Сайно просыпается медленно, почти лениво. Тёплые лучи солнца, пробивающиеся сквозь открытое окно, греют его спину, и сонливость липко растекается по расслабленному телу, пока Сайно не протягивает руку вперёд и не вздыхает.
Вторая половина кровати пустая и уже едва тёплая.
Так вот что его так рано разбудило — он вернулся с охоты глубокой ночью, уставший до костей, и сразу же рухнул в постель, всем телом прижимаясь к холодной, голой спине — потому что Аль-Хайтам неизбежно в какой-то момент во сне сбрасывает с себя одеяло, а после трясётся от холода, пока Сайно не просыпается и не притягивает его к себе.
"Вечно горячий", однажды с лукавой ухмылкой назвал его Аль-Хайтам и с тех пор это стало непреложной истиной в их отношениях.
Уткнувшись носом в мягкую подушку, в ткань которой, кажется, уже впитался древесный запах шампуня Аль-Хайтама, Сайно прислушивается к тихим шорохам в доме: к лёгкому скрипу двери ванной комнаты, размеренным, тяжёлым шагам, удаляющимся вглубь дома; к громкому щелчку заработавшей кофемашины и дребезжащему звону упавшего на пол кухни предмета, а следом за ним — к приглушённому проклятию.
Потому что по утрам, до первой кружки кофе, Аль-Хайтам до смешного рассеянный, что Сайно быстро заметил за время их... неприятного знакомства, полного недопониманий и скрытности, а после лишь каждое утро с забавой наблюдал за чужими потугами стать живым, нестандартно мыслящим человеком, которым являлся Аль-Хайтам в любые другие часы дня.
Восхитительный... хм, — Сайно приоткрывает глаз, покосившись в сторону тумбочки Аль-Хайтама, и смиренно вздыхает, когда замечает лежащие на ней, ярко блестящие в свете солнца, отключённые наушники.
Восхитительный муж Сайно и его восхитительная утренняя забывчивость.
Ох.
Муж.
Сайно сильнее вжимается лицом в чужую подушку и не может сдержать порыв широко улыбнуться этой мысли.
Они женаты уже несколько месяцев, а Сайно всё ещё не может удержать при себе переполняющее его счастье и сладость знания принадлежности к чему-то.
К кому-то.
К Аль-Хайтаму. Очевидно.
Это чувство невыразимой, беспомощной привязанности, наполняющей его сердце, на которую ему отвечают взаимностью, чертовски приятно.
Вытягиваясь в постели, слушая, как хрустят его кости, и ощущая, как тянущая боль проходит по застоявшимся мышцам, Сайно думает перевернуться на спину и наконец встать — без Аль-Хайтама рядом с ним он всё равно больше не заснёт, — но знакомый звук шагов, приближающихся к двери спальни, отвлекает его от мыслей, и Сайно переводит на нее взгляд.
Аль-Хайтам входит в комнату и...
Ох.
Архонты.
Аль-Хайтам кивает и приподнимает уголки губ в лёгкой улыбке, когда замечает его, а после быстро подходит к оставленным ранее наушникам, чтобы надеть их.
Сайно не может оторвать от него глаз.
В это утро Аль-Хайтам выглядит совершенно по-другому, чем Сайно привык видеть его: белая блузка с высоким, наглухо застёгнутым воротником и длинными рукавами полностью закрывает тренированное тело и широкую грудь, а длинные ноги... скрывает под собой строгая тёмно-зелёная юбка ниже колен.
Аль-Хайтам поворачивается к нему лицом, ставит одно колено на постель, наклоняясь ближе, и Сайно задыхается в приветственный поцелуй со вкусом кофе, призраком остающимся на губах, когда замечает сбоку туго стянутые шёлковые ленты проклятых завязок.
О боги.
О боги.
Это красиво. Аль-Хайтам красивый.
Но—
— Тебе... идёт, — бормочет Сайно в мягкие губы перед ним. — Но к чему столь внезапное преображение?
Аль-Хайтам отстраняется от него и вздыхает, закатывая глаза, тяжёлым грузом падает на него сверху, не боясь помять только выглаженную ткань, и Сайно не противится своему желанию опустить ладонь на согнутое колено, провести ею по скрытому мягкой тонкой шерстью бедру и запутаться пальцами в гладких лентах, лёгко дёргая их, медленно ослабляя тщательную работу Аль-Хайтама.
Аль-Хайтам только утыкается холодным носом в его шею, даже не пытаясь остановить его. Что, на самом деле, говорит многое о его мнении об этом новом образе.
— Я проиграл Кавеху в картах и он поставил условие.
— Если Кавех одел тебя в это, то я должен пожать ему руку.
Сайно чувствует, как Аль-Хайтам улыбается, касаясь губами его шеи в почти невесомых поцелуях. Он закрывает глаза, откидывая голову назад, давая ему больше доступа, на мгновение задерживая дыхание, когда чужие зубы мягко прихватывают тонкую кожу, слегка оттягивая её, после чего влажный язык широко лижет наливающийся краснотой новый засос. Сайно вздрагивает; лёгкая волна возбуждения проходит по телу, тепло оседая внизу живота — в любом случае, не то чтобы кто-то из них торопится.
— Нет, — тихо мурлычет Аль-Хайтам, ёрзая на месте, чтобы прижаться грудью к груди и вытянуть ноги. Сайно осторожно скользит под получившийся глубокий вырез на юбке, крепко сжимая чужое бедро и царапая отросшими ногтями чувствительную внутреннюю часть; его муж рвано выдыхает, прежде чем продолжить: — он сказал мне "хоть раз в жизни одеться не так, как я обычно одеваюсь" и я решил последовать его совету.
"Совету", хм?
Сайно усмехается, но решает не заострять на этом внимание — в конце-концов, предложение Кавеха действительно сработало, и довольно хорошо.
Он скользит ладонью выше, упираясь в складку между бедром и пахом, и кусает губы, чтобы не застонать, ощущая на пальцах шершавые ажурные узоры.
...очень, очень хорошо.
Аль-Хайтам спустившийся на его ключицы, выдыхает короткий смешок, и раздвигает ноги, насколько позволяет ширина плотной юбки, позволяя Сайно оценить... надетые на него, украшенные дамские трусики и натянувший их, истекающий смазкой член. Кончиками пальцев он чуть оттягивает влажную сетчатую ткань, давая Аль-Хайтаму почувствовать небольшой намек на столь необходимое трение, и, едва он горячо выдыхает ему на кожу, как Сайно отпускает её, опуская пальцы ниже и с силой надавливая на мокрую головку, быстро потирая её сквозь жёсткую, царапающуюся сетку.
Бездна, он хочет это увидеть.
Аль-Хайтам дёргается на нём и громко стонет, прогибаясь в спине и прижимаясь ближе, отчего Сайно приходится поднять вторую руку и схватить его за тонкую талию, удерживая на месте и не давая случайно скатиться с него в поглощающем всё тело, остром удовольствии.
— ...такой мокрый, — шепчет он в серебристые волосы; Аль-Хайтам дрожаще фыркает.
— Тебя не было две недели, Сайно. Я не упущу этот шанс.
Сайно широко улыбается в ответ.
Восхитительный.
Потрясающий.
Жаждущий и наверняка уже готовый.
И весь его.
Как же Сайно так повезло в жизни? Он не знает, но безмерно благодарен за этот подарок.
Аль-Хайтам ёрзает в его хватке, тяжело дыша, и Сайно с сожалением отпускает его, убирая руки и помогая переместиться так, как он хочет.
Аль-Хайтам слезает с него, свободно раскидываясь на кровати и требовательно смотря полуприкрытыми глазами, двумя руками до конца развязывая почти забытые шёлковые ленты на юбке. Его движения на мгновение замедляются.
— У меня ещё кое-что есть... хм.
Аль-Хайтам выглядит явно неуверенным, а пылающие румянцем щёки указывают на изрядное смущение; Сайно заинтересованно склоняет голову, протягивая руку и осторожно убирая лезущую в чуть потемневшие от похоти и желания зелёные глаза растрёпанную чёлку, в стремлении успокоить эту неловкость.
— Что такое?
Аль-Хайтам глубоко вздыхает, поворачивая голову и утыкаясь лицом в его ладонь, и резким движением поднимает развязанную юбку, открывая вид на уже знакомые Сайно белые трусики и... ах.
Руки Сайно дёргаются во внезапном желании потянуть и резко отпустить; услышать громкий щелчок столкнувшейся с голой кожей тугой резинки.
На другой ноге у него подвязка.
Такая же белоснежная и ажурная, как и трусики.
О, великий мудрец Германубис, Аль-Хайтам однажды убьёт Сайно, но пусть будет проклята его душа, если он не умрёт счастливым и чрезмерно возбуждённым.
Завороженный, Сайно поднимается на колени между разведёнными ногами мужа и опускает руки на подрагивающие бёдра, нежно поглаживая их в попытке дать Аль-Хайтаму больше уверенности, что всё хорошо.
Хотя Сайно предпочел бы белому цвету золотой и фиолетовый, но—
Но.
Всё более, чем хорошо.
Большим пальцем он поддевает край подвязки, открывая своему жадному взгляду полоску уже покрасневшей, раздражённой кожи и глубоко вздыхает, прежде чем наклониться и широко лизнуть оставшийся чёткий отпечаток, выглядящий на бледном бедре как яркое, громко кричащее каждому заявление, что этот гениальный, ясный разум в прекрасной оболочке уже давно занят.
На мгновение Сайно отстраняется от гладкой, чистой кожи, и резко отпускает эластичную резинку, слушая лёгкий шлепок и резкий выдох сверху.
Боги, нет покоя нечестивым, правда.
Сайно склоняется обратно и закрывает глаза, отдаваясь ощущениям шелковистого бедра под его губами и щекочущей его щёку узорчатой ткани.
Его муж прерывисто дышит над ним, вздрагивает коленями, когда Сайно легко проходит по вызывающему щекотку месту, и вплетает пальцы в его волосы, периодически дёргая их.
Красивый. Такой красивый.
Он спускается ниже по внутренней стороне бедра, сосёт кожу, оставляя после себя ярко-красные засосы, перекрывающие старые, за давностью времени уже побледневшие, и поднимается выше, горячо дышит ртом на зажатый, уже полностью облеплённый мокрыми трусиками член.
Он тяжело сглатывает. Вид великолепен.
И без того едва вмещающийся ствол оттягивает белую ткань ещё дальше, давая обзор на поджавшиеся яички и приоткрытый, трепещущий вход; Сайно облизывает губы, цепляет пальцами трусики, отодвигая их в сторону, — ткань едва слышно трещит, но не рвётся, — и обхватывает покрасневшую, горячую головку губами, слизывает языком выступившую на кончике смазку.
Вкусный. Всегда такой вкусный.
Аль-Хайтам вскрикивает и выгибается на кровати, дёргает его за волосы, пытаясь сжать колени вместе, но только подталкивая Сайно ближе, вжимая его лицо в аккуратно подстриженные волосы в паху.
Член Аль-Хайтама тяжело лежит во рту, и Сайно сглатывает, проталкивая его глубже в горло, — спасибо природе за отсутствие в нём рвотного рефлекса, — втягивая щёки и чуть посасывая, закрыв глаза; судя по подрагивающим бёдрам под его руками и несдержанным громким стонам, Аль-Хайтам уже давно на грани оргазма — ему хватает лишь пары движений губ по члену и тщательного вылизывания головки во рту, чтобы с криком и неконтролируемой дрожью по всему телу кончить Сайно в горло.
Сайно медленно поднимает на него взгляд, гулко сглатывая сквозь его член, и лениво проводит по стволу языком, заставляя Аль-Хайтама тихо всхлипывать от чрезмерной стимуляции.
Но его муж только загнанно дышит над ним, сжимая мятую простынь в кулаках, и не стаскивает его с опадающего члена, поэтому Сайно тоже не двигается с места, только откидывается головой на одно бедро и играет пальцами с продолжающей привлекать внимание подвязкой на другом.
Пронзительный огонь желания и возбуждения горит в его венах, собственные бёдра едва заметно, дразняще, трутся о постель, посылая по позвоночнику искры удовольствия, но Сайно особо не обращает на это внимания.
Сосредоточиться на удовольствии своего мужа, — мужа, что сделал для него такой чудесный подарок, — сейчас кажется для него гораздо более важной целью, чем самоудовлетворение, с которым он может справиться позже.
Аль-Хайтам медленно успокаивается, глубоко вдыхая и выдыхая, и Сайно чувствует его руку, перебирающую его спутанные пряди волос, расчёсывая их во что-то более приличное и менее растрёпанное.
Он закрывает глаза, растворяясь в нежных прикосновениях, и почти пропускает ласковый шёпот:
— С Днём Рождения, Сайно.
Сайно тихо хмыкает в ответ, устраиваясь поудобнее, весь окружённый Аль-Хайтамом, с привычным весом на языке, по которому он не ожидал, что будет так скучать за эти две недели разлуки, и абсолютно довольный.
Действительно, с Днём Рождения его.