Отвратительно

— И как ты пьёшь эту муть?

Мегуми невпечатлённо проследил за чужими руками, что добавляли уже третью ложку сахара в чашку, куда отправился до этого ванильный сироп, две ложки растворимого кофе и молоко. Даже просто видеть это было противно, а на вкус должно быть это ещё более отвратительно. 

В ответ Сукуна лишь поднял одну бровь и показательно опустошил в пару глотков половину кружки. 

Интересно, Мегуми тошнит больше от этого или потому что его пару минут пару раз с силой приложили об стену?

— Могу спросить у тебя то же самое. 

Сукуна провёл взглядом полосу от лица напротив вниз, к рукам Мегуми, на костяшках рук которого костяшки были стёрты до крови — неудачный замах и встреча со стеной, — и к чашке, в которой был крепкий чёрный почти натуральный чёрный кофе. Если так можно было сказать о всё том же растворимом кофе, которым они закупались в ближайшем магазинчике за цену, не дотягивающую даже до средней. И не потому что им было плевать на вкус этого дерьма, а просто потому что пачка просто не задерживалась у них надолго — кофе был у них на завтрак, на обед и на ужин. Следующий этап — начать есть кофе ложками. 

Мегуми открыл рот — явно хотел выдать какой-нибудь язвительный комментарий, — но тут же захлопнул его. За спиной разрушенная, в который уже раз этот месяц — год — квартира, и ко второму раунду он не был готов. Руки болели, голова раскалывалась, на спине ,Мегуми чувствовал, как наливается синяк, и будет чудо, если Сукуна — в который раз — вновь не сломал ему рёбра. Впрочем, яркий синяк на чужой скуле и вспухших нос на лице напротив Мегуми радовали необычайно. Он почти уверен, что Сукуна сейчас сидит на стуле только потому, что его колено болит настолько, что просто не позволяет ему стоять — нужно будет завтра отвести его к врачу, вдруг что-то серьёзное. 

На языке вкус горечи, столь приятной и обожаемой. Нет, Мегуми не мог принять то, что кому-то противен этот вкус — в чём тогда вообще смысл в кофе? Молоко, сиропы, сахар, даже корица — это извращение чистой воды. 

Хотелось спать. 

Тело ныло, последние силы уходили на поднятие кружки, а мозги практически не варили. 

— Нам надо перестать так выпускать пар, — вздохнул Мегуми и, не выдержав всё же, улёгся на стол, чуть поёрзал, ища удобное положение, и, найдя, прикрыл глаза. 

Иногда стол бывает удобнее кровати. 

— Ага, — хмыкнул Сукуна, теперь уже медленно потягивая свою сладкую ересь. — Когда придумаешь как — расскажешь. 

И так всегда. Они приходят с работы, уставшие, злые из-за идиотов, с которыми приходиться иметь дело, открывают рот и начинается: одно слово перерастает в два, голос срывается на крик, и не успевает кто-то из них и заметить, как что-то тяжёлое летит в лицо. А потом в ход идут кулаки, вещи, что успевают только попадаться под руку — лишь одно правило: ничего колюще-режущего, — и спустя полчаса квартира оказывается полностью разгромлена, на их телах расцветают синяки, а на столе кипит вода в чайнике. 

Мегуми ненормален. Сукуна ещё хуже. Все парочки просто орут или трахаются, чтобы снять напряжение — они деруться до крови, до стёртых костяшек и крови во рту. 

— Однажды кто-то из нас так помрёт, — продолжает Мегуми. 

Спасибо тому, что Сёко всё ещё существует, иначе ещё полгода назад к ним нагрянули копы — врачи точно не закрыли бы глаза на постоянные ушибы, растяжения, пару лёгких сотрясений и частые для обычного человека сломанные кости. Даже если им хорошо приплатить. Жизнь научила — деньги не решают всё. А Сёко просто закатит глаза, залатает всё что можно залать, принесёт медикаменты и, на крайний случай, выпишет рецепт — и Мегуми не уверен, легален ли он. 

Сейчас бы тоже Сёко позвонить, но нет никаких сил. 

Поэтому, словно читая мысли, Сукуна набирает сообщение ей вместо него. Всё-таки они хорошо друг друга понимают. И насколько это не было бы слащаво — Мегуми уверен, что нашёл свою вторую половинку. Сделать бы что-то с их постоянным драками и всё было бы прекрасно. 

С Сукуной Мегуми познакомился на работе. И это могла бы быть довольно обычная работа, если бы Сукуна не оказался его телохранителем — обычный наёмник, у которого довольно высокий ценник, — которого нанял Тоджи, ратуя за безопасность своего сынули. На самом деле Мегуми просто знал слишком многое, — строить бизнес на памяти одного человека чертовски опасно, кстати — и каждый хотел заполучить хоть кусочек информации. От пары нападений Мегуми смог отбиться сам, в тот последний раз — подсобил Тоджи, а далее вся грязная работа свалилась в руки Сукуны. И пока он следит за безопасностью и постоянно пререкается с охраной, Мегуми дерёт глотку, в очередной раз пытаясь вбить в бошки идиотов, что ему подчиняются что и к чему — иногда орёт на отца. 

А вечером чешет кулаки о лицо Сукуны. 

— Пошли в ту специальную комнату бить посуду? — предлагает Мегуми, но глаз так и не открывает, находясь в полу-дрёме.

— Будем ставить ставки, кто быстрее распорет глотку осколком?

— Ты, — отвечает не задумываясь Мегуми. — У тебя специализация на холодном оружии. 

— Ты всегда можешь незаметно притащить пушку, — пожимает Сукуна плечами. 

Дверь в коридоре отворяется — пришла Сёко. Мегуми недовольно выпрямляется, в один глоток осушает половину кружки чёрного кофе. Сукуна смотрит на него, скривив лицо так, будто только что засунул в рот сразу три дольки лимона. 

— Отвратительно, — всё, что успевает сказать он, как на кухню заходят. 

— Не хуже твоей бурды, — хмыкает Мегуми, к удивлению, вместе с Сёко. 

Они встречаются глазами и, улыбнувшись, стукаются кулаками. 

Сукуна думает, почему же всё в его жизни пришло к этому. Не то, чтобы он против, но узнать всё равно хочется. 

— Всё равно отвратительно.