочь. Руслана понимала это, но всё равно надеялась, что это сможет ей помочь.

Но не помогло.

И Руслана дрожащей рукой, стараясь сдержать вновь этот крик, рвавшийся из груди, это крик боли и отчаяния, потянулась к письму, медленно.

Взяв в руки листок, уже изрядно потрёпанный временем, девушка на миг закрыла глаза, взволнованно вздохнула, словно собираясь с силами перед чем-то великим, перед открытием тайны. Открыв глаза, девушка развернула листок.

«Глупо это всё, наверное…

У меня рука в жизни так не дрожала. Прости за мой кривой почерк.

Этот сиюминутный порыв написать тебе письмо так неожиданно ворвался в мою голову, что я немного взволнован. Прости.

Вот ты сейчас сидишь напротив меня, лежишь на столе, точнее, и тихо посапываешь. Даже во сне ты такая милая. Надеюсь, тебе не холодно.

Что я пишу? Смешно.

В последнее время ты слишком наигранно улыбаешься. Этого почти никто не замечает, а я вижу. И мне грустно от этого. Ты ведь ни за что никогда не скажешь, что у тебя внутри. Мне точно не скажешь. Ведь я же парень. Надеюсь, что хоть Ирке ты говоришь, что у тебя творится. Если я не могу помочь, она поможет. Она вообще всем поможет. Ты думаешь, в кого я такой? В Ирку. Просто не все это знают и видят.

Мне казалось, любить — это так просто. Оказалось, показалось. Ничто в жизни не бывает просто. И это хорошо, наверное.

Я тебя люблю. Лучше сказать это сейчас. И написать в середине письма, когда мне ещё хватает сил сделать это. Но я знаю, ты ещё долго будешь хранить у себя письмо непрочитанным, так что у меня будет время успокоится.

Я догадываюсь, о чём ты можешь сейчас думать. Не надо. Мне не было больно всё то время, что я знал тебя. Я не страдал от этого чувства. Ни разу. И ты не терзайся. Ведь всё хорошо. Я улыбаюсь. Ты тоже. А это самое желанное в моей жизни — видеть твою улыбку, которую ты часто называешь перекошенной. Ну, и пусть перекошенная, что с того? Зато настоящая. Зато твоя. А ты сейчас улыбнулась, прочитав это?

В кафе прохладно. Может… нет, не может.

Что я пишу? Главное, зачем я это пишу? Трус. Не могу сказать тебе это в лицо. Прости.

Ты сама когда-то сказала в перерыве между парами, как бы невзначай сказала, что бумага стерпит всё. Ты можешь изливать на неё и боль, и счастье, и всё то, что внутри кипит, а она стерпит всё, да и тебе станет легче. А ведь правда, так и есть. Я как будто уже сказал тебе всё, что надо. А на самом деле не сказал, но то чувство покоя хоть немного, но появилось.

Ты влюбилась. Или любишь. Скорее второе, наверное. Твои глаза, такие красивые, выдают тебя с головой, когда ты смотришь на неё. Мельком или нет, всё равно выдают.

Я не знаю, что творится внутри тебя, но, видимо, это не самые приятные ощущения. Ведь есть преграда между вами. Точнее, это не преграда. Это чувства совершенно другого человека. Но это не моё дело, я не имею права влезать в твою душу и говорить что-то на эту тему.

Ты, главное, не ломайся, ладно? Любовь ещё никого не сломала. Людей сломала их гордость, их долг, их упрямство, и много другое. Но не любовь. Странно от меня читать такое? Парень, говорящий в наше время о любви так, как даже девушки иногда не говорят. Впрочем, это неважно. Это всё только между нами.

Можно любить человека годами, одной душой, без всяческих прикосновений. Это самая чистая любовь. Цени её. Цени, как ничто не ценишь.

Не забывай улыбаться. Кого-то может спасти твоя улыбка.

И, хотя бы иногда, улыбайся глазами, ладно? Потому что невыносимо трудно бывает смотреть в них порой.

И не сдавайся. Ты сильная.

P. S. Я так много хотел написать, а не написал толком ничего, и ещё меньше сказал. Прости мне эту минутную слабость. Спасибо, что ты появилась однажды в моей жизни. Я очень ценю тебя, нашу дружбу. Помни, если что, я всегда приду на помощь.

Твой Лёшка».

Первая и последняя одинокая слеза скатилась по правой щеке и упала на листок, как раз на то место, где было написано «твой Лёшка». Руслана ещё минут двадцать сидела, не шевелясь, и вглядывалась в письмо, стараясь рассмотреть там скрытый текст или прочитать что-то между строк. Но перед глазами всё плыло. В итоге, разлепив губы, Руслана тихо прошептала:

— Спасибо тебе, Лёшка, спасибо…

***

— Я могу тебя попросить? — Руслана задержала Лену после пар на разговор.

Зеленоглазая, удивившись тому, с какой интонацией спросила Руслана и тому, как она на неё посмотрела, тут же согласилась. В грязно-белых глазах Русланы появилось некое спокойствие, не наигранное, а настоящее. Нет, девушка не сдалась и не приняла всё, как есть. Тут было другое.

— Я не задержу тебя надолго, — тихим спокойным голосом начала девушка.

— Можно и надолго, — чуть улыбнувшись, произнесла Лена.

— Я не буду тянуть, мне уже осточертели шаблонные красивые фразы…

— Так не затягивай тогда и с прелюдией? — вновь спокойная улыбка.

Руслана осеклась и, усмехнувшись, покачала головой, затем вновь продолжила:

— Я знаю, что я для тебя никто.

— Откуда ты знаешь, кто ты для меня? — улыбка тут же исчезла с губ Лены, как только Руслана произнесла эту фразу.

Девушка немного повысила голос, но Руслана, не слушая, продолжила:

— Я многое обдумала. Неважно, что. Я хочу попросить лишь об одном…

— Опять игнорируешь мои вопросы? — с тихой болью в голосе произнесла Лена, и как будто что-то неприятно кольнуло, из-за чего девушка болезненно поморщилась.

— У нас ничего не было. Кроме того, что случилось однажды, — спокойно продолжала Руслана невозмутимым голосом, но тут же эта невозмутимость пошатнулась, и голос дрогнул, как только она произнесла: — Позволишь… сохранить о себе хотя бы одно напоминание? Я не прошу многого, я не имею права. У меня и в мыслях не было просить тебя оставить мне часть тебя. Лишь отголосок, позволь мне поймать эхо, и я буду хранить его…

Лена смотрела в глаза Русланы, и сердце тут же сжалось от невыразимой боли.

— Рус… — девушка чуть приподняла руку, словно изначально желая прикоснуться к Руслане, думая, что это прикосновение успокоит девушку.

— Не надо имён. Не надо ничего. Просто да. Или нет, — перебила её Руслана.

—…Да, — выдавила из себя светловолосая.

— Спасибо, — Руслана кивнула и, развернувшись, ушла, так и не объяснив, что же за напоминание девушка просила оставить.

По щекам Лены покатились непрошенные слёзы.

***

— Как меня это всё зае…

— Достало? — переспросила Руслана, выразительно глядя на Ирку.

— Истинно так, брат мой Симба, — положив руку на плечо девушке, властно произнесла рыжая.

— Хорошо в деревне летом…

— Ага. Пристаёт навоз к штиблетам. Выйду в поле сяду ср*ть, далеко меня видать, — иронично продолжила Ирка, вспоминая текст одной песни.

— Так, женщина! Ты охренела, что ты несёшь? — Руслана засмеялась.

На летних каникулах, которые только-только начались, Ирка затащила свою подругу к своей бабушке в деревню. Слышать отговорки рыжая не хотела, поэтому, не церемонясь, одним утром она завалилась к Руслане и, не замечая девушку, за неё стала быстренько собирать все вещи.

— Не болит? — вытирая слёзы, выступившие от смеха, спросила Ирка, кивая на голое плечо девушки, на котором красовалась татуировка в виде белого ворона.

— Периодически, да и то, не плечо болит, — тепло улыбнувшись, ответила Руслана.

— Не жалеешь?

— Ни капли. Главное, что у неё всё хорошо. Главное, что у Лёшки уже тоже всё замечательно. И, главное, что ты до сих со мной, Тигра.

— Иди ты… — лёгкий румянец тронул щёки рыжей и она, буркнув что-то под нос, отвернулась.

Но отвернулась ненадолго.

— Кстати, о Лёшке. Это задница с ручкой скоро приезжает. Послезавтра. Так что мы обратно едем в город, встречаем его и валим сюда, — да, Ирка любила своего младшего брата, нечего сказать.

— И нас будет трое теперь? — улыбнулась Руслана.

— Ну, я могу ещё кое-кого позвать, но, блин…

— Зови их, скучно нам точно не будет, — ещё шире улыбнулась девушка.

— А как же ты?

— У меня всё хорошо. Не болит, не ноет. Я счастлива, и я улыбаюсь.

— Ладно, этих тоже позовём… Блин, у Тимура же тачка есть. Отличнобул! Всё, пусть нас сюда на машине везёт. На бензин как-нибудь скинемся. А потом будет веселье, гульни, улыбки с ямочками и без, много хавчика, много адреналина, много всего-всего! Ёптэ, я гений, — растянувшись довольной лыбой, Ирка перекинула языком из одного края рта в другой зубочистку.

— Несомненно, — засмеялась Руслана и, проведя ладонью по плечу, где находила тату, отвела взгляд в сторону и, чуть улыбнувшись, произнесла: — Ямочки…

2011