— Сестрёнка не очень любила пускать себе в комнату гостей, правда, — говорил Сакуре Эбизо по дороге в опочивальню Чиё-баа-сама. Куноичи улыбнулась, и в улыбке её отразилась печаль:
— Можете не потакать мне, Эбизо-сама. Чиё-баа-сама была замечательным шиноби.
Но её слова будто не услышали, хотя Харуно знала — это не так. Старейшина Скрытого Песка проводил её до комнаты своей покойной сестры, а после, сказав, что она может в любой момент позвать его, он будет на первом этаже, отбыл. Сакура проводила старика подёрнутым грустью взглядом и, когда Эбизо скрылся за углом, вошла в комнату, принадлежавшую раньше, казалось, старейшей куноичи этой деревни.
Опочивальня выглядела обычной и поражала этой своей обыкновенностью. Глаз радовала опрятность, но всё это полнилось некой... пустотой. Чего-то не хватало, недоставало здесь, поняла Сакура, жизни. Вещи теряют свой смысл, когда становятся никому не нужны. Так было и здесь — всё казалось ничейным. Кровать в углу, аккуратно заправленная, и рядом с ней письменный стол со старыми документами, кактус на подоконнике, полка над изголовьем спального ложа, ворсистый, однотонной расцветки ковёр под ногами — и всё это безлико.
Пройдя бесшумным шагом к кровати, Сакура тихо присела на её краешек. Воображение подкинуло ей, как Чиё-баа-сама сидела здесь и читала свиток, или работала за столом над формулами ядов и противоядий. Морщинистое, умудрённое жизнью лицо старушки сосредоточенно хмурилось, а взгляд ничего не выражал, только стремление закончить работу, выполнив её на уровне, как и должно ниндзя-джонину.
Сакура осмотрела комнату внимательнее, неспешно скользя взглядом по документам на столе, который наполовину освещало солнце из окна, по подоконнику с одиноким колючим кактусом, по свиткам из шёлка, что висели на стенах, мимо двери входной и на полки, где гнездилось пара рамок с фотографиями...
Куноичи вздрогнула. Всего там стояло две фотографии, и на обеих был шиноби с красными волосами, карими глазами, светлой кожей... но это точно не тот, которого они убили. Чуть сдвинув брови, Сакура встала и медленно подошла к полке, после осторожно, будто с опаской взяв в руки одну из фоторамок. На фотографии стояло четверо людей: она, Чиё-баа-сама, с краю, с другого, левого конца, мужчина с красными волосами и тёплой улыбкой, в какой изгибались и глаза; рядом с ним на корточках сидела симпатичная женщина с тёмно-каштановыми волосами, довольно обыкновенной внешности, но искорки в глазах были какими-то особенными, и она обнимала за плечи... мальчика с красными волосами, карими глазами и радостной улыбкой на губах и во взгляде. Сакура дурой не была и себя обманывать не любила. Она поняла, кто этот ребёнок, кем он стал в будущем.
Чуть приоткрыв губы, Харуно коснулась кончиками пальцев мальчишки на изображении. Перед глазами тут же встал тот, кого она тогда видела: «Но не думаешь же ты, что это будет так просто... а, Чиё-баа-сама?» — стянул с себя чёрный балахон неведомый тогда силуэт. Ткань слетела с человека, и на них посмотрел почти что её ровесник... который должен был выглядеть много старше пятнадцати-шестнадцати лет. Лицо его не выражало ничего тёплого, только иронично-издевательская ухмылка, лёгкая, ровная и ужасная — вкупе со льдом равнодушия в глазах. Словно маска. Словно марионетка.
И он был этим мальчишкой.
Даже как-то... не верилось.
Девушка подняла взгляд на другое фото, что соседствовало с тем, которое держала сейчас в руках. Там стоял подросток в форме джонина Песка. Не отступник и не Акатсуки. Было как-то странно видеть Сасори таким, а сомневаться не приходилось — это несомненно Скорпион Красных Песков. Здесь его взгляд много больше походил на тот, каким на них смотрел отступник, хозяин Алой Сотни и почти трёхсот человеческих марионеток.
— Интересно, — чуть сузив глаза, прошептала Сакура, — если бы Сасори родился не во времена войн... каким бы он был?
Ей хотелось надеяться, что не убийцей без малого трёхсот человек. По телу пробежали мурашки. Ведь это наверняка не все, чьей смертью стал Скорпион. Убийцам нет прощения, какой бы ужасной ни была их жизнь.