Ваахельм стоял посреди хижины и небрежно вытирал кровь о красные одеяния. На полу лежало несколько тел. Первое из них принадлежало Ха Име, дурочке, что так и не научилась сдерживать порывы заобнимать каждого встречного. Второе — Ла Име, той, что родила сына, когда весь клан пророчил ей бездетность. Имена еще нескольких тел Ваахельм не мог вспомнить, сколько бы он ни хмурился.

 Легкая улыбка тронула его губы, когда дверь хижины скрипнула. На пороге показалась льфинка, на вид недавно ставшая взрослой. Она была так светла кожей, что приходилось отворачиваться, лишь бы не выдать лицом отвращения. Бледное дитя, да в белых одеждах. Ещё и с корзинкой снежных лилий. Ну сама чистота в крайнем её проявлении. 

Льфинка показала Ваахельму цветы. 

— Собрала те, что мы садили!

И тут взгляд её упал на трупы. От шока ей не удалось даже вскрикнуть. Разрезанная шея, изуродованное ожогами лицо, отрубленная рука, лежащая у порога… Та Има, одна из дочерей дома Линь Евэ, нашла себя скорченной в приступе тошноты. Дверь за её спиной поскрипывала на ветру, а вместе с ней булькала и кровь. Цветы лилии рассыпались по полу. Среди застливших взор кровавых образов, фигура Ваахельма оставалась четкой, очерченной золотистым свечением его чар. 

Та Има сидела на коленях, силясь оставаться в сознании, но даже так от неё не укрылось, что с чужих рук на светлые одежды упали красные капли. Увидев, что платье столь испачкано, Ха Има бы закатила скандал. 

— Даже ничего не спросишь? — Ваахельм, брезгливо ступая лишь по чистой от крови поверхности, подошёл и присел рядом. Он улыбался, ровно как улыбался вчера или месяц назад. Или как в первую их встречу. 

Всё ещё неспособная издать ни звука, Та Има единственный раз всхлипнула. Наконец слёзы размыли картину происходящего настолько, что она рефлекторно закрыла глаза. 

— Ну нет, — Ваахельм недовольно сморщился и что-то нарисовал в воздухе пальцем. — Ты будешь смотреть. 

И Та Има ощутила как чары заставляют её подчиниться.