Их было двенадцать братьев и сестер. Никто из них уже не помнил, когда они появились и кто дал им имена, слишком много времени прошло. Они не помнили имён своих первых учеников, не помнили, кто из них старше, сколько поколений учеников сменилось, не помнили даже, кто и когда ввел традицию побратимства между Лордами.

Возможно, так было с самого начала.

Возможно, они сами завели такой порядок, чтобы их ученики были похожи на них самих. Чтобы были как родные братья и сестры, стояли друг за друга горой и не разлучались.

Так же, как они.

Никогда они не разлучались, ни на день, ни на удар сердца. Они всегда стояли плечом к плечу, дышали одним воздухом, смотрели на одни звёзды, встречали одни рассветы и провожали одни закаты. Это не мешало каждому жить своей жизнью, даже наоборот. И даже во время ссор их семья оставалась большой и дружной.

Их было двенадцать братьев и сестер. Имя каждого отражало путь, который он выбрал, его талант и стремления. Они были уникальны и величественны.

Настолько, что в какой-то момент отдалились от учеников.

Настолько, что закрылись в своей семье, ограничив общение с остальным миром.

Настолько, что перестали принимать человеческий облик.

Цинцзин уже не помнит, когда в последний раз пела с учениками и играла на цине.

Цяньцао позабыл, как на рассвете ходил к реке за травами и щекотал учеников пушистыми соцветиями.

Сяньшу давно не брал в руки кисть и краски, не ткал шёлковую ткань прозрачную, как лунный свет, и не танцевал в окружении цветущих дев.

Ванцзянь разучился дышать полной грудью и смотреть открытыми глазами на освещенный солнцем мир, скрывшись в темных глубинах и кузнях.

Руки Байчжаня потеряли мозоли от меча, а глаза – блеск азарта битвы.

Все они охладели. Все ещё с удовольствием наблюдали за учениками и мастерами, совершенствующимися на их пиках, но...

Только Аньдин словно и не менялся. Он был самым шебутным из братьев и сестер, ни на миг не останавливался. Его пик был похож на огромный муравейник или улей, в котором никогда не бывает тишины и бездействия. Учеников у него было больше всего, но каждого он знал по имени. За каждым следил в истинном облике и помогал. С каждым виделся и хоть словом перекидывался в облике человека. Лорд пика Аньдин никогда точно не знал, сколько человек на пике – слишком много их было, и затеряться было проще простого. И Аньдин то и дело сам мелькал среди учеников, бегал по узким дорожкам, носил горы свитков, тайком совал ученикам в рукава тыквенные семечки, чтобы дети не забывали перекусывать. В глазах его даже спустя тысячелетия горела искра безумия, и он продолжал двигаться. Даже в истинном облике – то корни вылезут, то с обрыва камни упадут, то тропинка новая появится, то ключ пробьется.

А потом на пике появился ученик Шан.

Шан был всего лишь учеником, но быстро запомнил всех. Всех. И каждый раз с подозрением косился на Аньдина. Шан знал то, что знать не должен был. Шан был слишком взрослым для ребенка. Шан был слишком... другим для создания этого мира.

Шан словно был одним из них.

Но нет. Шан был почти обычным человеком. Он почти ничего не мог и почти от всего пытался сбежать. Он почти не говорил странных вещей и почти не вызывал подозрений у остальных.

Аньдин начал присматриваться к Шану и помогать ему сильнее, чем остальным. Он следил за ним в истинном облике – и ему казалось, что Шан это чувствует.

Но Шан был только первой ласточкой.

Вскоре братья и сестры заметили изменения в Цяньцао. Он вновь начал рассказывать о своих учениках – одном конкретном – и даже специально для ученика Му вырастил небольшую полянку очень полезной и редкой травы.

Аньдин в человеческом облике как-то пришел на любимое травяное место брата и увидел того ученика. Он был... очень похож на Цяньцао раньше. Был буквально околдован травами. Пел, руками поливая травы водой из стылого ручья. Рассматривал соцветия под рассветными лучами и пил с широких листьев росу.

Действительно насторожились они, когда Байчжань засиял азартным оскалом, а Сяньшу явился на семейные посиделки со следами краски на пальцах.

Что-то было не так. Что-то было очень не так, и дело было в их учениках. Эти дети словно пробуждали духов хребта Цанцюн от долгого сна.

Байчжань заражался от ученика Лю и тоже впадал в боевой раж. Сяньшу соткал шелковый платок с узором цветущей сливы для ученицы Ци. Ванцзянь выбрался из кузни, чтобы вместе с учеником Вэем посмотреть лезвие на солнечном свету и проверить, разрезав летящий лист. Суйцзянь лично собрала урожай жёлтых слив для вина. Цюндин подкидывал ученику Юэ лечебные настойки.

Эти ученики словно будили их от долгого сна.

Все они были убеждены, что эти ученики станут следующими Лордами. Лучшими Лордами. Такими, какими они хотели их видеть. Похожими на них самих, которые станут настоящей семьёй, стоящей друг за друга горой. Разношёрстной, но крепкой.

Только Цинцзин была недовольна. Она считала все это лицемерием и глупым подражанием ученикам.

Разве заслуживает обычный ученик, чтобы сам Ванцзянь ковал меч его руками? Разве может обычная ученица получить в подарок платок, сотканный самим Сяньшу? Разве заслуживает обычный ученик интереса самого Байчжаня как соперник в бою? Разве заслуживает обычный ученик чтобы Аньдин отпаивал его чаем в ночи и вычёсывал колтуны из волос?..

Цинцзин все это не одобряла.

Пока ученик Юэ не привел на хребет своего друга.

Мальчик был столь же лицемерным сколь и остро-искренним. Ложь, истина и боль в нем переплетались очень тесно. Правдивая ложь и лживая правда были его вечными спутниками.

Он отвергал дружбу ученика Юэ, хотя именно в этом нуждался больше всего.

Как сама Цинцзин, фыркающая на следящих за учениками братьев и сестер хотя и нуждалась больше остальных в ком-то, кто раскрасил бы ее мир, разнообразил мелодию и был бы таким искренне-лживым.

Он со звериной яростью вцепился в знания, а не положение. Он изливал собственную боль в прикосновениях к струнам. С невероятной педантичностью переписывал каллиграфические свитки пока они не устраивали его. Он с головой погружался в игру в мадзян, словно от этого зависела его жизнь.

Когда Цинцзин начала прятать ученика Шэня от недоброжелателей в зарослях бамбука ее братья и сестры лишь понимающе улыбнулись. Аньдин ещё посоветовал ученику Шану сторониться бамбука.

Да, это поколение Лордов было уникально. Они оживили горных духов.

А потом на Цанцюн явился ученик Ло. Полукровка падшего небожителя. Проклятый по наследству, проклятый по судьбе.

И тогда все двенадцать духов горных пиков хребта Цанцюн, чтобы защитить свои отражения

своих детей

своих учеников

себя и свой дом, явились в своих человеческих обликах.

Даже если Цюндину придется превратиться в пылающего феникса и сжечь врага вместе с собой. Даже если Цинцзин придется взять в руки, предназначенные для кисти и струн, меч. Даже если Байчжань превратится в тот самый меч, пожертвовав своей личностью. Даже если...

Они не позволят кому-либо, особенно проклятому небожителю, разрушить Цанцюн. Они защитят своих избранников и свой дом.

Шан Цинцхуа, увидев двенадцать горных духов, потерял сознание. Успел только вспомнить свою идиотскую идею сделать пики Цанцюн живыми. Но он это не вписывал!..

Этот мир был обречён.

На спасение.