Через шум листьев, скрип ботинок, плески грязной земли и ливня, накатившего резво, как рыдание; всё это: бескрайнее полотно земли, каждый шаг, движение — как на ладони.
В воздухе вокруг кулаков искрится электричество. Необузданная агрессия хозяина, неконтролируемая злость.
Он не более, чем зверушка. Зверушка, сорвавшаяся с цепи, обиженная, и при своём маленьком размере тявкающая, будто дракон минимум.
Лязг.
Замах.
Смешок.
— Попрошу учесть, что я приехал сюда в дипломатических целях, вряд ли мое руководство обрадуется, если я вернусь с побитым лицом, так что… — кулак с сосредоточенной силой гидро мелькает слева от уха, — так что сосредоточься на моем теле, будь добр.
Чайльд не слышит его. Он рыкает и замахивается вновь, останавливая кулак в полуметре от его бока, явно тем самым планируя дистанционный удар при помощи элемента.
Но трюк не выходит. Вода гаснет, разлетается мелкими брызгами чуть поодаль от руки.
Он не сосредоточен, невнимателен, но пытается всеми силами компенсировать это своей агрессией.
До этого Кэйа полагал, что Чайльд не будет прибегать сильно к элементам, но замечая собравшуюся в нечеткую, но отдающую фигурой кита воду, бросается вбок, а не назад.
Координация и направление и в обычном состоянии не лучшая сторона Чайльда. Тот больше полагается на объём, для удара по площади.
Зайти ему за спину, приморозить мокрую землю и ударить сапогом по икрам — легче легкого.
— Хватит играть! — он взрывается, плещет элементом с размахом руки за спину, но Кэйа уже стоит спереди, вытягивая острие меча на уровень его подбородка.
— Ты невнимателен.
— Ох, неужели? Невнимателен? — Чайльд заходится смехом и раскрывает глаза, остаётся все так же на коленях, но смотрит так, будто это весь мир — подле его ног.
Воздух вокруг него искрится.
— Не советую. Дождь идёт, если не заметил, и сам ты в нестабильном состоянии.
Но Чайльд не слушает.
Воздух потрескивает. На язык начинает ложиться вкус металла.
Плохо.
Кэйа отскакивает не так гладко, как мог бы — рана на бедре дает о себе знать.
Но следующий удар, какой бы размах противник не взял, не попадает по нему — Чайльд все ещё слишком дезориентирован и зациклен на каком-то внутреннем конфликте, известном только ему.
Ожидал ли Кэйа такого радушного приема? Не сказать, что был удивлён, но рассчитывал закончить всё на мечах без сил элементов.
Сердце стучит в груди, кровь отдаёт в виски от стремительного бега. Концентрироваться на уклонениях при минимуме ответных атак оказывается не таким уж и простым действием, хоть и доставляющим массу забав.
— Я говорил тебе носить с собой меч, — он кричит на десятке метров дальше, но тут же подгибает к себе ногу, когда в землю рядом приземляется вполне неплохой, если сравнивать с сегодняшними предшественниками, меч из электро.
Ток, правда, все равно настигает тело через влажную землю, хоть и не бьет сильно.
И забавы, кажется, уже нужно отложить, потому что Кэйа-то в здравом уме, а вот его противник — очень мало похоже на то.
Пока не совсем понятно почему, но у Чайльда явно гораздо меньше сил, чем в его обычном состоянии: либо утомлён физически каким-то боем — что очень странно при его пристрастии-то — либо сломлен связи с каким-то психологическим фактором.
В любом случае концентрации для перехода в форму духа ему требуется намного больше.
Что, на самом деле, не очень утешительно, если Кэйа не поднажмет и не успеет.
Улей ледяных осколков летит в лицо Чайльду — беспокоится не о чем, можно уверенно сказать, что от большинства он отобьётся, главное — отвлечь.
Оказаться за спиной и, совсем бесчестно, некрасиво и тривиально — сделать то же самое, что и до: приморозить землю, но теперь уже и с ногами, и ударить прямо в подколенную ямку.
Ужасно не в его стиле.
— Маленький лис сегодня не в настроении на танцы, мне это не нравится, — шепчет на ухо растерянному Чайльду и с маху бьет локтем в челюсть.
***
После душа Аякс выглядит спокойнее.
Но только выглядит, потому что пропала кровь с лица, одежды и тела, раны после чистки не выглядят такими безобразными, а в мягком меховом халате вообще сложно выглядеть грозным.
Но внутри него все ещё кипит самый настоящий вулкан, ядерная смесь, пока на время просто накрытая сверху картонкой, завесой вынужденного спокойствия, натянутого после холодного душа.
— Мне стоит обратиться к юридическим консультантам Ли Юэ по вопросу покушения? — Кэйа бесстрастно, будто не его любовник пытался испепелить его до костей ещё час назад, опирается раскрытой рукой о стол и отправляет в рот орешек миндаля.
— Да, ты прав, вряд ли они будут помогать иностранцам, — сам себе отвечает, когда в ответ затягивается молчание.
Он знает способ исправить чужое настроение. Как минимум способ дать человеку напротив выплеснуть эмоции помимо участия в драках, но… наверное была надежда на что-то интересное без такого быстрого перехода?
— Ладно, — Кэйа хлопает руками, стряхивая несуществующие крошки с них, и подходит ближе к Аяксу, который наконец обращает на него внимание.
Ощутил подвод к делу, который ему точно понравится?
Виноватым он уж точно не выглядит за свою выходку.
Стоит, сложив руки на груди, и сначала чуть зажимает плечи, прежде чем их расправить, стоит Кэйе упереться обеими ладонями в камень тумбы сзади него.
Ну всё. Лис в клетке.
Зелёная кухня-гостиная гармонирует с ним. С рыжими волосами, голубыми, практически без запала глазами.
Это было первым, что показалось странным Кэйе при сегодняшней встрече — Аякс полез в драку, но ни искры во взгляде, ни привычного ехидства и задора в нем не наблюдалось.
Но Кэйа отвлечен — на веснушки, кажется, чуть посветлевшие (был в Снежной?) на губы искусанные с ранками, на засечку шрама у подбородка — свежего, но оставленного не им. Он в целом не любит награждать Аякса шрамами. Может, только глубокими и опасными засосами на шее, когда хочется чтобы о нем быстро не забыли.
— Ну же, лисенку подрезали язык? — он заламывает брови, будто сочувствующее, но в остальном на лице наблюдается невозмутимость.
Наряду с Аяксом, который правда будто воды наглотался.
— Кажется, мы совсем забываем о договоренностях: давно здоровье пошаливает? — он наклоняется ниже и выдыхает прямо на чужие губы, держит на них взгляд, а затем поднимает его в бездонное море перед собой. — Хочешь, чтобы я отшлепал тебя?
Чужие губы раскрываются. Вылетает выдох. Значит, рот не запаяли.
Кажется, предложение к месту, даже с учётом возникших подозрений, что после такого краха Аяксу могло бы захотеться реванша. Реванша с целью занять доминирующую роль, вернуть втоптанную в ту грязную землю гордость.
Но либо тот не воспринимает это, как проигрыш, либо суть переживаний действительно возможно раскрыть только так — через силу и эмоциональную открытость в постели.
— Тебе…
— Стоит научить тебя вести себя? — Кэйа вздергивает бровь, а Аякс вытягивает свои слабым домиком, становясь как-то меньше, каким-то ведомым. — Схватки без эстетической составляющей совсем меня не увлекают.
— У меня дурное настроение, — он проходится языком по нижней губе, добавляет через секунду: — часто.
Разумеется. Разумеется дурное, разумеется часто, разумеется такое же, как дрожащие руки при управлении стихией, как осунувшееся тело, кашель и эмоциональная восприимчивость, становящаяся все сильнее с каждой встречей.
Аякса нужно не отшлепать — выстегать, ремнём побольше, с толстой кожей и большой массивной пряжкой.
— Каков обладатель, — Кэйа жмёт плечами, будто внезапная новость совсем ничего для него не значит.
Аякс молчит, держа взгляд где-то на уровне его плеч.
Молчалив, будто пытается выдать себя за хорошего мальца. Такого, которого застигли обстоятельства, а не собственная импульсивность.
Вряд ли это продолжится долго.
Смуглые пальцы сжимаются на подбородке. Выдох рвётся с чужих губ, глаза наполняются новым за этот день — ожиданием, предвкушением.
И Кэйа не тянет: припадает к губам, рыкает, когда Аякс грубо цепляется за его плечи и дёргает на себя, заставляя пошатнуться.
Ощущение, что ждали этого долго. Аякс стонет на выдохе, сильно сжимает то его плечи, то шею, что вне контекста могло бы выглядеть как попытка удушение, а не страсть ввиду воссоединения.
Бросился бы он на кого-то другого, кто успел бы раньше, чем Кэйа?
Наверно, это не должно его волновать.
Кончики пальцев Аякса все ещё обдают искорками, что мелко царапают шею — не так критично, они занимались сексом и при полной экипировке, где одно неверное движение — голова любовника отлетит от перегрузки элеменаталя.
Но сейчас один из них нестабилен, и спрятать глаз бога и порчи где-то оказалось хорошей идеей: Аякс все ещё может питаться отголосками, но вряд ли в своём состоянии будет способен черпать силу так свободно вдали от атрибутов.
Кэйа сильно царапает его бедро, запустив ладонь под халат, и Аякс стонет, поднимая ногу и прижимая её к его боку.
Удивительно покладист, когда нуждается.
— Я разочарован, на самом деле, — фраза рвётся где-то на половине из-за вздоха, сорвавшегося с губ. Кэйа, в отличии от него, выглядит во всей этой ситуации спокойно, когда он — совсем напротив. Губы блестят от слюны, в висках набатом бьют барабаны, руки упорно не хотят слушаться, в голове — рой надоедливых мыслей.
До Аякса не сразу доходит смысл сказанного. Он хмурится, не понимая, и в то же время его рука замирает на грудной клетке Кэйи — левее, ближе к сердцу.
Тот наклоняется ниже. Снова. Будто хочет возобновить поцелуй.
— Не быть способным контролировать собственный глаз бога? До чего же ты дошел…
Конец фразы тонет в шуме.
Аякс замахивается, чертыхается под нос, толкает Кэйю в грудь с силой, спотыкается, но оказавшись рядом хватает за грудки.
— Сволочь, — гавкает, и тут же хрипит, потому что его хватают одной рукой за запястье, делают шаг вбок, заламывают руку и кидают животом на стол.
И в этот момент Кэйа убеждается точно — Аякс даже не старается.
— Хочется тут? — дразнит, нагибая над столом сильнее, заставляя вжаться бёдрами болезненно в край.
Пятерня зарывается в рыжие волосы. Дёргает за них вверх, одновременно с пахом, который толкается в подкаченные ягодицы.
— Ты давно не просил меня трахнуть тебя над столом. Кажется, я даже разделяю твое желание, — он заламывает его руку ближе к лопаткам и довольно хмыкает, когда слышит стон.
Кэйе нравится картина перед ним. Вздёрнутый за голову Аякс, с заломленной назад рукой, выгнувшийся в пояснице, незаметно водящий бедрами назад для более интенсивного контакта.
Бесстыдник.
Кэйа отпускает его волосы, и раздаётся глухой стук удара лба о стол. Но он не жалеет его — давит на позвонки шеи, грубо вжимая запястье следует между лопаток вниз, минует только чужую заломленную руку, чтобы скользнуть на поясницу и надавить уже там.
Аякс похудел, но ягодицы все те же — круглые и накаченные.
И Кэйа с размаху бьет по ним. Не с целью доставить удовольствие любовнику, сколько себе, а потому не сдерживается и крепко сжимает подвергнутую шлепку ягодицу после.
— Серьезно? — Аякс цыкает через выдох, лягается, но Кэйа в ответ просто крепче жмёт его ко столу своими бёдрами.
— Не нравится? — он улыбается. Ладонь ложится на бедро, царапает кожу рядом с коленом и идёт вверх, тянет уже напрямую ягодицу, не прикрытую ни тканью халата, ни бельём, и водит ногтем прямо по нежной перианальный коже, из-за чего тело под ним брыкается сильнее.
— Прекрати.
Кэйа пускает смешок и давит подушечкой большого пальца на вход, пока остальные «шажками» проходятся по перинеуму, несильно тянут мошонку, перебирают яички.
У Аякса встаёт быстро, как у мальчишки.
Хотя вообще не факт, что стояка не было уже после душа — эрекция у него возникает и просто при сильных эмоциях, как злость или раздражение.
Кэйа вставляет в него палец насухую, и Аякс мычит с протестом, но особо не сопротивляется, пока к указательному не добавляется средний. У Кэйи нет в мыслях делать ему больно, только вывести из странного темного лабиринта, дать сосредоточиться на одном и вырвать из глубокой пучины каких-то тяжёлых дум.
И Аякс готов принять его руку, он знает. Даже если не примет ничью другую, его — примет.
В какой-то момент сдавленные рыки переходят во что-то хнычущее-запыхавшееся. Будто Аякс бежал долго-долго, остановился, оперся руками о колени и задышал, но без цели тем самым успокоить дыхание и продолжить бег. Просто устало. Смиренно.
И тогда Кэйа отпускает его. Его предплечье, на котором уже во всю красуется отпечаток его ладони, а позже возможно и круглые небольшие синяки на месте обхвата большого и среднего пальца.
У Аякса довольно нежная кожа.
И грозная натура.
Он моментально оборачивается, даже не смотрит ему в глаза, прежде чем впиться в губы.
Целится мимо, утыкаясь в уголок губ, но моментально скользит вбок, впускает в дело язык и кусается. Больно, но не критично и не до крови.
— Ты сам виноват, — хрипло шепчет ему Аякс между поцелуем и довольно обвивает ногами его таз, когда Кэйа садит его на стол и шарит руками по телу.
Слабо связанный пояс халата спадает. Повисает на тонких нитях шлевки.
Талия Аякса ощущается под руками хорошо. Будто такая и должна быть всегда — окольцованная его руками. С отпечатками, которыми он присвоит его себе совсем скоро.
Он сдавливает бока, жмёт пальцы рядом с пупком, и Аякс шумно пытается схватить воздух в поцелуе, поджимая мышцы живота и давая в полной мере ощутить напрягшийся пресс. Сухой и жилистый. Рельеф чувствуется сильнее, хоть Аякс всегда славился довольно плоским животом.
— От тебя ничего не останется.
— Плевать. Всем плевать на пешек, — ему не нравится, что Кэйа прерывает поцелуй, потому он тянется, чтобы вернуть положенную ласку, но тот только сильнее отклоняется, — в этом акте пьесы нам не отведена ведущая роль, у меня есть время собраться. Но у нас его может уже не быть.
Аякс смотрит на него потяжелевшим взглядом, дышит через раз, горбится, челка закрывает его лицо, а губы влажно блестят. Он не хочет вести болтовню, его язык сейчас хочет другого — читается на лбу.
Но Кэйа нравится, как он нервно ждет. Как его пальцы подрагивают, а коленка периодически может двинуться вверх из-за дёргающейся мышцы ног. Он двигается буквально на дюйм вперёд, и Аякс мгновенно считывает этот жест и кидается в ответ, как дикая собака, которую впервые за месяц спустили с цепи.
Дорога до спальни короткая — домики у моря Ли Юэ устроены удобно и компактно, вместо дверей — арки или раздвижные перегородки.
Кэйа кидает Аякса на тёмную постель. Халат распахивается. Губы припадают к бледной груди. Целуют шрамы, надсечки, синяки и ставят новые, втягивая кожу в рот.
Масло находится в прикроватной тумбе. Слишком низкой, из-за чего не выходит просто протянуть руку и взять.
Пальцы влажные, губы Аякса — раскрытые, ресницы трепещут, его короткие, но острые ногти, вогнаны в плечи.
Аяксу не нравится чрезмерная ласка сосков — те слишком чувствительны; но Кэйа не может отказать себе в удовольствие прижаться к ним, вобрать в рот, очертить ореол языком, надавить кончиком на горошинку, пока мокрые от масла пальцы не особо аккуратно вбиваются между ягодиц, растягивая и смазывая нутро.
Он сгибает указательный и средний, гладит округлившийся бугорок внутри, надавливая по краям.
Время они тратят на это недолго. Потому что сейчас, как бы абсурдно это не было, их главная цель не удовольствие.
Сфинктер тяжело поддаётся на головку. Толчок. Рык. Зубы вонзаются в смуглое плечо.
Аякс оплетает его ногами, вжимает ногти в кожу так, что ещё совсем немного и сдерет верхний слой.
Но Кэйе пока не до этого. Он тянет чужую ягодицу в сторону, чтобы облегчить скольжение, и сам стискивает зубы от того, как плотно стенки обхватывают член.
Толчок.
Стон.
Ногти глубоко царапают кожу у лопаток.
Звуки Аякса похожи на животные: утробные, порой сдавленные, порой, как у лисы, громкие и визгливые; он не старается сдерживаться, унять желание разодрать Кэйе всю спину — и второй готов кланяться ветрам за такую благодать. За отсутствие нужды долго раздевать шелуху за шелухой обросшую луковицу.
Заниматься сексом с Аяксом, как падать в бездонную пропасть. Время тут не идет, луч света не может проникнуть, а мир сужается до одного, где слышны только тяжёлые вздохи. Тело — горит, погружается глубже, интенсивнее, так, что этим вполне можно было бы стереть истинные границы настоящего и желаемого.
Он сильно кусает его в плечо, одновременно с оттяжным и резким толчок, и Аякс от неожиданности царапает его от поясницы вверх. С размахом, глубоко, задевая предыдущие царапины, оставленные им же.
— Н… не останавливайся, ах… — он давится воздухом, дёргает его за темные волосы, пытается как-то потянуться к лицу, пока Кэйа вбивает его в постель все глубже и грубее, из-за чего тело скользит по постели вверх, но в какой-то момент просто обратно тыкается ему в плечо лицом и выгибается в пояснице, видимо, передумав.
Вряд ли бы у них получилось поцеловаться сейчас.
Член Аякса зажат между их животами. Трется о тела и размазывает по коже смазку.
Дополнительная стимуляция не пригодилась — Аякс кончил бурно, со стоном, зависшим на губах, и вытянувшимся по струнке телом.
И тогда, подождав несколько секунд (на большее нет терпения), Кэйа задирает его ноги выше и откидывается чуть назад, за счёт чего Аяксу приходится отпустить его волосы, которые он, оказывается, сжимал с чудовищной силой — кожа головы характерно ноет.
Скрип кровати.
Шлепки теперь отзываются от ударов бёдер о ягодицы громче. Скольжения слабее из-за впитавшейся смазки, отчего темп становится более угловатым и резким — Аякс сжимает в ладонях темную постель кровати и еле сдерживается от вскрика.
Кэйа дотрахивает его, пока у самого бедра не начинают болеть и характерные спазмы не сосредоточиваются внизу живота.
Спермы после оргазма у Аякса ещё в самом начале не осталось — только побрызгал пару капель на первые толчки, а потом только задушенно дышал, утыкаясь то в подушку лицом, то просто хрипя в воздух.
На то, что заканчивает Кэйа внутрь, он практически никак не реагирует. Лежит звёздочкой, пока тот не валится рядом с шипением.
— Хорошо, — выдыхает Аякс со смешком и закрытыми глазами.
— Спасибо за оценку, — Кэйа хмыкает и переворачивается на бок к нему, чтобы снизить воздействие на разодранную спину.
Аякс выглядит не лучше: синяки и засосы по всему телу, исцарапанные бедра, вся грудь и живот в сперме, ягодицы мокрые, ноги раскрыты, волосы растрепанные, а губы припухли от поцелуев. Но есть одно хорошее изменение — тот непонятный зверь внутри него, кажется, притих.
— Когда уезжаешь? — он оборачивается к нему со знакомой искрой во взгляде.
Кэйа закатывает глаза, стонет устало и демонстративно.
— Ты абсолютно не умеешь проигрывать.
— Это был не проигрыш, — он тянется к нему, укладывая ладонь на щеку и ластясь лбом ко лбу, — осечка.
Кэйа вздыхает. Неисправим.
***
Когда вернувшись в Мондштадт, после очередной тренировки с новобранцами, Кэйа идёт в общую купальню рыцарей и стягивает рубаху, он слышит, как резко затихают разговоры, а потом раздаются поражённые вздохи.
Совсем забыл.
— Капитан Кэйа, — раздаётся аккуратный голос, — вы… что произошло?
Кэйа оборачивается через плечо и смотрит на свою спину, будто только предполагает, о чем может идти речь.
Аякс бесспорно постарался на славу.
— А, это? Оказалось, что кошки в Ли Юэ действительно с характером, — с невинной улыбкой и сожалением в голосе.
Вряд ли кто ему поверил, но, учтиво предложив обработать царапины, больше тему не поднимал.