Чуя знал, что он не зря ненавидел централизованно добираться на соревнования. Во-первых, было банально неловко делить задние сидения такси с Коё и Дазаем. Сюжет кошмара, который почему-то периодически становился его явью. Ну а во-вторых, если вы куда-то опаздываете, то опаздываете все и сразу. Именно так всё и произошло сегодня. Авария на центральной улице города, перекрытие дорог, пробка… И Накахара, зажатый между своим тренером и его персональным наказанием на лишние полчаса.
Ситуацию спасло то, что Мори имел талант убеждать людей делать всё, о чём он их просит. Хоть для подтверждения участия и жеребьёвки было необходимо физическое присутствие на площадке, Огай уговорил оргкомитет зарегистрировать их, всё ещё находясь на переднем сидении машины. Кажется, если бы собеседник не положил трубку вовремя, Огай мог бы и вовсе подвести его к идее отдать все медали «Портовой мафии» без боя. Просто чтоб не позорить другие школы фехтования и не наносить психологических травм их ученикам, конечно же.
К сожалению или к счастью, но такого чуда не случилось. Чуе и Дазаю всё-таки придётся взяться за шпаги. Причём Накахара уже знал, что он бьётся в первом кругу конкурсантов. А это значит, что у дорожки он должен был появиться ещё две минуты назад для обязательной проверки снаряжения.
Чуя влетел в опустевшую раздевалку так, что дверь гулко ударилась об стену. Дазай закроет. Или не закроет. Уже плевать, если честно. У этого перебинтованного есть время до второй волны боёв, а вот у Чуи нет. Накахара стянул с себя толстовку, которую в мгновение ока возненавидел. Почему? Потому что когда он попробовал одновременно вылезти из неё и расстегнуть спортивную сумку, то сломал застёжку молнии.
— Сука, — в сердцах произнёс Чуя, швырнув внутрь случайного распахнутого шкафчика металлический замочек.
Послышался тонкий и звонкий лязг. Этот звук так похож на противную усмешку за спиной.
Оставшись без верха, Чуя буквально вывалил всё свое снаряжение на скамейку. Он тут же схватил то, что оказалось сверху — сменную обувь. Именно из-за этого переодевание началось снизу. На некоторое время из любого угла можно было полюбоваться на бледное по-юношески тощеватое тело, пятнистое от синяков, оставленных шпагой.
Вид у них был крайне… специфический. Мелкие, чётко локализованные, от жёлто-зеленоватых до ярких сине-лиловых в зависимости от давности и степени заживления. Нормального подростка из-за таких отметин на теле заподозрили бы в излишне бурной личной жизни, но Чуя был спортсменом. Ему все с видом экспертов советовали улучшить защиту корпуса. Он слышал подобное так часто, что уже не отказался бы вернуть времена, когда ходили слухи, что девушка ему попалась ещё менее сдержанная, чем сам Накахара. Хуже всего ощущались моменты, когда к рассуждениям одноклассников перед занятиями физкультурой присоединялся Дазай. У него ведь синяков не меньше. Он просто пропускал в основном в руки, а они скрыты бинтами… Однако из уст Чуи это конечно же будет звучать как попытка оправдаться.
В рекордный срок белый костюм сменил джинсы и толстовку. Оставалось только надеть перчатку, заплести хвост и поднять укатившуюся на пол маску. Ещё пару секунд. Только и всего.
— Эй, Чуя… — прозвучал откуда-то сбоку голос Осаму.
Он воспринимался не иначе как конец надежд. Надежд на то, что хоть что-то сегодня может пойти как надо. Чуя слишком хорошо его знал. Ему даже не нужно оборачиваться. Нет, сейчас ему банально некогда оборачиваться.
— Дазай, если ты и в этот раз нарисовал мне на маске глазки, то ты сначала получишь по зубам гардой, а потом отдашь мне свою, — предупредил Чуя, стягивая рыжие волнистые волосы резинкой. Они выглядели не менее потрёпанными, чем хозяин.
У Осаму была какая-то странная мания к воровству и порче инвентаря. Она обострялась в дни соревнований и особо обострялась в дни действительно важных соревнований.
В прошлый раз когда посреди лицевой части маски Чуя обнаружил пару мультяшных глаз, кокетливо подмигивающих в его сторону и противно пахнущих перманентным маркером, спас ситуацию Тачихара. У него оказалась запасная. Однако сейчас Тачихары рядом не было. Он мучился с температурой у себя дома и не знал, каким цирком оборачивается это глупое первенство. А они ведь даже ещё не вышли на дорожки!
— Как грубо, — Дазай возмутился с наигранной святостью в голосе, которая ему абсолютно не подходила. Уж Чуя-то знал это. — Но ты не угадал… Я о другом.
Чуя его перестал слушать сразу, как стало понятно, что в этот раз никаких глупых розыгрышей не предвидится. Он наклонился к маске, чувствуя практически болезненное желание удостовериться в том, что всё в порядке. Она была целой, а главное — однотонной. Накахара даже выдохнул, заметно расслабившись всем телом.
Уже с маской на голове Чуя выпрямился и развернулся только затем, чтобы чуть не врезаться Дазаю в грудь. Когда тот вообще успел к нему подкрасться так близко?
Только быстрая реакция позволила одному из них остаться на месте и не проскользить вперёд по инерции. Накахара замер, задрав голову и ожидая хоть каких-то пояснений. И вроде между ними сейчас плотный барьер из чёрной сетки в мелкую ячейку, а всё равно некомфортно.
Дазай смотрел прямо в глаза Чуи, как будто видел его лицо даже сейчас. От этой нелепой и абсурдной мысли кровь прилила к щекам и ушам. Стало жарко, наперекор тому, что совсем недавно Накахара мысленно проклинал то, как посредственно отапливается помещение, где люди должны раздеваться. Все костюмы для фехтования были металлизированы и подключались к току, чтобы по замыканию цепи клинком фиксировать уколы, но никогда прежде Чуя не ощущал себя под напряжением больше, чем сейчас.
— С дороги, — единственное, что удалось выжать из горла.
Чуя уже готовился пихнуть Осаму в сторону и наконец выйти к Коё, но тут случилось то, от чего не спасли даже рефлексы, полученные за пару лет на фехтовании.
Дазай взял его за подбородок. Даже не поднял, они и так стояли лицами друг к другу. Просто прикоснулся ладонью. Чуя ощутил под челюстью те самые пальцы, которые умели проверять шпагу на гибкость так, что замирало дыхание.
Наверно, примерно это ощущала рыба, налетевшая на крючок. Не заглотившая его, а именно налетевшая, ибо так ещё глупее и обиднее, ведь ей не досталась даже наживка. Назад идти нельзя — иначе эти треклятые холодные пальцы будут ещё острее ощущаться на коже сквозь маску. Вперёд нельзя тем более — там чувствуется дыхание Дазая. Чуя от безнадёжности попробовал встать на носки, но этот шаг оказался полностью бессмысленным против кого-то выше него. Накахара только загнал себя в ещё более неудобное положение. Глаза Осаму всё ещё создавали впечатление, что могут видеть его лицо, пока через мгновение не закрылись.
Вдруг он прижался вплотную к проволочной сетке, так, что её коснулись не только губы, но и кончик носа Дазая. Хоть какое-то понимание ситуации Чую покинуло. Вместо этого теперь в голове гудела лишь одна параноидальная мысль, что сейчас маска между ними исчезнет. Слишком уж это походило на поцелуй… Или это им и было?
Так как правой рукой Накахара излишне крепко стискивал шпагу, схватить Дазая за локоть пришлось левой. Чуя буквально повис на чужой руке половиной своего веса и не понимал, что теперь предпринять. Ему стоит отстраниться? Прижаться ближе? Он вообще должен что-то делать?
Должен.
Он, чёрт возьми, должен был уже стоять у дорожек.
— Накахара Чуя, если ты не справляешься даже с переодеванием, то я не знаю, что мы тут забыли, — сказала Коё откуда-то из-за двери.
Вся эта заминка субъективно казалась растянутой недо-пыткой стыдом, нетерпением и вопросами без ответов, но в действительности они вряд ли простояли рядом хотя бы пять секунд. Однако для Анэ-сан даже такие проволочки непростительны.
Под действием её голоса в тело Чуи вернулась сила, а в конечности подвижность. Он снова встал на всю стопу, отпихнул от себя Дазая и использовал инерцию от этого движения для рывка в бок и до двери. За ним тянулись только рыжий хвост и насмешливый оклик:
— Это было на удачу!
***
Шпага была любимой из трёх дисциплин у Чуи. Самый тяжёлый клинок, минимум мест, куда нельзя бить, никакого права приоритета у атакующего: кто уколол, тот и получил балл, поставили туше почти без разницы во времени — по очку обоим. Всё естественнее, чем с саблей или рапирой. В бою ты действуешь так, как чувствуешь, понятно и легко. Совсем не так, как в жизни.
Времени размяться у него не осталось, значит придётся разогревать мышцы об первого противника. Впрочем, Накахара был занят волнением по любому поводу, кроме этого. Может это уже излишняя самоуверенность, но если на соревнования приезжали и он и Дазай, то «Портовая мафия» всегда забирала себе минимум две трети пьедестала. Интригой оставалось только то, кто из них двоих возьмёт золото.
Чуя встал на стартовую позицию, поднял гарду на уровень лица и трижды наклонил шпагу, приветствуя соперника, зрителей и судей. На противоположной стороне всё тоже самое рутинно делал второй шпажист.
Когда-то салютование шпагой включало в себя шестнадцать движений. Если вспоминать торжественный вариант, то вообще тридцать два. Почему он это помнил? Потому что однажды Дазай наспор выучил оба. Ну и Чуя за ним следом. Была ли в этом польза? Нет, но очень наивно полагать, что для подростка логика важнее соревновательного духа.
Нужно выбросить из головы Осаму и сосредоточиться.
Выдох-вдох. Взгляд на судью, потом на табло с нулями и обратно на соперника. Его фамилия не показалась Чуе даже близко знакомой. Значит они с ним никогда не встречались в бою. Первые дуэли с кем-либо у Накахары всегда проходили по одному и тому же сценарию. Открывал счёт он сразу же, после первого рывка. Никто не верил, что низкий паренёк с относительно короткими ногами далеко прыгает, и все за это платили очками. Второй балл был следствием мысли противника «Ему просто повезло». Дальше оставалось только не сбавлять натиск до тех пор, пока это не вызовет ощущение отрыва, который не наверстать. Отчаявшийся противник не многим отличался от подвижного тренировочного манекена.
И этот раз Накахара не собирался делать исключением.
***
Дазай был невыносим как соперник.
Они так часто сходились на тренировках, что от одного его вида в маске уже подташнивало. И по иронии по той же причине Чуя не мог не узнавать Осаму даже в толпе других обезличенных снаряжением фехтовальщиков. Он не особо выделялся ростом и не имел длинных волос заметного цвета, но Дазай угадывался уже по походке и осанке, по манере держать клинок, пока он не нужен.
Коё и Мори специально натаскивали их друг на друга, держа в уме, что любой из них будет раздражать второго до кипения крови. Накахара и Дазай имели противоположные слабости. Осаму иногда путал фехтование и шахматы, его обманные удары становились настолько сложными, что теряли эффективность из-за длительности. Чуя же порой так надеялся на скорость и силу, что забывал об атаках не в лоб. На дорожке они были противны друг другу идейно, но не имели другого выхода, кроме как выучить наизусть чуждый себе стиль. Как итог: расслабиться нельзя было даже в перерыв между турами, иначе слишком велик соблазн выкрикнуть что-то не совсем печатное, а за подобное начисляли штрафные очки. Стоило ли говорить, что даже минимальный штраф у одного из них был бы решающим.
Руки болели так, будто завтра уже наступило и Чую встретили горькие последствия повышенной нагрузки. Через двадцать секунд начнётся финальный третий тур, а у них две жалкие ничьи «2:2». В норме каждый из них наносит больше восьми уколов за один тур, но против друг друга не выходит выжать и половины этого за два. Ещё и выбивали их оба строго по очереди. «A droit!»Фр., «Направо!» — укол засчитывают фехтовальщику справа. — «A gauche!»Фр., «Налево!» — укол засчитывают фехтовальщику слева., «A droit!» — «A gauche!», бедный судья, наверное, уже считал себя качелями. Известный дуэт всё ещё не давал друг другу повода ни расслабиться, ни потерять надежду окончательно.
Пора надевать защитные маски обратно. Накахара больше не увидит это лицо ближайшие три минуты. Он чувствует себя болваном за то, что думает о таком, ведь Осаму внешне так спокоен, будто они на тренировке в их школе, а в раздевалке никогда не происходило ничего необычного.
Что это вообще было?
Лучше бы Накахара вовсе не позволял себе об этом вспоминать. Внутри всё сразу завязалось узлом, хотелось прибить Осаму, наставить ему таких синяков, что он будет вынужден проскулить ответ, забыв о судье, а потом отдельно объяснить, как у него вышло так безучастно выглядеть при всём этом. Почему он не злился, когда понял, что Накахара испытывал нечто большее, чем ненависть? Почему не рассмеялся в лицо? Почему не выловил в школе наедине для разговора? Зачем он ждал максимально неуместного момента, оставил всё без пояснений, а теперь был таким непростительно безразличным?
Оставалось пять секунд до боя. Чую будто осенило. За этим. Чтобы сейчас он думал о разгадке задачи без ответа. Это точно такой же финт, только сложнее. Только так бездушно и логично это становилось воистину похоже на Дазая. А значит последнее, что нужно делать, так это давать Осаму то, чего он хотел.
— En garde!Фр. «К оружию», команда приготовиться к бою. — кричит судья, хотя они оба уже на месте и готовы.
Чуя сжимает рукоять шпаги сильнее и смотрит точно напротив в черноту чужой маски. Где-то за ней находятся глаза, похожие на янтарь: застывшие и холодные, несмотря на тёплый оттенок. Ещё глубже мозг, который считал быстрее, чем их учительница алгебры набирала пример на калькуляторе. Казалось, что этот разум лишён изъянов обычного человека и ограничений совести, однако это ещё не значило, что Дазай сегодня окажется прав.
— Allez!Фр. «Начинайте!»
Сознание будто уже не слушает все эти команды на ломанном французском дальше первого звука — сразу бросается в бой.
Их дуэли всегда были особо изнурительны. Ты двигаешься быстрее обычного, бьёшь больше, а по итогу почти всё бестолку. Иногда фехтование с Дазаем напоминало бой с тенью: куда не ударь, а всюду блок и противник движется с твоей же скоростью. Позиции хозяина и тени были динамичны и менялись каждые секунд пятнадцать, если не чаще. Это невероятно раздражало. Как быстро не бей — заблокируют, какой финт не используй — пресекут ещё в начале. С той же результативностью они могли вместо боя затеять танец и даже у него фатальность была бы выше за счёт отдавленных ног.
Во второй половине последнего раунда даже всегда собранный Осаму начинал бить излишне сильно. При взгляде на Чую зрителям просто становилось жалко шпагу.
Накахара понял, что выиграть необходимо. Это не вопрос медали, и даже уже не вопрос соперничества между ними. Сегодня победить необходимо ради идеи. Доказательства чего-то не столько Дазаю, сколько себе. Ради уверенности в том, что сам Чуя всё ещё сильнее своей глупой подростковой симпатии и буйства гормонов. Что он не даст себе размякнуть из-за дешёвой игры на его чувствах.
У стен спортивного зала постепенно собирались те, кто не претендовал на медаль и не питал интереса к итогу последней дуэли. Они шли, шуршали одеждой, что-то тихо бубнили, но между ними и зрителями с самими дуэлянтами словно возникла незримая стена, поглощающая звук. Для всех, кто ещё следил за поединком, существовал лишь лязг скрещённых шпаг. Дазай и Чуя плохо слышали даже это за учащённым пульсом в ушах. Отдельные удары сердца уже давно слились в противный гул. Аккомпанимировал этому зубной скрежет.
Разве многое нужно было? Просто ошибка. Одна-единственная оплошность. Недоведённая рука, некачественно поставленный блок, соскользнувшая шпага… Дазай по праву был одним из лучших дуэлянтов их возрастной категории, но идеальным тоже не был, пусть в последнее не всегда верилось. Именно из-за редкости его ошибок, Чуя будто голову потерял, почувствовав брешь в его защите. Накахара свалился на дорожку коленом, но не прекратил отчаянного рывка. Сейчас ему было плевать на падение, на боль от него, на абсолютно всё всё вокруг, если честно. Он видел только возможность нанести удар.
По субъективным ощущениям укол в грудину он ощутил одновременно с тем, как его собственная шпага уперлась сопернику в плечо. Проклятье. Скорее всего им просто обоим защитают туше и ничего не изменится. От всего времени последнего раунда оставалось всего одиннадцать секунд.
Они продолжали фехтовать скорее для регламента, чем чтобы разрешить исход встречи. Все понимали, что после оплошности каждый из соперников уйдёт в глубокую оборону и счёт не изменится. Чуя морально готовился к дополнительному времени. Весь остаток боя стол судий пребывал в тихом обсуждении ситуации.
Этот еле слышный гул продолжился и после сигнала об истёкшем времени. Дазай и Накахара разошлись каждый в свою сторону и принялись восстанавливать дыхание. Горло словно перепахали изнутри. Невероятно хотелось пить, но ещё больше хотелось наконец закончить всё это. Чуя не очень-то изящно разместил своё оружие подмышкой, упёр ладони в полусогнутые колени и протяжно выдохнул, глядя в пол. Тело трясло. Впервые за полтора месяца он не мог дождаться возможности сбежать покурить.
Судьи тем временем перестали шептаться. Они поочерёдно поднимали руки, явно голосуя за что-то. Три за первый вариант и один за второй. Чтобы это не значило. После учёта всех мнений, подал голос тот из арбитров, кто чаще всего выкрикивал команды:
— A gauche!
Сухой воздух застрял у Чуи в глотке и заставил хрипло закашляться. Явно не этого ждали от того, кого вдруг объявили победителем.
Умом Накахара понимал, что иногда при ничьей балл отдают тому, кто нанёс удар на какие-то ничтожные доли секунды раньше, но разум почему-то отказывался принимать, что это случилось с ним. Обычно они с Дазаем всё-таки заканчивали с минимальным отрывом хоть в чью-то сторону или им назначали дополнительное время, но ещё никогда на его памяти судьи не использовали эту лазейку, что бы избежать ничьей.
Шок настолько сильно парализовал тело, что Осаму пришлось подойти практически вплотную и самому взять Чую за руку, чтобы у них не возникло проблем из-за несоблюдения спортивного этикета. Там уже сработала мышечная память и Накахара ответил на обязательное прощальное рукопожатие.
Лишь после того, как они отпустили ладони друг друга, Чуя понял, что формально только что поздравил серебряного призёра первенства.
***
Ещё в перерыв стало понятно, что один из пожарных выходов из зала не закрывают. Все сбегали через него покурить между боями, пока тренеры делали вид, что ничего не замечают.
Чуя вышел за тем же в куртке поверх фехтовального костюма и со спортивной сумкой со сломанной молнией через плечо. Медаль без особых церемоний запихали в карман. Их у него уже столько, что субъективная ценность каждой такой железки безбожно упала. Инфляция, во всей своей красе и ужасе.
Ему стоило бросить привычку выходить на мороз в вещах, в которых он пропотел. Один раз Накахара так уже довольно сильно простудился из-за такого. Впрочем, если бы Чуя трясся над своим здоровьем, то не курил бы.
Накахара медленно выпускал дым изо рта и ноздрей и прикидывал, где ему по пути домой купить чего-нибудь, чтобы перебить запах. Из-за того, что сигареты были для него не столько привычкой, сколько успокоением в пиковые моменты, родителей пока получалось держать в неведении о его слабости. И лучше бы всему так и оставаться.
Холод противно, но терпимо лизал кожу, стоило ветру усилиться и пробраться под куртку. С неба робко падал редкий мелкий снег. Эти крошечные белёсые точки всё никак не могли справиться с общей серостью пейзажа городской подворотни. Даже оранжево-лиловое граффити на стене казалось скорее пародией на цвет, чем ярким пятном. То ли из-за возраста и поблекшего градиента, то ли ли из-за того, что кто-то успел нарисовать что-то своё поверх, то ли из-за общей неуместности надписи.
Дверь запасного выхода скрипнула. Из здания на улицу поочереди вырвались свет, усилившийся звук людского гомона и Дазай. Он в отличие от Чуи удосужился полностью переодеться.
— Я сказал Коё и Мори не ждать нас, как увидел, что ты тянешься за сигаретами, — нарочито ласково сообщил Осаму. — Вид Анэ-сан, готовой оттаскать тебя за ухо за перегар, и без этого скоро доведёт меня до постравматического расстройства.
Озаки иногда правда ощущалась как самый опасный человек округи даже без оружия в руках. Её можно было по праву назвать самым строгим тренером «Портовой мафии», хоть Накахара ни за что в жизни не променял бы её на того же Мори. От последнего так и веяло чем-то не тем, когда требования Коё оставались пусть и высокими, но прозрачными и понятными.
— Не жди, что я начну падать тебе в ноги из благодарности, — пробормотал Чуя перед тем, как сделать ещё затяжку.
В падающем свете блеснула кривая улыбка Дазая. Это была одна из тех его улыбок, что обычно не предвещала ничего хорошего. Он закрыл за собой дверь и продолжил ещё более приторным тоном:
— За моё пожелание удачи в раздевалке тоже не поблагодаришь? — пауза, шаг ближе, абсолютное отсутствие хоть каких-то признаков стыда. — По-моему, оно действительно сработало. Всё-таки два прошлых первых места забрал себе я…
Дазай в очередной раз показал свою истинную натуру. Мало того, что всё понял, спровоцировал, так теперь ещё и глумился, раз не получил нужного эффекта. Может задуманное Чуей и являлось чем-то эгоистичным, однако с каждой секундой он лишь больше убеждался в одном: Осаму заслуживал всё до последней капли.
Потушив сигарету об стену, Накахара бросил окурок в сторону и крепко ухватил чужую куртку за молнию. Дазай напрягся, но не запаниковал, лишь начал следить за руками в перчатках. Им не раз доводилось бесцельно и, в общем-то, бестолково пихаться после соревнований. Но в этот раз всё будет иначе, и от такого готовность поставить блок не спасёт.
Что бы одноклассник собой не представлял, у Чуи были к нему чувства. Глупые, подростковые, наивные даже в его собственных глазах, но чувства. Причём сильные. Он ценил странное подобие доверия, в которое вылился огромный объём времени, проведённого вместе. Признавал, что без Дазая и этих двух лет скорее всего был бы совсем другим человеком (возможно лучшим, чем сейчас, но этого мир уже никогда не узнает). А временами Накахара почти любил чей-то треклятый гений. И раз уж теперь за это в любом случае придётся выслушивать издёвки, то что Чуя теряет? Ничего, кроме частички гордости, которая уж как-то, да оправится сама.
Рывок вниз оказался избыточным по силе. Их губы буквально впечатало друг в друга до состояния, когда сквозь них ощущались зубы. Дазай непродолжительное время стоял, не шевелясь вовсе, Чуе же этого хватило, чтоб занять более удобное положение. И стоило ему только закрыть глаза, глубоко выдохнуть, и хотя бы частично расслабиться, как Осаму отшатнулся, хрипло давясь дымом. О том, что только один из них курит, конечно, никто заблаговременно не подумал. А сигареты ведь были далеко не дамские с ментолом или вишней, напротив — дешёвые и забористые. Впрочем, это очевидно являлось проблемой Дазая.
— Ты сейчас… меня-я… — на середине фразы Дазай всё-таки прервал череду пропущенных вдохов и в полной мере закашлялся. После последнее слово почти выплюнули из подранного горла, — …п-поцеловал?
Какой бы длинной шея у Осаму не была, сильно далеко он всё равно вытянуться не мог. Чуя неизменно крепко держал его на уровне груди, пока думал о том, что происходящее без учёта диалога напоминало его собственную первую затяжку. Но даже этого как-то мало, чтоб в полной мере проникнуться сочувствием.
— Нет, блять, туше в губы поставил, — рявкнули в ответ, устраивая руку под воротник на бинтованную шею. — Кончай кашлять!
Сколько бы Чуя не успокаивал себя тем, что в его случае всё оправданно, совсем не думать о сути происходящего и их виде со стороны не получалось. Он отчаянно целовал человека, который не был готов ни к этому, ни к привкусу табака и всё ещё наполовину судорожно неглубоко дышал. Выходило очень странно и неловко, шло не так примерно всё, что могло, и не выходило даже того минутного удовольствия, которое собирались вырвать. Да, по телу ходил мандраж от осознания ситуации как факта. Да, он откровенно хотел поцеловать Дазая, но в планах это или не должно было случиться вовсе, или всё обязано было сложиться как-то по-другому. Как угодно, лишь бы не так.
Это представлялось полумифической сценой на грани несбыточной мечты. Мечты, где Чуе не надо было прикладывать силу, а Осаму не шатало от сильного першения в горле. И с каждой секундой этот идеализированный образ ускользал, не выдерживая соседства с абсолютно на непохожей на него реальностью.
Во всём том сложном узле из чувств и ощущений, который лишь затягивался туже, для Чуи внезапной красной нитью начало мелькать разочарование. В самом поцелуе, который вышел откровенно паршивым, в мотивах поступка, а может и в нём самом.
Лишь упрямство и какая-то совсем уж нелепая обида не давали отпустить Осаму прямо сейчас и провоцировали прижимать его ещё ближе к себе. Будто бы от нового рывка что-то изменилось. Будто обречённая в зародыше влюблённость ещё могла обрести за собой смысл. Однако через время прекратили даже такие попытки что-то исправить. Чуя медленно разжал пальцы, на которых из-за давления остались следы от молнии, и стал ждать, когда же от него выскользнут. Но что-то пошло не по плану вновь.
Дазай подался вперёд.
Медленно. Плавно. Без принуждения или давления. Сам по себе.
Наклон на несколько градусов заставил Накахару ощутить больше, чем всё до этого. Губы, зубы, руки, даже язык — всё было не то и не так, а теперь… Теперь он, признаться, ничего не понимал, но сбегать от этого не хотелось.
Оставшаяся на шее Дазая ладонь двинулась больше машинально. После неравномерного и какого-то рваного поглаживания Осаму уже увереннее тянулся навстречу, считай, перехватывая инициативу. Чуя же был не в том состоянии, чтоб хотя бы достойно подхватить движение.
Он ждал другого. Что Дазай вырвется, вывернется, сбежит, в крайнем случае, продолжит стоять замершим и холодным, словно изваяние. Что не будет подходить и близко неделю после каникул, а потом сделает из произошедшего повод для насмешек или попытается им шантажировать. Правда неизвестно, кто бы поверил в такую нелепицу без доказательств. Накахара Чуя полез к самому противному для него человеку во всей школе и на секции фехтования, что может быть неправдоподобнее? Только Осаму Дазай, что целует его в ответ.
Слава богу, что нигде рядом не наблюдалось зеркал. Если бы кто-то из них увидел себя со стороны, то получил бы очень существенный удар по самолюбию. Слишком потерянными выглядели оба.
Чуя никогда не имел дурной привычки открывать глаза при поцелуе, но сейчас сделал это просто, чтобы удостовериться, что он не бредил. Что Дазай действительно не отстранился. Что сознание не играло с ним злых шуток после потрясения.
Это правда не являлось фантазией. Фантазия была бы красивой. А человек из плоти и крови практически вплотную выглядел примерно так, как ты ожидаешь увидеть его с такого расстояния. Но зато это не обман.
Испытав все прелести эмоционального разворота на сто восемьдесят градусов, Накахара уже был готов наконец начать таять от касаний, только вот теперь уже Дазай не вытерпел чужого бездействия и выпрямился. Их первый поцелуй был окончательно и бесповоротно испорчен. Думать об этом, правда, не хотелось.
Через давление руки на рыжем затылке Осаму уложил Чую лицом в свой капюшон и вытянул шею. Только спустя пару неудачных попыток Накахара догадался, что Дазай пытался положить подбородок ему на макушку. Их разница в росте была внушительной, но пока таких фокусов не позволяла. За осознанием последовало громкое ехидное фырканье.
Некоторое время они провели в этой нелепой позе друг напротив друга. Руки Чуи бесполезно висели вдоль боков, пока он сам уткнулся носом Дазаю выше ключиц. Выходило неожиданно нежно. Наконец собрав волю в кулак, он всё-таки задал напрашивающийся вопрос:
— Какого хера было сегодня в раздевалке?
— Я не вернусь ни в «Портовую мафию» ни в школу после зимних каникул, — ответ Дазая ощущался, как удар коленом в живот: резким и неуместным сейчас. Однако уточнение сказанное вдогонку хоть немного, но соединило две точки. — Я думал, что вижу тебя в последний раз…
Это никогда не было хитрым трюком или стратегией. Дазай в кои-то веки не пытался никем манипулировать и не читал его мысли. Кажется, он вообще не подозревал о взаимности и действовал, как отчаявшийся подросток.
Точно также, как Чуя.
Мысль настолько дикая, что Накахара будто не до конца осознано задал уточняющий вопрос:
— Ты поцеловал меня в маску просто потому, что в худшем случае тебе бы не потребовалось ничего объяснять мне?
Вместо ответа только тихий вздох и трение щекой о волосы. Траектория вверх-вниз, значит Осаму ему так кивнул.
— Ты трус, — заявил Чуя, едва не шатаясь от нервного смеха.
— Вообще-то тактик, — поправил его Дазай почти что серьёзным тоном, — И ты сам тоже мне кое о чём недоговаривал, как оказалось…
Спорить с Осаму всегда было трудно. Отсутствие логики или слабая аргументация это последнее, в чём можно было его обвинить.
Тихо фыркнув, Чуя обнял собеседника, наконец-то пристроив хоть куда-то руки. Больше холодно не было.
— Что ты имел в виду, когда сказал, что не вернёшься? — наверное, с этого вопроса стоило начать, но решиться на него у Накахары вышло лишь сейчас.
— Помнишь нам говорили, что тех, кто пройдёт на следующий этап достаточного числа университетских олимпиад, заберут в интернат поближе к столице готовиться?
Что-то подобное в памяти Чуи всплыло. Он никогда сильно не изучал вопрос и, если честно, не думал, что Дазай может этим заинтересоваться. Да, он знал школьную программу на зубок, однако никогда не проявлял желания делать что-то больше необходимого.
Накахара сделал полшага назад только, чтоб видеть лицо Осаму. Его руки всё ещё сжимали чужую куртку.
— Как ты умудрился написать три олимпиады втихаря?
— Четыре, — поправил его Дазай, самодовольно улыбаясь. — Я не хотел поднимать шум до того, как дело выгорит, поэтому писал в школу с телефона матери, что я в эти дни болею… Теперь остаток этого учебного года я точно проведу в интернате. И если я покажу хорошие результаты, то на выпускной год меня полностью переведут туда. Хотя в моём случае уместнее говорить «когда я покажу хорошие результаты»…
Чуе казалось, что он скоро невольно разинет рот от удивления. Бахвальство со стороны Дазая было привычным делом. Чёрт с ним, Накахара даже мог сквозь зубы признать, что из уст Осаму оно звучит не без оснований, но остальное… Дело даже не в необходимости расставаться. Двадцать первый век на дворе, мобильный телефон в кармане, как-нибудь проживут до каникул порознь на видео-звонках. Это просто было не похоже на типичное поведение Дазая.
— С каких пор тебя волнует поступление? — спросил Чуя, прерывая чужое самозабвенное тараторенье. — Ты всегда говорил, что спокойно обойдёшься без этой «траты времени и сил».
Поток речи тут же смолк. Дазай ухмыльнулся и прыснул в кулак. Но вот глаза его вовсе не выглядели так, будто в его голове происходило хоть что-то весёлое. Теперь его голос звучал размеренно и немного тише:
— Я не отказываюсь от своих слов. Но я и не говорил, что олимпиады нужны мне для университета… — он на минуту замолчал и посмотрел скорее сквозь Чую, чем на него. — Просто интернат позволит мне де-факто съехать.
О ситуации внутри семьи Дазай никогда не распространялся, а Чуя не расспрашивал. Однако сухая логика подсказывала, что в домах, где всё в порядке, дети не хотят с перебинтованными руками и шеей.
Пальцы непроизвольно впились в шуршащую ткань чужой куртки.
— Что произошло? — еле выдавил из себя Чуя.
— Там долгая история… А из-за тебя уже нам обоим нужно найти ополаскиватель для рта и много мятной жевательной резинки. Я не знаю, что со мной сделают, если заподозрят в курении…
Осаму выскальзывал сквозь пальцы так легко и естественно, словно трение на него никогда и не распространялось. Буквально через пару секунд между ними было уже уважительное расстояние в два-три шага, а сам Дазай буравил взглядом то самое блеклое граффити на стене.
Однако у Чуи не было желания отступать:
— Скажи честно. Тебя хватятся, если ты не вернёшься домой ночевать?
Повисшая пауза звенела в воздухе таким напряжением, которого между ними никогда раньше не было. Казалось, что можно услышать, как у Дазая в голове одна мысль сменяет другую, как они рождаются, перекрикивают друг друга и умирают, оставляя место выводам.
На улице рядом зажглись фонари. Снег усиливался.
— Тебе разрешат оставить меня ночевать без предупреждения? — наконец прервал тишину Дазай.
— Куда они денутся? — вполголоса проворчал Чуя, подходя ближе. — Покажу медаль, скажу, что тебя выдали в комплекте. В крайнем случае пообещаю всю следующую неделю мыть посуду.
Осаму чуть слышно хмыкнул и довольно сощурил глаза. Так он был больше похож на обычного себя. Каштановые волосы в сумерках казались почти черными и на них было хорошо видно искорки одиночных снежинок.
Не прошло и часа, как бывшие соперники пошли вниз по улице вместе. Дазай черёз какое-то время на ходу приобнял Чую за плечи. Тот чисто из строптивости ущипнул его именно туда, где должен был остаться синяк от укола, который определил исход сегодняшнего соревнования. Под недовольное шипение рука в кожаной перчатке опустилась на чужую талию.
***
Регистрация шла своим чередом, а у Чуи не было ни малейшего желания за этим следить. Мори уж как-то справится и без его надзора. Сейчас чем-то занимались тренеры, а не конкурсанты. Некоторые из последних уже начинали разминаться и растягивать мышцы. В числе таких примерных и осознанных была новая подопечная Коё — новоиспечённая звезда «Портовой мафии» в младшей возрастной категории, Изуми Кёка.
Ревности Чуя не испытывал, скорее даже облегчение. Всё-таки ему через полгода уже восемнадцать, как-нибудь выполнит комплекс упражнений на растяжку без надзора дорогой Анэ-сан. К тому же у Кёки сегодня дебют в среде действительно серьёзных соревнований, ей сейчас нужно всё внимание тренера, которое она только может получить.
Где-то рядом ходил Рюноске. Этот мальчонка был как тень — терялся сразу же, стоит на минуту упустить его из виду. На матах Тачихара держал Гин ноги, пока девушка тянулась к своим ступням. И после этого они имеют наглость доказывать Чуе, что только ссориться и могут и на парочку точно не похожи. Точнее доказывает что-то Тачихара, а младшая Акутагава ограничивается раздражёнными взглядами и поддакиванием Мичизу. Мда… Как же легко «Мафия» продолжила существовать без кого-то, кто раньше казался её незаменимой частью.
Зал был ярко освещён в отличие от закоулка с кулером в коридоре. Чуя выбросил опустевший пластиковый стаканчик и уже подумывал о том, что пора ему выйти из сумрака. Всё-таки должен он подавать пример младшим или нет?
Первый же шаг к остальным встретил внезапное сопротивление. Какой-то тонкий гибкий металлический прут впился Чуе поперёк живота. Давление усилилось. Накахара от неожиданности выронил маску и сделал полшага назад. У этого нечто были грани. Чёрт, это же шпага, а не просто железка.
Спортивное оружие естественно не было заточено, но ощущение всё равно далёкое от приятного. Какой-то придурок подкрался к Чуе со спины, просунул перед ним шпагу и схватил за кончик с другой стороны. Технически Накахара сейчас был зажат между этим кем-то и его клинком.
Ситуация откровенно идиотская и абсурдная. Может в бою шпажисты и были готовы выбить из друг друга дух, но вне дорожек вольностей никто себе не позволял. За любой неверный чих в сторону соперника можно было получить штрафные, дисквалификацию или вообще запрет на участие в соревнованиях на какое-то время. Стоит ли говорить о… таком. Что бы это, черт возьми, ни было… На что этот незнакомец из темноты рассчитывал? На быстрое возвращение домой?
Чуя развернулся на месте. Спиной ощущать грани клинка было всё ещё не особо комфортно, но уже не так болезненно, как животом. Другим плюсом этой позиции стало то, что Накахара наконец увидел чужую форму. Она оказалась брендированной, с лого школы слева на груди. В полутьме прочесть надпись на шевроне полностью не вышло. Какое-то детективное агентство… Впрочем, Мори и неполного названия хватит, чтобы доставить проблем всем оттуда от учеников до тренеров. Жалко только, что из-за маски не видно лица…
— Не знаю, кто-ты, но если не объяснишься… — уже было начал шипеть Чуя, как вдруг его прервал смех.
Знакомый смех.
Человека с этим смехом он два с лишним месяца назад провожал в интернат после летних каникул. Не может же быть что…
— Давно на фехтование пускают собак без хозяев? — голос Дазая нельзя было спутать ни с чьим другим, особенно, когда он опять вспоминал шутки, которые веселили его одного. — У Коё наконец-то появился любимчик получше, и ты теперь опять бродячий пёс, да, Чуя?
По телу Накахары электрическим током пробежались два желания: придушить его и прижать ближе так сильно, чтобы Осаму начал просить о пощаде. С убийством придётся повременить хотя бы из-за обилия свидетелей. К тому же кто захочет потенциально пачкать кровью белый костюм?
Позабыв о шпаге за спиной Чуя бросился вперёд и сжал тело Дазая до момента, когда начал ощущать отдельные рёбра сквозь одежду. Господи, ведь эта скумбрия утром в диалоге желала ему удачи на соревнованиях, будто ничего необычного не должно произойти… От одного только воспоминания об этом конфликтующие желания ласки и заслуженной расправы лишь усилились. Когда Дазай пошатнулся от столь резкого приветствия, то Чуе вполне серьёзно захотелось довести дело до конца и повалить его на пол. Только понимание, что на шум от подобного кто-то может обернуться в их сторону, заставило его воздержаться.
Осаму сделал пару сдавленных вдохов и выдохов, еле слышно усмехнулся и положил руки Чуе на плечи. Попыткам раздавить его грудную клетку он никак не препятствовал.
— Как?.. — от душащих эмоций у Накахары не получалось даже материться, но одно-единственное слово он из себя всё-таки выдавил.
— При моём интернате открыли школу фехтования, — тихо сказал Осаму, уже успев запустить пальцы в рыжие волосы. — Я решил, что мне будет полезно иногда отрываться от учебников…
Расспрашивать его дальше было бессмысленно. Естественно он не мог просто заранее сообщить, что приедет. У гениев вообще никакого «просто» не существует, это всё мирское и слишком для них примитивное. Но конкретно сейчас Чуя почему-то этому рад.
Снимать с Дазая маску не хотелось. На это ведь уйдет как минимум целая вечность, не так ли? Накахара просто начал сильнее давить Осаму на шею и затылок. Тот не сопротивлялся, но и слишком активно вперёд не подавался, растягивал момент. Ему будто нравилось ощущать вес чужих рук и то, как они тянут ближе.
Несмотря на темноту и маску Чуе казалось, что он чувствует все его реакции, видит их перед собой, стоит лишь сомкнуть веки. Именно так с закрытыми глазами, он наконец-то коснулся губами железной сетки. Заметно холоднее кожи, но явно теплее обычного металла. Проволока запомнилась томяще-сладким обещанием большего.
— На удачу, — прошептали в маску прежде, чем вернуть в голос спортивный азарт и лёгкий вызов. — Она тебе сегодня понадобится.
Осаму только рассмеялся:
— Ты правда так считаешь?
— У меня в отличие от тебя не было перерыва в фехтовании. Только удача тебя и спасёт, Дазай.