Механический шум закипающего чайника навевает тоску и сонливость. Грозовое небо за окном, превращающее тусклость поздней осени в удручающий монохром, вызывает желание добраться до подаренного лет пять назад и до сих пор не тронутого вина. Но нельзя ни спать, ни добавлять в свою жизнь каплю алкогольного дурмана сомнительного срока годности: до дедлайна остаются считанные часы, а недописанная статья так и мерцает на мониторе ноутбука угрожающе-красными цифрами антиплагиата, не желая переписываться самостоятельно.
Иногда Цзян Яньли — гордость факультета, разочарование матери, лишний росток на семейном древе отца — задаётся вопросом, когда конкретно она свернула на дороге своей жизни в сторону топкого болота, да так в нём и застряла. Когда бросала лучший университет страны, понимая, что её совсем не тянет к цифрам и экономике? Когда, вернувшись с очередных неудачных смотрин, побросала в сумку первые попавшиеся вещи и сбежала из дома, так и не сняв чертовски неудобное платье? Когда, отчаянно боясь гнева матери и старших родственников, поспешно избавлялась от телефона и брала билет на ближайший поезд в самый далёкий от её родных мест город, до которого только могла добраться? Ни одно из этих решений, вспышек запоздавшего подросткового бунта нельзя было назвать верным, и все они привели её сюда, на тесную кухоньку отсыревшей съёмной квартиры, где из прошлого с ней остался разве что ноутбук с полустёршейся клавиатурой.
Сейчас Цзян Яньли — девушка за двадцать пять, окончательно потерявшая свою призрачную привлекательность на рынке невест, зарабатывающая на жизнь репетиторством и написанием статей в малоизвестный, но платящий на удивление неплохие гонорары журнал. У неё есть младший брат, которого она вживую не видела уже пять лет, сосед по площадке, ставший ей вторым младшим братом, и с полтора десятка заблокированных контактов, принадлежавшим старшим членам семьи. Она научена быть хорошей женой и послушным ребёнком — жаль, что эти навыки оказались совершенно лишними в самостоятельной жизни. Остались только знание трёх языков, умение складывать иероглифы в слова, а слова — в статьи, ну и вбитые на уровне рефлексов манеры, которые выглядят смешно, когда на тебе одежда стоимостью в один ужин твоей матери.
Цзян Яньли не жалеет. Но временами смотрит на разбитую старую набережную, виднеющуюся за окном, и вспоминает совсем другие пейзажи.
Чайник оглушительно щёлкает. Цзян Яньли заваривает зелёный чай — много кофеина, мало смысла жизни, — с хрустом потягивается и вновь садится за работу. Антиплагиат сам себя не преодолеет, нужный объём волшебным образом не напечатается, а деньги на аренду квартиры не упадут ей на карту из ниоткуда — к сожалению. Если ей повезёт с парочкой дополнительных заказов, то можно будет купить очки: зрение уже начинает понемногу подводить после долгой работы за компьютером, а потерять возможность нормально читать раньше тридцати пяти лет, как это случилось с матушкой, Яньли совсем не хотелось.
Время проходит незаметно за размеренным стуком клавиш и рассеянным шумом с улицы: разгорается день, прибывают люди, становится больше машин. На противоположном берегу реки слышатся отзвуки громкой музыки: возможно, что-то празднуют на отремонтированном участке набережной. Рядом с домом Цзян Яньли гуляют либо заблудившиеся прохожие, либо молодёжь, находящая своеобразное очарование в разбитых плитах и перилах, которые, казалось, были способны рассыпаться от легчайшего прикосновения. В какой-то момент начинается дождь, музыка стихает, и становится ещё темнее — только голубоватый свет монитора прорезает полумрак и оседает на бледном лице, тонкой шее и острых, выпирающих ключицах.
Чуть поодаль загораются первые фонари, когда статья оказывается дописана, а чай — допитым окончательно. Не остаётся даже горсточки для нового заваривания, и Цзян Яньли с неудовольствием заключает: её запасы, пополненные буквально неделю назад, окончательно истощились. Пора либо перестать поглощать чай в таких количествах, либо переходить на что-то ещё, вот только кофе она, увы, не переносит совершенно, а при единой мысли об энергетиках в правом боку начинает намекающе покалывать. О том, чтобы хоть как-то исправить свой нечеловеческий график «пока дышу — работаю», Яньли даже не задумывается: стоит ей немного сбавить темп, и справляться станет гораздо тяжелее. Хотя бы даже с собственным желанием написать матери впервые за эти годы, что определённо приведёт к очередной катастрофе.
Поэтому она подсчитывает оставшиеся деньги, прикидывая, на чём бы сэкономить ради пакетика нормальной заварки, заглядывает в прогноз погоды — ветер и дождь, ничего нового, но и ничего хорошего, — и быстро одевается, намереваясь сразу после похода в магазин подремать хотя бы пару часов. Плащ слишком тонкий для поздней осени, зато под ним тёплый свитер — не всё же Вэй Ину дарить ей вина и приправы на праздники, — и не менее тёплые брюки, оставшиеся ещё со школьных времён, но до сих пор подходящие по размеру. Шею и едва ли не половину лица закрывает объёмный вязаный шарф, чей солнечно-золотой оттенок заметно потускнел за прошедшие годы, но это совсем не мешает ему согревать её даже в самые холодные дни. Что грело больше — сама пряжа или же воспоминание о том, как А-Чэн покупал понравившийся ей шарф на собственные карманные деньги, пытаясь хотя бы немного приободрить её после первых неудачных смотрин, — было уже неважно.
Вечерняя улица встречает её ледяными брызгами в лицо и порывом промозглого ветра. Яньли укутывается в шарф по самые глаза, думает о том, что перед очками не помешало бы купить новый зонт вместо сломавшегося в прошлом году, и едва ли не бежит к чайной, где продают её любимый чай, собирая чуть встрёпанной макушкой щедрую осеннюю морось.
Вокруг практически никого, только стайка подростков дурачится где-то в подворотне — слышится звонкий смех и чуть приглушённая попсовая музыка. Цзян Яньли петляет знакомыми узкими улочками, согревая дыханием озябшие пальцы. Она не помнит, где оставила свои перчатки, но давно привыкла их терять, поэтому уже не волнуется, только решает наконец-таки перестать тратить деньги на покупку новых. Всё равно ведь не протянут дольше пары недель, так в чём смысл? А вот о пальто следует задуматься, пока не настала зима: вряд ли тёплый свитер будет спасать её в морозный январь.
Маленькая чайная, уютная, но расположенная слишком уж неудобно, чтобы быть замеченной случайным прохожим, пахнет свежей выпечкой и чем-то цветочным. За единственным занятым столиком сидят двое завсегдатаев: светловолосая эмигрантка из России, которая как-то посоветовала Яньли хорошие лекарства от вечно ноющей спины, и довольно угрожающего вида высокий мужчина, на удивление неплохо разбирающийся в десертах. Они нередко сталкиваются здесь, но имён друг друга не знают; впрочем, это не мешает им обмениваться приветствиями и ничего не значащими фразами.
Юноша за стойкой — непримечательный мальчик с чересчур примечательной фамилией — мягко улыбается ей, едва услышав музыку ветра при открытии двери.
— Добрый вечер, молодая госпожа, — его тихий голос звучит едва ли громче завываний ветра за спиной, но этого хватает, чтобы согреться мягкими интонациями.
— Добрый вечер, — Цзян Яньли невольно улыбается, почти привычно скользя взглядом по золотистому бейджику.
«Цюнлинь» — выгравировано изящным, чуть витиеватым шрифтом. «Вэнь Нин» — вспоминается лицо мальчика из выпускного альбома А-Чэна времён начальной школы.
— О, добрый вечер! — радостно восклицает светловолосая девушка, приветственно взмахивая рукой. — Давненько не виделись. Не желаете выпить с нами чаю?
Её китайский звучит грубо и режет слух, но Яньли не жалуется. Она вежливо улыбается знакомой незнакомке и склоняет голову в ответ на кивок обернувшегося к ней грозного мужчины. Он скользит по ней ничего не выражающим взглядом, а затем на короткое мгновение смотрит чуть вбок; его лицо слегка меняется, но мужчина разворачивается раньше, чем это изменение получается уловить и расшифровать.
— Спасибо, но я спешу домой, — мягко отказывается Цзян Яньли. — Может быть, в следующий раз.
— Точно? — девушка выразительно приподнимает подведённую коричневым карандашом бровь. — У нас сегодня… — она забавно хмурится и быстро проговаривает по-русски что-то почти беспомощное, с мольбой посмотрев на своего спутника.
— Билочунь, — глубокий голос незнакомого знакомца вызывает невольную дрожь, хотя и звучит спокойно, практически умиротворённо.
— Вот, — его спутница прищёлкивает пальцами и широко улыбается. — Точно не хотите попробовать? Цюнлинь говорит, это свежий урожай.
Юноша чуть смущённо улыбается и заправляет за ухо выбившуюся из забавного короткого хвостика прядь.
— Это действительно свежий сбор, — на его щёки ложится очаровательный румянец. — Этот сорт не для продажи, сестра прислала его для пробы… Если хотите, я могу дать вам немного.
Цзян Яньли уже приоткрывает губы, чтобы отказаться от довольно привлекательного, но всё же вряд ли уместного предложения, но её прерывает весёлый голос молодой девушки:
— Соглашайтесь, чай просто волшебный! Да и вы тут постоянный посетитель, почему бы не запустить этакую программу лояльности? — она подмигивает Цюнлиню, и тот смущается ещё сильнее.
Чтобы не ставить никого в неловкое положение, Яньли принимает неожиданный подарок. Она разбирается в хорошем чае и знает, что этот сорт стоит куда больше, чем она может себе позволить на данный момент, а потому маленький дар кажется ещё более драгоценным и приятным. Она берёт и запланированный пакетик самого дешёвого в этом магазине чая, оставляя сверху чуть больше юаней, чтобы хоть как-то отблагодарить Цюнлиня за доброту, и, спрятав покупки под плащ, покидает гостеприимную чайную.
За несколько минут дождь успевает поутихнуть, и остаются только совсем мелкие крупинки воды, капающие с крыш и деревьев. Почему-то идти обратно прежним путём не хочется, и Цзян Яньли решает сделать небольшую дугу, пройдя по старой набережной. Она слишком давно не выходила на прогулку, так что это отличный шанс подышать свежим воздухом, прежде чем работа снова поглотит её.
Фонари горят везде, и только разбитая набережная утопает во мраке. Граница между светом и тьмой очерчивается резко, проходя практически ровно по линии между свежей, недавно положенной плиткой и старой брусчаткой. Темнота не пугает: даже в ней окружение просматривается довольно хорошо благодаря пятнам света, падающим из окон ближайших домов, и Яньли идёт в медленном темпе, рассеянно любуясь далёкими разноцветными огнями на чёрной ряби воды.
Когда она приехала сюда впервые, разруха вызывала у неё только страх, но самая дешёвая квартирка нашлась именно здесь, и выбора не оставалось. За прошедшие годы пришло привыкание, и Цзян Яньли научилась находить своеобразную, почти мистическую красоту разрушенных сооружений и старых поломанных плит, сквозь которые прорастали пучки травы. Когда она брела здесь ночью, окружённая тишиной и полутьмой, казалось, словно её переносило куда-то на грань миров. Несколько шагов вперёд — и взгляд уловит лёгкую рябь пространства, за которой скрывается совсем другая вселенная, в которой она, быть может, живёт чуть более счастливо.
В той вселенной она не терпит унижение за унижением на смотринах, когда молодые люди и мужчины смотрят на неё с пренебрежением, а затем в лицо или через соцсети говорят, что могут найти вариант и поинтереснее. У неё хорошие отношения с родителями, и ей не приходится рвать связь даже с любимым братом, чтобы наконец-то ощутить себя хотя бы в относительной безопасности, без удушающей петли на шее. Там она знакомится с Вэй Ином благодаря какому-нибудь нелепому случаю, а не из-за того, что у неё случился нервный срыв прямо на лестничной площадке, и он оказался единственным, кто не ругался на шум среди ночи, а решил ей помочь. Возможно, у неё… Даже есть возлюбленный? Правда, на этом моменте её фантазия всегда даёт сбой, и у Яньли не получается даже приблизительно представить внешность своего любимого человека, но какой-то размытый образ в золотистых цветах вспыхивает всегда, вызывая щемящую нежность пополам со скорбью и тоской по недостижимому.
Воображаемая параллельная вселенная так хороша, что иногда становится тошно. Поэтому Цзян Яньли хоть и любит прогулки по старой набережной, они никогда не длятся слишком долго. Вот и сейчас она ускоряет шаг — лишь для того, чтобы по неосторожности задеть кого-то плечом.
— Эй! — возмущённый мужской голос заставляет её вскрикнуть от неожиданности, как и внезапное столкновение.
Спустя секунду в лицо Яньли светит фонарик мобильного; она беспомощно жмурится от слишком яркого света, прежде чем прохожий всё же догадывается чуть опустить свою руку.
— Ах, я… Извините, — неловко бормочет она, пытаясь сморгнуть выступившие слёзы и заново привыкнуть к полумраку.
— Смотрите, куда идёте, — пробурчал молодой человек, но уже не так раздражённо. — Почему вы вообще ходите тут одна, да ещё и без света?
— Я часто гуляю здесь, поэтому свет мне не нужен, — отвечает Цзян Яньли, почему-то ощущая, как лицо начинает гореть от стыда.
Слишком давно её не отчитывали за беспечность, и то, что это делает случайный незнакомец, совсем не добавляет душевного равновесия.
— Да? Оно и видно, — фыркает он с явным скепсисом.
Яркий свет скользит чуть ниже, по её шарфу, а затем по чересчур тонкому плащу и старым сапогам. Молодой человек никак не комментирует её жалкий внешний вид, но всё равно невольно отклоняется назад, как будто столкнулся с чумной больной. И вот это обижает и даже немного злит.
Если уж на то пошло, он на этой старой набережной смотрится куда более неуместно. Модная аккуратная стрижка, дорогой даже на вид чуть распахнутый плащ — тоже тонкий не по погоде, к слову, — щегольская золотистая рубашка, зауженные брюки, выглядящие так, словно их только что купили в модном бутике, уже заметно измазанные в грязи светлые кожаные туфли. Яньли, по крайней мере, вписывается в окружающую разруху, в то время как этот чересчур раздражительный — и красивый, что уж там, — молодой человек будто бы вывалился из пространственной дыры и понятия не имеет, как вернуться в свой мир богатства и процветания.
Уязвлённая гордость не позволяет Цзян Яньли оставить чужой подкол без ответа.
— А вы не боитесь, что вас ограбят? — она окидывает выразительным взглядом дорогую одежду незнакомца, невольно задержавшись на смартфоне, который тот всё ещё сжимал в руках.
Последнюю флагманскую модель известного производителя она узнаёт без труда, но её внимание привлекает далеко не это. У гаджета оказалась занимательная задняя панель: насыщенно-фиолетовая, с тонкой золотой гравировкой в форме лотоса. Наверняка сделана под заказ, в магазинах такую точно не найти.
Поймав её заинтересованный взгляд, молодой человек заметно напрягается и крепче сжимает пальцами свой смартфон. Неужели и впрямь побоялся ограбления? Как будто хрупкая девушка в два раза тоньше его и головы на полторы ниже сможет ему сделать хоть что-то, в самом деле.
Поняв, что это была не угроза, а маленькая шутка, незнакомец вдруг жарко краснеет и вздёргивает подбородок в жесте, который должен был показаться высокомерным, но отчего-то получается практически трогательным. А-Чэн тоже имел привычку так хорохориться, чтобы показаться выше и увереннее, и эта схожесть заставляет Яньли улыбнуться. Как хорошо, что эту улыбку скрывает шарф, и молодой человек ничего не успевает заметить.
— Не ваше дело! — вспыхивает он и неловко пытается убрать смартфон в карман, но промахивается и раздражённо хлопает себя им по бедру. Его лицо вновь скрывает полумрак, но оно наверняка пылает ещё ярче, чем прежде.
Цзян Яньли пожимает плечами. Это действительно не её дело. Хочет кто-то найти приключений в ближайшей подворотне — пожалуйста, никто не заставляет этого самого кого-то ходить по тёмным подозрительным местам. Богатые мальчики не появляются здесь просто так, и это уже должно было немного насторожить, но Яньли почему-то остаётся на удивление спокойной.
Этот красивый юноша — заблудившаяся в мире смертных звезда, не иначе, — что-то бормочет себе под нос и поспешно огибает её, устремившись куда-то восвояси. Яньли продолжает свой путь домой, но вдруг слышит стремительно приближающиеся шаги — шлёпанье по лужам и раздражённое сопение становятся громче.
— Постойте, — его голос звучит всё так же раздражённо, но неуверенность заметно смягчает грубость интонации.
Цзян Яньли с вежливой улыбкой оборачивается, но на всякий случай нашаривает в кармане ключи. Не такое уж грозное оружие, но для ошеломления противника хватит, а там можно и ускользнуть, спрятавшись в лабиринте узких улочек.
— Да? — уточняет она, глядя на раскрасневшееся лицо молодого человека, к высокому лбу которого прилипла взмокшая чёлка.
— Вы… — он сконфуженно ведёт плечами и дёргает уголком губ. — Вы же местная, да?
Яньли кивает и продолжает взирать на него с вежливым интересом. Молодой человек начинает нервничать и смущаться ещё больше, хотя, в сущности, ничего особенного не происходит. Он настолько не привык общаться с людьми? Или ощущает неловкость от своей прошлой грубости?
У Цзян Яньли имеется опыт общения со строптивыми юношами: в конце концов, она чуть ли не самостоятельно воспитала А-Чэна. Поэтому она терпеливо ждёт, когда незнакомец сформулирует мысль и наберётся сил, чтобы произнести её вслух.
— Вы не подскажете, где… — он вздыхает так сокрушённо, словно делает самую большую ошибку в своей жизни. — Вы не подскажете, где находится «Капля солнца»? Я пытался отыскать её по картам, но мой навигатор сходит с ума.
Если Яньли и удивляется, услышав название любимой чайной, то не подаёт виду. Разве что её улыбка становится чуть теплее, правда, за шарфом этого не видно.
— Конечно, — она кивает и чуть ли не смеётся, когда молодой человек выдыхает с видимым облегчением. — Вам где-то нарисовать дорогу, или вы поймёте так?
Незнакомец, теперь уже не такой грубый и раздражённый, ненадолго задумывается, а затем запускает руки в карманы плаща, доставая оттуда маленькую карточку и какой-то совершенно неуместно простенький огрызок карандаша. Цзян Яньли знает, что люди его статуса уделяют внимание даже таким незначительным деталям, как подручные канцелярские принадлежности, а потому этот будто бы даже чуть пожёванный с одной стороны карандаш особенно сильно бросается в глаза.
— Это моей подруги, — почему-то оправдывается молодой человек, снова жарко краснея. — Она назначила мне встречу, но не скинула нормальные координаты.
«Как и всегда», — явно хочет добавить он, судя по скисшему лицу, но сдерживается. Яньли с трудом подавляет смешок.
Карточка вполне ожидаемо оказывается визиткой — Цзян Яньли из вежливости даже не стала вчитываться в имя, но знакомое золото пионов заставляет её сердце пропустить пару ударов, а ладони похолодеть, — и на её обратной стороне вполне удобно рисуется схема дороги.
— Вот, — она протягивает свою чуть кривоватую, но вполне понятную карту юноше. — И, пожалуйста, в следующий раз просите вашу подругу передавать координаты более ответственно. Или звоните ей, если уж потерялись.
Лицо молодого Цзиня — интересно, которого из? — снова заливает краска.
— Если бы она ещё брала телефон с собой, — бормочет он себе под нос, а затем вежливо кланяется. — Спасибо вам. И… Простите за грубость.
Извиняется он с большим трудом, но Цзян Яньли оценивает искренность по достоинству.
— Ничего страшного, вы тоже извините меня, — она улыбается и чуть приспускает шарф, чтобы выражение её лица стало заметным. — Надеюсь, ваша встреча пройдёт хорошо.
— А-ага, — почему-то запинается юноша, а затем неловко отводит глаза в сторону, прочищая горло. — Спасибо.
Яньли вежливо кивает ему напоследок и уходит прочь, вновь скрываясь во тьме старой набережной, которую уже не расцвечивает холодный свет фонарика. В какой-то миг кажется, что позади слышится далёкое чертыхание, но она не оборачивается: слух вполне мог её обмануть, а попасть в очередную неловкую ситуацию ей совсем не хочется.
Она возвращается в свою отсыревшую квартирку, выгружает на стол весь добытый чай и снова кипятит воду, заодно пробуждая ноутбук ото сна. На этот раз никакой работы, только расслабляющая музыка на фоне и электронная книга, которую она ещё не закончила читать. Надо продержаться ещё хотя бы три часа, чтобы заснуть ночью и проснуться в нормальное время, а не как обычно, так что ей предстоит небольшая битва с собственным измотанным организмом. Но эта мысль отчего-то не вызывает привычную тоску.
Цзян Яньли достаёт из холодильника остатки шоколадного бисквита, устраивается за столом и включает музыку. Прежде чем программа с книгой успевает прогрузиться, она видит своё отражение — и вдруг понимает, что улыбается.
Неловкий молодой Цзинь, показавшийся сначала простым грубияном, отчего-то вызывает в ней небывалую лёгкость и желание рассмеяться. Милый юноша, с непонятной нежностью думает Яньли, отпивая глоток и впрямь восхитительного чая, оставляющего чудесный цветочный привкус на языке.
Ей кажется, что стоит только закрыть глаза и вдохнуть поглубже — и она окажется у маленького пруда с лотосами, держа под локоть чуть подрагивающего от волнения возлюбленного. Его лицо очаровательно покраснеет, когда он признается, что обустроил этот пруд сам, и Яньли рассмеётся мягко, прежде чем коснуться губами горячей от румянца щеки. В его золотистых глазах отразятся все звёзды вселенной, прежде чем его тонкие губы изогнутся в нежной улыбке, с которой он поцелует её в висок.
Какая хорошая фантазия. Ей обязательно стоит переложить её на стихи, прежде чем эта маленькая весна, распустившаяся в темноте глубокого осеннего вечера, окончательно угаснет.
С этой мыслью Цзян Яньли в очередной раз сбегает от реальности в красочный книжный мир.