Нравишься

— Я знаю, что ты его любишь. 

Голос Йеннифер за спиной как ушат холодной воды. Лютик оборачивается, слишком резко, задевая локтём что-то на столе — даже не обращает на это внимание: упало или нет, разбилось ли, — и смотрит на неё опасливо, боязливо. В голове куча мыслей, что роем жужжат, но никак в единую тональность не придут. Хочется что-то сказать: быть может отшутиться, а быть может даже разозлиться — ведь его, Лютику, не нужна никакая любовь, хватает простого времяпрепровождения, желательно в горизонтальном положении. Но Йеннифер смотрит так пронзительно-остро, что слова так и не слетают с губ. И чем дольше длиться пауза, тем больше она становится уверенной в своей правоте.

— Чего ты от меня хочешь? — вздыхает он, склоняя голову. 

Лютик не может смотреть ей в глаза, не может видеть её лица — становиться стыдно, а вместе с тем так мерзко от самого себя. Чем-то липким отвращение проскальзывает по коже и тут же хочется залезть под холодную, чтобы смыть всю эту гадость. Но эта гадость — его собственная любовь. Любовь к человеку, чья дама сердца стоит напротив. 

Каждый раз, когда Лютик начинал жалеть о своём знакомстве с Геральтом, он вместе с тем закрывал глаза, радуясь, что всё же познакомился с ним. 

Не только потому, что это был первый ведьмак, которого Лютик в принципе увидел вживую, но и потому, что тот позволил из себя сделать музу. И песни начали литься рекой — ему даже было позволено пару раз вживую увидеть, как Геральт уничтожал монстров. Конечно, были свои пререкания, были ссоры — а ещё были долгие попойки, игры в карты и секс. Божественный секс. И всё шло прекрасно: они съехались, год жили ни то как друзья с привилегиями, ни то как почти парочка.

А потом Лютик узнал о Йеннифер. 

А потом она просто появилась на пороге их квартиры, и Геральт, только пальцем поманеный, скрылся. Его не было две недели. А как вернулся, начал пропадать практически каждый вечер. 

Стало немножко — лишь капельку — легче, когда Лютику пояснили, что камнем преткновения он не стал, а Геральт и Йеннифер спят с кем хотят. 

Но то, что любили они только друг друга было видно невооружённым глазом. 

Скрывать свои истинные чувства было не сложно, Лютик обучился этому ещё в детстве, и после, когда остался один, покинув родной дом, не желая идти на поводу у отца, и когда только начал начинать карьеру музыканта, а все лишь смеялись, потому что не ценилось нынче искусство среди слушателей. Так и сейчас он знал ,когда стоит улыбнуться, когда опустить шутку, а когда закатить глаза. 

 — Я могу уйти, отдать его всецело тебе, не знаю, — затараторил Лютик, вскидывая руки, — наговорить могу ему всяких гадостей, чтоб он меня возненавидел или…

— Заткнись.

Йеннифер обравые его так резко своим стальным, чуть рычащим голосом, что по телу проходят мурашки и Лютик вздрагивает.

— Я не выгоняю тебя. Ни из дома, ни из жизни Геральта — это вообще не мне решать и не тебе, — она вздыхает. — Геральт никому из нас не принадлежит, мы можем с тобой хоть глотки друг другу перегрызть, но это ничего не решит. Да и нет в этом смысла. 

— Ты первая…

— Чего? — Йеннифер хмурится.

— Ты первая мне глотку перегрызёшь. 

Она не выдерживает, закатывает глаза и всё же даёт Лютику подзатыльник. Слышится тихие «ой».   

Произносить это вслух было странно: не то чтобы она и Геральт вообще какие-то правила их отношений прописывали, всё просто получилось так, как получалось. Ни перед кем не приходилось «оправдываться» до этого.

— Мы ещё несколько лет назад условились быть по отдельности, но вместе. Я на одном краю землю, он тут. У нас есть свои обязанности, которые мы не можем оставить только потому, что нам хочется пообжиматься где-то. Я не ревную его, я не запрещаю ему ходить на свидания или трахаться с кем попало… — и Лютик успевает только открыть рот, желая высказать недовольство, как Йеннифер добавляет, — Заткнись, дай мне закончить, — и он мигом захлопывает рот обратно. — И я не могу, не хочу и не буду контролировать его.   

— Но?.. — Лютик чувствует это «но» под кожей, оно как что-то ледяное расплывается по венам и хочется сжаться в комочек, лишь бы хоть чуть-чуть согреться. 

— Но я вижу, как он на тебя смотрит, — улыбается Йеннифер, глаза щурит, и ей правда весело от осознания этого факта. — Ты сам того не знаешь, но появился в его жизни в нужное время. Твой идиотизм, безбашенность и — не верю, что говорю это, — твоя музыка помогли ему. 

Лютик выглядит так, словно прямо в эту секунду разревётся, и, честно, ей не хочется с этим разбираться. 

— Поговори с Геральтом. Обсудите свои чувства. А потом приходите ко мне, обсудим всё уже втроём, — говорит, складывая руки на груди. — Быть может что-то и получится. Вы подходите друг другу, это невозможно не заметить. И я подхожу ему, между нами особая связь. Так что вместо того, чтобы разрушать себя и, вместе с тем, заставлять Геральта беспокоиться, — открой свой рот и выдай из него что-то дельное, наконец. 

Лютик улыбается кротко. Кивает. Но сил посмотреть в глаза Йеннифер так и не находит. 

— Спасибо, — тихое слетает с его губ. 

И только он хочет обогнуть её, покинуть комнату — постоять под душем пару часов, пытаясь привести мысли во что-то дельное, а потом набраться смелость и подойти к Геральту ,чтобы всё обсудить, — как Йеннифер бросает стальное в спину:

— Вот только, Юлиан, не думай, что я уйду, — и глаза её пылают, магией наполняются — так, лишь угроза; пока что.

И почему-то становиться по-настоящему тепло на душе.

— А как без тебя то, — оборачивается Лютик. — Согласись, я ведь тоже тебе нравлюсь.

Но Йеннифер лишь исчезает в портале, так ничего и не ответив.