В бункере удивительно тихо, когда Габриэль бесшумно появляется в главном холле. Тусклый желтый свет ламп привычно освещает большой стол и многочисленные книжные полки, едва заметно гудит вентиляция, артефакты мирно и сонно покоятся на нужных местах. Не слышно ни музыки, ни чьих-либо голосов. Непривычно для середины дня. Обычно в такое время здесь можно застать братьев, ищущих очередное дело, или, на худой конец, слоняющегося между книжных стеллажей Кастиэля.
Нахмурившись, Габриэль выученной уже дорогой проходит к нужной комнате. Шаги гулко отдаются эхом по коридорам с закрытыми дверями, создавая неуютную атмосферу. Ему не особо нравится бункер в такие моменты. Дыра под землей, без окон и естественного света, похожая на штаб какой-нибудь военной организации. Когда рядом Сэм, все ощущается по-другому, словно само присутствие человека наполняет большие комнаты теплом, но сейчас бункер – лишь пустая оболочка, лишенная души.
Поймав себя на этой мысли, Габриэль усмехается. Надо же, на старости лет он становится сентиментальным. Пагубное влияние Винчестера, влезшего под кожу, не иначе. Раньше Габриэль не особо уделял внимание местам, в которых находится – слишком быстро он меняет места жительства, чтобы прикипеть хотя бы к одному. Усидеть в одном пристанище для ангела всегда было сложной задачей.
В комнате Сэма пусто. Ровно заправленная кровать, разложенные по полкам вещи. Совсем не к делу где-то внутри просыпается засевшая с недавних пор нежность на эту картину – вспоминается привычка его человека вечно все раскладывать по местам. Странно для охотника, чья жизнь – неизменный хаос.
Еще пару суток назад на этой кровати среди смятых подушек и развороченного одеяла он собирал губами чужой тихий смех и пробовал на вкус теплую кожу. Один из спокойных и ленивых дней, когда можно позволить себе не вылезать из постели до обеда. Габриэль рассчитывал получить то же и сейчас, но следов недавнего пребывания хозяина комнаты не видно. Отправились на охоту?
Прикрыв глаза, Габриэль легким дуновением благодати сканирует бункер на наличие людей и направляется на кухню, откуда чувствуется знакомый отголосок чужой энергии. Услышав приближающиеся шаги, Дин поднимает взгляд от стоящего перед ним экрана ноутбука и, увидев вошедшего, медленно закрывает крышку.
– Не надо стесняться, Дино, – с улыбкой проговаривает Габриэль в привычной манере, – смотреть порно в собственном доме не грех. Кас не против?
– Зачем явился?
– Ауч. Недружелюбно. Мы с тобой ведь почти семья.
Получив в ответ тяжелый взгляд, Габриэль закатывает глаза. В самом деле, эта привычка Дина до сих пор делать вид, что он обижается за тот вторник, просто смехотворна. Прислонившись к косяку двери плечом, Габриэль решает перейти к сути.
– Где лучший из Винчестеров?
– Не здесь.
Ответив коротко, Дин поднимается, направляясь к холодильнику. Звенит стекло бутылок, затем – звук открываемого пива. Движения охотника рубленные и резкие, явно говорящие, что он не в духе, и в Габриэля предательской змейкой заползает холодная настороженность. Если старший Винчестер в дурном настроении, в большинстве случаев это касается младшего. А это уже интересует ангела напрямую. Но, случись что-то действительно плохое, Дин не сидел бы здесь, изображая из себя нахохлившегося воробья.
– Вы поругались, что ли?
Хлопнув дверцей холодильника излишне громко, Дин оборачивается на него, стреляя недовольным взглядом. Порой Габриэлю так и хочется спросить у Каса, как он терпит это недоразумение с недоразвитым эмоциональным интеллектом.
– Что-то не припомню, – язвительно парирует охотник, – чтобы я должен был отчитываться перед тобой о своих отношениях с братом.
Габриэль прищуривается, начиная терять терпение. Он и так жутко устал, помогая разгребать бардак, воцарившийся сейчас на небесах, и теперь вместо заслуженного отдыха верхом на своем охотнике получает скотское поведение старшего Винчестера. Обычно эти двое остаются неподалеку друг от друга даже после ссор. Сэм в одиночестве имеет дурацкую привычку накручивать себя и приходить к странным самоуничижающим выводам, а этого допускать Габриэль не любит. Ему по душе заваливаться на него, оплетая конечностями, и отвлекать поцелуями и дурацкими комплиментами.
– Ты ведь знаешь, что я могу превратить тебя в жабу? – Невинно интересуется Габриэль. – Или в жука. Хочешь стать навозником на пару дней, Дино?
– Можешь, – уверенно отвечает тот, скрещивая ноги на столе явно от знания, что не получит от брата нагоняй за манеры свиньи, – но не превратишь.
Скептический смешок срывается с губ от такой наглости. Габриэлю тут же невыносимо хочется исполнить собственную угрозу, но он чисто из любопытства спрашивает:
– И почему же?
Улыбка Дина нахальная и широкая, когда он отвечает самодовольно:
– Сэмми расстроится.
Вот же гадёныш.
Прищурившись, Габриэль несколько секунд смотрит на него, чувствуя, как начинает закипать. Терпение никогда не было его добродетелью. Всякая наигранность и веселость исчезают из голоса, когда он спрашивает уже серьезно:
– Где Сэм?
– Занят.
– Ты отпустил его на дело одного?
– Это не дело.
– Тогда что?
Их разговор больше напоминает перестрелку рубленными фразами. Неизвестно, чем бы она в итоге закончилась (вполне возможно, жужжащим жуком в банке), но неожиданно посреди кухни возникает Кастиэль в своем неизменном плаще. Взглянув на них, ангел опускает зажатый в руке бумажный пакет из ресторана на стол. По помещению тут же начинает растекаться аромат чего-то аппетитного и теплого. Бургеры, должно быть. Или пирог. Вечно Кас таскает своему придурку еду.
– Габриэль.
Кас кивает приветственно с мягким тоном голоса, и Габриэль против воли немного успокаивается, уже не испытывая такое сильное желание проучить Винчестера. Улыбнувшись в ответ, он тянет едко:
– Ты вовремя, малыш. Дин как раз говорил мне, как соскучился по тебе.
На лице Винчестера мелькает непередаваемый калейдоскоп раздражения вперемешку со злостью.
– Я не-...
– Меня не было всего полчаса, Дин, – с глупой мягкой улыбкой смотрит на него Кас, и человек проглатывает готовое сорваться с губ отрицание, – но я тоже скучал.
Боги. Габриэль не заказывал себе прямой эфир тупой гейской мелодрамы. У него есть своя.
– Вот и прекрасно, голубки, теперь можете уединиться. Кас, где мой Сэмуэль?
Это грязный ход, потому что Кастиэль, не понимающий невербальной вражды между ними двумя и не видящий вопросе никакого подвоха, сдает все с потрохами. Всегда.
– О, – ангел грустнеет, не видя, как Дин пытается отрицательно качнуть ему головой, – в такой день он, должно быть, хочет побыть один.
Габриэль хмурится, не понимая.
– В какой день?
– Сегодня годовщина Джессики, окей? – Не выдерживает Дин, раздраженно принимаясь копаться в бумажном пакете, чтобы ни на кого не смотреть. – Он всегда уходит в этот день.
Замерев, Габриэль обдумывает эту мысль. Вспоминает.
Светлые локоны, красное на белом, огонь, съедающий жар, страх и горе.
Габриэль ловил многие кошмары своего человека по ночам: желтые демонические глаза, оскаленные пасти монстров, ухмылка Люцифера и, с долей вины, картинки окровавленного тела Дина в судорожно сжатых руках. Удивительно яркие и четкие образы, которые он заглушает ласково благодатью, усмиряет, заставляет становиться чем-то иным, приятным и спокойным. Сгорающую на потолке девушку Габриэль не раз заменял простой темнотой. Ночь без сновидений, после которой Сэм всегда просыпается чуть более разбитым, чем обычно.
Со значительной долей тоскливой досады Габриэль кивает и исчезает из бункера, чтобы появиться уже на поверхности. Прохладный ветер тут же приветствует его, принимаясь играться со светлыми волосами ласковым зверьком. Редкие для осени солнечные лучи греют кожу, пока внутри смешиваются неприятные чувства – он не знал, кто это. Думал, что просто очередная жертва, которую братья не успели или не смогли спасти. Одна из многих, что ушли на небеса раньше срока. Габриэль и понятия не имел, что она была кем-то настолько близким.
Глядя на горизонт застроенного вдали городка, Габриэль раздумывает, как поступить. При желании найти Сэма можно даже с рунами, выжженными на ребрах, но хочет ли тот этого? Человеческое горе всегда въедается глубоко, ранит сильно. Многие хотят переживать его в одиночестве, это за годы пребывания в мире людей Габриэль понимает достаточно четко. Но одновременно с этим внутри, где бьется бесполезное сердце, ворочается неприятно волнение.
Сэм всегда чувствует, когда его ангелу ласка или беззлобное подначивание нужнее всего. Оказывается неподалеку, предлагая свое общество, но не навязывая его. Готовый помочь, разделить на двоих, от чего поначалу не привыкший к подобному Габриэль подолгу не мог избавиться от липкого и странного подозрения и вопроса "почему?". "Что он сделал, чтобы получать такое безвозмездно и искренне?"
Со временем эти вопросы растворились, унесенные волнами понимания и принятия. Сейчас ему просто хочется быть рядом, когда Сэму больно.
Чего еще Габриэль не знает о нем? Человеческая жизнь, такая короткая для ангелов, хранит в себе тысячи воспоминаний, о которых он не догадывается. Ему хочется вынуть каждый момент страха и боли, чтобы уничтожить их навсегда. Заменить тем, чего Сэм заслуживает: любовью и лаской, нежностью и смехом. Жаль только, что каждая потеря сделала его человека таким, какой он есть сейчас, да и люди – не конструктор, чтобы перебирать составляющие детальки.
“Габриэль”
Раздается вдруг молитвой в загруженной мыслями голове, и архангел моргает, прислушиваясь к знакомому голосу.
“Дин написал, что ты ищешь меня. Ты можешь прийти, если хочешь”.
Не раздумывая ни секунды, Габриэль переносится к источнику молитвы, чтобы оказаться через мгновение в пасмурном месте. Вокруг невысокие каменные плиты и несколько одиноких голых деревьев. Поздняя осень стылым одеялом накрывает природу, превращая небо в серое месиво.
Кладбище. Что ж, это логично.
Сгорбленная фигура в знакомой коричневой куртке сидит прямиком на холодной земле. Мелкая морось опускается сверху прохладным крошевом, от чего волосы Сэма уже немного влажные. Шагнув ближе, Габриэль останавливается рядом, касается осторожно и почти невесомо ладонью чужой макушки.
– Я думал, ты занят.
Голос человека тихий и сухой. Неслышный почти, осипший. Он смотрит вниз, опустив руки на колени. Запястья свисают безвольно вниз, пальцы наверняка ледяные, и Габриэлю хочется коснуться их, притянуть к себе, чтобы согреть своим дыханием. Вместо этого он просто продолжает стоять рядом, впервые, должно быть, выбирая, какие слова стоит сказать.
– Закончил пораньше, – отвечает тихо, и, не выдержав, добавляет искренне, – мне жаль, Сэмми.
Сэм выдыхает в ответ резко, наверняка растянув губы в короткой улыбке, как он делает всегда, когда ему больно. Кивает, чуть пошевелив кончиками пальцев, и замирает снова. Тишина опускается на них вязкой атмосферой отчужденности. Морось постепенно превращается в настоящий дождь. Одно из эфемерных, невидимых глазу смертных существ янтарных крыльев инстинктивно раскрывается, укрывая человека от холодных капель. С небольшого светлого надгробия в маленькой фотографии улыбается молодая красивая девушка.
– Она ведь в раю?
Вопрос звучит одновременно с надеждой и обреченностью. Прикрыв глаза, Габриэль делает то, что отнимет у него достаточно много энергии, но ему плевать. Потянувшись благодатью к связывающим его с небесами нитям, он отыскивает нужную душу за несколько мгновений. Под веками мелькают образы чего-то светлого, теплого и искрящегося детским смехом. Габриэль в этой душе видит то, о чем до этого не знал.
Сэм любил её.
Какая жестокая, мучительная потеря.
– Её рай – летний день на ферме у родителей. – Проговаривает Габриэль, разбирая картинки весело смеющейся девочки с золотыми волосами. – Она играет с сестрой и кормит лошадей.
Он открывает глаза, когда слышит снизу сдавленный тихий звук. Задушенное рыдание, привыкшее оставаться скрытым годами. Чужие плечи сутулятся еще больше, будто бы в попытке сжаться во что-то маленькое, и Габриэль не выдерживает, присаживаясь рядом, протягивая руки, предлагая то, чего никому до этого никогда не давал. Утешение.
У Сэма покрасневшие веки и мокрые ресницы. Холодный нос обжигает теплую кожу шеи Габриэля, когда человек прислоняется к нему, пряча свое лицо. Рукой по спине, щекой к макушке, продолжая защищать от дождя. Габриэль бормочет успокаивающую чушь, не особо задумываясь о том, как они выглядят со стороны, и не испытывает ни малейшего намека на ревность.
Все, чего хочется, – это успокоить, заземлить, дать понять, что он здесь. Что не обязательно проходить через это одному, втихаря от всех убегая скорбеть в одиночестве. Сэм дает это Габриэлю каждый день, так почему он решил, что не может получить то же в ответ?
Дождь усиливается, становясь мерзким осенним ливнем, но вокруг них все еще остается относительно сухой пятачок земли. Сэм замечает это только через пару минут, когда, отстранившись, пытается подняться. Затекшие ноги, видимо, держат не очень хорошо, и Габриэль держит его за локоть, не переставая касаться. Тянется свободной рукой вверх, кладет её на чужое лицо, и Сэм, прикрыв глаза, жмется холодной щекой к его ладони. От этой картины в груди щемит больно одновременно и нежность, и боль за любимого человека.
– Пойдем домой?
Голос Сэма все еще тихий, когда он выдыхает это предложение, и Габриэль кивает. Теперь ему нужно согреть своего человека. Укутать и в одеяло, и в свое теплое, надежное присутствие.
Прежде, чем они исчезают с кладбища, у могилы из ниоткуда появляется красивый белоснежный букет лилий.